В чем суть вопроса

Он разделил два понятия – «государь» и «государство», которые ранее считались равнозначными. На государство в то время смотрели как на частную собственность царя. А Петр не только разделил эти понятия, но и поставил государство выше монарха. Согласно его взглядам, не государство должно служить государю, а государь должен служить государству. На свою власть Петр смотрел как на должность, которую он был обязан исполнять, а не как на свое фамильное достояние. Он полагал, что главной заботой царя должно быть общественное благо. В соответствии с таким пониманием своей роли, Петр построил свою жизнь и быт.

Одним из своих первых указов он перевел в разряд государственных почти все пахотные земли, что числились за Двором, а себе оставил только скромное наследие Романовых – имение в Новгородской губернии. К доходам от него он прибавлял себе обычное жалование, соответствовавшее чинам, проходимым им в армии и флоте. Он передал в фонд государства большую коллекцию драгоценных камней, принадлежавшую ранее его отцу. Поэтому личных средств у Петра было совсем немного. Его, человека, которого считали в Европе одним из самых могущественных и богатых людей на свете, подданные нередко видели в стоптанных башмаках и в чулках, аккуратно заштопанных царицей. Хотя достаточно было его указа, который все сочли бы естественным, чтобы на содержание его самого и его Двора были бы выделены громадные суммы.

Разъезжал Петр на одноколке или плохой паре, или в такой карете, в которую, по словам иностранных наблюдателей, не всякий московский купец согласился бы сесть. В особо торжественных случаях, когда, к примеру, его приглашали на свадьбу, этот могучий государь, не знавший границ своей власти, в чьих руках были жизнь и имущество миллионов подданных, брал внаем экипаж у кого-нибудь из своего более состоятельного, чем он, придворного.

Петр не жалел средств на возведение роскошных общественных зданий, но для себя он построил в Санкт-Петербурге только два небольших дворца, летний и зимний, с тесными комнатами. Поэтому приемы ему приходилось устраивать или во дворце Меньшикова, или на только что построенном новом почтамте. Петр не любил ни ливрей, ни дорогого шитья на платьях. В его дворцах не было ни камергеров, ни камер-юнкеров, ни дорогой посуды. Вся его прислуга состояла из десяти-двенадцати молодых дворян, большей частью незнатного происхождения, которых он называл денщиками.

Будучи заклятым врагом всякого придворного церемониала, Петр разрушил все перегородки, отделявшие царя от подданных. Он мог запросто приехать на родины по приглашению знакомого плотника, с которым вместе работал на корабельной верфи, и радушная семья мастерового угощала царя рюмкой водки и куском пирога. Он бывал желанным гостем на домашних праздниках купцов, ремесленников и вельмож, а если его приглашали на свадьбу маршалом, распорядителем пира, он деловито исполнял свои обязанности. На заведенных им в Петербурге зимних ассамблеях, куда без приглашения мог придти каждый, от вельможи до простого извозчика, царь нередко садился играть в шахматы с простыми матросами, пил с ними пиво, курил их махорку, не обращая внимания на танцующих. Со временем такое поведение государя для всех стало настолько привычным, что его стали считать чем-то само собою разумеющимся.

Как монарх Петр был явлением уникальным. Не только в нашей истории, но и в мировой. Он разрушил все привычные представления о том, как должен выглядеть государь и как он должен себя вести. Петр не походил ни на одного из них ни внешним видом, ни темпераментом, ни поведением. Такого царя «не в короне и не в порфире, а с топором в руках и трубкой в зубах», который бы «работал как матрос, одевался и курил, как немец, пил водку, как солдат, ругался и дрался, как гвардейский офицер» ни у нас, ни в одной другой стране никогда не существовало.

После победного окончания Северной войны Сенат своим указом упразднил титул царя и провозгласил Петра императором, прибавив к его имени титул Великий. Его провозгласили императором с той целью, чтобы поставить вровень с самыми могущественными монархами Европы. Не во всех государствах сразу признали императорское достоинство русского государя, некоторые это сделали спустя несколько десятилетий, но с Россией уже все считались как с великой европейской державой.

Петр показал всему миру, какими колоссальными материальными и организационными возможностями обладает государство, и как оно может в короткий срок преобразить страну, подняв ее на новый уровень, если власть в государстве талантлива и ставит своей целью общественное благо, а не личное благополучие.

Разительные перемены, которые произошли в России за время правления Петра, особенно были заметны иностранцам. Великий французский философ и просветитель Вольтер начал писать биографию Карла XII в год смерти русского царя. Естественно, не мог не рассказать о реформах Петра, противника Карла. Его работа интересна тем, что это свидетельство современника. Собирая материал для книги, Вольтер много общался с людьми, хорошо знавшими Россию до Петра и после него. Он писал о петровских реформах как о переходе от тьмы к свету. Рассказывая о старой России, Вольтер пишет: «Летоисчисление московитов начинается с сотворения мира; они считали 7202 года в конце прошлого века, не отдавая себе отчета в этой дате; первый день их года приходится на 13-е число нашего месяца сентября. Они объясняли это установление тем, что, вероятно, Бог создал мир осенью, время года, когда земные плоды созревают. Так, даже кажущиеся их познания были глубокими заблуждениями: никто из них не подозревал, что осень в Московии могла быть весной в другой стране с противоположным климатом».

Действительно, в России до Петра пользовались юлианским календарем, позаимствованным у Византии, в котором Новый год начинался с 1 сентября, или с 13 по грегорианскому стилю. Считалось, что этот день был днем сотворения мира за 5508 лет до Рождества Христова. Чтобы сблизить Россию с Европой, Петр 20 декабря 1699 года издал указ, по которому Новый год в стране начинался по-европейски, то есть с 1 января. Он охотно пошел бы дальше и принял грегорианский календарь, но поскольку тот был введен римским папой, это вызывало сопротивление даже в Англии, где его приняли только во второй половине XVIII века.

«Не так давно, – продолжал свой рассказ Вольтер, – народ хотел сжечь в Москве секретаря персидского посла, который предсказал солнечное затмение. Они были до того невежественны, что не знали употребления цифр; для счета они пользовались маленькими шариками, нанизанными на бечевки; во всех казначействах и в царской казне не знали другого способа счета. Их религия была и осталась до сих пор христианской, греческой, но смешанной с суевериями, к которым они были тем сильнее привязаны, чем те были нелепее и чем сильнее их угнетали. Не многие из московитов решались есть голубя, так как Святой Дух изображается в виде голубя. Они строго соблюдали четыре поста в год, и в эти дни воздержания не осмеливались питаться ни яйцами, ни молоком. Бог и Святой Николай были предметом их поклонения, и непосредственно за ними – царь и патриарх. Власть последнего была столь же безгранична, как и их невежество; он подписывал смертные приговоры и налагал самые суровые наказания, причем некому было на них апеллировать. Дважды в год он прогуливался верхом, сопровождаемый всем духовенством в полном облачении, и народ простирался перед ним, как монголы перед своим Ламой».

Действительно, власть патриарха в России была огромной. Его считали вторым государем в стране. Когда Михаила Романова избрали на царство, он дал патриарху Филарету, родному отцу, титул великого монарха и вверил ему неограниченную власть над территориями, находившимися в собственности церкви. Филарет использовал все возможности, чтобы в правящем дуумвирате стать первым лицом в государстве. Но и до Филарета патриархи не раз пытались встать выше государя. В своей истории Россия несколько раз была близка к тому, чтобы превратиться в теократическое государство. Ближе других к этой цели подошел патриарх Никон, чьи реформы привели русскую церковь к расколу.

В России священники и монахи представляли собою особый, замкнутый мир. Он был многочисленным и обладал большим влиянием, а русская церковь была очень богатой. Особенно монастыри, владевшие большим количеством пахотной земли, большими пространствами леса, рыбными ловлями, мельницами и лугами. Монастырям в России принадлежало 900 000 крепостных крестьян, у одной Троице-Сергиевской Лавры их было 92 000. Архимандриты, настоятели монастырей, завели привычку носить на своих башмаках бриллиантовые пряжки. Насколько сильной и богатой была церковь, народу показывала ежегодная процессия в Вербное воскресенье, когда шедший пешком царь вел осла с сидевшим на нем патриархом. Став царем, Петр отменил эту церемонию. Он также специальным указом запретил своим подданным опускаться на колени при своем появлении или появлении патриарха, и обнажать голову зимой при прохождении мимо царского дворца.

«Исповедь была в ходу, – далее пишет Вольтер, – но только в случае самых больших преступлений. Они нуждались в отпущении грехов. Но не в раскаянии: они чувствовали себя очищенными после благословения их священников. Таким образом, они без угрызений совести переходили от исповеди к воровству или убийству, и то, что служит уздой для других христиан, для них являлось лишь поощрением к беззаконию. Они считали грехом пить молоко в постный день, но отцы семейств, священники, женщины, девушки опьянялись водкой по праздникам. Тем не менее, в этой стране, как и повсюду, происходили религиозные споры; самый большой спор был по вопросу о том, должны ли миряне производить крестное знамение двумя или тремя пальцами… Достойный доверия человек говорил мне, что присутствовал на публичном диспуте о том, грешно ли курение табаку; оппонент утверждал, что пить водку можно, но нельзя курить, потому что в Священном Писании говорится, что то, что выходит из уст человека, грязнит его, а то, что входит, не грязнит».

Вот так Вольтер описал страну, которая еще находилась в юном возрасте, и чья отсталость во многом консервировалась церковью. Она стремилась отгородить Россию от заграницы, и многое, что привозили оттуда, считала непотребным. К примеру, Собор 1666 года запретил духовным лицам держать в доме зеркало, поскольку оно считалось греховным заморским изделием. Церковь запрещала молодежи выезжать за границу для получения знаний мотивируя это тем, что молодые люди, получая сведения от иноверных народов, могут утратить чистоту своей веры. С большим подозрением священники относились к науке. Они говорили, что наука процветает в других христианских странах, но разве она спасла их от ереси? Разве свет разума помешал там померкнуть вере? В предназначенном для молодежи церковном поучении говорилось: «Богомерзостен пред Богом всякий, кто любит геометрию; а се душевные грехи – учиться астрономии и эллинским книгам; по своему разуму верующий легко впадает в различные заблуждения; люби простоту больше мудрости, не изыскуй того, что выше тебя, не испытуй того, что глубже тебя, а какое дано тебе от Бога готовое учение, то и держи».

Петр был верующим человеком, но его раздражало невежество священников и их противодействие его реформам. Он основывал типографии и наладил производство бумаги, но в типографиях монахи стали печатать памфлеты, где утверждали, что на русском троне уселся антихрист. В доказательство они приводили факт, что в петровской Академии наук происходило вскрытие трупов. Чтобы окончательно сломить противодействие духовенства и подчинить церковь государству, Петр упразднил институт патриаршества и создал специальное административное учреждение, ведавшее церковными делами – Святейший Синод. Он представлял собою коллегиальный совет, состоявший в основном из митрополитов, а во главе Синода стоял Обер-прокурор, царский министр. Он был светским лицом, подчинявшимся непосредственно императору.

Описав невежество старой Руси, Вольтер перешел к тому, что ей дали петровские реформы. «В первый раз, – пишет он, – увидели большие русские суда на Черном и Балтийском море и на Океане. Здания правильной благородной архитектуры воздвигались среди московских хижин. Он устроил училища, академии, типографии, библиотеки; в городах был введен порядок; одежды и обычаи менялись мало-помалу, хотя и с трудом; московиты постепенно узнали, что такое общество… Он заставил молодое дворянство путешествовать, учиться, перенести в Россию иностранную ученость. Я видел молодых русских дворян, полных ума и знаний. Таким образом один человек преобразовал величайшее государство в мире».

И в самом деле, самой светлой стороной деятельности Петра было его стремление просветить русский народ, дать ему научное знание. А наглядным примером для подданных был он сам со своим стремлением все узнать и всему научиться. Что неизбежно передавалось его окружению. Перед людьми, прежде замкнутыми в узком религиозном миросозерцании, вдруг распахнулись двери в новый мир, и они увидели в нем новые горизонты. Оторвав их от старых святынь, Петр бросил людей в пучину самой кипучей деятельности. Он сам стремился быть им во всем примером. Он был хорошим капитаном, умелым матросом, знающим лоцманом, искусным плотником, токарем и инженером. Он постоянно путешествовал по стране, проверяя состояние дел на местах и изучая местные ресурсы. Он закладывал новые верфи, строил шлюзы, рыл шахты, производил опыты над металлами для улучшения их свойств. По его указу измерялись глубины рек и морей, и он сам снимал точные планы. С рук царя никогда не сходили мозоли, поскольку они всегда были в работе.

При правлении Петра приезжавшим в страну иностранцам Россия казалась одним большим заводом, где повсюду из недр извлекались полезные ископаемые, где везде слышался стук молотков и топоров, и куда отовсюду съезжались ученые и мастера со своими инструментами, машинами и книгами. Всего за двадцать лет страна, до этого имевшая лишь примитивное ремесло, превратилась в развитую державу с самой современной для того времени промышленностью.

В то время основным показателем экономической развитости государства считалось производство в нем металла. До Петра Россия в большом количестве ввозила железо из-за границы, а при нем она вышла по выплавке металла на первое место в мире. Русское железо и чугун охотно покупали в Европе, особенно в Англии. Тогда были в моде идеи меркантилизма, согласно которым каждая страна стремилась как можно больше вывозить товаров и как можно меньше их ввозить, чтобы накапливать у себя золото. К концу правления Петра Россия вывозила товаров на сумму 2400 тысяч рублей, а ввозила на 1600 тысяч.

Но в политике Петра были не только достижения, но и крупные ошибки, имевшие для России тяжелые последствия. Правда, следует учесть, что когда он начал реформы, то был совсем молодым человеком, не имевшим никакого опыта, и ему неоткуда было его взять, не было у кого учиться. Крупной ошибкой была Северная война. Ведь подлинной целью Петра было поднять Россию из отсталости и превратить ее в передовое государство. А реформы и война плохо сочетаются друг с другом. Для проведения коренных реформ необходима внутренняя стабильность в государстве и большие ресурсы, не отвлекаемые на другие дела. Тогда как Петру пришлось создавать русскую промышленность не в спокойной мирной обстановке, а в условиях тяжелой и продолжительной войны. На содержание армии и флота у него уходило две трети государственного бюджета, а на оставшуюся треть приходилось все остальное – и содержание государственного аппарата, и значительные суммы, отпускаемые на дипломатию. В эту статью расходов включались субсидии союзникам и подкуп иностранных государственных деятелей, что было обычной практикой в европейской дипломатии того времени. Помимо этих трат, немало было других. Если все это вычесть, то получается, что на развитие экономики у Петра оставались буквально крохи. Но даже этих крох царю хватило при разумном их использовании, чтобы увеличить промышленное производство в России в десять раз! Можно себе представить, чего бы он добился в подъеме экономики и в культурном развитии России, если бы все свое время и материальные средства он посвятил достижению этой цели! А уж затем, рано или поздно, могучее государство заставило бы шведов вернуть земли, которые они отняли у России в Смутное время.

Редко какая из войн так плохо была подготовлена, как Северная. Ведь Петр готовился воевать с турками и ради этого построил черноморский флот, стоивший ему больших денег. Но союзников против Турции он не нашел, зато нашлись желавшие воевать против шведов. И это изменение политической конъюнктуры перенесло Петра с южного направления на север, где у него ничего не было подготовлено. Черноморский флот остался не у дел, и Петру, мечтавшему плавать по морям и для этого изучившему навигационную науку, пришлось долгие годы вести сухопутную войну, пробиваясь к совсем иному берегу. Уже после одержанной над шведами победы Петр честно признался в своем окружении, что начал войну словно слепой, не имея представления ни о собственной силе, ни о силе противника.

Война настолько усложнила ход реформ, что об их неспешной обдуманности теперь не могло быть и речи. Их пришлось проводить в хаосе и суматохе военного времени, которые неизбежно сопровождают боевые действия, когда чаша весов постоянно колеблется то в одну сторону, то в другую. Оказавшись под лавиной нахлынувших на него проблем, Петр всегда вынужден был спешить, не имея времени ни остановиться, ни передохнуть, ни хорошо продумать дальнейшие действия. Теперь уже не он планировал реформы, а их ему навязывала война. Они последовали именно в том порядке, в каком возникли перед царем проблемы. Поражение под Нарвой заставило Петра заняться реорганизацией армии, а необходимость ее одеть, обуть и вооружить, повернула лицом к промышленности. Война потребовала от администрации такой ускоренной работы, на какую не были способны прежние государственные учреждения. Отсюда предпринятая Петром перестройка правительственной машины. Как армии, так и гражданскому управлению потребовались образованные люди. Отсюда усиленная его забота о распространении в обществе научных знаний, об основании общеобразовательных, профессиональных и технических школ.

Образцом поспешности и необдуманности в его поступках был предпринятый Петром Прутский поход. Когда подстрекаемый сбежавшим в Турцию Карлом XII турецкий султан объявил России войну, Петр заключил союз с молдавским господарем Дмитрием Кантемиром, и в апреле 1711 года пошел на соединение с ним. Он завел свою армию в испепеленную солнцем степь, не оценив и не разведав предварительно обстановку. Он понадеялся на обещания молдавского господаря о достаточном снабжении, и не запасся необходимым количеством фуража и провианта. Молдавские поставщики получили с него деньги, а затем отправили проданный ему товар в турецкий лагерь, где получили столько же золота. В армии Петра было 38 тысяч солдат, а руководимая великим визирем Баталджи османская насчитывала 120 тысяч. К тому же она вскоре соединилась с 70-тысячной конницей крымского хана Девлета II Гирея. И вот, имея возможность маневра, Петр позволил турецкой армии, численно впятеро его превосходившей, окружить себя в лагере у реки Прут. Он оказался прижатым к берегу с кавалерией, почти лишившейся лошадей из-за отсутствия корма, и с пехотой, измученной голодом и усталостью.

Солдаты Петра отбили два штурма янычар с большими для них потерями. При штурме турки потеряли 8 тысяч. Но положение царя было отчаянным. Продовольствия не было совсем и солдаты ели одну конину. Поход мог закончиться полной катастрофой – гибелью Петра или его пленением. Турки обложили русский лагерь полукругом полевых укреплений и беспрерывно стреляли из пушек. Петр послал великому визирю 150 тысяч рублей золотом, пытаясь его подкупить, но визирь денег не принял, опасаясь лишиться головы из-за доноса султану. Но мир с Петром он все же заключил. На его решение повлиял поднявшийся среди янычар ропот после понесенных ими потерь. Среди них пошли разговоры, что султан хочет прекращения войны, а визирь, вопреки его воле, посылает их на убой.

Условия мира для России были очень тяжелыми. Петру пришлось возвратить Азов, уступив вместе с ним весь приазовский берег, срыть укрепления Таганрога и уничтожить свой черноморский флот. А это почти пятьсот кораблей больших и малых. По словам одного иностранного офицера, наблюдавшего русскую армию во время ее отхода к Днестру, «Солдаты почернели от жажды и голода. Почерневшие и умирающие от голода люди лежали во множестве по дороге, и никто не мог помочь ближнему или спасти его, поскольку у всех было поровну, то есть ни у кого не было ничего».

После Полтавской битвы Петр продолжил войну со шведами также не лучшим образом. После потери своей лучшей армии в России Швеция была истощена. В ходе военной кампании 1710 года Петру удалось завоевать малой кровью Прибалтику, заняв такие сильные крепости, как Рига и Ревель. В том же году был взят Выборг.

Но Петр почему-то считал, что чтобы добиться в войне победы, ему необходимо вначале построить военно-морской флот, способный одержать верх над первоклассным шведским флотом. «Всякий потентат, – говорил он, – который армию имеет – одну руку имеет, а который флот имеет – две руки имеет». И он действительно построил флот практически «с нуля». Флот состоял из нескольких сот кораблей, и на его создание ушло много времени и средств. Хотя существовал простой путь. Ведь Петру было известно, что в зимнее время северная часть Балтийского моря замерзает. Во время последней войны России со Швецией в 1809 году русская армия дошла до вражеского берега по льду замерзшего моря, после чего шведы незамедлительно признали свое поражение. То же самое случилось бы и в 1710 году, поскольку у шведской армии уже не было сил на еще одно генеральное сражение. В достижении победы шведский флот Петру помешать не мог, поскольку в сражениях на суше он бесполезен.

Вместо того чтобы пойти таким простым путем, Петр зачем-то восстановил Северный союз и вошел в альянс с Саксонией и Данией. Эти два партнера воспользовались ослаблением Швеции и нацелились на Померанию – шведские владение в Германии на южном берегу Балтики. Но шведы им быстро задали трепку, и им на помощь пришла русская армия. Она одержала ряд побед, а ею завоеванную Померанию поделили между собой Пруссия и Голштиния, союзница Саксонии. Когда союзники получили все, что хотели, они покинули Петра, заключив мир со шведами. 7 января 1720 года в Стокгольме был подписан мирный договор Швеции с Саксонией и Речью Посполитой, а 14 июля шведы подписали мир с Данией, которая получила территорию в Шлезвиг-Гольштейне, денежную компенсацию и право сбора пошлин со шведских судов за проход через Зундский пролив.

Только тогда Петр осознал, что его одурачили, и что он остался с врагом один на один. Только тогда он догадался нанести сокрушительный удар по врагу своей двукратной опустошительной высадкой в Швеции. Казаки были уже на пути к Стокгольму, когда противник запросил мира. Так разменявшись на не нужные России операции, Петр продлил изнурительную 9-летнюю войну еще на 12 лет. Стоило ему вовремя понять, что после Полтавской битвы вся Северная война со стороны союзников велась исключительно русской силой, и он ни в чьей помощи не нуждается, не было бы лишних лет войны. Петр тогда бы сэкономил много времени, ресурсов и крови. А построенный им флот при его преемниках просто сгнил за ненадобностью.

Петр сам признавал свою ошибку. Он называл 21-летнюю Северную войну своей «трехвременной школой», имея этим в виду, что там, где обыкновенным ученикам достаточно проучиться семь лет ему, как туго соображавшему школяру, пришлось просидеть целых три курса.

Но самые крупные ошибки были сделаны Петром в его внутренней политике. Это относится, прежде всего, к юридическому оформлению им дворян в качестве обособленного от остального общества класса, а также к усилению крепостного права.

До воцарения Петра дворян в России не существовало как класса. Были служилые люди, наделенные государством поместьями, и обязанные ему за это военной и гражданской службой. Но они не были той замкнутой, юридически оформленной и наделенной особыми правами корпорацией, какими их сделал Петр. В отношении образования и культуры эти люди не стояли выше остальных слоев общества. Существовала, правда, разница между московской службой и провинциальной. Те, кто жили в столице, находились вблизи царского трона и были на привилегированном положении. В мирное время они составляли свиту государя и исполняли различные придворные службы, а в военное время формировали его собственный полк в качестве ударной силы армии и царской охраны. Они же командовали остальными полками и отрядами провинциальной конницы. Естественно, что цари особенно высоко ценили их службу и им полагались повышенные денежные оклады и более крупные поместья.

Помимо служилых людей, в Москве была старая княжеско-боярская аристократия. Она видела в служилых людях только выскочек и смотрела на них свысока. Между этими двумя категориями приближенных к трону вражда никогда не утихала. Любое должностное назначение вызывало большие споры. Но постепенно старая аристократия приходила в упадок, и царь все больше важных поручений давал служилым людям. Поэтому грань между ними постепенно стиралась. В 1682 году царевна Софья издала указ, формально уравнявший всех приближенных к престолу.

При ней была составлена «Бархатная книга», куда внесли фамилии всего столичного наследственно-служилого сословия. В этой книге было записано 930 семей, из которых великорусских была только треть. На западнорусского, в том числе литовского и польского происхождения, приходилась четвертая часть записанных, другую четверть составляли выходцы из Германии и стран Западной Европы, а оставшиеся 17 % были людьми татарского и иного восточного происхождения. Те есть, московские служилые люди были от разных национальностей.

Занимая в государстве руководящие посты, они часто встречались по служебным делам с иностранцами, и поэтому хорошо были знакомы с заграничным миром. Это делало их проводниками западного влияния в России, что и привлекло к ним внимание Петра. В них он увидел опору в своих преобразованиях. Именно Петр юридически их обособил как класс. Он завел родословные книги, наделил московских служилых людей особыми правами, и присвоил знатным родам фамильные гербы. Он им пожаловал и родовое имя, заимствованное из польской терминологии – шляхетство, или, по-русски, дворянство.

Петр сравнивал государство с военным кораблем, к примеру, с фрегатом, где все было разумно устроено, и где каждый знал свое место, занимаясь своим делом. А все вместе они достигали необходимого результата – движения корабля к намеченной цели. Если на военном корабле есть капитан, то в государстве это царь. На корабле есть матросы, выполняющие черную работу – в государстве это простонародье. И есть еще корабельные офицеры, помогающие капитану в управлении. Таких помощников царя Петр видел в дворянах.

Он хотел, чтобы они стали авангардом русского общества. По его представлениям, дворянин – это обеспеченный доходами с имения офицер армии или служащий гражданской администрации. А поскольку государственная служба связана с особыми расходами, для их покрытия дворянину предоставляется имение. Благодаря материальному достатку, дворянин сможет получить хорошее образование, и не только в собственной стране, но и за границей. А значит, как военная служба, так и гражданская получат хорошо подготовленных, грамотных людей. При своей образованности и материальной возможности путешествовать дворяне легче воспримут передовую западную культуру. Так полагал Петр.

Жизнь дворянина в России в его царствование не была более легкой, чем у прежних служилых людей. Напротив, она была тяжелее. Царь сохранил прежний служебный возраст – с 15 лет, но теперь перед службой дворянин обязан был учиться. Тогда у молодежи отсутствовала привычка к обучению, и они смотрели на учебу как на напрасную трату времени. Поэтому старались, как могли, избавиться от горькой повинности. Петр жестко боролся с такими настроениями. Он запретил дворянам вступать в брак, пока они не сдадут экзамены. А за отказ от обучения царь мог даже заковать в кандалы. Однажды группа московской знатной молодежи, спасаясь от предписанной им математической школы, записалась в духовное училище. Петр приказал забрать их оттуда и отправил в Петербург, где их зачислил в морскую школу, а в наказание заставил бить сваи на Мойке.

Петр строго преследовал за укрывательство от службы и за это отбирал не только поместья, но даже вотчины. Каждая дворянская семья предоставляла в Сенат список своих сыновей и по ним производили смотры. Там недорослей распределяли по полкам или отправляли на дальнейшее обучение. Дворянин мог стать офицером только после нескольких лет службы в качестве рядового. Специальный закон запрещал присваивать офицерские звания лицам, которые «с фундамента солдатского дела не знают». Молодежь из знатных и богатых фамилий записывали в гвардейские полки, а тех, кто был беднее и худороднее – в армейские. Но никакое высокое происхождение не могло полностью освободить от государственной службы. Петр сам разбирал списки знатных персон и распределял их солдатами в гвардию. Пока он правил и некоторое время после него в Санкт-Петербурге можно было видеть какого-нибудь из князей Трубецких, Волконских, Куракиных и так далее, стоящего на карауле с ружьем на плече. Князья жили в одной казарме с рядовыми из простонародья, получали с ними солдатский паек, ходили на работы, чистили каналы, возили провиант и были на посылках у офицеров.

Гвардейские полки служили Петру для подготовки офицеров из дворян. Прослужив несколько лет рядовым в гвардейском полку, они затем переходили офицерами в армейский полк. В созданной Петром всесословной армии дворяне образовывали командный корпус через гвардию, а через морскую академию формировали флотский экипаж. Служба у дворян была пожизненной. Отставку давали только по старости или в случае увечья. Но и отставным находили дело, определяя их в гарнизоны или пристраивая к гражданским делам.

Петр намеревался дать образование всему русскому обществу, включая крепостных крестьян. При этом образование должно было быть не только всеобщим, но и бесплатным. Но в первую очередь Петр старался обучить дворян. По его указу две трети учащихся инженерной школы должны были происходить из дворянских семей. В морской академии при его правлении учились представители самых знатных фамилий. В то время в России не было такой аристократической семьи, из которой юноши в возрасте 16–18 лет не учились бы в этой академии.