Буквы. Деньги. 2 Пера. Второй сезон

Туман

Мария Собчишина @m_sobchishina

Раньше Нюра обязательно начала бы плакать, звать маму и уж точно никуда не пошла. Но то было раньше. До войны. А сейчас… Нюра даже не знала, жива ли мама с младшей сестрёнкой или нет. Слёзы стояли комом в горле, и в голове стучало, как молоточком: «Ма-ма! Ма-ма! Ма-ма!»

Фашистские самолёты бомбили не переставая. Из вагона, в котором они ехали, все повыскакивали и смешались единой толпой с людьми из других вагонов. Все бежали, тащили детей, которые даже не плакали, а орали на одной ноте. Нюре казалось, что дети перекрикивали грохот рвущихся снарядов. Она бежала за мамой, которая несла на руках Светочку. Девочка видела впереди мамину синюю клетчатую юбку, но когда они на минуту остановились и девочка подняла голову, оказалось, что это чужая тётя.

Конечно, Нюра испугалась и уже собралась заплакать, но женщина, за которой она бежала, наклонилась к ней и быстро заговорила:

– Не плачь, не плачь, деточка, сейчас всё успокоится, и мама тебя найдёт. Пойдём быстрее отсюда. Надо до леса добежать. В лесу не так страшно.

Нюру пихали со всех сторон. Женщины, старики с маленькими детьми – все пытались спрятаться от пикирующих бомбардировщиков. Девочке казалось, что за каждым человеком охотится свой самолёт. Гул самолётов переходил в тяжёлое взвизгивание, и тогда рядом раздавался взрыв, люди падали смешно, и от этого ещё более страшно раскидывая руки и ноги. Остальные метались, не понимая, в какую сторону бежать.

Нюра мчалась что было сил. Так она и очутилась в лесу. Одна. Где были все остальные люди, Нюра не понимала. «Не могли же всех убить, – думала она, – или могли? Куда мне идти? Или нужно остаться и ждать маму?»

Не дождавшись ни одного человека, Нюра решила пойти поискать людей. Разбомбленный поезд полыхал, и около него лежали только тела и разбросанные вещи. «Если та женщина сказала, что надо бежать в лес, то, наверное, все туда побежали. Надо просто всех найти».

Нюра встала и пошла по просеке. Девочка попыталась кричать в надежде, что её кто-то услышит, но на её крик отозвалось только эхо. Вдруг послышался то ли плач, то ли крик. Нюра бросилась на звук. На земле лежала женщина, которую она спутала с мамой. Женщина лежала, свернувшись калачиком, будто хотела согреться. Клетчатая юбка почему-то была бурая и влажная. А рядом сидел малыш.

– Что с вами? Вставайте, – Нюра подбежала и схватила женщину за руку. Рука была тёплая, но обессиленная. – Как хорошо, что я вас нашла. Пойдёмте.

– Пожалуйста, не бросай Юрочку. Не бросай Юрочку, – женщина открыла глаза, стараясь сфокусироваться на лице девочки.

– Тётенька! Не умирайте, тётенька! Как же я одна буду?! – Нюра смотрела в глаза незнакомой женщины, и ей казалось, что она видит, как жизнь уходит из них. – Тётенька, не умирайте, не умирайте, тётенька! А как же я? Мне ведь только девять лет. Осенью будет девять лет, – она не хотела верить, что осталась одна.

Сколько она просидела рядом с умершей женщиной, Нюра не знала. Малыш стал плакать, она взяла его на руки и поняла, что долго нести его не сможет. Нюра осмотрелась и сняла с женщины большой платок, завязала его на цыганский манер и усадила туда Юрочку. Стало чуть легче.

«Останавливаться нельзя. Нужно идти вперёд. Если я никого не встретила, значит, все ушли далеко вперёд. Надо идти, чтобы их догнать. И если тут просека, она должна меня куда-то привести».

Тут-то её и застала ночь и туман. Туман был как живой. Он нависал влажным, подпахивающим болотом одеялом и противно трогал за лицо. Хмарь была плотная, будто взбитый серый мусс. У Нюры было ощущение, что она плывёт в очень мутной воде. Впереди ничего не было видно, даже кончики пальцев вытянутой руки.

Где-то вдалеке были слышны раскаты боя. «Я не знаю, куда идти и что мне делать». Силы уходили, а сколько ещё идти, было непонятно. Нюра всматривалась во влажную вязкую темноту. И тут она увидела отца. Она не могла его перепутать – отец был в расстёгнутом кителе, под которым виднелась тельняшка. Туман обволакивал его со всех сторон, но его лицо было чётко видно.

– Папа?!

– Нюра, ты очень храбрая девочка. Я горжусь тобой, – отец улыбнулся ей. – Ничего не бойся. Скоро закончится ночь, и туман рассеется.

– Папа, не уходи! – только и успела крикнуть Нюра. Туман поглотил видение.

Юрочка, пригревшись, уснул. Нюра вздохнула и пошла туда, где видела отца. Ей показалось, что стало немного легче. «Папа сказал, что скоро кончится ночь и тумана не будет. Надо немного потерпеть».

Но время шло, а вокруг стояла мгла. Пальтишко у Нюры промокло и совсем не грело. Только от малыша шло уютное тепло. «А если здесь вовсе нет жилья? Мы тогда умрём здесь. Надо было идти вдоль рельсов».

Нюра чувствовала, как страх подкрадывается к ней. Казалось, из туманной пелены к ней тянут руки чудища. Она попыталась бежать, но споткнулась и еле удержалась на ногах. Когда она подняла голову сквозь марево увидела маму. Вокруг всё было размыто, а мама стояла со Светочкой на руках – протяни руку и дотронешься.

«Девочка моя! Как же ты бедная тут одна? Но ты у меня молодец. Не трусишь! Храбрый заяц! – улыбнулась мама. – Потерпи чуточку. Ещё немного и выйдешь к людям». Нюра шагнула к матери, но та пропала в тумане.

– Всё будет хорошо. Ты слышишь, Юрочка? Если мама сказала, значит, скоро мы придём к людям. Мама никогда не обманывает.

Нюра сделала несколько шагов, и вдруг ей показалось, будто тусклый огонёк промелькнул где-то вдалеке.

– Юрочка, там огонь! Мы пришли к людям, – она говорила, будто малыш мог её понять.

– Деточка! Откуда же ты? Да что ж это творится! Господи, спаси и помоги! – старушка открыла дверь, и на Нюру пахнуло домашним теплом. – Дед! Дед! Давай иди помогай! Нам Бог двух деток послал!

Девочка

Наталья Рогачева @natally_blog

После долгой прогулки по тенистому парку, где так чудесно было прятаться от летнего зноя за широкими ветвями размашистых дубов, я решила передохнуть. Присела на одну из уютных деревянных скамеек, расставленных вдоль длинной безлюдной аллеи и, наслаждаясь тишиной и редкими трелями соловья, не сразу заметила, как передо мной, будто из ниоткуда, возникла стройная фигура незнакомой девочки. На вид ей было лет пять. Одета она была в лёгкое ситцевое платье нежного лазурного оттенка. Приятное детское личико украшали такого же цвета глаза, их невероятную яркость оттеняли тёмные распущенные волосы.

– Малышка, ты почему здесь одна? – обратилась я к ней, а она лишь улыбнулась, протянула мне свою крохотную ручку и повлекла за собой.

Послушно следуя за девочкой по ровной дорожке, я постепенно стала ощущать под ногами пушистый травяной покров. Было удивительно, как быстро мы добрались до зелёной лужайки, расположившейся у самого входа в парк. Я начала внимательно оглядываться по сторонам. Где мы всё-таки с ней оказались?

– Не бойся, это Елисейские поля, – голос девочки был настолько приятным, что я не сразу поняла значение слов, заслушавшись его нежным звучанием.

– Милая, Елисейские поля во Франции! И мы сейчас точно не там, как бы сильно нам этого ни хотелось, – я грустно вздохнула, вспоминая о своей давней мечте, которую так до сих пор и не осуществила.

– Мы именно здесь, во Франции. На Елисейских полях, – уверенно произнесла девочка и указала рукой за мою спину. – Но в одном ты права: мы не в «сейчас». Мы в будущем, которое непременно наступит.

Обернувшись, я замерла, поражённая увиденным. Это действительно была Эйфелева башня, настоящая, высокая и величественная. Несколько лет я мечтала отправиться именно сюда, но всегда находились причины для переноса поездки. «Увидеть Париж и умереть», – пришла на ум замыленная фраза, и я, словно ребёнок, быстро скинула босоножки и начала бегать босиком по мягкому зелёному ковру.

– Теперь твоя мечта осуществилась? – девочка смотрела на меня весьма серьёзно, будто пытаясь анализировать несвойственное взрослым людям поведение.

– Ещё бы! – выкрикнула я, совершенно не обращая внимания на тот факт, что до сих пор не знаю, как в считанные минуты смогла телепортироваться из Москвы в самое сердце Парижа.

– Пойдём, – крепко сжав мою ладонь, ребёнок вновь потянул меня за собой в неизвестность. Я послушно следовала за девочкой, ощущая лишь лёгкое предвкушение какого-то необыкновенного волшебства.

Внезапно вокруг нас стало очень людно. Лица мелькали одно за другим, не давая возможности сосредоточиться. Я старалась не выпускать из виду свою юную провожатую, крепко держась за руку и не отставая от неё ни на шаг.

– Это же площадь Сан-Марко! – удивилась я, когда в очертаниях величественного здания напротив узнала знаменитый великолепный Собор.

Повсюду порхали откормленные голуби. Тысячи туристов, среди которых мы оказались, бродили с фотоаппаратами, стараясь запечатлеть себя в счастливом моменте.

– Ты права, мы в Италии. Ты ведь давно мечтала здесь побывать, – девочка не сводила с меня глаз, наблюдая за моей реакцией, на миг превратившись из пятилетнего ребёнка во взрослого, рассудительного человека.

– Ты знаешь обо всех моих мечтах? – подмигнула я и робко обняла её за хрупкие детские плечи.

Невероятная нежность к этой мудрой не по годам девочке накрыла меня словно снежная лавина.

– Еще об одной – точно! – хихикнула она и снова повлекла за собой.

На этот раз мы оказались в салоне просторного автомобиля. За рулём сидела я. Не зная, куда мы едем, я резко ударила по тормозам и вопросительно посмотрела на свою юную попутчицу, уютно устроившуюся рядом на пассажирском кресле.

– Паркуйся, – она указала на стоянку возле небольшого салона цветов, и я безоговорочно исполнила её просьбу.

В изумлении я разглядывала вывеску с идеальным, на мой взгляд, названием, потом переключилась на витрину, оформленную с безукоризненным вкусом.

– Моя заветная мечта – открыть сеть цветочных магазинов. И если бы мне посчастливилось стать владелицей одного из них, он выглядел бы абсолютно так же.

– Этот салон цветов твой. Как и несколько других в этом городе, – закивала девочка, читая на моём лице удивление. – Ты смогла организовать свой бизнес, на заработанные деньги – купить машину и снова начать путешествовать. Это твоё будущее, и оно будет именно таким.

– Здорово, если так. Но зачем ты мне его показала? И почему выбрала именно меня?

– Я просто хотела, чтобы ты знала, что на пути к мечтам я не стану для тебя препятствием. Пожалуйста, мамочка, не лишай меня жизни, – девочка крепко ко мне прижалась, обвила шею хрупкими детскими ручками и уткнулась личиком прямо в моё лицо.

– Доченька… – внезапно вырвалось у меня, и я тут же проснулась от неожиданности.

Окинув взглядом комнату, я долго не могла прийти в себя. За окном по-прежнему было серо. Осенний дождь барабанил по крышам унылых московских домов. Улицы оставались пустыми, лишь одинокая мужская фигура маячила вдалеке и давала надежду на то, что человечество ещё не вымерло подобно динозаврам.

Сон оказался настолько реальным, что я не могла думать ни о чём другом. Моё светлое будущее, мои исполнившиеся мечты, моя милая умная девочка. Как близко ты была и как внезапно исчезла…

Телефонный звонок выдернул меня из этих мыслей. Оператор медицинского центра чётко исполнял свои служебные обязанности, бодрым голосом он сказал:

– Мария Евгеньевна, доброе утро! Вы записаны к нам на завтра на процедуру по прерыванию беременности. Будьте добры, подтвердите запись.

– Яяяя… Я не приду. Отмените…

Несколько минут я молча сидела и не двигалась. Затем впервые спустила руку к низу живота и с нежностью провела по нему кончиками пальцев. Моя самая главная мечта теперь – ты, девочка с небесно-голубыми глазами…

Картина

Алёна Романова @lyonaromanova

Раскаты грома разлетались по округе, загоняя жителей деревни по домам. Во дворе корова обеспокоенно замычала. Курицы спрятались между досками покосившегося сарая. И только старый хряк, которого хозяин пожалел и вовремя не зарезал, вальяжно развалился на крыльце, подпирая дверь в избу.

– Ох, батюшки, что ж делаеца! – причитала баб Маня, вытаскивая из печи горшок, наполненный вкусной пшённой кашей.

Бабкин дед Матвей и сторож Игорыч, только посмеивались в усы над пугливой старухой, что то и дело вздрагивала от каждого раската.

– Ты это, кашу на стол уж поставь-то! – ухмыльнулся дед Матвей и погладил рукой седую бороду. – А то не ровен час разобьёшь, да каша провалится в царствие подземное.

– Тьфу на тебя, – в сердцах бросила бабка, – накаркаешь! – но горшок осторожно поставила на стол да деревянные расписные ложки разложила по кругу.

– Хозяюшка, не ругайси, – пошёл на мировую Игорыч. – Мы ж не со зла! – важно подтвердил он, окидывая голодным взглядом вкусно пахнущую кашу.

– Приступим, – сказал дед Матвей, опуская ложку в горшок.

– Хошь историю расскажу? – с набитым ртом предложил Игорыч.

– Нет, – махнула на него полотенцем баб Маня, – ещё набрешешь!

– Так это когда было-то! – защищаясь ложкой, возмутился он. – Дык я пьяный был. Не хотишь – дело твоё!

– Ты что на бабу-то смотришь! – стукнул ложкой по столу дед Матвей. – Сказывай, время-то не тяни.

Игорыч облизал со всех сторон ложку, грустно посмотрел на опустевший горшок. Баб Маня вздохнув, достала стопку свежих блинов с крынкой сметаны. А дед Матвей – бутыль, заполненную до краёв мутной жидкостью, со стаканами.

– Дело было, как говорица, ещё тогда, когда я жил в соседней деревне. Смотрел за домом помещика. Он на завтра хотел деревенских домой пригласить…

– Когда это было-то? – возмутилась бабка. – Как пить дать брешешь!

– Цыц, бабка, не перебивай! – прикрикнул на неё дед Матвей, что уже разливал брагу.

Игорыч важно выпрямился, одёрнул рубаху и, рукавом вытерев рот и усы, продолжил историю сказывать:

– Там картины всякие в рамах позолоченных с города привезли. Помещик местный решил культуру в деревне поднимать, чтоб народ не шибко на него жаловался. Стою, смотрю на природу нарисованную и барышень в пышных платьях. А по центру комнаты на столе круглом чёрном с одной толстой ножкой прикрытая белой тряпкой возвышалась самая огромная картина.

Мне помещик и говорит: «Ты, Игорыч, под покрывало не заглядывай. Не надо тебе этого. Эта картина несчастливая. Пока довёз, пять раз пожалел, что согласился взять её в коллекцию!» Я-то сразу смекнул, что дело с картиной нечисто, хоть и не понял, что за коллекция така. Я, как полагается, в церковь сходил, свечку взял, под вечер её зажёг, молитву почитал. И спокойно лёг в своём закутке подремать до утра. Работа-то нехитрая. Кто ж из деревни в дом картины воровать полезет? Смехота да и только!

А на улице непогода разбушевалась, вот прям така, как нынче. Ветер пылищу поднял, тучи серые, тяжёлые, низкие пригнал. Воздух густой, что кисель. Да гром громыхал так, что думал, окна разлетятся! Неспокойно мне стало. Думаю, пойду гляну, как там эта их коллекция поживает. Захожу в комнату, а там кто-то сдёрнул тряпку-то с картины. Дык я ж не из робкого десятка, подошёл ближе. Глядь, на картине розовые линии разрисованы по чёрному, да в такие загогулины закручены, как студень из хряка Потапыча, что зарубили неудачно в прошлом году. Вот такой прямо рисунок. Жутко мне сделалось…

Игорыч перекрестился и тяпнул ещё одну рюмаху.

– Я ещё раз перекрестился и закинул обратно тряпицу-то – скрыть с глаз картину. Тут из тряпки листочек сложенный выпал. Я его подхватил, развернул. И, стало быть, разглядываю. Картина, думаю, ещё одна, которую забыли-то повесить. Там отпечатки босых ножек, как на грязи, когда Петька, ваш внучок, бегал. По кругу эти следы-то и нарисованы были. А в центре кость! Тут за окном как бахнет! Дверь со страшным стуком забилась, отрываясь-закрываясь. В комнате ветра завыли, пыль подняли, да принесённым дождём меня обмочили. Стою я, как курица мокрая, и двинуться с места не могу. Страх к месту приковал, оттого что на полу проступает рисунок, что в бумажке начертан. Волосы у меня дыбом встали! Всё, думаю, поседею!

В окнах засверкало, что в глазах зарябило. Потом слышу, по полу что-то цокает. Цок-цок. Я ж как подкошенный бамс на пол. Руками голову прикрыл, но в щель между пальцами поглядываю. А ко мне от двери-то спокойным прогулочным шагом идёт коза. Белая, только на одном боку краской вымазано чёрное солнце. Вот она – цок-цок – идёт по кругу, оставленному мокрыми ступнями кем-то неизвестным. А дальше чертовщина происходить стала. Картина, что за розовым студнем висела, расплываться начала. Холмы с красными шапками острыми сделались и в небо потянулись. А в подножиях – пещера чёрная. Вот коза проходит сквозь студень и прыг в эту зияющую пасть преисподней. И тут как бабахнет очередной раз, и меня пришибло обмороком. Очнулся я только, когда бабка моя меня водой окатила. Я как подскочу, как гляну вокруг… Следов ночного безобразия нету! И как дёру из этой деревни дал! Ну их с коллекциями ихними!

Игорыч кончил свой рассказ, вздохнул тяжело да опрокинул рюмаху. И бухнул он кулаком по стулу. Бах! Дверь в избу отворилась под грозный визг хряка, и в сени вошла задом мокрая коза с чёрным пятном, похожим на солнце. Она что-то блеяла, но разобрать из-за шума грозы и дождя было сложно. Баб Маня, дед Матвей да сторож Игорыч одновременно икнули от испуга и спрятались под столом. Вот дверь захлопнулась. И перед честным народом предстала распрямившаяся крохотная старуха, замотанная в белую тёплую шаль.

– Ах ты, старая скотина! – закричала она, кинувшись на сторожа. – Я его ищу и ищу, вся вымокла. А этот бездельник по гостям ходит! У, проклятый!

Сторож Игорыч, закрывая руками голову, пустился наутёк. А за ним его старуха, цокая набойками на сапогах, гналась с метлой.

– Вот тебе и чертовщина! – усмехнулся дед Матвей.

– Говорила ж, набрешет! – посмеиваясь, ответила баб Маня, убирая со стола.

Хроники фотографии

Ольга Полякова @__e_n_k_i__

Март

Я родилась прекрасным мартовским днём, когда высокий парень с рыжей бородой достал меня из принтера и поместил в узорчатую рамку. Уж не знаю, что во мне было такого особенного, но два человеческих лица смотрели на меня с умилением. Позже мне стало понятно, что это Пит и Тори, в любом случае так они называли друг друга. Теперь я живу с ними с того самого момента, как они разместили меня над кроватью в своей маленькой квартире-студии.

Апрель-Май

Весна – потрясающая. Хоть я и не могу ощущать запахи, но комната словно преображается с появлением в ней цветов. Их приносит Пит, а Тори постоянно их нюхает и начинает словно светиться. Любовь искрится в их глазах. Оказывается, моя история связана со свадьбой этих двоих. Моё рождение – это создание новой семьи. Разве это не символично?

Эти ребята такие внимательные друг к другу. Они заботятся друг о друге, готовят приятные сюрпризы. Тори пишет какие-то записочки для Пита каждый день и вешает их на холодильник перед уходом на работу, его это забавляет, и он тайком собирает их в коробочку. Каждые выходные они наряжаются и куда-то уходят, но возвращаются всегда довольные и смешливые. Не понимаю, почему их друзья шепчутся и ехидничают, глядя на них. Им бы стоило поучиться взаимопониманию этой парочки.

Июнь

Эти ребята определённо мне нравятся, вряд ли где-то можно ощущать себя спокойнее. Конечно, во многом это заслуга Тори – она с усердием следит за чистотой и никогда не забывает стряхнуть с меня пыль. И откуда у неё столько энергии? Эта девочка успевает буквально всё: и есть приготовить, и на работу сходить, и убрать, и с подружками посмеяться, и йогой позаниматься (к слову, это Пит организовал ей фитнес-уголок), и мужа оставить довольным во всех смыслах.

Июль

Ужасно скучный месяц. Первую неделю метушливо собирались сумки, строились планы, а на остаток месяца я была брошена почти в полном одиночестве покрываться вековой шелухой. Единственным развлечением была Люси, которая приходила поливать цветы, постоянно болтала по телефону и иногда позволяла себе «лишнего» на диване подруги. Когда мои вернутся?

Август

Терпеть не могу вентиляторы! Во-первых, весь мусор и пыль с улицы летят прямо в меня. Во-вторых, всё внимание достаётся этой штуке. Пит чуть ли с ним не обнимается, да и Тори хороша – ухаживает за этой кучей болтов и пластмассы так, словно это сокровище.

Вообще жара плохо действует на моих сожителей. Они стали меньше разговаривать, ходить куда-то. На днях и вовсе была громкая ссора: Тори хотела приютить котёнка из приюта, а Пит ужасно разозлился. Сложно понять, чем ему мешал бы пушистый молчаливый комок шерсти, судя по тому, что говорила Тори, но парень был непреклонен. Перегнул, конечно, палку, Тори даже расплакалась. Зато следующие дни Пит старался загладить свою вину как мог, наверное, лучше обращение получают разве что королевы.

Сентябрь

Как приятно быть центром этой квартиры! Пиком уюта и концентрацией любви. Никто из гостей не рассматривает холодильник или новую вазу Тори с таким благоговейным почитанием, как меня. Естественно, плоский экран притягивает к себе больше взглядов, но именно меня хозяева демонстрируют всем пришедшим.

Октябрь

Вот только сейчас я поняла, как сложно быть человеком. Не уверена, что выдержала бы такое напряжение. Слишком много вещей, о которых нужно помнить, которые нужно решать. Тори иногда плачет над какими-то бумажками и карточками, жалуется по телефону подружкам, Пит пропадает в командировках и иногда возвращается домой подпитым. Мама Тори назвала это «кризисом». Иногда у меня складывается впечатление, что именно это слово написано на мне.

Ноябрь

В очередной раз убеждаюсь, что настоящая любовь преодолевает всё. Да, так говорят по этой плоской штуке, висящей на стене. Но видели бы вы, какой праздник устроил Пит на день рождения Тори, у вас бы не осталось ни одного сомнения. Конечно, и Люси ему помогала, на секунду я даже заволновалась – уж слишком много времени они проводили вместе. Они сделали коллаж из записочек Тори, собрали фотоальбом, украсили всё лентами и шариками, но самым приятным подарком стал комочек мурчащей шерсти, который Пит передал в руки радостной Тори. Разве это не любовь?

Декабрь

Я, конечно, довольна, что Тори может развлекаться с котёнком, однако шерсть, скажу я вам, раздражает побольше пыли, нет от неё никакого спасу. Полагаю, что и Пита напрягает это, потому что его придирчивость стала утомлять Тори. В порыве гнева она даже разбила вазу. Беспорядку тогда навели они много: шум, крики, обиды. Ежедневные надписи на холодильнике не исчезли, правда, сейчас Пит их выбрасывает.

Да это ничего, Тори объяснила коту, что она такая нервная из-за гормонов, что их ждёт пополнение. Не уверена, что кот что-то понял, но хозяйка была так счастлива и обещала осчастливить Пита.

Январь

Не знаю, чувствуют ли люди разломы на себе… Я вот всегда знаю, когда моё стекло даёт трещину, когда видимый мною мир закрывается пятном или когда по моей раме ползёт недружелюбная муха.

Мне показалось, что Тори буквально услышала этот «треск стекла», когда увидела лицо Пита при слове «беременна». Удивительно, но они даже не скандалили. В какой-то момент мне захотелось, чтобы были крики, пусть даже бросят в меня чашкой – больно, зато не так тошно от угрожающей тишины. Скорее бы они помирились.

Февраль

Впервые я жалею, что не могу ничего сказать. Я не могла остановить Тори, когда она, заливаясь слезами, собирала сумки. Не могла сказать Питу, что он совершает ошибку, отпуская её. Не могла приказать замолчать навязчивым друзьям, наперебой твердящим: «Ты достойна лучшего», «Таких, как она, миллионы». Не могла протестовать, когда Пит снимал меня с почётного места, долго держал в руках и с тяжёлым вздохом отправлял в тёмный короб. Неужели эти месяцы не имеют для них никакого значения?