2
Большой двухэтажный барский дом, некрасивый и неудобный, как большинство барских домов, вытянулся на открытой поляне, к которой с трех сторон подступал лес. За лесом сразу же начиналась деревня. Высокая каменная ограда с бойницами окружала двор и дом, и от этого вся усадьба выглядела очень воинственно; хотя против пушек она и не смогла бы устоять, но в старину считалась неприступной крепостью.
Это было поместье князя Горджаспа Гудушаури. От царских милостей он так разжился и оброс жиром, что едва ворочал шеей.
Само собой разумеется, что вместе с дородностью к нему прибывала и мощь. По этой причине он прибрал к рукам все горские общины и их судьба теперь всецело зависела от выражения его лица – веселого или хмурого.
Службу свою он начал в качестве толмача, потом возвысился до диамбега и дальше этого в звании не повысился, но ордена и всяческие милости сыпались на него беспрестанно. И для чего нужны были ему чины, когда и без того все горские общины были усмирены, а иногда и полностью порабощены всяческими насилиями и неописуемым произволом?[1]
И Горджасп жил себе да жил, грабил, сам обрастал добром, жирел, и сила его все прибывала, и все возрастал его почет.
Все праздники для окрестных крестьян превратились в оброчные дни, и они безропотно тащили к нему баранов, ягнят, телят, сыр, масло и даже деньги – все, что только мог наскрести у себя крестьянин, все приносилось в дом Горджаспа и поглощалось ненасытным помещиком.
Сам Горджасп был в горах человеком пришлым. Он начал службу у одного горского феодала, будучи одновременно переводчиком и егерем, но вскоре обзавелся своим собственным участком земли, потом прирезал к нему новый участок, потом еще и еще расширил имение, обзавелся дешевыми рабочими, и дело у него закипело…
Он окружил себя людьми, которые не были ни батраками, ни слугами, ни ремесленниками. Они не имели собственного имущества, но и от Горджаспа не получали никаких благ. И все же эти молодцы всегда были разодеты, имели лошадей, деньги на расходы, разъезжали бог весть где, и никто не смог бы вам сказать, откуда и как берут они средства к существованию. Но злые языки, пожалуй, нашептали бы вам, что «вот тогда-то ночью горджасповские молодчики ограбили путника, взломали лавку» или еще что-нибудь в этом роде. Разумеется, все это не могло происходить без ведома Горджаспа, да и от участия в прибылях никогда не отказывался этот новоявленный феодал, который так хитро плел свои дела, что всем казалось, будто стоит только ему устраниться, как тотчас же среди горцев начнутся распри и мятежи.
Как раз в тот вечер, когда произошло описанное нами событие, Горджасп восседал на балконе своего дома и пил ароматный чай с густыми сливками и румяным ореховым пирогом, щедро сдобренным яйцами и маслом.
Незадолго до того Горджасп изволил уйти на покой. Он оставил службу и теперь наслаждался домашним уютом.
Жена его, жирная и рыхлая, с постоянно красным и потным лицом и такими же руками, повязав голову пестрым, размалеванным платком, восседала тут же в кресле. Она с трудом вмещалась в это кресло, и каждый раз, когда ей угодно было вставать с него, к ней подбегали два молодца и помогали подняться «нежному» созданью. Прибавьте к этому еще низкий рост, серые, постоянно вытаращенные, безбровые глаза, – и вы приблизительно будете иметь представление об облике уважаемой княгини Гудушаури.
С супругами пребывал новый диамбег, пожаловавший пред светлые очи Горджаспа. Тощий, весь иссохший маленький человечек с жидкой бородкой и длинным тонким носом. Его угодливые движения, постоянные подергивания и подобострастная речь – все говорило о том, что он беспредельно преклоняется перед достоинствами Горджаспа и совершенно явно боится, чтобы хозяин дома не пожелал почему-либо раздавить его, как червя, сравнять с землей, что было вполне легко и возможно в те времена такому повелителю, как Горджасп.
– Ужасный народ эти горцы… – начал диамбег, мотнув своей длинной червеобразной шеей.
– О-о, ужасный! – басом подтвердил хозяин.
– Ничего им нельзя внушить!
– Плетью их надо, плетью!.. – посоветовал правитель.
– Разумеется, плетью!.. Горцы – глупые, необузданные, попробуй их распустить, так они на голову сядут, – добавила княгиня и отерла платком градом катившийся со лба пот.
– Вот недавно, – начал диамбег, – я получил квитанции… Вам ведь известно, что крестьяне возят дрова по оброку, им выдают квитанции, а потом по этим квитанциям я получаю деньги от правительства для раздачи им… Так вот, принесли мне квитанции на оплату за сколько-то саженей дров, – не помню точно, – я получил три тысячи шестьсот пятьдесят рублей и роздал их людям…
– Все? – перебил его Горджасп.
– Да, все, – со страхом пролепетал диамбег. – И представьте себе, они взбунтовались и заявили, что им следовало не три тысячи шестьсот пятьдесят, а семь тысяч триста рублей!
– Скажите! – удивился Горджасп. – А вы не спросили их, откуда они это взяли?
– Что их спрашивать!.. Еще столько же, мол, нам причитается, и пристали ко мне: «Не погуби нас, говорят, ваша милость, на бери греха на душу!..»
– Плохо вы поступили, – прервал его феодал.
Диамбег побледнел, поперхнулся, словно что-то застряло в горле.
– П-п-почему же это, позвольте узнать?
– Да потому, что роздали им половину суммы!
– Странный ты человек, душа моя, не мог же он все раздать! – вставила супруга феодала.
– Да нет же, я роздал все, княгиня! – оправдывался диамбег.
– Нет, этого вы уж не говорите, я-то ведь знаю, сколько им причиталось… Но не в этом дело, а вы все-таки плохо поступили! – сердито повторил Горджасп.
Диамбег низко опустил голову, губы у него дрожали, он весь подобрался, понял, что дальше лгать бесполезно.
– Что же мне было делать? – прошептал он.
– Что делать? – крикнул барин. – Не платить им вовсе этих денег, вот что надо было делать, сударь!
– Не платить вовсе? – удивился диамбег, не ожидавший такого поворота дела.
– Разумеется…
– Разве можно было? – забылся обрадованный диамбег.
– Значит, можно было, раз мой муж говорит, – властно отрезала княгиня.
Диамбег почувствовал, что сглупил, и снова подобрался.
– А вот слушайте, – стал пояснять Горджасп. – Во-первых, вы не должны были оповещать их, что получили деньги. Сколько бы к вам ни приставали, вы должны были отвечать: «Не получил еще, знаете, мол, сами, какая всегда проволочка с деньгами». Им надоело бы ходить… Во-вторых, месяца через три вы бы вызвали к себе старшин и отобрали бы у них расписку в получении денег. Чего же проще? – самодовольно закончил он.
– Разве они дали бы расписку? – робко спросил диамбег.
– Не надо было их оповещать, что они расписываются в получении денег, надо было сказать, что это протокол на… ну, хотя бы, на передачу в их пользование дополнительных земель, а они, как услышали бы, что им будет дополнительная земля, всей деревней расписались бы.
– Верно, верно!
– Ну, вот видите! – торжествующе добавила жена.
– Откуда же быть у меня такому уму, как у князя Горджаспа! – скромно проговорил диамбег, сокрушаясь в душе о деньгах, розданных крестьянам.
«Эх, что я наделал!» – думал он про себя и чуть было не хлопнул себя ладонью по лбу, но удержался, постеснявшись князя.
– Вот как надо поступать, сударь, а то всю жизнь останетесь голым!.. Кто умеет приобретать, тому и в верхах почет, и покровителя он себе найдет! А кто поведет себя так, как вы, тому скоро пинков надают и выставят вон. О-о! Деньги и богатство – великое дело!.. Деньги – как смазка для колес: заскрипело колесо, смазал и готово, все тихо. Горе тому, у кого нет смазки для осей!
Вошел служитель и шепнул что-то князю. Тот удалился во внутренние покои.
– Вы всегда должны в таких случаях обращаться за советом к моему мужу! – сказала княгиня, вытирая платком уголки губ.
– Впредь я всегда буду советоваться с ним.
– Ну зачем вы выбросили на ветер три тысячи рублей?
– Три тысячи шестьсот пятьдесят! – с горечью воскликнул диамбег.
– Вот видите! А если бы даже шестьсот ушло на смазку, у вас остались бы чистые три тысячи, – поучала княгиня неопытного ученика, давая ему понять, что ее супруг как раз и есть та самая ось, которую следует смазывать для того, чтобы все шло хорошо.
– Ах, какой я неопытный! – горестно воскликнул диамбег.
В то самое время, когда княгиня преподавала диамбегу этот поучительный урок, в кабинет князя вошло несколько вооруженных с ног до головы юношей. Пришедшие низко поклонились князю.
– Зачем пожаловали? – спросил их Горджасп.
– Пожелать вам доброго здоровья.
– А еще зачем?
– Вот этот, – начал один из пришедших, показывая на другого, – он – Залиашвили Гугуа…
– Так, и что же? – спросил князь.
– Ему нравится одна девушка, он хочет похитить ее… Не посмели без вашего разрешения.
– Так! А что девушка?
– Да у нее нет никого, кроме ворчливой бабки, та не дает согласия, а то уж давно бы поженились, – соврал горец.
– Да, но если девушка не захочет?
– Кто теперь спрашивает девушку, ваша милость, не прежние времена, чтобы все дела общиной решать…
– И все-таки трудно, если девушка не согласна, – упрямился князь.
– Перед тобой ничто не устоит, ваша милость, ты равный царю человек! А мы в долгу не останемся…
– А люди у вас есть? – смягчился князь.
– Как же, есть! – ответил горец и полез рукой в нагрудный карман.
Горджасп следил за его движением жадными глазами и добавил еще веселей:
– Значит, все в порядке! Ступайте, похищайте, – я даю вам согласие.
– Давно бы похитили, но без вашей милости ничего нельзя… – и с этими словами он передал князю небольшой сверток.
– Что это? Зачем? Разве нельзя без этого? – пробормотал Горджасп, быстро пряча в карман подношение.
– Всегда ты – наш благодетель и милостивец! Уж не взыщите за малость! Мы всегда рады тебе послужить!
– Ладно, ладно! – совсем повеселел князь. – Я дам вам своих людей. Можете прихватить еще одного казака, – я сам скажу об этом диамбегу.
– За нами не пропадет, ваша милость!
На этом закончилась их беседа. О ее последствиях читателю известно из предыдущей главы.