Три полуночные сказки
Надежда Филиппова
«Уж полночь близится»А. С. Пушкин «Пиковая дама»
Сказка первая. Как поэт поэту
Людям для счастья всегда чего-то не хватает. Виталику это было отлично известно – и как профессионалу, и как одинокой мятущейся душе. Но про душу потом.
Как профессионал Виталик делал на чужом несчастье деньги. Не очень большие – большие делал шеф. Но и Виталику перепадало.
Они с шефом продюсировали онлайн-тренинги. На мелочи не разменивались. Иностранные языки, упражнения для железного пресса и рисование акварелью – на этом много не заработаешь. Сколько вокруг людей, готовых полгода-год ишачить, чтобы в итоге чего-то там реально достичь? Да практически нисколько. А хорошую прибыль можно сделать только на массовом клиенте. «Без массы нету кассы», – любимая шефская поговорка.
Так что работали на массу, то есть на широкую аудиторию. Поэтому все курсы, за которые брался шеф, носили характер экзистенциальный, если не сказать, вселенский. Типичный представитель большинства, который и счастья ищет, и тушку свою от дивана отрывать не хочет, как раз на вселенское лучше всего и ведётся.
До прошлого года окучивали по большей части дамский контингент – как открыть в себе внутреннюю богиню, управлять потоками женской энергии, всякое такое. Были ещё курсы для фиф с претензией на интеллект – про составление дорожных карт личностной трансформации и всякую там бла-бла-бла осознанность. Но, по правде сказать, хрен редьки не слаще – байда та же, что и для внутренних богинь, только под другим соусом.
А недавно запустили ещё мужскую линию – про путь воина и семь основ доминирования. По мнению Виталика – фуфло полное. Но шеф сказал – не понимаешь, просто ты – не целевая аудитория. А пузаны сорокалетние с руками оторвут. Виталик не спорил. До сорока ему ещё было далеко, а вместо пуза имелся вполне приличный пресс (спасибо спортзалу). Да и вообще, начальству виднее. На продюсировании онлайн-тренингов шеф не то, что собаку – волка съел. Иногда Виталику казалось, что он работает на мудрого Гудвина, великого и ужасного. Смелость, мозги или сердце – шеф мог снабдить чем угодно. С отправкой бесплатного чек-листа на электронную почту после регистрации и со скидкой пятнадцать процентов для тех, кто будет с нами до конца промо-вебинара. Ну да, мошенник он был почище Гудвина. Но очень обаятельный, хоть и лысый, как коленка – что есть, то есть.
Виталик, шефу верный маркетолог и прислуга за всё, пока ещё был не волшебник, а только учился. По долгу службы с утра до ночи его окружали – спасибо, что только виртуально – разные неудовлетворённые жизнью бедолаги. Все они несли свои кровные денежки на онлайн-алтарь и на что-то надеялись. Ну как на что, – на счастье, конечно. А его, может, и нету вовсе, счастья, а есть покой и воля? Но тем, кто покупает курс «Как правильно формулировать свои запросы Вселенной», такие мысли в голову не приходят. Им голова нужна не для мыслей, а чтобы селфи делать.
Поначалу Виталика немного мучила совесть – ведь люди, может, последнее отдают? Но потом отпустило. Во-первых, никто их не заставлял. Во-вторых, у дураков всё равно деньги заберут умные, так уж пусть лучше приличные люди, вроде них с шефом, а не какая-нибудь деструктивная секта. В-третьих, почти все покупали по второму и третьему тренингу, значит, им оно надо. И, наконец, в-четвёртых, Виталик и сам был не слишком счастлив, а несчастье ожесточает.
Причина для несчастья у него была старая, как рифма «розы-грёзы». Виталик писал стихи, но они никому не нравились.
А ведь хорошие были стихи. Глубокие. Умные. Пороги издательств Виталик, конечно, не обивал – кому он там сдался. Да и зарабатывать пером не планировал – спасибо шефу, и так не бедствовал. Но хотелось признания. Поэтому два раза в месяц лучшее из написанного Виталик постил в сети в поэтическом паблике «Стихия».
Радовало, конечно, что админы Виталиковы опусы публиковали, ни одного не отклонили. Но лайков было мало, вот что убивало. А комментов, можно сказать, совсем не было. Опубликовал – как мусор вынес.
Обидно! Вот, к примеру, Милану, постоянную авторшу, лайкали активно. А что за стихи-то у неё, срамота. Любимый сюжет – про мужа, который ушёл из семьи к длинноногой тёлке. А тёлка оказалась стерва (вот сюрприз!). Мужик бредёт обратно к своему старому дому. Видит в окне милую бывшую жену и счастливых детишек (брошенные семьи у Миланы всегда жили на первом этаже и занавесками не пользовались). Муж понимает, какой был дурак, и горько плачет под дождём. Занавес. И рифмы, конечно, те ещё: «изменить – все забыть», «тёплый ужин – он не нужен». Виталика от этих стишат воротило, как в детстве от манной каши с комками. Но нет! Только Милана опубликуется – и сразу пятьсот лайков и сто сопливых комментариев. Сплошь «низкий поклон» и «до мурашек». Дались им эти поклоны и мурашки. Да, наверняка, и она сама, и фанатки её – сплошь те самые дуры-бабы, что платят по пятьдесят штук за курс для богинь. Но факт, как говорится, самая упрямая в мире вещь. Милану лайкали, а Виталика – нет.
Милана – это ещё что! Подумаешь, разведенка-графоманка. Но вот Феофилакт… Феофилакт был Поэт. Каждый раз, когда Виталик видел его публикации, сердце падало. И всё равно, как последний мазохист, открывал, и читал, и перечитывал.
Феофилакт писал обо всём – о любви, об осени, о мухах, об актрисах, о сериалах, о пробках, о насморке, вообще о чём угодно. Можно было подумать, этому парню стихами изъясняться проще, чем прозой. А может, и правда проще. Виталик, который часами вымучивал одну рифму, ощущал чужую творческую лёгкость всей своей страдающей душой. Аж слёзы зависти на смартфон капали. И этот слог… Что-то он Виталику напоминал. Нечто в нём было неуловимо… пушкинское, да, пушкинское! Но при этом современное на все сто.
Виталик был почти уверен, что это какой-нибудь поэтище, корифей, знаменитость балуется стихами в соцсетях от избытка таланта. А может, их там целая компания – мистифицируют публику, шалят. Или – эта мысль Виталику пришла недавно и никак не отпускала – может, этот Феофилакт вообще нейросеть? Что такое нейросети, Виталик, как и положено бывшему филологу, представлял приблизительно. Такая штука, которая сначала работает и денег не просит, а потом бах – и зовите Сару Коннор. Может, кто-то загрузил в эту нейросеть всего Пушкина, присыпал сверху свежими новостями, добавил чуть-чуть сленга, перемешал и печёт теперь стихи, как блины?
Но тут Виталик неизменно останавливался, вздыхал и признавался – чем-чем, а штамповкой стихи Феофилакта точно не были. Оставалось только молча завидовать да угрюмо наблюдать, как Феофилакт собирает лайки в опрятности и простоте величья.
Вечером шестого июня, в восемнадцать ноль пять по Москве, Виталик отправил на публикацию свой свежий стих. Отправил и забыл. Ну, ладно, не забыл. Сделал вид, что забыл. Но пока ехал домой, лайки не поверял. И в лифте тоже. А как зашёл в квартиру, не удержался. Ещё кроссовки не снял, а уже полез в «Стихию».
Там был лайк. Один. Его лайкнул Феофилакт.
У Виталика потемнело в глазах, дышать стало трудно, сердце стиснуло.
«Спокойно, спокойно, – сказал он себе, опускаясь на коврик в прихожей. – Что это я, как Татьяна перед Онегиным, чес-слово. Подумаешь, лайк».
Но Феофилакт… Да один этот лайк стоил дороже, чем сорок тысяч лайков от Миланиных фанаток. А вдруг Феофилакт его случайно поставил? Мало ли, палец дрогнул. Сейчас раз – и отменит. Или заменит на антисмайлик «ярость». Кто там лезет со свиным рылом в наш калачный поэтический ряд? Виталик? Гоните его взашей.
Виталик пошёл на кухню и залпом выпил оставшийся с утра холодный горький чай. Немного успокоился. Посмотрел одним глазом на экран. Лайк никуда не делся.
И тогда Виталик сделал то, чего никогда себе раньше не позволял, – зашёл на страничку Феофилакта.
Первое, что он испытал, – разочарование. На фото – нелепый любительский коллаж, гибрид обезьяны с тигром. Статус – «Жизнь – мышья беготня», – очень оригинально, ничего не скажешь. Профиль был открытый, но ничего, кроме уже знакомых Виталику стихов, там не было. Ни фото с друзьями на даче, ни «я и моя ласточка», даже котика какого-нибудь, и того не было. Только стихи без картинок и хэштэгов и тонны лайков и восторженных комментов – но все без ответа. Виталик развернул блок с личной информацией. День рождения – сегодня. Сегодня?
Движимый безрассудством, Виталик набрал сообщение и скорее, пока не передумал, нажал «Отправить».
«Феофилакт, поздравляю с ДР. Даже не знаю, что пожелать такому крутому поэту, разве что оставаться всегда таким же крутым. Ещё раз с праздником!»
Виталик не знал, как обращаться к Феофилакту – на «ты» или на «Вы». Поэтому написал безлично – так безопаснее.
Виталик осторожно отложил телефон, как будто тот мог взорваться. Постоял пять минут на одной ноге. Вроде, в каком-то тренинге говорили, что это для самоконтроля – самое то. Не устоял и рухнул на диван, рядом с телефоном. Феофилакт ответил!
«Спасибо, друг-стихотворец. Но ты сам, никак, хандришь?»
Значит, на «ты». Виталик немного приободрился. Наверное, Феофилакт – ровесник. Старичьё всегда пишет «Вы», если только не скандалит.
«А ты прямо Ванга Так, взгрустнулось немного»
«Отчего же?»
«Спасибо, что лайкнул мои стихи. Рад, что тебе понравилось. А то они, вообще, никому не нравятся, по ходу ☹»
«А тебе самому?»
«Не знаю. Со стороны виднее»
«Ты сам свой высший суд»
«Хорошо тебе говорить, ты крут»
«Ну, не хандри, были бы мы живы, будем когда-нибудь и веселы. Вот ты жив, так и не завидуй мне»
Виталика прошиб холодный пот.
«А ты что, нет?» – натыкал он дрожащим пальцем. Хотел добавить вымученный смайлик – но не смог.
«Увы, мой друг, увы ☹»
Виталик вышел из соцсети. Вернее, выскочил. Включил режим «в самолёте». Выключил телефон. Отшвырнул и для верности накрыл подушкой. Вырвал из розетки шнур от роутера.
Виталика трясло. Может, он был и плохой поэт, но всё же поэт, с волей небесною дружен, а не какой-нибудь там неразумный хазарин. Он понял – Феофилакт не врёт.
Для успокоения Виталик хотел было открыть новостной сайт – клин клином вышибают, перед повесткой дня потусторонние ужасы как-то меркнут. Но ведь сам же всё отключил. Виталик кругами забегал по квартире, притормозил на кухне, соорудил себе двойной бутер с колбасой и стакан сладкого чая. Не бог весть какое раздолье ухарских пиров, конечно. Но такого количества жиров и углеводов Виталик давно себе не позволял. Только не время было ЗОЖничать. Психика нуждалась в поддержке.
Ближе к полуночи, доев колбасу до самой верёвочки, Виталик понял, что решился. Это ведь страшно, если неожиданно. А когда укрепишься духом – так оно и ничего. Час мужества пробил на наших часах. Посмотри в глаза чудовищ.
Свет зажигать не стал. В прозрачной, неубедительной июньской ночи Виталик снова включил роутер, достал телефон, открыл переписку. Почему-то он был уверен, что Феофилакт все ещё там.
«Ты что, бот?» – набрал Виталик и поспешно стёр. Заменил «бот» на «нейросеть».
Феофилакт немедленно откликнулся:
«Отнюдь»
«Но если ты не живой, как же тогда ты пишешь?»
«Не умер весь, душа в заветной лире мой прах пережила»
«Я хочу писать, как ты», – набрал Виталик заветное.
Феофилакт молчал.
«Ты пойми, я не за славой гонюсь. Мне не надо, чтобы на улице узнавали и автограф просили»
«И гонораров мне не надо, и так на жизнь заработаю»
«Я просто хочу, чтобы меня читали, лайкали»
«Не будет мне без этого счастья в жизни»
«Может, стихи – это лучшее, что во мне есть?»
Виталик лихорадочно строчил сообщения одно за другим.
Феофилакт молчал. Но был онлайн.
…
Наконец, Виталик иссяк. Всё, на что его хватило напоследок, было: «Прошу, помоги. Как поэт поэту. Я знаю, ты можешь. Требуй взамен, чего хочешь».
У Виталика затекла рука, в которой он сжимал телефон. Наконец, Феофилакт ответил.
В его сообщении была только ссылка. Виталик прочёл адрес – и почувствовал, как по спине бегут те самые, будь они неладны, мурашки.
«Кликни по ссылке. Заполни все поля, поставь галочку, что с условиями согласен, и нажми ОК. Потом жди СМС с кодом. Введёшь код в поле подтверждения»
«И всё?»
«Чего же боле»
Утром Виталик заглянул в начальственный кабинет.
– Можно к вам?
– А, Виталик, заходи, – шеф приветливо улыбнулся во все свои тридцать два безупречных металлокерамических зуба, каждый ценой с Виталиков смартфон. – Отчёт готов?
– Скоро доделаю. Есть у меня одна задумка, хотел с вами обсудить.
– Давай-давай, креатив – это хорошо, – обрадовался шеф. – Эй, ты как себя чувствуешь, нормально? Какой-то ты бледный.
– Да так, не спалось ночью, проект обдумывал. Давайте новый курс запустим. Для писателей. Знаете, сколько графоманов вокруг? В стол пишут, о славе мечтают. Это же золотая жила!
– Так-так-так, – шеф несколько раз быстро потёр огромные ручищи. – А что? Курсы писательского мастерства плюс тренинги по стимуляции чакры вдохновения…
– И фокусированию потоков творческой энергии, – подсказал Виталик.
– Ага! Можно потом пару-тройку их книжонок издать, за наш счёт, для продвижения… Только передачу прав оформить, – было видно, как множатся у шефа в глазах нули после единицы. – Спикера бы хорошего найти.
– Да я сам бы взялся. Как-никак филолог, красный диплом. Можно со стихов начать. Поэты – самый шизанутый народ. Мозгов – как у курицы, а эго – как отсюда и до Луны. Наша целевая аудитория.
– А ты что, стихи пишешь? – у шефа брови на лысом черепе зашевелились, как мохнатые гусеницы. – Не знал.
– Да так, балуюсь иногда. Хотите ссылку на страничку скину?
– Ну, давай, – шеф с сомнением заглянул в свой айфон. Гусеницы поползли ещё выше. – Слушай, я, конечно, в стихах не копенгаген, но ты вроде как талант. Вот это, про ножки, прямо бомба. И про вискарь тоже огонь. Только что у тебя за ник такой дурацкий – Феофилакт? Нафталиновый какой-то, как у деда старого.
– А это к Пушкину отсылка. Феофилакт Косичкин – был у него такой псевдоним. Для курса другой придумаем, конечно. Виталий Ганнибал – как вам?
– Это как Ганнибал Лектор, что ли? Совсем сдурел? Ты давай нормальное что-нибудь придумай. А вообще, чего мудрить? Как тебе – Пушкин? Пушкина все знают, даже совсем дебилы. А имя можно оставить. Виталий Пушкин, вроде норм звучит. Легенду тебе состряпаем. Скажем, ты – прямой потомок. Были у Пушкина дети? Четверо? Отлично. И вообще, я раньше не замечал, а ты ведь на него даже похож чем-то. Носище этот твой…
– Пушкин так Пушкин, – не стал спорить Виталик. – И вот ещё, шеф. Вы вроде в тир ходите? Возьмёте с собой?
– Конечно, пойдём. Вот уж не думал, что захочешь.
– Да говорят, стрельба глазомер развивает и концентрацию. У меня с этим проблемы. Вот мне один знакомый и посоветовал, – тут Виталик улыбнулся. – Как поэт поэту.
Сказка вторая. Четвёртый том
«Ничего страшного, – сказал себе Серёга. – Обычная тётка». Но всё же было самую малость жутковато.
«А чего бояться-то? – занялся аутотренингом Серый. – Вон сколько их вокруг, тёток этих. На них обычно и взгляд не задерживается. Кому они сдались? Шкандыбают себе туда-сюда, в транспорте скандалят, в „Семёрочках“ гречку берут по акции».
Что в ней такого? Жидкий хвостик серых волос. Летнее цветастое платье, дешёвая тряпка с рынка – внизу мешком, а на боках все жирные валики обтянуты и под мышками пятна. Бледные толстые ноги в сосудистых звёздочках. Древние какие-то босоножки на квадратных сбитых каблуках, не по размеру на такие ножищи, серые пятки в трещинах так и выпирают. Отстой. Да разве бы стал Серёга такую черепаху Тортиллу разглядывать, если бы не План? Больно надо. Он и на молодых-то женщин смотрел с большим разбором. Этому Серый выучился на курсах про семь основ доминирования – не должен настоящий самец растрачивать себя на второсортных самок («Первая основа – осознание своей ценности»). Если девушка по шкале от одного до десяти не тянет хотя бы на шестёрку, то и время на неё нечего тратить. А то никакого генофонда не хватит. Да и алименты могут заставить платить. Серый и сам всегда что-то такое подозревал, только словами не мог выразить. А тренер на курсах внятно всё изложил, доходчиво – все бабы хотят мужика захомутать, от него родить, а потом деньги с него тянуть. Настоящий доминантный самец такого не допустит («Вторая основа – личная свобода»). У альфы как всё должно быть? Его жизнь – его правила.
Однако ж, чтобы устанавливать свои правила, нужна была материальная база («Третья основа – финансовая независимость»). С этим у Серёги была засада полная. Мамани-папани богатеньких судьба ему не подогнала – обычные работяги, терпилы, за всю жизнь на машину-то не накопили, и квартира – дрянь, однокомнатная, двадцать лет без капремонта, да ещё в стрёмном городишке. Серый при первой возможности от них свалил – хоть и в общагу, зато в райцентре. Техникум тоже в плане финансов ничего не сулил. Ну, станет Серый через два года мастером контрольно-измерительных приборов и автоматики, и чо? А ничо! Знает он, сколько этим КИПам платят. На третью основу так не накопить. Думал в онлайн-казино попробовать, да только что-то подсказывало, что лажа это. Если эти казино про себя из каждого утюга орут, значит – разводилово. Туда, где деньги лежат, громко звать не станут. Если сильно повезёт – может, шепнут разок.
Собственно, так План и появился – из шёпота. Серый с Толяном, соседом по комнате, курили вечером в туалете в общаге. Ну, нельзя, конечно, но все курят. Не на улицу же идти, в самом деле. И тут слышат – уборщицы по коридору прутся. Серёга и Толян бычки быстро в унитаз смыли и заперлись в кабинке. Если бабки их спалят – комендантше донесут, а у Толяна и так уже был выговор, за пиво.
Короче, затаились. А бабки в коридоре зацепились языками – другого места не нашли. Сначала громко базарили, а потом на шёпот перешли. Серёга и не хотел, а уши навострил. Так уж всегда бывает, когда шепчутся – хочется слушать. Закон природы.
Одна бабка другой и говорит: «Карбышеву знаешь? Да, ту, что в „Любаве“ техничкой работает. А знаешь, что у неё книга есть волшебная?»
Серый на Толяна посмотрел и пальцем у виска покрутил. Но Толян ни болта не понял, потому что уже наушники воткнул. Он их вообще редко вытыкал – видать, боялся, что мозги через уши испарятся. Поздно спохватился.
А бабки всё перемывали кости этой Карбышевой из «Любавы» (про «Любаву» Серый знал – это столовка была студенческая, народ из общаги её звал «Отрава»). Будто у Карбышевой есть книга. Книгу она с собой носит всегда – и на работу, и в магазин, и на медосмотр даже. Никогда с ней не расстаётся. Книга та не простая. Когда Карбышевой чего надо, она эту книгу наугад раскрывает и пальцем туда тычет. И всегда ей книга подсказывает, что делать. И никакие не враки. Когда в столовке проверка была и заведующую чуть не посадили, так она ходила к Карбышевой, и та ей из книги насоветовала. И обошлось – даже штраф не выписали.
Вторая бабка стала прикалываться – а с чего тогда твоя Карбышева ещё не президент, а техничка в столовке? С такой-то полезной книженцией. А с того, сказала первая бабка, совсем уж тихо – у Серёги аж уши вытянулись, как у Чебурашки – с того, что не хочет. Она-то, говорят, Карбышева эта, девчонкой в блокадном Ленинграде жила. И хотела только, чтобы всегда было, что поесть и чтобы не помереть, как другие. Вот так оно и вышло – работает в столовке, и выглядит, ну, максимум на шестьдесят, а по паспорту-то ей, говорят, уже все девяносто.
Бабки потрепались ещё и дальше пошли, в мужской туалет даже не заглянули. Серый Толяну рукой помахал – идём, пронесло. Пересказывать, что слышал, не стал – на кой? А самому история эта в душу запала. Может, фигня, конечно. А может и не фигня.
Вот и плёлся он теперь по раскалённой улице, пялился на Карбышеву, как сталкер какой, и гадал – где у неё книга? В распухшей белой сумке из драного кожзама? Или в пластиковом пакете? Или (вот уж попадалово будет) где-нибудь в лифчике? Серый ведь не знал, какого размера книга.
Пока План был – отследить перемещения объекта. Не может она двадцать четыре на семь книжку с собой таскать. Где-нибудь да оставит. Что делать дальше, Серёга пока представлял смутно. Воровать он не умел. Не то, чтобы не допускал такой мысли, но как-то не было практики. Да и попадаться не хотелось – сопрёшь дряни на пять тысяч, а сядешь потом на пять лет. Он же не дебил какой-нибудь. Вот если бы знать наверняка, что не поймают, тогда, конечно, другое дело. Но перехватить книженцию было нужно.
Тем временем Карбышева, как бомбардировщик, заложила вдруг крутой вираж, качнула боками и зарулила в «Семёрочку». Сквозь мутное стекло Серый увидел, как она топчется у ячеек для сумок. У него аж сердце подпрыгнуло. Вот он, шанс!
Серый ввалился в «Семёрочку», прошёл мимо тётки. Та как раз запихивала пакет в шестую ячейку, он приметил. Сумку, гадина, оставила при себе. Серый купил курева на кассе. Огляделся – Карбышевой не видать, охранника тоже. Твёрдым шагом прошёл к сумочной, вынул ключ из пятой ячейки и отпер им шестую. Там такие замки были, что и скрепкой можно открыть. Нормальный чел ничего ценного в ячейке никогда оставлять не станет. Только тётка какая-нибудь тупая. Запустил руку в пакет, морщась от старушечьего запаха. Поворошил – какие-то коробочки, тряпки и – быть того не может! – пальцы наткнулись на книгу в твёрдом переплёте.
«Спокойствие, только спокойствие», – сказал себе Серый. Книгу он выудил и, не глядя, сунул в рюкзак. Пакет запихнул обратно. Дверцу запер. Порядочек.
Спокойным шагом вышел из «Семёрочки», завернул за угол и, только когда остались позади все камеры, припустил бегом. На остановке вскочил в первый попавшийся автобус, уселся на заднем сиденье и, как ботан какой-нибудь, вынул книжку.
Была она толстенькая, непривычно маленького формата, обёрнутая в крафтовую бумагу. Серёга обёртку отогнул – и чуть не завыл от разочарования: «А. С. Пушкин. Том 4». И это магическая книга?! Да Пушкин у всех есть, даже у его родаков. А он, Серый, тоже хорош. Уши развесил, дебил, бабок-уборщиц наслушался. Серёга пролистал книгу. Ну, старая. 1937 год. Может, там хоть автограф автора есть? Тогда за хорошие деньги можно загнать какому-нибудь коллекционеру двинутому. Мог её сам Пушкин подписать? Или Ленин? Серый в истории был не силен, а даты, если первые две цифры там были не два-ноль, ему вообще ни о чём не говорили.
Коричневые от времени страницы пахли старой бабкой и столовским жиром. Серый поморщился. Как там уборщицы сказали? Наугад пальцем надо тыкать?
Он завёл глаза к потолку. Ну, Пушкин-Кукушкин, или как там тебя, где бы взять денег тыщ пять, и чтобы мне ничего за это не было? Серый раскрыл книгу, ткнул и прочитал:
«Пред ним славянская дружина»
Ну и чо? И где тут пять тыщ? Причём тут какая-то дружина? И тут Серёгу как под зад толкнули – аж вскочил. «Славянская дружина» – это ж клуб патриотического воспитания, недавно в парке открыли. Был там какой-то павильон обшарпанный, так его отремонтировали и вывеску прикрутили. Чем они там занимаются, Серый был без понятия. Но вывеску помнил хорошо – узкие красные буквы с длинными ножками. Серый понёсся на выход.
И по парку бежал, как какой-нибудь Усэйн, чтоб его, Болт. Только у клуба притормозил. Дальше-то что? Серый беспомощно завертел головой. И тут увидел ЕЁ. Новенькая красненькая пятихатка лежала в двух шагах, под лопухом. Серый посмотрел недоверчиво – может, прикол такой? Скрытой камерой снимают? Но никого рядом не было. Дрожащими руками схватил купюру – настоящая, без дураков, и пахнет деньгами! Патриот какой-то обронил. Быстрей, пока не спалили, Серёга сунул её в задний карман.
Так что же, получается, работает?
Мысли в голове понеслись, как видео в ютубе на ускорении один и семьдесят пять. Что же ещё пожелать? Нет, это ясно, что девушку, но какую? Сразу на десять баллов? Или для разминки на семь? Что-то подсказывало Серому, что даже если на семь, то надо сначала хотя бы в душ. И носки сменить. А может? У Серёги как будто лампочка над головой зажглась. Конкину нагадить, вот что! Да с такой книгой – легче лёгкого. Конкин был препод по материаловедению, завкафедрой, а по совместительству – конченный урод. Параши ставил на пустом месте. Перед группой позорил – умственно отсталым называл, а ещё колхозником. Ну, ничего, теперь Серый его размажет. Или пусть его машина переедет. Кстати, машина! Крутая тачка, вот что нужно! Тогда и деваха на семь баллов сама собой нарисуется. Прав только пока не получил, всё не до этого было, да и дорого. Но ведь права тоже можно пожелать, сразу готовые?
Стоп, сказал себе Серый, притормози. Надо всё обдумать. Если у него всё разом появится – и бабло, и тёлка, и машина с правами, вопросы будут. Наедут менты или просто бандиты – и Пушкин не спасёт. Надо пока на паузу поставить это дело.
Вечером в общаге Серый читал, благо Толян на выходные домой подался и не вонял, чтобы Серега свет гасил и спать не мешал. Пушкин-то ничего оказался, особенно «Гавриилиада». Серёга только хмыкал. Доисторический писатель, а норм так жжёт. Дочитался до того, что носом стал клевать. Глянул на телефон – блин, без десяти двенадцать. Реально, как ботан, до полуночи над книжкой просидел. Серёга потушил свет и подошёл к окну – занавеску задёрнуть, чтобы утром от солнца не просыпаться. Подошёл – и замер.
Она была там. Карбышева. Стояла прямо под фонарём и, задрав голову, как собака, смотрела на Серёгино окно.
Серый аж весь заледенел. Ну ведь не может же она войти? Внизу Елизавета Игоревна, из всех старушек-вохрушек самая лютая. Не попустит в общагу чужого, да ещё в полночь. Хоть сам Дарт Вейдер с лазерным мечом – мимо неё никто не пройдёт. Серый опасливо, одним глазом, выглянул из-за занавески. Под фонарём никого не было. И на улице, освещённой неоновой вывеской круглосуточного магазина, никого. Ушла? Так быстро? Или – тут сердце пропустило удар – всё-таки пробралась?
Серый заметался. Схватил Пушкина. Обуваться было некогда – как был, в носках, ломанулся вон из комнаты. Добежал до мужского туалета, закрылся в кабинке на задвижку. Зажал себе рот руками, чтобы не пыхтеть, как паровоз.
Даже если вошла. Даже если отыскала комнату. Сюда-то не войдёт. Она же тётка. Нельзя ей в мужской туалет. Ведь нельзя же, правда?
И потом, что он так подорвался? Книга у него. А без книги она что? Да ничто, обычная техничка из столовки.
И тут Серый услышал звук. Как будто по древнему линолеуму коридора не спеша идёт кто-то на таких же древних, стоптанных каблуках. Кто-то немолодой. Кто-то усталый. Кто-то конкретно злой, как Халк.
«А спасать тебя теперь кто будет? Пушкин?» – пронеслось в голове что-то несусветное. Пушкин!
«Пушкин, как мне спастись от Карбышевой? Пушкин, помоги!» – Серёга, клацая зубами от страха, распахнул четвёртый том и ткнул пальцем. Оказалось, книгу он держал вверх ногами. Кое-как перевернул, в свете дрянной сортирной лампочки прочёл:
«Всё пропало»
Шаги в коридоре звучали всё ближе.