Грааль и Откровение Иоанна Богослова. Философия благородства

Tekst
Loe katkendit
Märgi loetuks
Kuidas lugeda raamatut pärast ostmist
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

О сочетании земли и воды, как и о сочетании огня и воздуха (подробнее об этом сочетании в следующей главе) ещё добавим три очень важные вещи:

–– Сочетание воды и земли, как и сочетание огня и воздуха, не имеет в себе мужского или женского перевеса порождающего энергетический дисбаланс в душе, и как следствие – страсть, т.е. болезненное желание, вызванное этим дисбалансом, и потому неизбежно чреватое муками фрустраций (неудовлетворения). Во всех других сочетаниях стихий, как мы показали, есть четко выраженный мужской или женский характер. Напомним, что чисто женская стихия – земля, а чисто мужская – вода. В системе Аушры сочетание эстетических функций (второй и третьей) всегда имеет или присутствие только воды или только земли. Это и есть, наверное, причина болезней и самой смерти. Для размножения совершенно необходимо взаимное влечение и соитие земли (женское) и воды (мужское), но для здоровья это соитие, точнее уже сочетание стихий должно быть внутренним и постоянным. Таким образом, эстетика креста является условием целительного равновесия стихий в душе и организме человека.

2) Ещё свойство. Сочетание земли и воды, тоже, как и сочетание огня и воздуха, является внутренне независимым и органичным сочетанием в смысле проявления власти, т.е. самовластным. У стихий власть распределена только так: вода властвует над землёй, т.е. ум над телом, а воздух властвует над огнём, т.е. экзистенциальная личность над эмоциональным волнением, желанием. Внутри других сочетаний стихий такого самовластья нет. Там власть всегда осуществляется со стороны, т.е. одного человека над другим, или ангела над человеком. И это тоже есть причина практически всех несчастий и болезней.

3) И, наконец, оба эти сочетания, в отличие от других, абсолютно не имеют в себе агрессии.

Насколько всё это важно для счастья, благополучия и здоровья? Во много раз больше чем все мыслимые и немыслимые причины. Можно сказать, что только это-то и важно, например, для здоровья, особенно идеального.

Эстетика сочетания огня и воздуха

Символом сочетания стихии огня и стихии воздуха служит шестиконечная звезда или ромб и, разумеется, чаша Грааль. Шестиконечная звезда получается, если один треугольник наложить на другой. А ромб получается если один треугольник приставить к другому сверху или снизу. Для главной сути не важно, что получается. Шестиконечная звезда, ромб или, например, нечто похожее на букву "Х" , тогда будет похоже на Грааль. Для нас главное – само сочетание этих двух треугольников. Обобщая и то и другое, мы пока будем называть это сочетание ромбом. Поэтому хотим обратить внимание на то, что всегда, когда далее будет встречаться слово "ромб", будет иметься в виду и ромб, и шестиконечная звезда, и значек в виде буквы "Х". Слово ромб мы употребляем, во-первых, для удобства, чтобы не писать, например, такие громоздкие выражения, как – шестиконечнозвездная философия, или такие двусмысленные выражения, как х-образная эстетика. Во-вторых, та же, например, шестиконечная звезда в наше время перегружена всевозможными смыслами и является излюбленным символом бесконечного множества всевозможных религиозных, общественных, политических, националистических и прочих организаций, к которым наше изложение не имеет никакого даже отдаленного отношения. И потому слово ромб мы считаем удачной находкой для того, чтобы заново вернуться к началам и истокам. Кроме того, признаемся еще в том, что мы уже проделали большую работу по продвижению в том числе Интернете нового, так называемого, ромбического направления в искусстве, особенно среди русскоязычных художников. Не можем, правда, похвастать, что за тридцать лет этой работы приобрели хотя бы одного последователя, ну… зато и нет ни одного конкурента)))

Итак, ромб. Давайте поговорим об этом, хотя логики (воды) в этом сочетании стихий нет. С чего начать, как подступиться? В нашей, современной, далекой от этого культуре, сочетание огня и воздуха, в смысле чисто духовно-эмоциональной жизни, могло бы быть невозможным себе даже представить, если бы в глубине человека не отзывалось что-то на удивление близкое, готовое принять, пережить как своё смутное, но глубинное прошлое и непременное, желанное будущее. Ни конкретного логического изложения сути, ни бесспорных научных оправданий для своих высказываний мы предложить теперь не сможем. Наоборот. Сейчас, совершенно беспардонным образом, без каких либо оснований и доказательств приведем спорные, сомнительные утверждения о реальности, которую почти невозможно логически пощупать, рассмотреть, убедиться… Которая, наверное, и возникает только при условии, если в нее заранее поверить, признать, а еще лучше захотеть. Честно признаться, и система Аушры, и предыдущие описания сочетаний стихий приведены только для косвенного доказательства того, что действительно и реально существует ромбическое сочетание стихии огня и стихии воздуха, эстетическое восприятие которого может породить новое направление не только в искусстве, но и в самой жизни. Ведь если есть другие сочетания стихий, можно предположить и это сочетание. В реальном проявлении душевно-духовной жизни это сочетание стихий может быть неким эмоциональным волнением по поводу некоего духовного состояния. Эмоциональная духовность или духовная эмоциональность… Как хотите, так и понимайте. А если что-то и как-то поняли, то это верный признак того, что вы заблуждаетесь. Понимать можно только логическое. Ни понять, ни выразить в словах это практически невозможно (и уж тем более это как-то оспорить, или как-то этому возразить), разве что воспринять, пережить или сопережить с кем-то эту эстетику в поэтических или художественных образах, но не объясняющих, а помогающих пережить волнение и состояние. Именно не помогающих понять, а помогающих только испытать состояние.

Наверное, не надо и пытаться что либо понять, т.к. это вообще другая культура, другой даже проект культуры. Ромбические образы, написанные художником, могут вызвать в душе волнение и состояние, и тогда человек может их в себе наблюдать, т.е. сознательно волноваться. Сознательное или, что гораздо важнее и ближе к ромбичности, управляемое волнение можно считать уже культурой (в культурологическом смысле), и, прежде всего, это касается эстетики морали и нравственного закона, но уже не в качестве закона, а в качестве некоего счастья, радости и беспричинной причины активных и в то же время парадоксальных действий и жизненных инициатив. Что же касается морали именно как закона (этика, этикет), как принятых в обществе представлений о хорошем и плохом, правильном и неправильном, и совокупности норм поведения, вытекающих из этих представлений, то это всегда существовало, например, в качестве общественного мнения, которое менялось вместе с самим обществом. На эту тему написано достаточно. Предмет, что называется, знаком – "супер-эго" по Фрейду. Этакий безличный жандарм, "держиморда", запрещающий всё, что приятно человеку, но неугодно социуму. Но та мораль, которая имеется в виду, когда мы говорим о ромбе, это совсем другое. Абсолютно другое. Это как бы идущая от Бога мечта о совершенной доброте человека, эстетика небесно безупречного благородства, эстетика высоты совершенного нравственного образа, некого изначального нравственного априори, морально воспринимаемой аксиомы идеальных человеческих отношений. Это трудно дать почувствовать просто словами. Наверно не хватает воздушной парадоксальности и огненной непредсказуемости. Да, всё-таки эстетика ромба несказанна, несказуема. Вообще, эстетический взгляд и на обычную мораль был бы, на наш взгляд, самый верный взгляд, но на философских факультетах во всех высших учебных заведениях существуют отдельно кафедра этики и кафедра эстетики. Там это и действительно две вполне разные науки.

Можно сказать, что ромбическое состояние – это эстетическое созерцание нравственного благородства, как мудрости и оно экзистенциально. Путь этой мудрости – это путь доброты, и только в этом случае мудрость прекрасна. И сама эта мудрость, и эстетическое созерцание ее ромбичны. В полной мере очарование этого синтеза красоты и мудрости осталось в библейском прошлом, в псалмах Давида, в премудростях Соломона и Иисуса сына Сирахова, но главным образом в проповеди Иисуса Христа. Всё Его учение и все Его заповеди сводятся просто и только к человеческой доброте. И даже если, отдавая справедливость, признать и других великих учителей человечества, трудившихся на поприще моральной проповеди (например, Будда, Конфуций, Лао цзы, Мухаммед), мы видим, что только Иисус Христос изложил свое нравственное учение так парадоксально, так поэтически красиво, и только Он в отличие от всех остальных обещал наслаждение ("блаженство" Мф. 5. 5. ), причем сразу уже, при самом исполнении Своих нравственных заповедей, удивляя этим Своих слушателей и тогда, и до сих пор. И, наконец, самое главное отличие проповеди Христа в том, что Он призвал людей не просто к нравственности, но к нравственному именно совершенству.

Экзистенциальное состояние выявляется и обнаруживается как изумление (из ума) или восхищение (хищение из прозы жизни), т.е. вне-умное состояние. Состояние "вот я" сопровождается удивлением своему собственному существованию. Обычно-то у людей все наоборот. То, что в человеке думает и особенно то, что желает, и понимается человеком, как его личность. Но на самом деле, как только настоящая личность-точка (свой собственный экзистенциальный стержень, спиритуальный центр, воздушное ядро) возникает, она тут же начинает приводить в порядок свои желания и никогда себя с ними не ассоциирует, но властвует над ними. Помните о двух самовластных сочетаниях стихий, в которых проявляется власть одной стихии над другой? У стихий власть распределена только так: вода властвует над землёй, т.е. ум над телом, а воздух властвует над огнём, т.е. экзистенциальная личность над эмоциональным волнением, желанием. Внутри других сочетаний стихий такого самовластья нет. Кроме того, человеческая личность легко обнаруживает влияние на себя другой личности, своего двойника, властвующую до сих пор над эмоциональной частью души, и возникающие "непроизвольно" эмоции, которые раньше человек счёл бы за свои, теперь воспринимает не иначе как психическое насилие, как власть со стороны. Но как тогда без двойника входить в состояние эстетического созерцания? Ведь в одиночестве оно не возможно. Наверное, тогда оно возможно с другим, со святым, данным от Бога, ангелом-хранителем. Этот ангел, который обычно воспринимается человеком, как голос совести, может стать другом и собеседником, и, самое главное, помощником в эстетическом творчестве. Кстати, тогда и двойник начинает перевоспитываться и преображаться. Они, на самом деле, прекрасненько это могут, если ни чего другого не остается.

 

Как было сказано, смысл слова "созерцание" в мистическом со-видении человека и ангела. В этом же и вообще тайна эстетического восприятия красоты. И это созерцание в случае с ромбическим сочетанием стихий огня и воздуха, хоть и невыразимо на логическом уровне, но, тем не менее, если возникает, ясно переживается как реальность. Дело в том, что бесы не видят красоту ромба, тут они слепы. Они зрячи, когда мораль воспринимается как закон, как наука об эмоциях, это мы приняли за сочетание огня и воды. Если же говорить о ромбе, как о сочетании огня и воздуха, то его надо понимать как символ любви, и любви в самом высоком смысле. Это не нравственный закон, т.к. это вообще не закон. А скорее парадоксальная нравственная сила, дающая, например, способность быть добрым, когда вокруг все злые. Способность привязываться и любить, когда сто раз бросили, предали и продали, способность верить, когда сто раз обманули и т.д. Нравственная сила дается в религиозной жизни непосредственно как энергия, как сочетание энергии огня и воздуха, где энергия огня – это энергия чувства и желания, т.е. эмоциональная энергия. А энергия воздуха – это энергия духа, экзистенциальной личности, властвующей над огнем, т.е. над желанием. Эта власть, по сути, и есть нравственность, ее возможность, условие ее существования. Без религии ромбическая культура, в общем-то, невозможна, ведь и ромбические отношения между людьми тоже – религия, невозможная без Бога: в существование другой личности можно только поверить, т.к. понять ее, т.е. логически убедиться в ее существовании невозможно. Логические аргументы здесь не дают достоверности, точно так же как невозможно логически и научно доказать существование Бога. Вера – это суть любовь на экзистенциальном уровне. Между людьми экзистенциальная любовь открывается тоже как вера, т.е. признание и подтверждение существования другой личности. Глобальное и бескорыстное согласие на её существование, т.е. без поисков и выяснений смысла этого существования. Вера, таким образом, есть, по сути, экзистенциальные отношения между КТО и КТО. Ромбическая любовь в древности очень редко случалась т.к. на неё тогда почти никто не был способен, и когда случалась то становилась достоянием народов, хранящимся в преданиях. Любовь царя и пророка Давида к царевичу Ионафану ("превыше любви к женщине") это царская любовь царя к царю. Наверное, царское помазание давало способность так любить, а сейчас – крещение и новая заповедь о любви: "Вы – род избранный, царственное священство" (1 Петр. 2. 9).

Бесконечность точки личности не может иметь смысла, т.к. смысл (со-мысль) – это что, а не кто. Если существование человека, его бытие имеет для меня смысл, то моё отношение к нему обязательно страстно, корыстно, заинтересованно. Точно так же и моё собственное существование, если оно имеет смысл (пользу, предназначение), то получается, что высшее предназначено и, значит, принадлежит менее высшему и им оправдывается. Но это неправильно, так как тогда бы получилось так, что мой ум имеет мое я (меня) и управляет этим я (т.е. мной). А мое я предназначено для ума и оправдывается умом. На самом деле, это я имею свой ум и использую его как мне угодно. Помните иерархию: земля – огонь – вода – воздух? Предназначение и смысл – это вода. Выше экзистенциальной точки-личности Бог ничего не сотворил, всё остальное ниже и служит или принадлежит высшему, т.е. экзистенциальной точке-личности. Даже само божественное имя Иегова (Сущий) в более точном переводе означает – дающий или сотворивший существование, что по-философски могло бы звучать как – сотворивший экзистенцию. Таким образом, человек есть венец творения именно как экзистенциальная точка личности. Если человек нашёл логический смысл существования – он согрешил. Само намерение и попытка найти логически понятный смысл существования существующей личности – уже грех, грех экзистенциональный, т.к. высшее (дух, экзистенция) не могут оправдываться низшим (логикой). Это в плохом смысле абсурдное (потому что утилитарное) отношение к личности (к КТО). И к своей личности, и, самое главное, к личности другого человека. Эта утилитарность исключает ромбическую (бессмысленную) любовь и к ближнему, да, в общем-то, и к себе. Любовь здесь опять имеется в виду как свободное согласие на существование другой личности-точки. Это проявление только свободы точки и больше ничего. И только эта любовь имеет значение, когда речь идет о существовании. Логическая любовь (единомыслие), эмоциональная любовь (волнение) и сенсорная (влечение) здесь вторичны. Первична – любовь духовная, экзистенциальная, воздушная, т.е. бессмысленная и бесстрастная. Сочетание этой любви с эмоциональной любовью есть ромб.

Власть воздуха над огнём, т.е. личности над своими желаниями в ромбической культуре даёт, как было сказано, саму возможность нравственности, т.е. доброжелательности, доброты. А доброжелательность делает человека красивым и желанным. Желание другому человеку счастья, добра, блага украшает лицо, не только в смысле красивого выражения лица, но меняется само лицо. Но не так это легко. Наверное, в миллион раз легче сделать добро человеку, чем пожелать ему этого добра. Что бы сделать добро часто достаточно слова, или буквально пошевелить пальцем. Но чтобы это пожелать, нужны преображение, духовная революция, т.е. смена сознания через постепенную смену культуры. Доброжелательность и счастье – слова синонимы, как счастье и здоровье. Мы живем на виду у того параллельного мира. Но мы живем и на виду у этого мира. Лицо не спрячешь. Вот интересно – большинство из нас стремится сохранить молодой вид, и в идеале мы хотим вечно быть молодыми. Наверное, потому, что молодое лицо – это лицо ещё невинного человека. Но если бы старый человек был невинен, то мы увидели бы красоту и старого лица. А безобразным старое лицо бывает не от старости, а потому что на лице остаются бесчисленные следы желания зла, оправдываемые местью и обидой. Мстительность, даже справедливая, это ЖЕЛАНИЕ ЗЛА. Это нравственная тупость, отвратительная моральная нищета, смердящая болезнью мозга и тела. А если человек не просто не хочет зла, а хочет добра, несмотря на обиды (экзистенциально активная позиция), то его лицо привлекательно и в глубокой старости. Выражение лица постепенно превращается в черты лица. Творчество желания добра – это культура ромбического сочетания стихий.

Суть ромбического состояния в бескорыстии, в бескорыстно-эстетическом желании добра. Корысть всегда если не телесна, то материальна, и хорошо укладывается в логику. Так что корысть и ромб несовместимы. Ромбическая эстетика далека от житейской прозы, она романтична, надеемся, читатель понимает, что мы имеем в виду, если хоть что-то здесь вообще можно понять. Любая стихия при смешении со стихией воздуха приобретает романтическое качество, в том числе, и даже больше других, – стихия огня. Огонь в сочетании с воздухом – это романтизм в чистом виде, романтизм эстетики благородства, или другими словами: романтическая красота нравственного идеала. Культура ромбических отношений открывается как культура любви, воспринимаемая со стороны как религиозная романтика. Ромбический тип отношений – это романтика и эстетика морального максимализма. По сути, в основе этого и должна лежать христианская любовь, в резонансе которой генерируется энергия, необходимая для высших уровней бытия и бессмертия. Но и сама эта любовь есть высшее бытие. И путь к этой тайне лежит не через логическое познание, а через эстетическое созерцание, через непередаваемое словом духовно-эмоциональное состояние (пересечение огня и воздуха), через культуру ромба (Грааля и шестиконечной звезды).

Ромб отлично сочетается с крестом в некую общую эстетику, чего не скажешь о других сочетаниях. А ведь именно в сочетании всех стихий и есть полнота бытия, и значит счастья, здоровья и т.д. Мы брались пока что рассматривать только парные сочетания стихий, но в случае с ромбом, т.е. когда предполагается нравственный идеал, эстекика креста своим присутствием не только в неком эстетическом слиянии дополняет, но и усиливают общую энергетику. Например, дом (сочетание земли и воды). Он энергетичен, как природа, особенно если чист от материальной и нематериальной грязи. Но особенно мощно питает хозяев энергией общий дом (групповое чувство хозяина). Достоинство любящего друга предполагает и общее имущество. Энергетика креста, т.е. сочетания земли и воды, удесятеряется при ромбических отношениях. По сути, материальное богатство и красота того, что может иметь человек своею собственностью – это гармоничная многообразность сложно сочетающихся подробностей, содержащихся в чистоте. Даётся всё это только трудом, но люди вместе любящие природу получают даром. Представим себе картину: пусть даже частный дом, но на фоне красивой дикой природы. Здесь эстетика уже не только креста (дома), т.к. дикая природа перестает быть дикой, она включается в культуру (в окультуренное пространство) в качестве фона. И секрет этой красоты в том, что дикая природа – общая, и отсвет "общести" лежит и на доме, – это красота ромба. Азы сочетания культуры ромба и креста, наприер, – пикник, т.е. поход и еда в компании на лоне природы (которая – общая). Общий дом был бы продолжением этой культуры. При общем имуществе человек, казалось бы, ничего не имеет лично своим, это пугает. Но тогда для начала, например, можно просто некоторую часть года пожить вместе на общей территории, приобретенной вскладчину. Если эксперимент покажется приятным, то можно продолжать в этом направлении. Вспомним о блаженствах, обещанных Христом за исполнение ромбических заповедей! Ведь тогда жизнь, просто жизнь (само существование) станет наслаждением. И в этом богоподобие человека (Бог всеблажен.) А любой грех – это путь к страданию, и тогда жизнь – это страдание. А попытки избавится от скуки путём приобретений, телесных наслаждений, славы, власти и т. д. ведут к ещё большей скуке. Нравственность! Вот истинная система координат между блаженством и страданием. Добро и зло – плоды древа познания, и коль скоро человек оказался перед этим выбором, истинная мудрость и настоящее знание ведут к добру. Каждая ночь как бы стирает старую программу (смывает ошибки прошлого дня) и утром человек живёт как бы заново, и насколько удалось в течение дня сохранить ум и сердце от зла, настолько сохраняется состояние утренней чистоты и блаженства.

Может ли, например, изобразительное ромбическое искусство быть популярным? Троица Андрея Рублева показывает, что да, может. Рассмотрим ее с этой точки зрения. Прежде всего, бросается в глаза ее желто-синее сочетание цветов, особенно в крыльях, как будто ромбическое сочетание цветов и есть условие, при котором можно воспарить на этих крыльях. Мы писали, что если приглядеться, то легко можно увидеть как бы чашу, образуемую фигурами левого и правого ангелов. Чаша – это архетип, вытекающий из символа огня. В середине этой чаши размещается треугольник фигуры среднего ангела. Получается шестиконечная звезда. Ни в коем случае у Рублёва здесь не имеется в виду только лишь та чаша, из которой причащают верующих. Разумеется, эта параллель с чашей для причастия и красива, и поэтична, и тоже, наверное, отчасти имелась в виду, но, думаем, не стал бы Рублев подчинять композицию из фигур ангелов, символизирующих, в том числе, тройческое единство Бога только этой чаше. Все-таки иерархия смыслов и символов должна быть, наверное, подчинена, прежде всего, богословию, а не утвари, пусть самой, что ни на есть священной, ведь, как говорилось, иконопись именно пятнадцатого века – это богословие в красках. Наше ромбическое толкование Троицы Рублева, само собой разумеется, не найдет сочувствия у большинства православных верующих. Т.к. нередко обостренное чувство святыни (как собственности церкви или Бога) в этой среде сочетается с притупленным чувством святости (как нравственного совершенства). Тем не менее, на иконе три перевернутых треугольника: чаша на столе, чаша, образуемая фигурами ангелов, и треугольник, образуемый креслами (внизу). И сверху три точки голов. Округленность, которая тоже явственно проявлена в общей композиции, означает единство, которое по общему смыслу возможно только в сочетании с ромбичностью, т.е. с идеалом благородства.

Откуда Рублев мог узнать о ромбической эстетике? В те времена в Росси многие ждали второго пришествия и изучали Апокалипсис. И не исключено, что был тогда в России кто-то, толкующий Апокалипсис в ромбическом варианте. Если в Апокалипсисе под словом "девственники" имеется в виду эстетика ромба, то вспомним еще одно пророчество: "Иосиф – отрасль плодоносного дерева, отрасль плодоносного дерева над источником; ветви его простираются над стеною; огорчали его и стреляли, и враждовали на него стрельцы, но тверд остался лук его, и крепки мышцы рук его, от рук мощного Бога Иаковлева". (Быт. 49.22). Ветви, как видим, выше стены. Стена, дом, как сказано ранее, образ пересечения земли и воды. В символе – это крест. А ветви можно себе представить в виде ромбической сеточки. Лук, особенно с натянутой тетивой имеет ромбическое очертание. Все благословения, перечисленные далее, могут означать только вечную жизнь в теле: "Оттуда Пастырь и твердыня Израилева, от Бога отца твоего, Который и да поможет тебе, и от Всемогущего, Который и да благословит тебя благословениями небесными свыше, благословениями бездны лежащей долу, благословениями сосцов и утробы, благословениями отца твоего. Которые превышают благословения гор древних и приятности холмов вечных; да будут они на голове Иосифа и на темени избранного между братьями своими" (Быт.49.240). Итак, можно считать, что это пророчество тоже относится к Филадельфийской церкви, к девственникам. Ромбическая культура начинается с элементарной "социотерапии", когда мы ХОТИМ увидеть в другом человеке что-то такое, что достойно вечной жизни, и с этого начинается и наше собственное бессмертие. Но весь вопрос в том, КАКИМ я хочу видеть своего вечно живущего брата? Чему в нем я хочу вечного существования? Если это самец-соперник, конкурент в вытеснении и борьбе – он обречен на смерть и небытие в любом случае, потому что вектор эволюции, не смотря ни на что, направлен, всё-таки, на общение твари с Творцом и на ее богоподобие. И я, если хочу вечной жизни другому телу, то преображенному. Такова воля Творца, заложенная в самой Его идее человека. Мы не можем хотеть кому-то вечной жизни по-другому. Человек-брат выглядит кресто- и ромбо-образно. Преображение – это и действительно смена образа.

 

В самом начале своего увлечения иконописью, мы начали собирать и набрали потом приличную коллекцию фотографий святых старцев, а также портретов, написанных с натуры (например, портрет Серафима Саровского). И тогда обнаружили нечто общее в их глазах. Это общее было в детском выражении глаз. Седые старцы, а глаза детские. Но вот, что интересно. Глаза эти имели детское выражение не столько в смысле детской невинности, сколько в смысле детской доверчивости и готовности по-детски дружить, утраченной взрослыми. Известны поговорки о том, что на старости лет человек впадает в детство, например: "старый что малый". Может эту доверчивость и имел в виду Христос, когда сказал: "если не станете как дети не войдете в царствие небесное"? В детстве каждый имел опыт дружбы. И многие испытали измену друга и дружескую ревность, задолго до половой влюбленности и ревности. После этого человек уже никогда не вступает в такие близкие отношения дружбы, не верит до конца, держится на какой угодно короткой, но дистанции. "Не станете как дети" (старческое детство) – это способность верить и дружить, основанная на вере Богу и дружбе с Ним. Специфика детской дружбы в том, что она бескорыстна и нестяжательна. Нестяжательство – это другое счастье, другой тип сознания, другой тип общения и общности. Нестяжательство – постоянно возникающая ересь против господствующей идеологии, духовный бунт против рабовладельческого государства, самочинное существование вне социальной иерархии и вообще вне мира сего. "Не заботьтесь о завтрашнем дне, что вам есть и во что одеться" – эта заповедь не многим по силам, но кто вкусил свободу от законов мира, тот никогда уже им не подчинится снова. Нестяжательность – это способность рождать в резонансе любви и синергии то, что стяжатели берут у природы или выменивают у людей. Культура любви противоположна не только капитализму, суть которого – обмен, но всей реальности нынешней вселенной. Эксплуататорский капитализм по своим психологическим корням – результат обезьяньего кастрационного импульса. Это мужская страсть (нечистое желание) не дать другому мужчине встать на ноги, не дать стать хозяином, накопить на свое дело. Капитализм – это общество по Фрейду, а не по Христу, поэтому общество с неизбежными конфликтом, противостоянием и т.д.

Две части вещества в одной точке пространства не умещаются, вытесняя друг друга. Это могло бы быть законом вытеснения, вражды и войны. Но существование личности-точки в мире всё меняет. Как для тела средой обитания является земля с ее природой, так для личности средой обитания должна являться другая личность. Рай – это другая личность и вечная жизнь тоже. Эдемский сад был первым раем на земле. Наверно, он был прекрасен своей пейзажной красотой и здоровой, чистой энергетикой, но сладость рая была не только в этом. Главным было соприсутствие и сосуществование. Со-экзистенциальность рая была в отношениях Адама и Бога. Как только в сердце Адама закралось сомнение, и он перестал доверять Богу как другу, он стал смертен. Теперь мы знаем, что верить надо не только в то, что Бог существует, но надо верить Ему, Богу, в Его вечную экзистенциальную невинность. Суть ее в том, чтобы ни с кем, ни разу первым не нарушить дружбы. Верное сердце, эмоциональное постоянство – вот величайшие ценности всех времён и народов, (в том числе, когда не бросают друга из-за ссоры, обиды и проч.) Человек часто из-за действительной или предполагаемой вины рвёт отношения и навсегда расстаётся с виновным. Это экзистенциальный грех, убийство в тонком, духовном плане. Поэтому так трудно поверить другому. Мы все – экзистенциальные грешники, и чужая личность для нас – не рай, а яма, западня. Она опасна, чревата болью и смертью. Единственно возможный путь друг к другу в том, чтобы пустить в себя Христа. Его экзистенциальная невинность – суть нашей веры ("Входящего не изжену вон"). И если удалось построить отношения с Ним, то это и есть возможность построения отношений друг с другом, стать раем для собрата по вере и по жизни во Христе, а это и есть вечная жизнь: собраться вокруг Христа. Но только вокруг настоящего Христа, а не поповской подделки. Парадоксальное и антиномичное сочетание обязательности и в то же время свободности отношений – это брак, который может быть не только телесным, но и духовным. О таком браке писал, кстати, Павел Флоенский в книге «Столп и утвеждение истины». Брак мужчины и женщины, рождающий сначала семью, а потом родовую общину – есть наиболее часто используемый образ в священном писании.

Точка личности – это ничто. Наука, труд, поиск здесь бессильны познать и понять, т.к. для них личность – это всё равно, что пустота, но пустота не в смысле пустого пространства, это даже не пространство. В человеке есть то, что отвечает на вопрос ЧТО? Например, вопрос: что человек имеет? Ответ: он имеет ум, сердце, тело. Тело это не КТО, а ЧТО (как и ум и сердце). А человеческая личность – это КТО. Человек не имеет свою личность, он сам есть личность. На "каверзный" вопрос: чем отличается КТО от ЧТО – нет ответа. Чем-то может отличаться только ЧТО от ЧТО. Отличаться чем-то – это отличаться качеством и количеством. А личность-точка неизобразима и невидима, она апофатична как Бог. Здесь немножко поясним. Апофатика – это богословский метод. Есть два богословия: апофтичное богословие и катафатичное богословие. Катафатичное богословие это утвердительное, положительное богословие. Например, если человек сотворен по образу и подобию Бога, то Бог в каком-то смысле тоже похож на человека. И Его можно себе представить Кем-то похожим на идеального и совершенного человека. В апофатическом богословии о Боге рассуждают методом отсечения всего того, что не Бог. Например, у Дионисия Ареопагита Бог – это не добро, не свет, не глубина, не высота, не счастье, не совершенство и так далее. Бог все это сотворил, но Сам Он выше и вне всего этого. О человеческой личности можно тоже рассуждать апофатическим методом: личность – это не добро, не свет, не глубина, не высота, не счастье, не совершенство и так далее. Но когда личности соприкасаются друг с другом (а это выбор и свобода), тогда появляются и добро, и свет, и глубина, и высота, и счастье, и совершенство. Самое парадоксальное здесь то, что тогда обнаруживается сама личность, – но не для ЧТО, а для КТО, т.е. для самой себя и для другой личности. И она по-прежнему неуловимо прекрасна, не поддается насилию, восхитительно свободна и непредсказуема. Ее нельзя "поймать", изучить, рассмотреть даже в момент касания. В нее можно только поверить и тогда эстетически созерцать. А кто скажет, что такое вера? Она также апофатична, абсурдна, иррациональна. А касание личностей (в том числе с Божественной личностью) происходит по вере, по совпадению двух свобод.