Эдип: А сколько раз меня травила она? Не сосчитать количество жутких несварений после обедов на заправке.
Ахилл: Это на той заправке, где сэндвичи с яйцом и тунцом без холодильника хранятся?
Эдип: Ахилл, ну что ты говоришь? Да если бы лежали они и при нуле по Кельвину, что толку? Ее ведьмовские настойки возымели бы тот же эффект.
Орфей: А разве служат космические осьминоги ведьмам? Я слышал, что только кошки, крысы, вороны и жабы. Ну, пусть будут еще, как в твоем случае, осы, голуби да мыши. Но чтоб такое?!
Эдип: Ее извращенное злобное человеконенавистническое воображение и на такие проклятия способно, друзья.
Ахилл: Ахилл, не рассказывай сказки, этот молодой человек хочет правду услышать, ведь он свидетелем тех событий не являлся и в твои версии может легко поверить.
Эдип: Ахилл, да пусть хоть и впрямь нелегальные мигранты, а только послала их эта язвительная баба. Ты все переживал, что мы работы лишимся, а зря, уж кто бы и лишился ее в первую очередь, так это я. Против меня направлены все козни бесовские. Хорошо, что тогда старик Д, царство ему небесное, отпугнул их ружьем, не то бы не отстали бы от меня.
Орфей: Так они к тебе и не приставали. Нужен ты им больно»! Твоя свояченица тут ни при чем. И прогнал их не старик, а Ахилл. У Д. с собой ружья не было, он, может, и помешался, но без оружия по городу ходил. Ахилл своими выдумками про замещение коренного населения их отвел от мысли здесь оставаться надолго.
Ахилл: Я их выгнал, значит?!
Орфей: А кто ж еще? Сразу начал тирады читать, словно наш восемьдесят первый мэр, что любил пламенные речи толкать, разве что ты не в колготках с перьями был, как он. Всю жизнь ты, видать, политиком видным хотел быть, да только ни одного из ста двенадцати мэров, что при нас были, не победил бы на выборах.
Ахилл: К твоему сведению я, если бы имел такое желание, смог бы легко стать мэром.
Орфей: На сорок секунд, как девяносто первый мэр?
Ахилл: До конца дней своих мог бы, но не стал, потому что во власти должна быть сменяемость. Однако, конечно, и не такого рода, как было с нашим девяносто первым, что застрелился в первую же минуту инаугурации, узнав, каким городом он будет руководить. Весьма недальновидно было с его стороны ни разу не приехать сюда до выдвижения своей кандидатуры. Хотя даже в предвыборный период он не соизволил организовать ни единого публичного выступления. Но не будем об этом: о покойных либо хорошо, либо ничего.
Орфей: Но ведь он получил две трети голосов. Такое редко бывает в наших краях.
Ахилл: С такими оппонентами и предвыборной кампании не надо.
Орфей: Глава секты и три ребенка, стоящие друг у друга на плечах и закутавшиеся в плащ.
Эдип: А я за этих троих как раз и хотел голосовать. Могли бы вполне победить, если бы не упали на сцене, и все увидели, что это не один взрослый мужчина, а шайка мальчишек. Жаль, что их с выборов сняли. Видать, тогда моя свояченица черной магией их и повалила.
Ахилл: Главу тоталитарной секты мы бы точно выбирать не стали. Слабоумием такого уровня наш город еще не пропитан.
Орфей: Ты прав. Довольно и двух сроков ему было. Обещанного не выполнил ни разу, только подоходный налог в девяносто восемь процентов на нужды своей секты установил. И где же предсказанное всем оплатившим налог возвращение в райский сад?
Эдип: Да кто знает, как бы он правил. Все же понимают, что не даст моя свояченица город, в котором я живу, благоустраивать. Может, она ему палки в колеса и вставляла предыдущие два срока.
Орфей: Ох, Эдип, что ж ты опять завел эту песню про сестру своей жены? Уже полвека ее повторяешь.
Эдип: Не понимаете вы ничего. Я, может, живой тут стою и могу с вами, моими друзьями, обсуждать былые деньки только потому, что все эти пятьдесят лет осторожен по жизни и каждую минуту жду отравленного клинка в спину от этой карги. Да-а, ну и исхитрилась же она с этими монстрами. Кто бы не прогнал их, я ему безмерно благодарен.
Ахилл: По воле судьбы у тебя есть возможность выразить благодарность лично и весьма скоро.
Персей: Ахилл, Орфей, Эдип и вы, сударь! Я очень рад вас всех видеть. По какому случаю сегодня все мы здесь собрались?
Ахилл: Орфей, рассказывает заглянувшему мимоходом в наш город молодому человеку историю о высадке мигрантов с щупальцами.
Персей: О-о, это презанятнейшая история, сударь.
Ахилл: Мне кажется, что теперь, когда молодой человек узнал, как прибыли пришельцы, будет не лишним рассказать, почему же они решили тут долго не задерживаться. Особенно интересно услышать это из уст виновника сего события.
Персей: Ахилл, неужели ты по каким-то немыслимым причинам решил, что я мог напугать этих премилых инопланетян? А я ведь один из многих, кто не отнесся к нашим, так сказать, большим братьям недобро.
Ахилл: Помнится мне, ты сразу в атаку ринулся.
Орфей: Я что-то такое тоже припоминаю: ты их буквально в бегство оборотил.
Эдип: За что тебе огромное спасибо, верный друг! Спас в тот день меня от прислужников этой ведьмы.
Персей: Господа, такого быть не может. Что же касается тебя, Эдип, то не могу не заметить, что ты весьма несправедливо обозлен на прекрасную сестру своей чудной жены.
Эдип: А я считаю, что слишком мягок с ней. Она меня на тот свет отправить мечтает, и даже предпринимает вполне активные действия. А я что? Я всю жизнь только оборону и держу, в атаку ни разу не ходил.
Персей: Эдип, ну почему в тебе столько враждебности? Откуда, ты скажи мне, все это пошло?
Эдип: А я тебе скажу откуда, Персей. На нашу свадьбу старая карга…
Персей: Тогда еще не старая.
Эдип: Хорошо, тогда еще не старая, но уже карга оделась в черное, как при трауре. Малого того, еще и не улыбнулась ни разу, танцевать не пошла, смотрела холодно. Вот, поди, уже тогда колдовала. У меня аж так сильно голова закружилась от вина, того, что братья В. С собой принесли. Точно все ее магия.
Персей: Да перестань, Эдип. Я же был у вас на свадьбе, за что тебе огромное спасибо, к слову. Но ты выпил там целых две бутылки. И гораздо меньшая доза может ударить в голову. А братья В. сейчас в местах лишения свободы, где, я всем сердцем надеюсь, их не обижают, но посадили их за изготовление опасного для жизни алкоголя. Пятьдесят потерпевших оказались на больничной койке за два года, из них двое бедолаг лишились зрения. Это я еще опускаю подробности, как они делали свое так называемое вино. И опускаю не по собственному разумению, а в силу того, что следствие, как его узнало, сразу засекретило рецепт. Но помнится, в нем было градусов шестьдесят.
Эдип: Колдунья перед свадьбой их заворожила на мое отравление. А после несчастные братцы уже не могли остановиться и перестать делать это пойло. Ох, какой же взгляд у нее был, когда я с ее сестрой у алтаря стояли. Всем нутром мне смерти желала.
Персей: Сдается мне, Эдип, тому причина весьма прозаична. Ты ведь с ней встречался раньше, за руки взявшись, везде ходили, ты всему городу рассказывал, какая у вас крепкая, искренняя, глубокая любовь. А потом вот через два месяца сделал предложение ее сестре.
Эдип: Друзья, не подумайте, не все так просто. И я этого вообще не помню, хоть убейте, не помню, чтобы я с ней куда-то там ходил и уж тем более держался за руки с этой… этой… Да одно ее касание ядовитее, чем яд сотни гадюк. Меня околдовали, я был не в себе…
Орфей: Ох, Эдип, с тобой не соскучишься. Но то другое, и никогда мы эту тему не закончим, а ведь обсуждали изначально, почему улетели инопланетяне. Вспоминая сегодня те события, я думаю, что виноват Персей.
Персей: Орфей, помилуй, быть того не может. Ты, верно, что-то перепутал. Так обидеть звездных гостей способен кто угодно, но никак не я. Ведь ты же меня знаешь. Я всегда сама любезность. Вот, к примеру, прогнать их мог наш мэр… Эмм, не помню, каким он был по счету. Жуткий ксенофоб. Человек пещерных взглядов.
Ахилл: Ты имеешь в виду нашего семнадцатого мэра? Так он с поста ушел за девять лет до высадки. Помнишь? Он как-то сел на берегу реки слушать шум воды и так долго слушал, что достиг просветления и отрекся от всего земного, включая должность мэра.
Эдип: Простите, что встреваю, но я почему-то подумал, когда ты, Персей, упомянул пещерные взгляды, что речь о шестьдесят четвертом мэре…
Орфей: Это тот самый вытаявший из ледника доисторический человек?
Эдип: Все верно, он.
Орфей: Так Персей в иносказательном смысле о пещерности говорил. А наш шестьдесят четвертый мэр был человек весьма прогрессивных взглядов.
Ахилл: Откуда тебе известно, каких взглядов он был? Он же речью человеческой не владел, только нечленораздельные звуки издавал и громко топал.
Орфей: Но ведь потом избрался в региональную палату.
Персей: А все от природной харизмы. С такой силой убеждения можно всю страну за собой повести. Вот увидите, господа, он еще в федеральной палате окажется. Так вот, что касается семнадцатого мэра, того, что реку слушал. Он до того, как все бренное оставить, издал ряд расистских законов. Согласно им, инопланетянам полагалась в конце автобуса места занимать, запрещалось в культурные заведения ходить наравне с людьми, школы для них отдельные были построены. Готов поклясться, что был пункт и о запрете парковки на центральной площади.
Ахилл: Да если и был такой пункт, то все подобные акты к тому времени уже отменили. А, теперь и я припоминаю, что тогда случилось. Прогнал пришельцев точно ты!
Персей: Ахилл, помилуй! Ну не мог я! Да неужто ты в самом деле инкриминируешь мне такие страшные деяния?! А ведь присутствующие здесь люди могут этому поверить, рассказать своим родственникам, друзьям, коллегам, а те уже своим друзьям. Где-то кто-то что-то преувеличит, добавит свое. И все! Персея уже клеймят самыми нехорошими эпитетами, приписывают самые немыслимые поступки.
Эдип: Персей, а кто же, по твоему мнению, тогда заставил вторженцев убраться восвояси?