Глава 33
На востоке первые всполохи зари. Скоро утро. Глаза слипаются сами по себе, и единственное, что успеваю до того как провалиться в сон, – разбудить Степана…
Часа через два внутренний будильник сигналит подъём. Вскакиваю и несколькими немудрёными упражнениями прогоняю остатки сна. Денёк опять на славу. На небе ни облачка. Солнце ласковым теплом наливает силой отдохнувшее тело. Неожиданно прежде прозрачная как слеза вода в ручье заметно краснеет. Растираю воду в ладони и принюхиваюсь – кровь. Как в мультике, Шерхан нарушил водяное перемирие – падла! Тут же автомат взведён и снят с предохранителя. Малой чётко дублирует мои действия и уверенно прикрывает тыл. Наш зверь тянет вверх по течению. Ручеёк берёт начало из родничка в роще. Перебежками двигаемся туда вдоль русла.
Вдалеке слышится топот тысяч ног. Огромное стадо идёт прямо на нас. На принятие решений несколько минут. Да в этом чистом поле и укрыться-то негде. Правда, неподалёку возвышается каменная глыба высотой метра три – есть шанс отсидеться. Огромные уши Шарика живут самостоятельной жизнью, и, судя по жутковатому выражению на его прежде почти милой морде, нам придётся туго.
Не жалея ног несёмся к булыге. С ходу забрасываю паренька наверх и пытаюсь заскочить сам; увы, не получается: дожди и ветер отполировали поверхность камня практически до зеркала. Степан бросает конец автоматного ремня. Цепляюсь и рывком, ломая ногти, взлетаю на небольшой пятачок. Затащить наверх пса – это, скажу вам, целая история. Но, благодаря крепким ремням, нашей смекалке и могучему желанию Шарика жить, операция оканчивается удачно. Меж тем из рощи текут первые шеренги противника. Это свиньи. Стадо с огромными секачами во главе уверенно движется в нашу сторону.
– Егорыч, откуда столько? Никогда не видел ничего подобного.
– Я пас. Есть глупая догадка: может, вчера завалили их вожака, и стадо пришло на разборки?
Роща редеет на глазах. Стоять остаются лишь самые большие деревья. Всё остальное стоптано, спрессовано, загажено. Жаль поляну – такой цветочной феерии можно больше и не увидеть. Живые волны топят округу. Устроившись на камне поудобнее, пытаюсь хоть на глазок прикинуть численность свиней. Впрочем, скоро бросаю это неблагодарное дело. Вожаки добираются до нашего камня, и особо отчаянные пытаются достать неожиданных зрителей. Но тут Шарик, едва не скинув нас с камня, принимает боевую стойку, и его рёв на миг перекрывает шум стада. После этого нет даже попыток заняться нами. Поток животных словно река делится на две части, обтекая скалу, на время приютившую нас.
– Стёп, отполировали камень не дожди с ветром, а пара вот таких стад. Я думаю, мы находимся на пути их постоянных миграций, – слова кричу прямо в ухо: хрюканье и визг глушат всё.
На наших глазах ослабевшее животное спотыкается и уже не поднимается, втоптанное в грязь лавиной сородичей. Несмотря на кажущуюся бесчисленность, конец стада появляется в роще, от которой едва осталось три-четыре дерева; другие, сваленные в беспорядке, образовывают серьёзную полосу препятствий. Последние ряды животных с трудом, гробя ноги, выбираются в поле. Ещё немного, и бойцы свинячьего отряда проходят мимо. В бинокль наблюдаю жутковатую пустоту там, где прошёл этот каток.
Закуриваю сигарету, стараясь перебить вонь. Она ощутима физически и словно туман висит в тёплом воздухе. Дым помогает неважно.
– Ну чё, братцы, пошли, посмотрим целостность неприкосновенного запаса, – смеюсь я.
– Вперёд навстречу опасности! – декларирует малой, шустро сползая вниз.
Тяжело плюхаюсь с высоты и сразу проваливаюсь буквально по колено. Прежде твёрдая, сухая почва теперь превратилась в жидкий навоз, причём очень вонючий. С трудом вытаскиваю ногу: сапог в дерьме и смотрится очень эффектно. Степан бойко направляется к озерку и падает. Теперь его видок – закачаешься, а уж как красив пёс – умереть не встать. Давясь от смеха, делаю серьёзное лицо. Не дай бог, заметят – обидятся, и нашему дружному коллективу придётся долго вновь выстраивать взаимоотношения.
Склонив голову, внимательно смотрю под ноги. Рухнуть в это месиво не очень интересно. Но, несмотря на предосторожности, всё-таки спотыкаюсь: нечто втоптанное в грязь цепляет ногу. За сапогом тянется странно знакомый брезентовый ремень. Преодолевая отвращение, осматриваю находку. Тут впору садиться на задницу от удивления: у меня в руках грязный, облепленный нечистотами АКМС, который и в Африке «калашников». Мысли прыгают, словно горные козлы с места на место.
Похоже, кто-то шёл по наши души, но это мероприятие совершенно случайно нарушило исполинское войско свиней. В неравной борьбе с природой совершенно случайно были уничтожены наши враги. Воистину нет худа без добра.
Потихоньку бреду к озеру. Степан уже залез по горло в воду, отчаянно пытаясь отмыться. Следуя его примеру, добираюсь до глубины: на мелководье грязищи не меньше, чем на земле. Искупавшись, стираем одежду и чистим обувь на бывшем пляже. Что ни говори, грунт здесь твёрже. Чужой автомат отмыт и сушится. На небольшом пятачке относительно твёрдой почвы, расстелив изодранную при подъёме на камень рубаху, вожусь с пушкой. В армейский норматив разборки-сборки укладываюсь с закрытыми глазами. Всё исправно, достаю ружейные принадлежности и тщательно покрываю детали тонким слоем смазки. АКМС, как старый солдат, всегда готов к бою.
Обсохнув, отправляемся на поиски нашего имущества. Здесь, можно сказать, повезло: боеприпасы лишь втоптаны в землю и через некоторое время аккуратно собраны и пересчитаны. С остальным хуже – пропала почти вся одежда; остались рубахи в сидорах, пара кусков мыла да раскрошенные в муку, но съедобные сухари. Ещё кое-какие концентраты и соль с сахаром. Всё. Курево накрылось медным тазом. Початая пачка в штанах и та мокрая от купания. Правда, чуть позже нахожу в рюкзаке несколько измочаленных, но сухих сигарет. С горя сворачиваю огромную козью ногу и с наслаждением дымлю, оглядывая вселенский бардак. Степан ползает по грязи, собирая мелочёвку и, надо сказать, у него это получается. Найдены ножи, чашки. Даже сковорода-кастрюля, правда, изрядно потоптанная, но ещё вполне пригодная. Большое облегчение – горяченького хоть иногда сготовить.
– Ну, свиньи, мы отомстим! – гордо заявляю.
– Как? – наивно интересуется малой.
– Съедим несколько штук.
– Съедим, – восклицает Степан, сжимая в боевом азарте кулаки.
Собрав всё, что найдено, в рюкзаки, двигаем перпендикулярно курсу стада и совсем скоро выбираемся на нетронутый зелёный дёрн. Приятно вновь ощутить плотную почву под ногами, оставив позади грязь и вонь. Лёгкий ветерок треплет волосы, давно забывшие о расчёске. У очередного озерка, или большой лужи, заново устраиваем постирушки и купание, смывая с себя остатки грязи.
Дальнейшее путешествие течёт спокойно. Мы двигаемся от одной стеклянной высотки к другой. Нигде не попадается следов деятельности человека или хотя бы мыслящего существа. Если что и воздвигнуто, то роботами. Только часто встречаются обломки их металлических тел. Определить место изготовления не удаётся, хотя довольно тщательно изучаем каждую находку. Так, за ходьбой и поисками жизни, пролетают три дня.
Глава 34
Ничто не предвещало перемен. Откровенно говоря, мы изрядно расслабились, и вот уже оружие болтается где-то среди вещмешков. В этот раз оно не понадобилось. Плотно позавтракав жареным кабанчиком (их тут, как кроликов в Австралии!), не спеша держим курс на очередную высотку. Не дойдя с километр, становимся свидетелями зрелища.
Огромные ворота с неожиданной лёгкостью распахиваются. Оттуда, словно гуси, друг за другом двигаются наши трёхголовые приятели. Бетон на площади ощутимо потрескивает под огромными тушами. Змеи разбредаются по бескрайним полям и вдруг начинают рассыпаться в кровавую пыль. В голове мелькает пройденная жизнь; крепко жму к себе Степана, пытаясь прикрыть.
В абсолютной тишине проходит минута, другая. С удивлением, подняв голову, наблюдаю, как красная пыль волнами ложится на почву, заметно приподняв её уровень. Вскоре совсем небольшое облачко алого цвета на площадке трансформируется в одного небольшого дракошу. Было отчего почесать репу. Такого даже я, изрядно потоптанный жизнью, не предполагал.
– Эх, была бы бумажка, закурил бы, да жаль, табачку нема! – единственное выданное на-гора изречение.
Получается интересная вещь. Некто гонит этих зверушек уничтожать всё живое только затем, чтобы переработать органику в чернозём! Надо сказать, довольно оригинальное решение. Пожалуй, лишь фашисты практиковали нечто подобное, засыпая пеплом сожжённых людей окрестные болота. Но здесь гораздо страшнее. Разумные существа уничтожаются не за идеи, жизненное пространство, блага цивилизации, а за нехватку органических удобрений. Дождавшись исчезновения дракончика в необъятных воротах, идём к полю. Посыпанное толстым слоем жирного чернозёма, оно буквально ждёт семян. Пропускаю сквозь пальцы перегной, безуспешно пытаясь поставить мозги на место. Многое становится ясным. Но прибавляются новые проблемы, решать которые ранее не планировал. Похоже, кто-то сошёл с ума, раз придумал такое. Становится понятной безуспешность переговоров. С сумасшедшими не договариваются, поскольку в данном мероприятии нет ни малейшего смысла.
Значит, придётся идти дальше, соблюдая маскировку. А ведь до этого шли в полный рост специально, чтобы кто-нибудь заметил.
– Степан, надевай маскировочный костюм! – коротко приказываю.
Секунды – и различить на фоне зелёно-чёрной почвы худенькую фигурку сложно. Технология хамелеона работает прекрасно. В дальнейшем двигаемся по ночам. Днями в основном отсыпаемся. Сегодня прячемся, найдя укромное местечко возле фундамента очередной башни. Караулить оставляю молодого; сам засыпаю, с наслаждением вытянув натруженные ноги.
Толчок под рёбра достаточно фамильярен, поэтому змеиным движением оказываюсь рядом с ногами шутника. Но это не Степан, а стальное чудо – такой Робокоп. Железное чучело с наворотами, со встроенным оружием и мутным светом в глазах. Его стволы ещё глядят туда, где я находился секунду назад. Мгновения нужны для перенацеливания. Ха! Кто ему даст?
Автомат грохочет неожиданно громко. Пули выводят машину из равновесия. А некоторые, прошив броню, наносят несовместимые с жизнью поражения. Чудно, но огромная железяка кучей металлолома сползает к ногам. Гордость за себя переполняет душу. Разминаю мускулы, делаю несколько прыжков в стиле ушу, весь такой крутой. Стоп! А где это чучело мелкое, что на карауле? Где, наконец, друг человека с большими ушами? Обшариваю округу – пусто. Следы робота ведут из ворот и туда не возвращаются. Значит, Степан надумал прогуляться самостоятельно. Ну и куда его унесло? Вспомнив детство золотое, оглушительно свищу. Бесполезно, тишина.
Забеспокоившись, приступаю к планомерным поискам. Нахожу несколько смазанных на камне фундамента следов. Парень топчется на месте, ходит два шага вперёд, два назад и ни вправо, ни влево. Недолгие размышления толкают на идею поднять голову. В принципе по стене можно забраться довольно высоко. Экспериментируя, поднимаюсь метров на десять и нахожу серую нитку от хамелеона. Ну куда понесло человека? Ну какого там делать! Продолжаю подъём, вбивая на случай спуска пару крюков. Вскоре обнаруживаю некое подобие окошка. В такой башне – да оконце! Распахнутое настежь, оно словно предупреждает об опасности. Помянув в горячке всю Стёпкину родню, лезу внутрь. Глубоко внизу, зажавшись в уголке, сидит Степашка, и колбасит его давно и явно не по-детски.
Сыплю по стенам весь матерный запас. Надо видеть посветлевшее лицо и испуганные глазёнки мальчишки, ещё не осознавшего до конца, что самое страшное уже позади.
– Лови конец, чучело, – шепчу уже спокойно.
Вытянуть паренька даже с оружием дело довольно простое. А вот спускаться вниз приходится по всем правилам альпинистского искусства. На земле отвешиваю малому мощную оплеуху. Тот кубарем катится в сторону.
– Понял, за что?
– Нет.
– Степан, пацан ты взрослый, а пост, доверенный тебе, бросил. Живой я остался не благодаря, а вопреки твоим действиям, – за шиворот тащу к искорёженной груде металла. – То, что я его завалил, не умение, а исключительно удача и везение. В противном случае твой конец в каменном мешке был бы жалок.
Я ещё долго с праведным гневом на лице изображал обиженного судьбой. И это возымело действие. Мальчонка аж ревёт. Не успокаиваю, последствия и в самом деле могли быть печальными.
– Андрей Егорович, больше не буду!
– Степашка, последний раз прощаю. В следующий – расстанемся навсегда. Не знаю, как ты, а я жить хочу. И, по возможности, подольше. Если доверяю пост, умри, но не отходи. В этой странной войнушке без плеча друга не обойтись. И будет обидно оттолкнуть это плечо. Одному трудно, один в поле не воин, даже самый раскрученный супермен. Это логика жизни. Кстати, ты какого туда полез?
– Интересно стало.
– Ох! – машу руками, тщетно пытаясь подобрать слова, но их нет.
Окончив воспитательную беседу, готовимся раствориться в бескрайних полях, перелесках. Ещё бы, стража завалили, нарушили покой местной тюрьмы. Тут не до маскировки. Если выйдет пара боевых роботов, не отвертеться. Посему рысью! Вопрос только один: а где, собственно говоря, Шарик? Поиски долго не дают никаких результатов. Пока наконец чуть не в километре от привала, на сырой земле неглубокой ложбинки, нахожу знакомые следы.
– Ну а этот-то гад куда попёрся?
Степан просто пожал плечами. В душе неожиданно закипает злость. Чудом не срываюсь на спутнике, но это мне стоило кучи погибших нейронов. Следы меж тем ведут в нужном направлении, и мы, отбросив осторожность, идём по ним. За пару часов марш-броска удаляемся от высотки на несколько километров. Следы, некоторое время шедшие прямо, начинают петлять. Вначале не обращаем особого внимания, но, изрядно подустав, решаю присмотреться к ним повнимательнее. И не зря. Цепочка огромных отпечатков лап Шарика идёт параллельно следам двух свиней. Похоже, наш друг решил поохотиться в одиночку. В принципе ничего страшного, он же зверь. Вот только длительное отсутствие начинает нервировать. Неподалёку виднеется бетонный прямоугольник сооружения. Такие встречаются здесь довольно часто и больше всего напоминают громадные доты. Правда, в них нет ни амбразур, ни дверей, ни вообще каких-либо отверстий. Так вот, следы пса уверенно проложены в том направлении. С некоторой обречённостью следуем по ним. К бункеру проложена полевая дорога, и на её чуть влажной поверхности отчётливо видны следы кабанов и Шарика. Они доводят до стены и исчезают. Надо полагать, звери вошли внутрь. Вопрос к нам: а что, собственно, делать дальше?
* * *
Ловушка… Это уже было… Такое никогда не сотрётся из памяти…
Возвращение Джека в реальность происходит буднично и просто. Женщина в белой одежде отцепляет от тела пса пучок проводов и уходит. В ярко освещённой комнате пусто. Мягкая подстилка и большая чашка воды.
Вода! Это то, что сейчас остро необходимо. В глотке сухо, как в пустыне. Он припадает к чашке и с жадностью глотает холодную влагу. Жажда уходит, оставляя чувство лёгкого голода. Пёс встает и осторожно потягивается. Ничего не болит; мало того, в отдохнувшее тело с каждым вдохом вливается сила. От переизбытка энергии Джек готов взорваться изнутри.
Внезапно возникает картинка в голове – истерзанное тело Егория. Кровь, много крови. Второй Егорий. Это тогда чуть не свело с ума Джека, а сейчас калейдоскоп картинок в голове заставляет сопоставлять несопоставимое. Похоже, он спас не только друга, но и врага. Перед глазами два тяжёлых тела, которые с трудом удалось поднять на борт.
Попытка выйти на контакт с Егорием пресекается хозяином, но перед этим на мгновение видятся пустая комната, мрачные лица Великих и Егорий, прикованный к стулу. Пёс снова и снова пытается выйти на телепатический контакт, но безуспешно.
Несколько дней Джека никто не навещал, и он оставался один на один со своими воспоминаниями. Одиночество тяготило его, и поэтому, когда в лазарет вошёл хозяин, пёс радостно бросился ему навстречу. Но радости в этой встрече было не так много: Егорий не хотел делиться с другом своими мыслями, именно не хотел, да и чувство благодарности за своё спасение было не таким, как в прошлые разы. Пёс чувствовал, кроме благодарности, в голове Великого ещё и опасения, тревогу, и даже некую брезгливость.
Джек, внешне такой, как прежде, преданный и готовый ради друга на всё, внутри стал напряжённым, всегда готовым к любым неожиданностям.
Картинка каюты корабля, полёт и посадка на незнакомой планете. Ещё на борту Джек чувствует, что его стая рядом, но радость от близости сородичей омрачена псиобменом. Все псы находились в одинаковой ситуации: живые, здоровые, полные сил, – они лишены новостей и службы. Странно было и то, что после посадки хозяева покинули корабли, а длинноухие друзья остались запертыми в тесных каютах. Такого раньше и представить было невозможно. Оставалось ждать, когда их позовут.
Всех позвали одновременно. Экипажи кораблей с почтительным ужасом наблюдали, как огромные псы сломя голову несутся наружу. Зов шёл из большого здания, сделанного из прозрачного материала с открытой входной дверью. Псы бросились внутрь. Как только забежал последний, тяжёлая металлическая дверь бесшумно закрылась. Опасность чувствовалась сразу, но взявшие разгон псы не смогли остановиться.
Странно, но хозяева больше не зовут их. Великие стоят на возвышении, отрезанные от собак прозрачной стеной.
Джек первым сообразил, что это западня: ещё будучи щенком, он загонял дичь в подобные ловушки. Спустя миг это понимают все, но вовремя среагировать на атаку удаётся немногим.
Две серые тени появились из ниоткуда, и два пса за секунду разорваны на куски, чуть позже не повезло ещё одному. Следующая атака не принесла серым тварям такого же успеха: один пёс погиб, но и у врага потери. Джек встретил одного из нападавших в прыжке. Уклонившись от лобового столкновения с противником большего веса, он лёгким толчком изменяет траекторию его полёта, и монстр, неудачно приземлившись, попадает под клыки четырёх собак и буквально за миг разодран в клочья.
Теперь черёд второго, с ним Джек справляется сам. Даже более сильный зверь ни за что не сможет победить пса – быстрое, сильное и практически разумное существо. Яростная атака серой твари, инстинктивно почувствовавшей в Джеке вожака, оканчивается быстро. Уходя от столкновения, пёс применяет вполне человеческий приём борьбы – подножку, и потерявший равновесие противник через секунду лежит с перекушенным горлом.
Собаки сбиваются в центр зала, ожидая новых атак. В их головах не укладывается, почему Великие, хозяева и друзья, бросили их на произвол судьбы? Оставшиеся в живых псы вместе посылают один и тот же телепатический вопрос – почему?! Сила мысленного импульса такова, что Великие на мгновение открываются.
Джек понял всё. Их предали. Нет больше дружбы. Великие теперь такие же враги, как и эти серые мрази. Бой скоро продолжится. Врагов много. Они, созданные по приказу Первых, за дверью и ждут команды. Пёс понимает и то, что, сражаясь здесь, можно погибнуть всем.
Решение принимается единогласно: дождаться атаки, а когда распахнётся дверь, чтобы впустить тварей, идти на прорыв. Стая осознаёт опасность, но иного выхода не видит.
Еле слышный звук механизма указывает направление. Собаки, изготовившись, ждут… Атака. По команде Джека все идут вперёд, забрызгивая своей и чужой кровью гладкий пол. Первый противник растоптан, за ним второй, третий и ещё и ещё; бешеный натиск псов уже ничто не может остановить. Кровавое месиво тел, погибшие и с той, и с другой стороны, но цель всё ближе. И вот оставшиеся в живых прорываются в соседнее помещение. Дальше просто обычная дверь, охраняемая двумя вооружёнными людьми, которые даже и не пытаются оказать сопротивление, спасая этим свои жизни. Дверь выбита ударами мощных тел – и вот свобода, добытая страшной ценой. Псы разбегаются в разные стороны, напоследок оглашая окрестности страшным воем, в котором звучат и радость, и боль.
Но страшнее, чем эта битва, и страшнее даже, чем гибель братьев, было то, что Джек увидел в последний момент – картинка, которую мозг собаки запечатлел навсегда – Егорий, стоящий над его трупом с довольной улыбкой на лице…
Теперь перед зверями стояла одна задача – выжить на этой планете. За ними будут гнаться, пока не уничтожат либо пока они не порвут всех врагов. Джек почувствовал, что серые киллеры выпущены на свободу, причём только с одной целью – убивать.
Сделав круг и вернувшись с другой стороны к месту схватки, пёс видел, как под охраной множества солдат Великие садятся в корабли и покидают планету. В этот миг он первый раз в жизни усмехнулся.
И ещё одно осознал пёс: эта планета теперь его мир и надо постараться навести в нём порядок. Между тем враг очень силён и многочислен. Борьба будет не на жизнь, а на смерть, и впервые надежда только на себя.
Это воспоминание заканчивается всегда одним и тем же. Очередная схватка с тремя серыми тварями закончилась. Он их сделал. Раны серьёзны, и шансов выжить очень мало. Пёс понимает – это может стать для него концом. В таком состоянии встретить даже одного врага смертельно. Хочется пить, но добраться до воды нет сил…
Навстречу идёт Великий…
Нет, этот не из тех, кого он знал.
Первое желание – улизнуть, но сил нет даже пошевелиться.
Джек пытается прощупать мысли незнакомца и с удивлением обнаруживает то, чего никогда раньше не знал – чувство сострадания и жалости…
С плеча человека сползает на землю оружие, блестящий клинок воткнут в ствол дерева…
Подходит, не боясь… Пёс успокаивается и закрывает глаза…
Это друг!!! Настоящий друг!!!
Он и сейчас рядом…
* * *
Пара очередей – и становится ясно: этим оружием здесь не поможешь. Необходимо найти что-нибудь помощнее и как можно скорее, ведь друг в беде. Дальнейшее помню смутно. В голову пришло видение: большое помещение, слегка освещённое. В дальнем углу забился в ужасе здоровый кабан, ещё один лежит неподалёку с разорванной глоткой. Причём видение явно со стороны пса. Он, судя по картинке, бодр и весел, но в чёткость воспроизведения вкралась нотка стыда. Или мне просто так кажется?
Не потребовалось много времени, чтобы понять: это сооружение – автоматическая бойня. Свиньи как-то заманиваются сюда и идут на приготовление экологически чистых продуктов. Значит ли это, что и из Шарика сотворят балык? Вряд ли. Картинка ещё крутится в голове, и на ней чётко видны вырванные с корнем провода блока управления. Ай да пёс! Ай да сукин сын!
– Пошли, Степан. Этому крокодилу жратвы на неделю, другую. Нам же за это время надо найти врагов ну и по возможности суметь открыть данный сейф.
– Андрей Егорович, как же он один?
– А я знаю? Пусть посидит подумает. Вероятно, заметив, что ловушка неисправна, пришлют ремонтников, а уж от них-то он уйдёт.
Мысленно бросаю Шарику – пока! Ответ странен – он виновато машет хвостом.
Вокруг всё та же идиллия – круглые озёра, перелески, луга, поля. Одно лишь не даёт насладиться этим в полной мере: скрип сапог, всё больше напоминающий хруст черепов. Сколько живого уничтожено ради чернозёма, покрывающего прекрасную планету! Воздух начинает густеть, близится ночь. Поскольку днём славно отдохнули, делаем небольшой привал в маршевом режиме.
Обходимся сухим пайком. Он, безусловно, калориен, но практически лишён вкуса. Зато несколько кусков копчёного сала вносят приятное разнообразие в процесс еды. Неоднократно мимо проносятся кабаны, кабанчики. Мы быстро привыкли, и они перестали обращать внимание на двуногих оглоедов. Завалить бы одного, да нельзя – труба зовёт. Каждая минутка на счету. Надо всё делать побыстрее, ведь заперт товарищ. Ориентируемся по компасу и довольно уверенно продвигаемся вперёд, почти не снижая суточного темпа.
– Молодец, Степан, – хриплю, – хорошо идём.
В этот момент обнаруживаем себя в болоте по самые помидоры. Пытаемся выбраться назад, не получается. Вскоре теряем всяческую ориентировку и плюхаемся в жиже, лишь бы не утонуть. Вспоминаю: в вещмешке есть надувная палатка, в сложенном виде она меньше складного зонтика. Изрядно нахлебавшись грязи, достаю жёлтый увесистый свёрток. Зубами срываю чехол и жму на кнопку баллона. Шипение, и меня накрывает огромный надувной дом. С трудом, помогая друг другу, влезаем вовнутрь.
Мягкий пол уставшим бойцам кажется периной.
– Напарник, давай спи пока. Потом разбужу на смену, – снимая с себя мокрую одежду, говорю почему-то шёпотом.
Малой не заставляет себя ждать, и вскоре слышится его спокойное дыхание. У меня сна ни в одном глазу. Как так: вокруг красотища, всё ухожено, и вдруг: болото и гниль? Такого мы не ждали, поэтому и попались как дети. «Молодец! Вперёд!» – вспоминаю недавние речи и сплёвываю на пол. Теперь приходи и голыми руками забирай.
Правда, противник ещё ничем себя не проявил. Несколько роботов-неудачников, не заставивших даже напрячься, это не враг. А курс держим, похоже, правильно. Вот-вот должны начаться мастерские, синтез-фабрики, ну хоть что-то, кроме высоток, прекрасных, но пустых. Они, словно яичные скорлупки, похожи на жильё, но им никогда не были. Райские уголки не обжиты и словно ждут хозяев, активно готовятся к приёму. Это толкает на мысль о корабле типа нашего «Сеятеля», брошенного и забытого.
В болоте ночная жизнь булькает, крякает, пищит, но нас не трогает. Жаль, не встать к окошку. Дом большой, но неустойчивый. Того гляди, перевернёмся, не вылезешь потом. Тем более, что шорохи сильно-то и не тревожат. Мощных всплесков нет, а жабы, даже размером с футбольный мяч, не страшны. Часа через четыре бужу пацана и оставляю с наказом службу нести бдительно.
Из пелены забытья вытаскивает ярко-зелёный свет. Степан распахивает полог, и лучи утреннего солнца лезут сквозь веки. С трудом продирая глаза, пытаюсь осмотреться. Нас занесло в очень неудачное место. Кругом тростник с руку толщиной, под днищем жижа, и даже непонятно, откуда и куда мы держали курс? Достаю оптику, пытаясь различить направление, но она в этих тростниковых джунглях нужна, словно комару «Фумитокс».
В такой спасательной операции участвовать ещё не доводилось. Поэтому вытаскиваю из памяти все басни рыбаков, охотников, благо среди знакомых их заметно больше, чем людей. Рублю ножом тростинку и замеряю глубину: ага, всего-то метра три! Я-то грешным делом думал пять; ну а раз три, намного легче.
– Степан, есть идеи, мысли? – словно утопающий хватаюсь за соломинку.
– Этот тростник растёт прямо на глазах, ещё часа два назад был с меня ростом, а теперь метра четыре.
– А тебе не кажется: сейчас тростник и под нами в рост идёт? Так скоро и на высоту поднимет. Давай позавтракаем, а то будет ли обед?
Завтрак протекает в напряжённом молчании, вся амуниция под руками на случай экстренной эвакуации. Оружие на себе. Сухой паёк дерёт горло. Неплохое варево придумали – но не ресторан. Тем временем тростник поднимает палатку ещё на два метра и уверенно тащит выше. Скоро догоним камыш, там и определимся. Холодный чай не освежает ни тела, ни мозги, единственное – слегка притупляет жажду. Неожиданно налетает мошка, для которой наша кровь самый смак, и облепляет, словно рой матку.
– Стёпка, закрывай ворота, сожрут, суки!
Тот быстренько закрывает полог, оставляя за порогом тучу зубастых вампиров, и начинает активную борьбу с залетевшими особями. Включаюсь и я; чаша весов медленно, но верно клонится к нашей победе. Тряпками, руками, за один взмах валя до десятка голов, бьём супостатов, и наконец основная масса гнуса толстым слоем устилает пол.
Под ногами трещит, словно стадо слонов рвётся внутрь. В памятке по пользованию палаткой выясняем: нет такого предмета, способного проколоть нашу хатку. Это утешает слабо. Чуть расстёгиваю замок, и вовремя – нас поднимает на уровень растений: пейзаж, открывшийся перед нами, обнадёживает с одной стороны, с другой – нагоняет тоску. До берега метров пятьдесят – это хорошо, но туда не добраться – это плохо.
Мошка отлетела, так и не добившись успехов. Откинув полог, думаем. Слышен скрип плохо смазанных извилин, температура резко повышается, мозги вскипают, но идеи не спешат дать направление. Где-то читано: «Миром правят не деньги, не власть – идеи». Теперь реально убеждаюсь в правильности цитаты. Эх, где наша не пропадала! Трясу сидор, достаю моток верёвки, вернее тонкого нейлонового шнура, набитый магазин заменяет грузило – теперь надо закинуть ближе к берегу конструкцию и попробовать поплыть по тростнику, словно по воде. Одно тревожит: как туда закинуть шнур из положения сидя на 50–60 метров? Пробую метнуть – неудачно; хочу повторить, но груз всё-таки зацепился.
– Степан, давай потихоньку, тянем.
Мой прогноз насчёт плавания по вершинам буйных зарослей тростника полностью оправдывается, мы ближе к берегу метров на пятнадцать. Палатка внутри более-менее квадратная, снаружи больше напоминает шар. И этот шар теперь уверенно катится к берегу, ведомый умелым капитаном. Ещё четыре уверенных броска, из них всего два холостых, – и берег под нами. Ну и скорость роста у растений! Сегодня впотьмах мы бы врезались в плотную стену тростника, вчера же вон докуда добежали.
До земли около четырёх с половиной метров, не смертельно, но, если откровенно, довольно неприятно. Вещи выгружаем при помощи верёвок, причём палатка постоянно норовит свалиться вниз. В мозгу шальная идея, и, хорошенько укрепив оружие на теле, прыгаем с напарником на край, и наш дом покатился, словно футбольный мячик. Ну, а мы внутри кувыркаемся, как в аттракционе. Весело, да вот автомат Степана сильно бьёт мне по черепу.
Прокатившись несколько метров, шар остаётся лежать на крыше. Бодрыми и весёлыми влезаем из выручившего дома, быстренько подбираем вещи и спускаем воздух из палатки. Пришлось повозиться, укладывая, но вещь того стоит. Ведь на ней и в океан можно. Кстати, а он здесь есть? Или засыпан? Тем не менее укладываю на дно рюкзака жёлтый свёрток, и начинаем искать дорогу вокруг болота. Интересный пейзаж получается: с одной стороны – прекрасные заливные луга с мягкой травой и стены могучего камыша, с другой стена – настоящая, без щелей. Эффект неописуемой красоты да ещё при местном освещении.
Мимо бежит по своим делам приличный кабан. Рядом много сухого валежника, поэтому дела для него кончились гораздо быстрее, чем рассчитывал. Умело свежую тушу; помощник разводит костерок, топит жирку из НЗ. Мелко нарезанное сало горкой ложится в нашу любимую кастрюльку. Следом мясо, почки, печень, сердце. Аромат жареного вышибает слюну. Становится трудно глотать. Чтобы не терзаться муками, отправляюсь за водой, благо невдалеке журчит ручей.