Глава 13
Гжельский и Лера не смутились перед противником. Их автоматные очереди положили ещё двоих бойцов, чуть не раня самого Вихря, который поспешил скрыться за стенами кабинета овощного барона.
В дверном проёме показался старший сотрудник, который уже был готов выстрелить из пистолета в Гжельского.
У Олега Рубиновича от беспорядочной стрельбы закончились патроны, но он заметил Вику.
– Атакуй! – приказал Гжельский Вике.
Ничего не соображающая женщина, думающая, что её никто не видит под столом начальника, неожиданно для самой себя выскочила из своего укрытия и ударила старшего сотрудника пивной бутылкой по голове.
Тот, отделавшись серьёзным рассечением, застрелил Вику из пистолета, но поспешил убежать, чтобы не попасть под огонь Леры, которая расходовала патроны более экономно и прицельно, чем её руководитель.
Услышав голос Олега Рубиновича, его подчинённые на энтузиазме, вперемешку с гипнотическими наставлениями, вновь атаковали второй этаж.
Вихрь не стал медлить и отстреливаться – он применил телепартационный цершер, чтобы переместиться прямо в департамент, забрав с собой всех своих уцелевших бойцов.
– Да-а-а, – медленно протянул Гжельский, осматривая поле битвы после окончания перестрелки. – Не так я себе представлял эксперимент с Резервным миром.
– Нужно уходить, – сказала Лера, которая всё ещё была начеку.
– Неприятно, да? – спросил Гжельский. – Неприятно, когда кто-то может появиться из ниоткуда и исчезнуть вникуда. Заткнуть бы насовсем этот Резервный мир, чтобы эти чёртовы тараканы оттуда не лезли. Но это не наша игра. Не моя. К чёрту…
– Кажется, мы нажили врагов, – сказала Лера.
– Сунутся ко мне, спущу на них всех своих монстров! – сказал на эмоциях Гжельский. – Эх, столько людей потерял! Столько людей! Ник, Катя. Что с братьями Самсоновыми?
– Погибли, – сказал гранатомётчик.
– Беда! – выругался, как мог, Гжельский. – Что за чёрт! Не стоит оно того, не стоит. Забрать трупы наших. Остальных оставить здесь. Добить недобитых.
Его люди без каких-либо сомнений и душевных терзаний начали исполнять приказ. Но из недобитых осталась только Мона. Её силой выволокли из под стола всю кровоточащую от различного рода осколков.
Она улыбалась. Дрожащими ногами переступая через собственных сородичей и запомнившихся ей братьев в клетчатой и синей рубашках, она вышла в центр разгромленного помещения секретаря и предстала перед Гжельским.
– Простите, – сказала Мона. – Я могу вам пригодиться. Я не с альнелонами. И тем более не с грисами. Я вам пригожусь. Поверьте мне.
Гжельский, используя силу своего гипноза, приказал ей:
– Дотронься до своего носа кончиками пальцев.
– Что, просите? – не поняла Мона, потеряв свою дурацкую улыбку. – Зачем? Я в полном порядке!
– Ладно, – сказал Гжельский. – Не хочу больше связываться с теми, кто не поддаётся дрессировке. Убрать её.
– Как «убрать»? – не поняла Мона, пытаясь вытереть кровь с лица, но это было невозможно из-за сильных рассечений. – Как это, «убрать»? Я же всё-таки… не вещь!
Она почти не заметила хлёсткий и точный удар пули по своему виску. Гжельский был не рад тому, что увидел этот момент, но его подчинённых это не смутило. Он быстро покинул второй этаж. Лера поспешила за ним вниз по лестнице, в сторону выхода.
Через десять минут Гжельский и Лера ехали в одной машине в небольшой колонне, направляющейся за пределы города, в свой уже ставший для каждого родным пансионат.
Лера, наконец, «отлепила» от своих рук автомат и просто смотрела в окно. Гжельский смотрел перед собой. В никуда.
– Если бы я мог, я бы напился, – сказал Олег Рубинович.
– Вы переживаете? – спросила Лера.
– Да, неприятное чувство.
– Ник, Самсоновы… Катя?
Гжельский ничего не ответил. Несколько секунд они ехали молча. Лера прервала молчание:
– Мы не нашли тело Кати. Она могла остаться в живых. Я в это не верю. Но мы можем это проверить.
– Не знаю, – сказал Гжельский, ему не нравились его ощущения. За этот день он стал слишком… человеком. – Из лучших у меня осталась только ты. Ник, Самсоновы. Ещё несколько человек. Слишком большую цену я уже заплатил… хватит.
– Мне казалось, что Катя вам…
– Тебе показалось, – грубо прервал девушку Гжельский.
Она всё-таки хотела докончить фразу словом «небезразлична», но не стала вызывать негатив начальника, чтобы он лишний раз не лез в её голову своим гипнозом.
* * *
Аркадий Иванович терпел. Так страшно ему ещё не было. Он даже не дышал, когда совсем рядом рыскали в темноте грозные мужчины с тяжёлым оружием. Терпел, вжимался в землю, боялся сделать даже маленький вдох.
Зато сделал большой выдох, но не скоро, лишь только когда прошло достаточно времени с тех пор, как погасли тусклые фонари и перестали мять траву грубые сапоги.
Он выдохнул так, что у него закружилась голова и заурчало в животе. Ещё несколько минут он просто лежал. Но становилось холодно.
Бледно-жёлтая луна почти не давала света. Он заметил, что в этом месте всегда была проблема со светом. Чёрное солнце, обрамлённое ярким кругом, не чувствовало своей полной мощи – наверное жалело это место, чтобы не превратить его в пепел. А луна зависала в небе чисто символично.
Мужчине нужно было двигаться, чтобы не замёрзнуть. Идти вперёд. Возвращаться назад слишком опасно и глупо. Нужно было идти как можно дольше и дальше, чтобы никто его не нашёл.
Он почти не заметил, как со склона вернулся в лес.
Лес молчал. Не было никаких звуков. Ветра тоже почти не было. Был лишь холод. Мужчина шёл, растопырив перед собой руки. Ветки лезли в глаза, а стволы деревьев скрипели, напоминая вздохи каких-то огромных живых существ. Не пели птицы, даже чёртова сова не ухала, радуясь своей добыче. Видимо, в этом месте природа беззвучно радуется своей добыче. Не было и комаров. Только треск деревьев, да шелест ломкой травы под ногами. От этого безмолвия можно было сойти с ума. Это было совсем не так, как в поездке на природу тогда, в детстве, когда неведомые птицы и звери кричали в тёмную ночь, пугая юных туристов. Такое молчание было значительно страшнее.
Иваныч быстро выбился из сил. Даже живот прекратил стонать, ожидая запоздалого жирного ужина, который иногда приходилось разбавлять мезимом или пензиталом, чтобы помочь утробе переварить накопленную внутри жадность.
Пот холодил спину, едва слышно во внутреннем кармане пиджака стукались друг о друга серебряные цершеры. Намокли от росы ноги в дорогих ботинках и тонких носках. Как жизненно необходимо было тепло!
Он шёл долго, слишком долго для человека с такой комплекцией и слишком мало для гнетущего сознание ужаса. Но согреться не получалось.
Поэтому мозг не сразу почувствовал опасность, когда глаза заприметили среди чёрных полос стволов деревьев проблеск огня.
Этот толстый мотылёк шёл к этому огню, даже не думая, что тот может его погубить. Тревожные мысли пришли лишь тогда, когда он подобрался достаточно близко. Да, это был жёлтый, тёплый, ядовито-скрипучий огонь, выплясывающий свой танец над подожжёнными сухими ветками.
Рядом с костром никого не было.
Иванычу пришлось притаиться. Стало ещё страшнее: куда мог отойти тот, кто смог зажечь такой тёплый фрагмент первобытного уюта в этом глухом лесу.
От этого огня отступала даже тьма – некоторые травинки и листья деревьев отражались необычным заревом, наполняя лес сказочными отблесками. Этот огонь звал к себе, чтобы не смешаться в единое месиво с тьмой и согреться.
Ему надоело ждать. Он замёрз так, что ему стало всё равно, кто вернётся к этому очагу. И мужчина приблизился к огню, снял ботинки и протянул свои ноги вплотную к источнику жара. От одежды пошёл пар. Через некоторое время зубы перестали стучать. Даже захотелось вздремнуть, но было слишком жёстко на этой примятой траве.
Из лёгкого полусна Иваныч вышел в тот момент, когда напротив него, загораживаемая пляской огня, оказалась рыжая, почти как этот самый огонь, девчонка. Лет тринадцати. Она была похожа на человека.
– Причинишь мне вред, – сказала она, – я причиню тебе вред тоже. Только больнее.
У неё не было в руках оружия – её ладони мирно грелись у огня, а взгляд пытался быть суровым.
– Я не причиню тебе вред, – осипшим голосом сказал Иваныч.
– Пока я тебе верю. Ты слишком неосмотрительно шёл на огонь. Потом чего-то ждал. Потом просто пришёл греться. Вокруг нет никого. Думаю, ты потерялся.
– Именно так…
– Меня зовут Оливия.
– Необычное имя. Как зовут тебя друзья?
Девчонка перебила его:
– Я представилась. А как зовут тебя?
Иваныч немного смутился, что к нему эта сикильдявка обращается на «ты», но ответил:
– Аркадий Иванович.
– Какое длинное имя. Буду звать тебя Аркада…
– Меня так никто не зовёт. Это не имя!
– У меня нет друзей, кроме Оливера. И никто никак не зовёт меня, кроме как Оливия. Поэтому я буду звать тебя Аркада.
– И где в этом… логика?
– А где твоя еда? – спросила Оливия.
– У меня её нет.
– Я с тобой не поделюсь! – заявила девчонка, вытащив из какого-то небольшого мешка краюшку хлеба.
– Спасибо, я не ем после семи, – попытался пошутить Иванович.
– После семи чего? – спросила с набитым ртом Оливия.
– Ну, диетологи говорят, что есть после семи часов вечера вредно.
– Есть никогда не вредно, если хочешь есть, – девчонка хорошо умела одновременно жевать и говорить. – Кто такие диетологи?
– Это такие врачи…
– Так врачи это врачи. А диетологи тут причём?
Иваныч не нашёл, что ответить. Стало тепло. Он зевнул и вроде бы даже ненадолго отключился из реальности.
Из лёгкой полудрёмы его вывела Оливия. Её рука с куском хлеба оказалась прямо перед его носом.
– На, – сказала девчонка.
И он взял. И тут же начал жевать. Хлеб был невкусный, какой-то жидковатый. Скрипел на зубах песком. Но желудок его принял с благодарностью, перестав урчать.
– Спасибо, – сказал мужчина.
– Наконец-то твой живот перестал привлекать барабашек.
Оливия подкинула в огонь толстую ветку.
Иваныч немного насторожился:
– А они тут водятся?
– Не знаю, – ответила девчонка, прислонившись спиной к дереву. – А ты хочешь проверить?
Иваныч ничего не ответил. Но идея прислониться к дереву показалась ему хорошей. Но сон уже не возвращался. Мужчине захотелось задать новый вопрос:
– Что ты тут делаешь?
– А ты? – чужие вопросы вызывали у Оливии собственные.
– Прячусь.
– А я ищу. И я совсем близко. Завтра я найду своего Оливера и буду радоваться.
– А я буду радоваться, если меня никто не найдёт.
– Странный ты. Надо радоваться тогда, когда ты кому-то нужен.
Иваныч вновь не нашёл ответа. Мысли увели его в период развода, когда жена «спалила» его с какой-то необязательной на тот момент любовницей. Когда сын отвернулся от него, редко навещая отца лишь ради денег. Дочь и до этого мало с ним общалась, а теперь и вовсе перестала. Родителей он уже похоронил. Была работа. Но разве работа это то, что полностью должно наполнять жизнь?
Нескоро удалось задремать, пересмотрев уже и так надоевшие «флэшбэки» из собственной жизни.
* * *
Катя не спала. Она забралась на высокое дерево и рассматривала ночь. Было так темно, что кроме луны не было видно ни зги. Абсолютная тьма.
Одна в чужом мире.
Наверное, так мог себя чувствовать единственный человек на пустой планете. Но тот человек хотя бы мог знать, ориентируясь по небу или специальным приборам, в какой стороне его далёкий дом. А здесь можно было только предполагать, через какую непробиваемую толщу различных миров может находиться то место, где она могла спокойно уснуть, чувствуя безопасность.
Утро показалось тусклой желтизной в стороне горизонта, который вскоре выплюнул жуткий чёрный диск местного солнца, обрамлённый, будто движимыми остриями циркулярной пилы, огненной окружностью.
Катя аккуратно спустилась с дерева. Проверила ружьё, в двух стволах которого было по патрону. Она не стала возвращаться за боеприпасами к убитому, у которого забрала оружие, потому что просто потерялась. В той ситуации было трудно запомнить какие-то ориентиры – кругом всё было слишком однообразно жёлто-чёрно.
Катя побродила по округе, вымочила ноги в росе. Хотелось есть и пить. Но, конечно, больше хотелось жить.
Девушке удалось выйти на протоптанную в две колеи дорогу, которая тянулась посередине лесополосы. Какой-либо надежды не появилось. Но появилась мысль, что нужно искать то место, которое оказалось отправной точкой путешествия в Резервном мире, но это было абсолютно невозможно. Пришлось некоторое время просто идти по дороге, чтобы лишний раз не мочить ноги.
Так она и брела, пока её не нагнал чей-то свист. Когда она обернулась, то увидела в низине, которую она не так давно миновала, небольшую толпу людей. Шесть гуманоидов, ровная половина из которых были грисы, другая – альнелоны. Они толкали перед собой небольшую тележку. Им было весело, и добавило этого веселья появление на их пути Кати.
Девушка некоторое время просто рассматривала их. Расстояние медленно сокращалось. С правой от неё стороны всё также шелестел ветвями деревьев пролесок, а слева располагался пологий холм почти без растительности. Ей показалось, что она слишком долго думает, но на самом деле она была на виду не более минуты.
Катя поспешила скрыться от бродяг в ближайшем кустарнике, но её быстро заметили и трое мужчин и одна женщина из компании бросились её догонять. Женщина и мужчина остались ждать товарищей у телеги.
Катя постоянно оглядывалась, но не слишком густая лесополоса не позволяла найти укрытие. Когда стало тяжелее бежать, а впереди показалось поле, она заняла удобную позицию у пригорка, рядом с большим деревом, чтобы можно было встретить непрошенных гостей прицельным огнём. Но пуль было мало, а вероятных врагов было вдвое больше. Лучшим вариантом был тот, если бы они просто не нашли её.
Но они её заметили. Трое мужчин пошли в её сторону, держа друг от друга дистанцию, неудобную для кучных выстрелов. Они улыбались и махали руками. Их оружие болталось у них за спинами, и они не выказывали агрессию. Катя позволила им приблизиться на то расстояние, чтобы можно было прицелиться.
– Хэй! – крикнул один из них. – Не надо стрелять! Сегодня такой хороший день, зачем стрелять!
– Иди с нами! – позвал второй.
– Мы хорошие! – попытался обнадёжить третий.
Катя медлила. Если сильно верить в небогатый опыт, слабые навыки и сильную удачу, то она могла застрелить лишь двоих. И что делать с третьим? Бежать бесполезно – везде окажешься, как на ладони. Зачем они так испытывали судьбу, играя в эту рулетку?
И куда подевалась та женщина, что убежала с дороги вместе с этими мужчинами?
* * *
Раннее утро в мире людей.
Олег Рубинович Гжельский постучался в дверь номера Руслана Стахова – у того сегодня должен был быть выходной, но ждать, когда он наконец проснётся совсем не хотелось.
– Руслан, разговор есть, – ответил Гжельский на возглас «кто там?»
Через минуту дверь открылась. Стахов не стал надевать штаны, он прикрыл всё, что было ниже пояса клетчатым одеялом, чтобы не щеголять перед владельцем пансионата семейными трусами весёлой расцветки. Руслан уже достаточно давно (как он считал) был в разводе, и эти нелепые трусы остались одним из немногих воспоминаний о семейной жизни. Трусы семейные есть, а жизни семейной нет.
Своей белой майки Руслан стесняться не стал, а вот пустые пивные бутылки он успел закатить за кровать колесом своего инвалидного кресла перед тем, как отворить дверь Гжельскому. Пьянствовать в пансионате запрещалось, но немного пива Стахов себе позволял.
Что ему оставалось? Стабильная и скучная работа надоедала. Содержание в этом же самом пансионате, где он отвечал за видеонаблюдение и за стены которого он давно не выбирался, уже воспринималось, как должное. Сеансы с Гжельским не вернули ему способность ходить, но в остальном всё было приемлемо – ему даже особо не на что было тратить свою зарплату.
В комнате было накурено с вечера, дверь в санузел была открыта – там низко висела постиранная одежда и работала вентиляция, будто только что включённая.
– Ты в порядке? – спросил Гжельский, глядя в сторону переполненной пепельницы, стоящей на столе. Дополняла холостяцкий натюрморт грязная посуда и сиротливая пустая пивная бутылка, про которую Стахов совсем забыл.
– У меня не запой, – сказал Руслан, тоже заметив вчера опустошённую тару. – Я как с суток вернулся, так просто захотелось пива с воблой. Немного. Не спрашивай, кто мне это привёз.
Гжельский не стал ругаться. Он никогда и не ругался, у него были другие методы. Но сейчас он просто разговаривал. Он спросил:
– Есть ещё… какие-нибудь желания?
– Нет.
– Ты давно общался с Катей?
– Стараюсь её избегать, – честно сказал Руслан.
– Есть ещё чувства?
– Что-то есть. Не понимаю что. Нет, влюблённость прошла, ты её хорошо убрал, но ещё торчит в сердце какая-то заноза. Но кому это надо? Молодой, красивой девушке, которой я могу быть только другом и коллегой не по рангу? Пусть это что-то остаётся в моей душе. Мне это даже помогает чувствовать себя человеком. Человеком, способным чувствовать…
– А не из-за этого хочется пива с воблой? – голос Гжельского был мягок, это не было похоже на претензию.
– Нет, это просто… о чём разговор вообще?!
– Катя пропала.
– Как?
Короткий вопрос Стахова помог Гжельскому считать его эмоции. Они были искренними. Это хорошо. Плохо, что отворотный гипноз не оказался таким сильным, как хозяин пансионата мог предполагать. Стахов был одним из немногих проблемных пациентов, но опыт Олега Рубиновича констатировал, что можно сломать любые блоки, именуемые волей. Это лишь вопрос определённых усилий и времени.
– Долгая история, – Гжельскому, всю ночь об этом думающим, не хотелось долго рассказывать подробности о пропаже Кати. – Ты хотел бы помочь в её поисках? Она в беде…
– Что ж мы тут тогда торчим, конечно! – засуетился Стахов, направляя свою коляску то в одну, то в другую сторону номера, пытаясь найти свои штаны. Вскоре, ему это удалось.
Было бы так же просто найти Катю в живых, как и эти штаны.
– У меня к тебе будет важный вопрос, – сказал Гжельский, отвернувшись.
Олег Рубинович не стал наблюдать за тем, как Руслан сначала натягивает на свои худые ноги чёрные джинсы, а потом накидывает на жилистые плечи серую рубашку.
– Как я могу помочь? – Стахов был решителен. – Что случилось?
– Проследуем в мою лабораторию, – сказал Гжельский, отворив пошире дверь номера, чтобы Стахову удобно было проехать на своей коляске. – Если вкратце, то Катя оказалась одна в чужом мире. Её нужно найти…
– Собираешь побольше народа на поиски?
– Нет, – Гжельский, будто смущаясь, поправил ворот своего идеально сидящего костюма. – Помнишь коллекционера голов, который преследовал Катю и мог найти её в любом месте?
– Помню. Он же мёртв. Или как-то воскрес?
– Мёртв, – заверил Олег Рубинович. – Но я же просто так не утилизирую все произошедшие со мной… истории. В общем, я выявил формулу, которая поможет развить его чутьё…
– Ты хочешь меня превратить в нового коллекционера голов? – спросил Стахов, когда они выбрались в пустой коридор пансионата. – Если это поможет выручить Катю, то я согласен… что уж тут.
Гжельский довольно кивнул. Никаких внушений не потребовалось. Он так и не смог заставить себя думать о том, что Катя погибла.
* * *
– Марин, – обратился Адам к возлюбленной. – Я не смогу на это смотреть. Я потом буду плохо спать. И кушать буду через раз…
– Тихо, – недовольно прошипела Меренея.
– Я пойду туда, – у Адама были серьёзные намерения. – Ты посмотри на этих бродяг! Во что они одеты, что у них за причёски?! Они её точно сожрут!
Меренея злобно сказала:
– Ни альнелоны, ни грисы не едят людей!
– А друг друга? – Адам мог быть мужественным, решительным, но нередко это перемешивалось с шутовством.
Раньше Марину-Меренею это веселило. Теперь напрягало.
Она предположила:
– Это может быть человек, который охотится за мной…
– Одна? – не поверил Адам.
– Ладно. Что предлагаешь?
Они лежали в высокой траве и наблюдали за тем, как смешанная компания из грисов и альнелонов пыталась заманить к себе молодую девушку. Человека.
Выкрики бродяг были бы действительно дружелюбными, если бы не подкрадывающаяся к одинокой девушке со стороны тыла женщина-альнелон с большим тесаком, что блестел опасной остротой и массивностью.
– Её просто зарежут, – предположил Адам.
– У неё ружьё, – сказала Меренея. – Отобьётся…
Они переждали ночь без происшествий. Как только стало светать, пара двинулась по лесополосе к владениям Дарина. Они шли вдоль дороги, чтобы никому не попадаться на глаза. Поэтому и застали эту встречу бродяг с Катей.
– Ты же видела, она совсем одна! – Адам так и порывался встать и побежать туда, где разворачивались события.
– Если тебя убьют, то я тоже останусь одна, – Меренея не испытывала к Кате никакой жалости.
Но Адам приводил новые доводы:
– Она в этом платье… совсем не похожа на охотницу за тобой!
– Мы не должны вмешиваться…
В это время альнелон с ножом подобралась к Кате на расстояние в пару десятков шагов. Некоторое время она чего-то ждала, а потом резко бросилась в сторону девушки-человека, целившейся из ружья в основную группу бродяг.
– Сзади! – Адам крикнул так, чтобы его точно было слышно с расстояния, что отделяло его с Меренеей от разворачивающихся событий.
Катя обернулась и начала стрелять.
Но оба её выстрела не достигли цели – видно, стрелковая удача её покинула, да и женщина-альнелон показала особую прыть, быстро скрывшись за деревом.
Мужчины, уговаривающие Катю пойти с ними, достали кто какое оружие и поспешили сократить дистанцию, держа во внимании появление Адама, который резко начал забег к центру событий.
– Подождите! – попросил Адам. – Давайте договоримся! Мы же можем договориться…
В этот момент кто-то из бродяг выстрелил в него из пистолета, но пуля прошла мимо – Адам вовремя подскользнулся на мокрой траве. А Меренея, побежавшая вслед за своим парнем, не стала теряться и кинула в сторону стреляющего телепартационный цершер.
Мощности её мысли и точности броска хватило, чтобы телепортировать мужчину с пистолетом в мир людей – локация: озеро в Карелии. Ещё двое мужчин остались в Резервном мире, но не торопились открывать огонь.
Катя держала перед собой ружьё, готовая к рукопашной схватке. Женщина-альнелон, поняв, что у её соперников нет огнестрельного оружия, вышла из укрытия.
– Эй, красотка, – обратилась женщина с тесаком к Меренее. – Отдай эту худышку и красавчика нам, а сама уходи. Вижу, ты не простая, у тебя дорогие цершеры, а ты их тратишь на ерунду. Ещё, наверное, это был последний шарик?
– Нет! – обозлилась Меренея.
Но её арсенал уже был не такой внушительный, как вчера. Тем более у неё больше не было боевых цершеров.
– Хорошо, – сказала женщина-альнелон. – Оставь красавчика себе. А человеченку женского пола оставь нам. Это будет хороший подарок, мы приглашены на день рождения Дарина! Не заставляй нас тратить на тебя патроны, нас тут больше, чем ты думаешь…
У дороги показалась новая толпа бродяг с телегами. Делегация была внушительной, сегодня как назло тут был насыщенный трафик из-за дня рождения Дарина, куда была приглашена почти вся местная «нечисть».
– Мы уходим! – сказала Меренея. – Делайте с ней, что хотите. Адам, пошли…
Пыл мужчины поугас. Он, осматриваясь по сторонам и видя значительное превосходство противника, понял, что совершил большую ошибку.
– Адам, – повторила женщина с тесаком имя мужчины. – Какое милое имя! Символично человеческое!
– Эй, да у нас тут просто мешок со сладостями! – крикнул кто-то из толпы, сойдя с дороги вместе с единомышленниками, чтобы поучаствовать в травле троих незнакомцев, явно не из местных.
Меренея сделала то, что следовало сделать раньше – она достала серебряный цершер. Но девушку тут же парализовало, её конечности и тело оказались обездвижены.
