Качели
– Папа сильнее, еще сильнее!
Скрип перемешивался со звонким смехом дочери. Черт, опять не успел смазать качели. Впрочем, это меньшее, что я упускаю, пока моя дочь растет. Во время нашей прошлой встречи ей был всего годик. А в следующий раз, если повезет, я отведу ее в первый класс через пару лет…
– Папа, мама говорит, ты опять полетишь к звездам.
Ну, раз мама говорит, значит, уже можно рассказать дочери о своей работе. Немножко.
– Есть очень далекая звездочка. Она примерно такая же, как наше солнце. И вокруг нее примерно на таком же расстоянии, как мы от своего солнышка, крутится планета.
– Такая же, как наша?
– Ну, почти. Там тоже есть кислород, необходимый для дыхания, температура, при которой можно жить. Вот только там нет такого вкусного мороженого, как у нас.
– А люди там хорошие?
– Очень хорошие. Самые умные ученые земли, которые добывают там минералы – очень полезные камни, спрятанные в земле, которых нет на нашей планете. А своих живых жителей планета не имеет, разве что только малюсеньких бактерий.
– Но папа, ты же не ученый, что тебе там делать? Там же нет врагов, которых нужно убивать.
Видно, дочь слышала от матери не только о полетах в космос. Нужно будет провести с ней беседу.
– Дорогая, работа военных заключается не в том, чтобы кого-то убивать, а скорее в том, чтобы не было войн. Моя задача охранять ученых и их исследования.
– Но от кого, ведь ты говоришь, что там только маленькие бактерии… Неужели от них?
Худший враг человека – это он сам. Но рановато такое говорить ребенку.
– Конечно, им никто не угрожает, просто так нужно по правилам, на всякий случай.
Новый скрип качели резко оборвался, а в глазах помутнело. С трудом разлепив свинцовые веки, я попытался сесть. Вышло это не сразу, лишь минут через пять.
Помещение вокруг анабиозной капсулы освещалось скудным аварийным освещением. Что-то явно шло не так…
Мигали аварийные огни, но звука сирены не было слышно. Покачиваясь, я вышел в коридор и подошел к соседней камере. Она была закрыта, что было странным – мы все должны были проснуться одновременно после годового полета назад, домой.
Дисплей с показателями жизненного процесса не работал, как и десятки других, установленных рядом с дверьми в другие камеры.
Это могло означать два варианта. Первый – человек уже вышел, и камера выключена. Или…
С моим командиром произошел второй вариант. После того, как я вручную открыл камеру, в нос ударил резкий запах гнили. Света красных ламп хватило, чтобы разглядеть в капсуле практически разложившийся труп.
Мне понадобилось некоторое время, чтобы вскрыть остальные камеры и убедиться, что единственный выживший на корабле – лишь я.
Коридор также освещался редкими лампами, но я отлично знал корабль, чтобы не заблудиться здесь даже вслепую. Беспокоило меня другое – дышать становилось все тяжелее, голова жутко болела.
На мостике стояла громовая тишина, нарушаемая редкими сигналами аппаратуры. Забравшись в кресло капитана, я первым делом проверил состояние корабля. Мои опасения подтвердились. Система жизнеобеспечения практически вышла из строя. Когда я проснулся, компьютер автоматически ее включил, мне повезло, что она вообще запустилась, иначе я просто бы задохнулся после открытия капсулы. Но подобная перспектива не была позади. Уровень кислорода составлял три процента, что означало, что у меня осталось минут двадцать, чтобы надеть скафандр.
Работал лишь один двигатель, который направлял нас в сторону Земли. Чудом мы смогли закончить свой полет на сверхсветовой скорости. Хотя двенадцать человек моего экипажа вряд ли согласятся назвать все происходящее чудом….
Связь не работала, системы отказывали одна за другой. А за иллюминатором корабля уже виднелась Земля. Управлять кораблем я не мог. Автопилот ушел в отказ, мы по инерции дрейфовали в сторону планеты.
Последняя система отказала, когда я, наскоро нацепив скафандр, пробирался к аварийным капсулам. В борта корабля то и дело врезался космический мусор, что еще быстрее приближало его гибель. Первая пробоина образовалась как раз в тот момент, когда я, используя лом, вскрыл последнюю дверь. Корабль разваливался на части, все ближе и ближе приближаясь к Земле, но я уже был внутри капсулы, которая, отделившись от борта, падала вниз словно метеорит, которого пожирает наша атмосфера…
Падение нельзя было назвать идеальным, хотя парашюты и работали исправно. В момент удара я здорово приложился головой о приборную доску и отключился.
Придя в себя, я потянул рычаг выхода… Капсула угодила в водохранилище, но самое главное – скинув шлем, я разглядел по обоим берегам большие здания. Это ли не везение? Выжил в капсуле анабиоза, смог спастись из корабля, так еще и упал рядом с людьми, по случайности не рухнув прямо на улицы города. Остается лишь ждать спасателей, они вот-вот должны прислать за мной катер.
Но прошел час, а ко мне так никто и не пришел на помощь. Неужели люди не заметили падающий космический аппарат среди белого дня?
С каждой минутой течение уносило капсулу все дальше. Ждать я больше не собирался. Скинув скафандр, я отыскал надувную шлюпку среди вещей первой необходимости. Потратив пару часов на борьбу с течением, я наконец-то смог выбраться на берег, после чего пошел в сторону городских улиц.
И увиденное не обрадовало меня так, как я надеялся. Бетонные здания, тротуары и дороги были сплошь заросшие кустами, деревьями и травой. Среди растительности часто попадались автомобили, которые также обвивали своими крепкими объятиям плющи.
Тишины вокруг не было. Щебетали птицы, устроившие свои гнезда на крышах строений, посреди дороги пробежал еж, а из-за угла станции метро за мной наблюдала стая собак…. Очень крупных серых собак….
И это был русский город, судя по знакам автомобилей, я находился в пятьдесят четвертом регионе нашей огромной страны.
Я забегал в здания, чтобы обнаружить лишь заброшенную пустоту. Запыленный товар лежал на полках магазинов, столы в кафе занимали свои обычные места, за тем лишь исключением, что ни один человек не сидел за ними ни сейчас, ни десяток лет назад….
Я обыскивал город весь день, до глубокой ночи, но так и не смог найти следов кого-то живого из людей.
На третий день в одном из домов я отыскал солнечную электростанцию. Провозившись с ней довольно приличное время, я смог запустить ее ровно настолько, чтобы понять, что до этого города не доходят никакие радио или даже спутниковые сигналы. Или же, что более вероятно, эти сигналы теперь никуда не доходят, ровно, как и не исходят.
Еще в этом доме были качели, старые, заржавевшие. На них я встретил четвертый закат своей родной, но такой чужой планеты.
Когда я начал раскачиваться, петли жалобно скрипнули, а за спиной я услышал знакомый детский голос:
– Папа…
Но обернувшись, я посмотрел в глаза лишь пустоте…
С новым годом!
– Дорогие друзья! До наступления Нового года осталось всего несколько секунд…
И кто только придумал эту традицию? Я смотрю на них, крепко держа фужер шампанского в руке, как и они. Но вот только на лицах друзей улыбки, в глазах огоньки. И я тоже улыбаюсь, но всем своим нутром испытываю лишь ненависть и грусть.
– Желаю всем здоровья, любви и счастья! Пусть рождаются дети, реализуются все добрые помыслы…
И каждый год одно и то же. Слова-то в эфирах глаголят верные, но знают ли они там, сверху, что происходит по другую сторону экранов?
– Пусть в каждом доме, в каждой нашей семье царят радость и согласие…
Мои пальцы побелели. Кажется, еще немного, и фужер бы не выдержал и рассыпался на мелкие осколки, как некогда и моя вера в семейную радость.
Начала боя курантов я не услышал. Реальность обрушилась на меня, словно я вынырнул из-под воды. Свист и визг друзей смешался со звяканьем посуды. Я присоединился к ним, протягивая свое шампанское, но мысли уносили меня все дальше и дальше назад, на двенадцать лет…
* * *
Холод пробирал до самых костей. Как бы сильно мне ни хотелось идти домой, перспектива задубеть тоже не слишком радовала. Праздник на главной площади поселка подошел к концу, но люди не спешили расходиться. Дети катались с большой деревянной горки, родители же нетерпеливо смотрели на часы, предвкушая скорую встречу с холодной водкой, игристым вином и тазами с оливье.
Среди них я был один, не похожий на других детей, но это не делало меня более примечательным – скорее наоборот, еще более незаметным. Но я этому был лишь рад. Обычно когда другие мальчишки меня замечали, они считали нужным отвесить подзатыльник или смеха ради разбить нос. Девчонок же это зрелище радовало не намного меньше. Поэтому сейчас, когда они были заняты праздником, я мог спокойно побыть среди людей и почувствовать себя простым ребенком.
– С годом змеи, малец! – кто-то осторожно хлопнул меня сзади по плечу.
Вздрогнув, я медленно оглянулся, невольно подумав, не получу ли снежком по лицу. Но все обошлось. Позади стоял дед мороз, держа в руке синий мешок. Ну, естественно, это был не добрый дедушка с северного полюса, а всего лишь какой-то мужичок, от которого разило свежим перегаром, но тем не менее он протягивал мне мандаринку.
Вытащив дрожащую руку из кармана, я взял угощение.
– Пусть этот год станет для тебя особенным! Что же ты без рукавичек? Простудишься.
Ничего не ответив, я побежал прочь, так как пара ребят из школы начали на меня коситься, о чем-то перешептываясь.
Отбежав подальше от праздника, я обернулся. Мои страхи оправдались – эти двое бежали за мной следом, словно гончие собаки, учуяв добычу.
Что есть сил я бросился в сторону дома. Что-что, но бегать за эти годы я прекрасно научился.
Со всех ног я несся через заснеженные дворы двухэтажек. Парни не могли меня догнать, но и не теряли из виду. Перебежав дорогу, я продолжил свой кросс по тротуару, вдоль частных домов. Ребята бежали следом, свистя и улюлюкая. Вот моя улица, я уже вижу свет в своем ветхом домике. Мне оставалось лишь повернуть к нему и влететь за ворота, но… на повороте меня занесло на скользкой дороге, и я кубарем повалился на землю. Удар был мягкий, так как территорию за оградой у нас никто не потрудился очистить от слоя снега.
Я только приподнялся, намереваясь вскочить, как первый из ребят с разбегу ударил меня ногой в грудь. Дыхание перехватило, и меня опрокинуло на спину. Я закрывал и открывал рот, как выброшенная на берег рыба, не в силах вдохнуть воздух. Но этого казалось им мало, они продолжили пинать меня, намереваясь попасть по ребрам.
Вскоре им это наскучило, и они оставили меня лежать в снегу, скручиваясь от боли. Сквозь слезы я увидел, как кто-то проходит мимо меня к дому.
– Отец… – кое-как выдавил я из себя.
Но меня не услышали. Или не захотели услышать.
Минут десять еще я приходил в себя. Наконец дышать стало легче, и я, шатаясь, поднялся на ватные ноги. По лицу текли слезы, перемешиваясь с кровью и соплями. Протерев лицо снегом, я, окончательно отморозив руки, побрел домой.
Уже в сенцах я услышал пьяный гул. Войдя, я застал своих маму и папу в компании еще двоих собутыльников. Новогодний праздник посетил и наш дом. Нет, они не наготовили горячих блюд и закусок, у нас дома праздник отмечался по-своему. Клубы дыма как туман стояли посреди комнаты, под ногами вались окурки и пустые чебурашки. Родители со своими гостями сидели за столом, разливая по стаканам дешевый самогон, который, должно быть, и нес мой отец, проходя мимо избитого сына.
– О, явился. Ты почему в таком виде? – заплетающим языком спросила мать, с трудом сфокусировав взгляд на мне.
Я, ничего не ответив, уже было прошел мимо них в сторону комнаты, когда отец схватил меня за локоть.
– Почему не отвечаешь матери, щенок?
– Отпусти! – посмотрев ему в глаза, сказал я.
– Серега, да пусть идет, наливай.
– Ебальник закрой, рыжий. Не видишь, я сына воспитываю.
Я силой вырвал руку, едва не повалив отца с фляги, на которой он сидел.
– Ты охуел? – вставая, зарычал отец. – Я тебя порву, сученок!
– Попробуй, – спокойно ответил я, без страха, сжимая кулаки.
Отец, опешив, замолчал, как и все присутствующее. Не знаю, что именно, но что-то в ту секунду изменилось. Обычно отец избивал меня даже за неправильный взгляд. А я в свою очередь жил в вечном страхе. Перед родителями. Перед другими ребятами. Но сегодня во мне что-то надломилось, словно те двое парней из школы разбили во мне чувство страха, пиная по ребрам. Больше я не стану терпеть унижений, ни от отца, ни от других.
И как ни странно, отец ничего не сказал, отведя взгляд в сторону, я же ушел в комнату, хлопнув дверью.
– Что ты варежку разинула? Весь в тебя выродок, – уже из-за двери кричал отец, переключившись на мать.
Подойдя к телевизору, я нажал на кнопку. Как раз начиналось новогоднее поздравление президента. У нас было тогда всего два телеканала – первый и второй. Поэтому особого выбора не было, что смотреть, поэтому повторя оставил первый, чтобы хоть немного перебить родительскую брань.
Мои мысли прервал грохот.
– …в эти мгновения каждый из нас думает о своих любимых близких…
– Ах, ты блядина драная! – кричал отец, закрепляя слова звонкими пощёчинами.
– Хочу пожелать вам того, чего обычно желают своим родственникам и друзьям…
– Чтоб ты сдох, козлина! – наконец ответила мать.
– Здоровья, мира, благополучия. И, конечно, удачи…
– Серега, осади. Ты че, брось перо. Серый!
– Счастья вам, с новым годом!
Послышался звон битой посуды вперемешку с криками родительских собутыльников.
Входная дверь открылась, после чего в доме повисла тишина, нарушаемая лишь боем курантов с телевизора.
Что происходило на улице, не было видно из-за запотевших окон, но слышались взрывы фейерверков и радостные крики соседей.
Я же, осторожно приоткрыв дверь, вышел, заглянув в кухню. Стол был перевернут, осколки посуды беспорядочно валялись на полу. Там же лежала моя мать, лицо, заляпанное в крови, одежда разодрана в клочья. Она лежала и смотрела стеклянными глазами на грязный потолок. Одна грудь вывалилась из изрезанного халата, поверх нее торчала деревянная рукоять кухонного ножа…
Этот новый год действительно изменил меня навсегда. Я ненавидел его всей душой и с тех пор отмечал этот дурацкий праздник либо на работе, либо за маской веселья среди друзей. И никто не знал, что случилось тогда, каким я был раньше. Но тот самый ненавистный новый год стал самым счастливым за всю мою жизнь…
Маленький секрет
– Я все докушала! Можно мне погулять? – отодвинув пустую тарелку, умоляюще смотря на мать, спросила Даша.
– Хорошо. Только чтобы даже близко не подходила к ограждениям. Они давно уже не забредали в наши края, но это не значит, что теперь мы в безопасности. Понимаешь? Если увидишь что-то подозрительное, сразу беги ко мне!
– Хорошо! – послушно ответила девочка и, показав язык младшему брату, который нехотя ковырял вилкой яичницу, побежала обуваться.
Эту прогулку она ждала с нетерпением, проснувшись задолго до рассвета. Вчера произошло очень важное событие, которое Даша решила пока сохранить в секрете.
Хлопнув дверью, она выбежала на улицу, едва не споткнувшись о рыжего кота, вальяжно развалившегося посреди веранды. Немного подумав, она вернулась и схватила его на руки.
– Пошли, Тема, ты будешь первый, кого я познакомлю со своим новым другом!
Хотя скорее, единственным другом. У Даши не было друзей, никогда. Это не потому, что она какой-то маленький фрик, не умеющий налаживать контакт с другими детьми. Нет, в свои девять лет она была очень общительной девочкой, иногда даже чересчур. Дело в другом. Даша никогда не видела других детей, кроме родного брата. Но ему все четыре года. Да и взрослых она знала мало. Родители и еще пятеро из их группы. Но им было некогда уделять ей слишком много внимания. Мама с другими женщинами следили за чистотой дома и огорода. Папа вместе с мужчинами днями пропадали на вылазках, добывая провизию для выживания, и дежурили, охраняя территорию. Вчера, правда, дядя Сережа не совсем справился со своей вахтой. Вместо того, чтобы сделать очередной обход, он здорово приложился к бутылке самогона собственного производства. За этим занятием он и провел весь день.
Даша же в это время, забравшись на бочку, стоящую возле двухметрового ограждения, ловко взобралась наверх и перемахнула через него, мягко приземлившись на траву.
Вот уже месяц, как она проделывала этот трюк. Свой двор девочка знала вдоль и поперек, но мир не ограничивался только им. Просто взрослые прятали его за железными воротами и бревенчатым ограждением. А он так манил… Оказавшись снаружи, она первым делом облазила заброшенные здания. Они были не такие, как их дом. Маленькие повалившееся избушки, заросшие деревьями и травой. Отец говорил, что раньше здесь были дачи – домики с садами и огородами, куда люди просто приезжали отдыхать летом. А сами жили в больших мегаполисах. Даша мечтала увидеть настоящий город.
Но еще больше она мечтала о друге, о том, кто всегда сможет уделить ей время, том, кто сможет ее выслушать. И вчера она встретила его.
– Доброе утро, Питер. Ты не сказал, как тебя зовут, поэтому я буду тебя так звать, в честь героя моей любимой сказки. Ты же не против? Вижу, что не против, только и делаешь, что хрипишь постоянно.
Даша, прижимая к себе кота, села прямо на край заброшенного колодца, свесив ноги вниз.
– Вот, держи, думаю, ты проголодался! Ну, ты чего, балбес, помнишь я вчера обещала тебе принести яблоко, ты же не возражал. Мама сама посадила эту яблоню в саду, они очень вкусные. А, как знаешь, скушаешь потом, главное… А все, поздно, ты наступил на него. Завтра принесу тебе что-нибудь другое. Ты же не умрешь с голоду? Хотя папа говорит, что ты давно мертвый уже и второй раз сам не умрешь. Нет, он, конечно, говорил не именно про тебя, я еще не рассказала о тебе. Понимаешь, мне запрещено выходить за ограду, я сбежала. Ты же меня не заложишь? Хотя точно не заложишь, ты не очень-то разговорчивый. Наверное, просто никто не учил тебя говорить, ничего, я принесу свой старый букварь, и мы с тобой позанимаемся. Уверена, тебе есть что рассказать. Откуда ты пришел, что видел. Ты был в настоящем городе? Дядя Сережа рассказывал, что люди жили в огромных зданиях, высота которых могла достигать чуть ли не до облаков. А других людей ты видел? Что было до катастрофы? Может, ты знаешь, что случилось с людьми? Мои родители не знают. Говорят, в один день все вокруг начали болеть и убивать друг друга. Хотя дядя Сережа рассказывал, что люди и раньше так поступали. Ради денег. Я видела эти деньги, зачем убивать ради каких-то дурацких фантиков? Он говорил, что на эти бумажки можно было покупать еду и жить в удовольствие. Но я этого так и не поняла. Мир же такой большой, почему просто всем не делились друг с другом? Дядя Сережа собирался рассказать что-то еще, но папа велел ему перестать забивать мне голову ерундой. А мне так интересно, может, потом ты мне расскажешь про то, как все было раньше? Так вот, про катастрофу. Папа говорит, что люди кусали других людей, и они становились такими же, злыми и кровожадными. Ты такой? Все тянешь свои сгнившие руки, поиграть хочешь или и вправду меня слопать? Думаю, поиграть, но все-таки посижу пока тут. Ты первый живой мертвец, которого я увидела. Родители говорят, что уже пара лет, как вас практически не осталось. Вы бродите по улицам и съедаете живых. А живые убивают вас. А после каждой зимы вас становится все меньше. Может, ты даже последний? Давай договоримся, я научу тебя говорить, и ты просто станешь обычным человеком и присоединишься к нашей группе? Опять шипишь? Что, хочешь с Темой поиграть? Ай, дурацкий кот, ну что ты вцепился? Питер хочет с тобой поиграть, я тебя дам подержать, не вырывайся. Вот, держи его. Питер, не целуй его, он блохастый! Что ты делаешь? Питер, как я его теперь домой отнесу? Ну ладно, пусть поспит немного. А когда он проснется, то станет таким же, как ты, верно? Ну что ж, ладно, у нас есть еще коты, этого оставь себе, вдвоем вам будет веселей в этом колодце, коты хорошие друзья. А мы с тобой друзья же, да? Ну, все пока, мне пора идти, а то потеряет мама… Ладно, приду завтра, да начнем учить буквы. Может быть, даже приведу брата. Если сможешь подружиться с Темой, подружишься и с ним. Ну все, пока!
Даша, помахав рукой, вприпрыжку побежала в сторону дома с одной лишь мыслью – наконец-то у нее есть настоящий друг. Молчаливый, но зато настоящий.