Как раз под юбилей советской армии, Виталик умудрился показать лучший результат в школьных лыжных гонках. Физрук Владимир Иванович Никишов недоверчиво оглядывал его фигуру:
– Тебе бы гимнастом или штангистом быть, ну, борцом. Как же ты так шустро на лыжах катаешься?
Сын агронома, самый низкорослый в классе, скромно пожимал плечами…
В марте погиб во время тренировочного полета Юрий Гагарин, вместе с полковником Серегиным – своим начальником. Он оказался третьим погибшим из отряда космонавтов после Бондаренко и Комарова, если не считать Григория Нелюбова. Прах Гагарина и Серегина замуровали в кремлевской стене…
Вскоре пришла нежданная и знаменитая «Пражская весна». События ее общеизвестны, поэтому ограничусь маленьким упоминанием: В конце лета, на штыках «Варшавского договора» к власти в Чехословакии пришел Густав Гусак…
Все лето, за маленьким исключением Виталик провел у бабушки, в деревне Волково, в ее огромном доме. Вместе с двоюродными братьями он ловил рыбу, что надолго стало его увлечением, загорал и, попросту развлекался. Его счастливый дар избегать драк и конфликтов развился в нем еще более.
Под самый новый год, когда уже начались зимние каникулы, впервые поднялся в небо сверхзвуковой ТУ-144 – конкурент «Конкорда». Гениальный НК – Николай Кузнецов, конструктор и генерал, находился в рас цвете сил и разрывался между авиацией и космонавтикой, создавая двигатели для обеих отраслей, в том числе НК-33 для мега-ракеты Н-1.
Год, следующий запомнился конфликтом на острове Даманский и лунной экспедицией американских астронавтов.
А в памяти Виталика и моей тоже, гораздо отчетливее сохранились поездки в Москву за продуктами и поездки «на луга», в Луховицкий район. Согласно традиции, перед праздником «Троица», в Москву снаряжались три грузовые машины ГАЗ-51.
В кузов набрасывали немного сена и все желающие (вот демократизм!) набивались в кузова и за счет интерната ехали за деликатесами. Покупали их разумеется за свои деньги, но дорога была бесплатной. Прекрасно помню, как остановились три наших грузовика на улице Горького и прежде, чем народ стал выпрыгивать из кузова, толстенный директор вечерней школы Алексей Петрович Фомин, обратился к Виталику и ко мне:
– Глядите ребята, это и есть, тот самый Елисеевский магазин.
Мы глупо пожали плечами – нам это название ни о чем не говорило и шустро сиганули на тротуар.
Женщина средних лет, по тогдашним меркам довольно изыскано одетая, скривив губы, презрительно произнесла, ни к кому конкретно не обращаясь:
У, весь колхоз приехал!
На нее мы не обратили особого внимания, зато Виталик толкнул меня в бок и восторженно зашептал:
– Гляди, сколько девок в мини-юбка!
Возвращались из Москвы, разумеется, пьяные и с песнями…
Счастливые и давно ушедшие времена, когда один гаишник – могучий Володя Шилкин управлялся со всем городским и районным дорожным движением и мог запросто выпить более пяти бутылок водки. Как несокрушимо он восседал на казенном мотоцикле «Урал», напоминая чем-то рыцарей средневековья.
Ушлый и грамотный читатель, может упрекнуть меня в том, что я пропустил олимпиаду в Мехико, хотя до этого придерживался спортивной тематики. На подобный упрек отвечаю: пропустил умышленно, ибо прыжок Бимона, скорее оттолкнул нас слегка от спорта, из-за своей нереаль ности – бессмысленно стало даже пытаться совершить что-либо подобное. К тому же, я пропускаю неподъемную массу событий того времени, по причине объема повествования и не хочу засорять его избыточной по моему мнению информацией.
Зато осенью 1969г. На советском спортивном небосклоне зажглась подлинная спринтерская звезда – Валерий Борзов неожиданно выиграл первенство Европы на стометровке.
К зиме 1969-70гг, умерли почти все бывшие «благородные девицы» интерната, в том числе моя «крестная» Кристина Семеновна. Дед, Иван Лисицин скончался двумя годами ранее. Какая же снежная и метельная она выдалась. Тропинки от входных дверей тянулись вдоль снежных валов выше человеческого роста. Весь февраль завывали метели, насыпая и трамбуя снег. Хоккей пришлось забросить. Даже Виталик, самый упорный из нас, отчаялся расчищать каток из-за непомерных сугробов. В эту же уникальную зиму, он впервые продемонстрировал прочность своей головы и шеи. Дело происходило следующим образом: между березой и ветлой, на высоте около пяти метров натянули веревку и все без исключения ребята, показывали свою удаль и ловкость, перебирались при помощи рук и ног с одного дерева на другое. Агрономов сын решил повыпендриваться и отпустил руки, думая удержаться на веревке при помощи ног. Полет был коротким; через секунду последовал удар головой об лед. Завязанная шапка слегка смягчила удар и происшествие осталось без последствий. После этого случая, Виталик многократно подтверждал прочность своего черепа…
Всю зиму ждали юбилея Ленина и чемпионата мира по хоккею. Призы брали исключительно европейские команды. Главных претендентов было три – СССР, Чехословакия и Швеция, к ним по классу примыкала сборная Финляндии. Отчаянные поединки, настоящие рубки – СССР – Чехословакия никого не оставляли равнодушными.
Столетие Ленина не отметили выходным днем, слегка разочаровав жителей страны.
Советский Союз вновь показал всему миру, где живет самый сильный человек планеты. Мощнейший богатырь Василий Алексеев буквально раздавил соперников своими результатами.
Под стать ошеломленным достижениям штангиста случилось и половодье 1970г. Ребята всех возрастов плавали на льдинах и Виталик умудрился всего пару раз кувыркнуться в ледяную воду. Остальным повезло меньше – раз по пять, семь, а то, все десять пришлось им поплавать и сушиться у костра, дрожа всем телом и лязгая зубами. Воспаление легких никто не схватил.
За первое место по сбору макулатуры, которое обеспечил Виталик, принеся кипы отцовских газет, класс отправили летом на два дня на Оку.
Серьезный и важный водитель «Газона» Николай Гусев, подкатив к школе, безапелляционно заявил:
– Король – со мной, за папоротником на подстилку, остальные пешком через Троицу.
От Колычева до Маливо, четырнадцать километров грунтовой дороги. Школьники с учителями весело тронулись в путь налегке, а Виталик с шофером поехали в объезд, по асфальту, а это расстояние достигало более тридцати километров.
– Смотри внимательно – наставлял начитанный Николай – вот тебе урок географии. На твоих глазах лесная зона превратиться в степь.
Виталик недоверчиво улыбнулся:
– Как это?
– Сейчас увидишь.
Километрах в пяти от Колычева, между деревнями Кузьминки и Карповская, справа от дороги, среди сосново-березового леса нарвали большую кучу папоротника. Королев младший от усердия порезал все пальцы рук об эту крупную и довольно прочную траву. Редкие белые облака медленно плыли на северо-запад. В лесной тени носились крупные комары и щебетали птицы.
Лес, действительно, вначале хвойный, затем смешанный елово-березовый, сменился березняком, чем южнее, тем более редким, а затем за селом Горки, Коломенского района исчез совсем…
Окровавленные руки Виталика перебинтовала математичка Антонина Львовна. Его даже хотели отправить домой, но немного подумав, помиловали. Оба дня, он околачивался в окресностях озера Петровское, близ Оки, купаться ему запретили…
…Летом следующего года, сразу после кончины моего родственника тридцатитрехлетнего дяди Славы, который упился насмерть на очередную «Троицу», произошел нелепый случай, который до осени разделил улицу Перспективную на два враждующих лагеря. Человек пять-шесть ребят слонялись без дела около пруда, в их числе находились Виталик, Вовка Карташов и я. Вовка поймал на берегу ящерицу и стал запускать ее в воду, наблюдая, как она плавает. Остальные возмутились:
– Не мучай животное!
– Да пусть плавает – ответил Вовка, снова поймав подплывшее к травянистому берегу пресмыкающееся.
Тут я гневно заорал:
– Брось!
Вовка растерялся и зашвырнул ящерицу далеко в воду. К ней тут же бросилась утка и мгновенно ее сожрала.
Пока парень беспомощно озирался по сторонам и соображал, что случилось, он получил десятка полтора тумаков. Отбежав на безопасное расстояние, невольный душегуб, прокричал:
– Я вас изловлю, ждите теперь!
Начались с этого дня засады и драки на резиновых дубинках, которые изготовили из уплотнителей автомобильных и тракторных стекол.
Виталик мгновенно скрылся в деревне Волково и до осени не показывал носа в своем доме, чем заслужил презрение обоих враждующих сторон.
Пионерский лагерь отжил свой последний сезон и переехал на шесть километров поближе к Егорьевску. Навсегда отзвучали горны и отгремели барабаны, отгорели и остыли прощальные костры. Стало непривычно тихо с старом парке и только многосотенные стаи грачей остались его обитателями. Эти грачиные тучи, поднимаясь в воздух, загораживали солнце на пару минут, на время полета.
Я не стал уделять много места для лагеря по той причине, что Виталик, в отличии от остальных ребят, ни с кем там не дружил.
Для нас же, пионерлагерь «Чайка», остался в памяти веселым, романтичным с грустинкой прошлым, в которое уже никогда не вернуться.
…Всю зиму строили снежные крепости, от крошечных, до огромных, с многоэтажными башнями. К февралю, вдоль всей улицы, позади домов высились белые бастионы. Самые прочные возводили во время оттепели из сырого снега, который после замерзания превращался почти в лед. Это зимнее строительство было наибольшей страстью Виталика, даже интерес к Таньке с соседней улицы, на которую он частенько заглядывался, проявлялся меньше строительного азарта. Из собственного сарая, он стащил две веревки с охапкой тонких поленьев и смастерил веревочную лестницу, для лазания на высоченную башню…
Грянули Олимпийские игры в Саппоро. Советские лыжники, во главе с Вячеславом Ведерниковым и Галиной Кулаковой показали свой суперкласс. Хоккейная сборная не отстала и разгромила грозных чехов со счетом 7:2. Страна ликовала.
Еще с осени стал ходить рейсовый автобус через Колычево, до Троицы. Странный термин. Почему поезда, корабли и рейсовые автобусы ходят? Неудивительно, что иностранцам чрезвычайно сложно постичь русский язык, если даже Виталик, коренной абориген, его не осолил.
Запуск автобусных рейсов здорово отразился на спортивных результатах. Еще бы, многие, только на ходьбу в школу и обратно прошагивали по 8-9 километров. Благодаря прогрессу, по всей стране началась медленная атрофация населения. Другой физрук, тоже Владимир Иванович, но, уже Хориков – будущий полковник, горестно вздыхал и стыдил нас за скромные результаты лыжных гонок. Один «Бубновый» не потерял класс. Владимир Иванович так и сказал, осекся и сам себя поправил:
– Только Виталий Королев молодец!
…С мая установилась теплая сухая погода. Дождь, довольно серьезный, с грозой, случился на праздник «Троица», после обеда. Этот дождь оказался последним за все оставшееся лето. Сезон купания в 1972 году оказался рекордно длинным – с середины мая, до начала сентября.
2 июля отмечали день рождения Лешки Губарева. История этих дней рождения стоит отдельного описания с пояснениями. Лешка был младше нас, рос в условиях полу тепличных, но тянулся к нам всей душой, глядя на нашу вольницу и ненавидя постоянную опеку над собой, со стороны домашних. Раз в году, на день его рождения, строго отобранную бабкой и матерью компанию, в которую входили Виталик, я, мой брат Мишка и сестра Люба, соседка Вера и ее двоюродный брат Сережка «Пряник», приглашали к столу, но не в дом, а во дворе, под вишней. Избранная компания готовилась заранее. Подобно голодным волкам, мы вышагивали вдоль ограды из теса, заглядывали в щели, наблюдая за накрытием стола и держались ближе к калитке. Остается только догадываться, что о нас думала семья Лешки, но тогда, нам было глубоко на это наплевать. Интересно, что Виталик охотно перенимал наши повадки, хотя ему частенько перепадало от родителей за подобное.
Стол накрыт. «Пряник» копытит землю от нетерпения и перечисляет:
– Двадцать бутылок лимонада, четыре торта, конфеты, апельсины и еще, не пойму, что…
Открывается шпингалет калитки, и мы мчимся к столу. Какой там именинник!
Какие поздравления! В лучшем случае ему дают место за столом. Шум, смех, откупоривание бутылок и пожирание всего подряд. Разыгрывается настоящая вакханалия, особо свирепствует «Пряник». Бабка и мать Лешки удаляются в дом оскорбленные до глубины души.
Минут через двадцать, когда наелись до крайней степени, начинается перекидывание оставшегося лимонада через забор, в наш огород. Потом, через силу, пытаемся запихнуть в себя остаток сладостей и обрываем вишню, под которой идет пир. В 1972 году вишня созрела необычайно рано. Она нам и нужна то не была, но из принципа нарвали целую коробку из-под торта. Через час мы лежали на траве, в прогоне между моим домом и бараком, маясь животами.
Не спешите думать, что праздник на этом заканчивался; ничего подобного. Через час – полтора, толстый и вечно полуголодный «Пряник» поднимался и шел высвистывать Виталика из дома; смывался из-под опеки Лешка, подходили другие ребята и вся компания мчалась в сад подсобного хозяйства. Виталик был нужен для того, чтобы нас не прогнали ненароком. В саду, насобирав клубники, а также из глупости недозрелый «белый налив», возвращались назад, продолжить пиршество, уже в более широкой компании. Но и это еще не конец. Ближе к вечеру сдали пустую посуду в «Кабаре», где нам налили трехлитровый бидончик лимонада…
Наступила эра мопедов и мотоциклов. Нам с братом мототехника не «светила», по скромности доходов семьи, а «Бубновый Король» так и не завел своего мопеда по другой причине. Его отец, Михаил Дмитриевич, считал, что велосипед гораздо более полезное изобретение.
Тогда же мы усовершенствовали самодельные заводные машины и тракторы, изобретенные совместными усилиями годом раньше. Большинство деревенских ребят посмеивались над нами:
– Дураки здоровенные, вам по девкам бегать пора, а вы в машинки играете.
Между тем, у молодого Виталика обнаружился еще один дар – он довел тракторные и автомобильные модели почти до идеала. Его гусеничные и восьмиколесные, с полным приводом агрегаты, преодолевали любые препятствия и превосходили по всем статьям заводские изделия.
То, рекордно жаркое лето навсегда запомнилось огромными спелыми яблоками, ежедневными купаниями, пересохшей речкой и рыбалкой, о которой можно слагать легенды.
Речка распалась на мелкие водоемы, бывшие омутами прежде. Рыбу, в основном огольцов, таскали ведрами. Попадались и караси со щучками, плотва и пескарики. Настырный Виталик неутомимо носил ведерко за ведерком, а так как рыбы стало бессмысленно много, ей кормили уток, кур и голубей. В пруд запустили по весне карпов, но решили их до конца августа не ловить, а мелкая рыбешка, которую у нас называют сигальга, расплодилась несметно. Виталик опускал двуручную корзину под воду, стоя в ней по пояс и крошил хлеб на поверхности. Приплывала огромная стая этой мелюзги. После поднятия корзины, в ней оказывалось от сотни и более рыбешек. Жара стояла такая, что после засолки, эта сигальга высыхала полностью за четыре часа.
Цена картошки на рынке подскочила сразу в пять раз, с десяти до пятидесяти копеек за килограмм. Августовскими ночами Митька Ряжнов водил боевую дружину картофелекрадов из барака на поля птицефабрики, что раскинулись за прудом. Поля интерната старались не трогать, ибо знали – при коммунизме местного разлива (не путать с всеобщим) дадут и так.
Днем постоянно барражировали в небе самолеты и вертолеты, через громкоговорители маловнятно вещающие о недопустимости разведения костров. Дым от повсеместных торфяных и лесных пожаров делал воздух полупрозрачным. Запах гари особо чувствовался по вечерам…
Ближе к осени открылась Мюнхенская олимпиада, которую едва не закрыла организация «Черный сентябрь» своей террористической атакой. Сборная Израиля погибла в полном составе, но игры, после долгих размышлений решили не отменять.
Олимпиада, по своим результатам получилась одной из лучших. Семь золотых медалей завоевал американский пловец Марк Спиц, усатый уроженец Гавайев. В легкой атлетике блеснул Валерий Борзов, который уверенно, с хорошим преимуществом опередил всех в спринте, на дистанциях 100 и 200 метров, а также вывел в эстафете 4х100 метров сборную Советского Союза с пятого на второе место. Виктор Санеев сделал золотой дубль, после Мехико. Отличились многие.
Команда ФРГ готовила своего штангиста тяжеловеса Рудольфа Манга, который и вправду стал показывать выдающиеся результаты, дать бой Василию Алексееву – грозному русскому богатырю. Шумиха в немецкой прессе была велика.
Василий не «подкачал». Рудольф Манг закончил соревнования с прекрасным результатом, который очень бледно смотрелся на фоне достижений Алексеева.
Егорьевск переживал отдельно за своего земляка Славу Лемешева, который также не подвел команду и страну…
За грибами ходили еще в октябре, теплом, после летней жары и грибовар Лука Иванович лениво и уверенно обманывал ребят на приемном пункте, давая не более трети цены от принесенного.
В ноябре забрали в армию Витьку Сионова – известного местного строителя аэросаней, будущего моториста и инженера. С тех пор на заснеженных полях не появлялась эта диковинка.
Как-то на зимние каникулы, Виталик прогуливался по морозной улице. Из дома Васьки Лохмача раздавались громкие, но невнятные вопли. Любопытный сын агронома, три раза прошел мимо, прислушиваясь. Он разобрал лишь «помогите» и еще пяток слов матом.
В борьбе интереса с сомнениями, победил интерес и привел его, преодолевая робость, в жилье Лохмачей.
– Король! Ну что ты такой бестолковый! Я бебя давно увидел и кричу, а ты, как осел ходишь туда-сюда…
– Я не понял, дядя Вася, что ты меня зовешь.
– Видишь, ногу я себе прибил. Это Таракан виноват – сухой березовый брусок подсунул, а в него гвоздь никак5 не забить. Перегородку я делаю, думал под дверь брусок поставить, он, гад такой твердый, что гвоздь загнулся и мне в ногу вошел.
Стандартный брусок 50х100 мм, стоял прибитый только снизу, сквозь ботинок к полу.
Кусок гвоздя «двухсотки» блестел между ботинком и стойкой.
«Бубнового» слегка замутило. Сказалось его свойство теряться в сложных ситуациях.
– А что делать то, дядя Вася?
– Беги домой за отцом, он поможет.
– Отец на работе, дома только мать.
Лохмач, разя перегаром, проворчал:
–Что от тебя, что от твоей матери толку не будет. Слетай-ка ты за моей женой на работу, да пусть бинты с йодом не забудет…
Виталик довольно скоро нашел санитарку тетю Машу и сбивчиво объяснил в чем дело. Та всплеснув руками, спросила:
– Крови много?
– Не знаю, не видел.
Через полчаса она дубасила мужа березовым бруском, правда, бида не со стороны гвоздя.
– Дуралей пьяный, у меня чуть сердце не остановилось, я думала совсем беда, а он ногу деревянную прибил.
Васька лохмач неловко уворачивался, растерянно бормоча:
– То-то я гляжу, не больно совсем…
История эта не выдумана и даже не является зарисовкой, а, скорее фотографией фактического происшествия, вошедшего в уличные анналы. Нет в моем произведении выдуманных лиц и ситуаций; более того, некоторые мои друзья и знакомые упрекают меня в излишнем натурализме. Я же, по простоте душевной, считаю интересный натурализм, гораздо лучше скучного вымысла.
…Коммунизм медленно начал сдавать свои позиции в стране. Нет, риторика не изменилась, изменились люди, а стареющее руководство продолжало гнуть свою линию, но с каждым годом все более робко. Малейшие ростки нужного и нового мгновенно затаптывались, расцвели пышным цветом формализм, карьеризм и кланово-семейный протекционизм.
По лету, строили пристройку к дому Королевых, с южной стороны, ближе к клубничным грядкам. Виталик и я сидели на бревнах и слушали спор наших отцов о политике. Надо сказать, что мозги населения были изрядно промыты пропагандой, в том числе и мои – школа даром хлеб не ела. Помню свой ужас после слов отца, в полемическом задоре заявившего:
– Коммунистов надо стрелять, через одного, остальных вешать.
Мне казалось, что сейчас свершится нечто ужасное, но ничего не произошло и лишь интеллигентный Михаил Дмитриевич спокойно и мягко возражал, частично соглашаясь, что не все коммунисты люди достойные.
Да, партия стала напоминать коллективного дидактического фарисея и чем дальше, тем больше…
Виталик увлекся кладоискательством. Этой заразной болезнью переболели почти все местные жители, кто в легкой форме, а иные, в форме тяжелого недуга, с умственными отклонениями. Истоки кроются в истории монастыря, где только перечень золотых и серебряных изделий, а, также, драгоценных камней, насчитывает десятки страниц.
В 1918 году, при закрытии монастыря Казанской богоматери, в Егорьевск вывезли восемь возов драгоценностей, но должны были отправить четырнадцать. Куда делись недостающие шесть, причем с наиболее ценным грузом – загадка. Основная легенда гласила: сокровища зарыты в самом низком месте, откуда видна колокольня. Сам я думаю, что эту нелепую байку, пустил кто-то из местных хитрецов, который имел самое прямое отношение к исчезнувшим богатствам.
Не стану углубляться в тему, которая всесторонне освещена в романе «Кладоискатели», но Виталика и моего брата Мишку, частенько с тех пор видели задумчиво бродящих с лопатами…
Лето выдалось обильным на грибы, сравнимым с 1968 годом. Уродились не только грибы, но и орехи, и картошка, и зерновые. Средства массовой информации трубили об абсолютно рекордном урожае…
Американцы с позором закончили войну во Вьетнаме и с поджатым хвостом, но гордо поднятой головой убрались подальше, переживать синдром поражения.
Советский кинематограф находился в зените. Золотое десятилетие 1965-1975 гг., сверкнуло блестящей россыпью шедевров, от «Женитьбы Бальзаминова» до «Афони». Главные свои фильмы снял к тому времени Леонид Гайдай, все они были хороши, но «Кавказская пленница» так и осталась непревзойденным шедевром.
…Здорово сократилось количество школьников в нашей школе, за считанные годы с двухсот пятидесяти до ста тридцати трех.
С этого лета мы стали потихоньку подрабатывать, кто в интернате, или на подсобном хозяйстве, кто на птицефабрике.
В выходные дни Виталик сидел на крыше нашего сарая, с которой открывался прекрасный вид на большой деревенский пруд, который по ошибке именовали «барский», хотя он принадлежал раньше монастырю и его следовало называть «монастырским». Внимательный и целеустремленный, он ни разу не пропустил выход на купание трех подружек – двух сестер, дочек директрисы школы и своей пассии – Тани. Мнительный, но доверчивый, упрямый, но послушный, влюбчивый, но осторожный Виталик успел за три года сменить пять девушек, но о них чуть позже и отдельно.
Для описания последних событий необходимо ввести еще нескольких персонажей. Двое из них ближайшие ученики и последователи Митьки Ряжнова – громадный богатырь Сережка, в миру Логунов, по паспорту – Михайлов, по прозвищу «Мамонт» и Генка Молоканов, одноглазый полутораметровый парень, которого все знали как «Пирата Степановича». Сережка вырос под стать Константину Маковскому и «Ермаку», чувствовал свою фонтанирующую избыточностью силищу и постоянно всех толкал, или задирал, избегая, однако, двоих самых мощных. Когда он шел по деревне, казалось, что им занято половина улицы. Колорит придавала телогрейка, надетая на голое тело, семидесятого размера, завязанная снизу на узел и не застегнутая ни на одну пуговицу. «Пират», хотя и был старше на три года, «отирался» около него наподобие адьютанта. Глаза он лишился при исторических обстоятельствах. Первого марта 1956 года, семилетний Генка ошивался около сельсовета, в который то и дело заходили местные руководители, учителя и рядовые коммунисты. Обсуждался доклад Хрущева о культе личности. Обычный народ не пускали и с десяток человек толклись у входа шушукаясь с неподдельным интересом. Вокруг сельсовета и около школы глухонемых стояли на привязи полтора десятка лошадей, запряженных в сани – приехали со всех окрестных колхозов, а округа была немалая – одиннадцать деревень. На двух конях прискакали верхом.
Так уж сложилось, что к окончанию закрытого партийного собрания, шустрый Генка вздумал поймать воробья, клюющего лошадиный помет сзади сельповского жеребца, темно-коричневой масти. Удар копытом отбросил пацана метра на три, прямо к ступенькам крыльца. Подкова сделала свое черное дело – залитый кровью «Пират» лежал без сознания и без глаза… Коммунисты разъезжались ошеломленные дважды за день.
…В пятницу народ старался улизнуть с работы пораньше. Виталик исключением не являлся. Целый день под присмотром, а скорее, надзором бригадирши Крутелевой, бригада убирала сено. Витька Балашов на самоходном шасси Т-16 сгребал его тракторными граблями в валки, а Виталик, на маленьком Т-25, тракторными вилами-копнителем собирал валки задним ходом и толкал большие объемы сухого сена к будущим стогам. Хотелось отмыться в пруду от прилипчивой сенной трухи. В половине пятого всеми правдами и неправдами бригада разбежалась.
Дома Виталик выпросил у матери рубль на трехдневную порцию лимонада, надел плавки и помчался к пруду. Он спокойно успевал искупаться и идти в «кабаре» – заведение работало до восьми вечера. На берегу развалились «Мамонт» с «Пиратом»
– Бубновый! «У тебя деньги есть?» —спросил громила, лениво открыв один глаз.
– Не, нету.
– А если проверить – влез нагловатый «Пират Степанович», который имел уже пару «ходок» в «зону».
– Мне мать на дело рубль дала.
Мамонт оживленно сел:
– О, то, что надо! Пошли в «кабаре», пиво мне купишь. Завтра отдам, не бойся.
Генка подтявкнул:
– И мне тоже.
«Бубновый Король» скорчил столь жалостливую физиономию, что здоровяк пожалел его и осадил адьютанта:
– Одну кружку, а тебе я оставлю. Пошли Король, пошли, потом искупаешься.
Мамонт никогда долгов не отдавал, хотя зарабатывал прилично, работая после службы в армии водителем самосвала ЗИЛ. Виталик, злясь на себя и труся одновременно направился с вымогателями в «кабаре». Когда они уже приближались к цели, их обогнал «пятьдесят второй» ГАЗ с михалевскими ребятами в кузове. Деревня Михали нередко враждовала с Колычевом.
Из кузова выпрыгнули шестеро, еще двое вышли из кабины.
– Пиво наше пить приехали – с дерзкой осторожностью и полуутвердительно проворчал Пират. Приезжие ребята, в большинстве крупные, презрительно оглядели малорослого и тщедушного Генку и самый здоровенный из них, между прочим, двоюродный брат Мамонта рыкнул:
– Пива хватит на всех,а ты Билли Бонс вообще заткнись, пока в речке не утопили. Конфликт разгорелся на ровном мест е. «Пират Степанович», надеясь на поддержку босса, развязал язык и тут же получил мощный пинок, от которого закатился под машину. На Мамонта насели ввосьмером, а Виталику приказали:
– Ты, пацан иди отсюда, ты еще маловат для драки.
Тот торопливо отбежал метров на десять к кустам и досмотрел представление не без волнения.
Могучего гиганта свалить не сумели, но держали крепко. Пират показательно охал под машиной и слегка прикрыв здоровый глаз, бдительно наблюдал за потенциальной опасностью.
Мамон получил удар в живот, от двоюродного брата – Саши Сороки. Эффекта не было. Сорока повторил удар, с тем же результатом и, разозлясь, со всей силы стукнул родственника ногой. Меньше, чем через минуту, озверевший силач смял всех восьмерых и они, потирая ушибы разбежались.
Из-под грузовика ловко поднялся Пират:
– Ну как мы их с тобой, Серега!
«Бубновый», благоразумно сделав два шага назад, в кусты, с удовольствием мял сохраненный рубль в кармане.
Два положительных итого завершили этот мелкий в общем-то инцидент. Во-первых, поведение Мамонта, стало не столь вызывающим, во-вторых, он забросил свою изодранную телогрейку, помня, как она мешала во время потасовки и больше никогда не носил ее в жаркую погоду…
Лето завершили два великих утопления и месть Мамонту, за поругание чести ребят из Михалей.
Как-то вечером, обсуждая на бараковской скамейке произошедшую стычку, Митька Ряжнов высказал абсолютную уверенность в том, что Пирата с Серегой теперь непременно отметелят. Под писк немногочисленных комаров, редкий крик грачей и пение прочей птичьей мелочи (соловьиные трели в июле уже не звучат), одноногий идейный вождь внушал двум десяткам слушателей, в том числе герою битвы и его не очень верному соратнику, как можно, если не избежать, то смягчить и сгладить последствия неминуемой расправы над ними:
– Упирай на родство и ставь пару литров водки – глядишь и обойдется. Ну, стукнут пару раз. Митька оказался явным пораженцем. Мамонт угрюмо молчал, злился на пирата и решал в уме задачу: как обойтись без денежного и морального ущерба?»
На военнообразном совете звучали молодые голоса, призывающие дать бой «интервентам», но полудвуногий стратег призывал к осторожности и избеганию провокаций. События на этом фронте замерли на полторы недели…
В понедельник прикатил на «Урале» юный и важный лейтенант Валентин Дуюнов, разбираться в потасовке. Некто, угодливо-бдительный, доложил органам о происшествии, сам не будучи свидетелем. Валентин, еще сержантом, имел за год до этого небольшую стычку с «Богданом». Так обзывали дерзкого и быстрого на расправу Сашку Ясного, занимающего в областной иерархии второе место по боксу в среднем весе. История недоразумения проста как три копейки. Когда «Богдан» гневно выговаривал трем оппонентам с недвусмысленными обещаниями своротить их рыла, сзади подкрался нагловатый Дуюнов и попытался «выключить» Сашку, с которым знаком не был, эффектным ударом ребром ладони по шее. В результате моментально оказался в нокауте. Тогда дело закончилось миром – Сашка самого привел в чувство, и они даже выпили по кружке пива в «кабаре» …
Пока мелкий милицейский чин топтал полы между столиками заведения, долго и нудно выясняя подробности драки у юной и бойкой, чуть полноватой и коротконогой продавщицы Надьки, а также у редких посетителей, зоркий «Богдан» высмотрел из окна своего дома временно бесхозный мотоцикл. Между «кабаре» и Садовой улицей разлилось приличное водное пространство, образованное плотиной. Пологий берег примыкал к старой деревне, а противоположный, круто уходил в глубину. Сашка свистнул по разбойничьи, с переливом…Минут пять-шесть спустя милицейский «Урал», подталкиваемый четырьмя ухарями, скатился с обрыва в глубину. Хулиганы мгновенно исчезли. Главарь вновь занял позицию у окна; удовлетворенная мстительность приятно согревала душу и щекотала возбужденный мозг.
… Валентин Дуюнов долго и бестолково бегал туда-сюда в поисках мотоцикла, грозил всех посадить (он решил, что его угнали) и минут двадцать допрашивал струхнувшего Виталика, который подъехал наконец-то выпить дюшес в обеденный перерыв на своем маленьком Т-25 без кабины…