Резеда

Две десятины земли было у Серебрянникова, и они с первого взгляда показались гостю необыкновенно обширным хозяйством, требующим для ухода за ним, по крайней мере, полсотни усердных работников. Но когда он вместе с хозяином обошел и осмотрел все гряды сада, огорода и цветники; все парники и оранжереи, все плодовые, кустовые, шпалерные и фигурные насаждения; все грунтовые сараи, где в изумительном порядке хранились горками всех сортов удобрения и лежали хозяйственные орудия; загоны для гусей и свиней, отделенные металлической решеткой; проточный пруд для карпов; голубятни; водопроводы и еще очень многое, что не удержалось в зрении и в памяти; когда совсем утомились его ноги, спина и внимание – тогда совершилось странное превращение: богатая ферма, вся залитая, вся переполненная буйными радостями оплодотворения и плодоносия, понемногу стала казаться Горбачеву сначала как будто бы не так уж, не особенно большой, потом совсем небольшой, потом даже маленькой и, наконец, вовсе миниатюрной, вроде японских садов, в которых на квадратном аршине умещаются и река, и мосты, и пагода, и бонзы, и кедры, и цветы, и море, и дальний вулкан…

– Это у вас оттого, – сказал Серебрянников, – что вы непривычно натрудили глаза резким, зеленым светом. Пойдемте-ка в дом; через час ферма станет настоящих размеров.

Вечером, после обеда, гость и хозяин опять, как и вчера, сидели на широком резном балконе и пили чудесное белое вино. Оно было местного, туреннского происхождения, но выдержанное и воспитанное в умелых, любящих руках. Оно оставляло во рту, вместе с легкой сладостью, тот нежный аромат, который свойствен избранным рейнским винам.

Еще не темнело, но дневная жара уже спадала. Слабый, едва заметный ветерок приятно освежал лицо. Казак Гладков ходил между грядами и поливал растения. Овощи он поливал из большой лейки. Приятелям с балкона слышно было, как дробно барабанила о большие листья размельченная, упругая струя. А для цветов казак приносил маленькие леечки и работал с ними осторожно и беззвучно.

И вот тихонько пришло к ним на балкон милое, ласковое, неописуемое, ни на что другое не похожее благоухание освеженной резеды. Пришло и принесло с собою свою скромную радость.

Друзья примолкли и долго так сидели, не говоря ни слова в вечерней, благовонной тишине, под смуглеющим небом.

Первым заговорил наконец Серебрянников.

– Странно, – сказал он, – очень странно относились русские люди к резеде, которая как раз всего охотнее растет и всего лучше пахнет в средней, черноземной полосе России. Ни в одних стихах резеда не была воспета, а в романах и повестях она всегда является символом пошлости и мещанства наряду с канарейкой, геранью и олеографической картинкой. Высоко ее ценили и держали не для клиентов, а для себя отличные садовники из чехов и латышей. Но нужно сказать, что любил резеду и русский мужик, который дал цветам такие прекрасные, меткие и поэтические названия и у которого так развито чувство обоняния. Едва только удалось крестьянину путем сверхчеловеческого труда или путем наглого мошенничества выбраться из черной, грязной, курной избы в полутораэтажный новый дом, с палисадником, то первым долгом заводил он под окнами резеду «для душевной утехи». Интеллигенция и аристократия никогда не интересовалась этим незаметным цветком, ибо у него не было ни ярких красок, ни больших размеров. А между тем вот чему осмелюсь я уподобить мало заметную резеду в кругу других цветов, пышных, любимых, множество раз воспетых, вошедших даже в историю человечества, в виде гербов и кровавых воспоминаний. Представьте себе, что в некоторой стране, в некотором знаменитом столичном городе был назначен съезд и роскошный бал для всех дам и девиц, прославленных красотою и принадлежащих к самым высокодержавным родам. Вы видите это великолепие костюмов, созданных искуснейшими портнихами мира? Эти фамильные бриллианты в коронах? Эти утонченные манеры? Красоту этих породистых лиц и тел, в которых льется голубая кровь многих веков и сотен поколений? Видите ли их высокие, стройные фигуры, гордо и высоко поднятые головы, самоуверенные, холодные, глядящие сквозь людей взоры? И наконец, слышите ли вы шепот восхищения, томные вздохи, изысканные комплименты, льстивые мадригалы, которые следуют за торжественным шествием венчанных красавиц?