КОРАБЛЕВ. Почти семь часов ехали (Смотрит на часы) От аэропорта до гостиницы меньше тридцати километров. Надеялся вечером приехать в гостиницу и хорошенько выспаться. В последнее время только в гостиницах и удается отдохнуть. Никто не беспокоит, не звонит. А вместо этого всю ночь в автобусе, пока спасатели на вездеходах не пробились. Все из-за этой чертовой пурги. А я еще как назло в летних ботиночках и легком пальто. Завтра я должен быть в Пекине, там сейчас плюс шестнадцать. Не хватало еще заболеть. Вот так оно и бывает – продует в машине и кранты. Мне пятьдесят четыре года. Как Ленину. А я даже повоевать не успел. Летчиком ведь хотел стать. А попал на завод. И дальше вся жизнь там – сначала в цехе, потом главным инженером, потом директором. Потом пошел по партийной линии, выдвинули в ЦК. И вот уже пять лет – председатель совета министров. Формально – высший пост в стране. Капитан тонущего корабля. Что я могу сделать? Что я могу?

(пауза)

А если бы на моем месте сейчас находился Владимир Ильич, смог бы он что-то сделать?

(Пауза)

А если бы на моем месте был…

(Пауза)

…нет, это все бесполезный разговор. Все, что мы делаем, только ухудшает ситуацию. И чем больше мы суетимся, тем хуже идут дела. Как будто сама история против нас. Чернобыль, Спитак. Скоро запылают окраины. В руководстве брожение. Доверия нет. Мы думали, что дальше гайки закручивать нельзя, нужно дать людям немножко свободы. Приоткрыть краник, спустить давление. Но давление оказалось таким сильным, что снесло всю дамбу. Еще нет, но скоро снесет. Эти танки в Новороссийске. Безумие. Мы разрешили им открывать кооперативы, а они через кооператив пытались продать двенадцать танков за границу. И мы даже тронуть никого не можем, потому что кого ни тронь – дотронешься до самого себя. Это все – мы. Это мы украли эти танки. Сами у себя. Мы теперь и есть кооператив. Кооператив СССР.

(пауза)

Что нам делать? Еще раз проводить коллективизацию? Загонять обратно всех в колхозы? Мы пытались объявить новый НЭП, но если так пойдет дальше, впору будет заново объявлять военный коммунизм и вводить продразверстку. Страна к этому не готова. Народ озлоблен. Будет большая кровь. Она и так будет. Мы думали, что мы построим новое общество, создадим нового человека. Но природу человека переделать нельзя. Он зараза, ко всему приспосабливается, везде выживает. Даже здесь, где жить нельзя, невозможно. Они живут. Строят дома, добывают уголь, рожают детей. Что это такое? Что это за люди? Может быть, это и значит быть советским человеком? Их втаптывают в землю, а они прорастают травой. Сквозь любые камни прорастают. Нам бы помочь этим людям, а не топтать их. Позволить им просто жить так, как они хотят.

(пауза)

Нет, это все ерунда. Если не топтать, вот это и получается. Кооператив СССР, торгующий танками. А если топтать? Военное поколение дало нам небывалый расцвет экономики и культуры. Космос, атомоход «Ленин», Шостакович, Шолохов. Балет. Бомба.

(пауза)

Они думают, что Америка их накормит. Не понимают, дураки, что Америка их съест и не подавится. Если уже начали продавать наши танки, это значит, что скоро их танки загромыхают по нашим улицам. А все из-за того, что если наш человек улыбается – это значит, что он и правда рад. А если они улыбаются – это вообще ничего не значит. Улыбаются – и залезают тебе в карман. Улыбаются – и суют тебе нож под ребро. Китайцы тоже этого не понимают. И тоже хлебнут. Но сначала мы. Детей жалко.

(пауза)

Так, сегодня у меня. Товарищам надо будет сказать… что-то там у них… как все это неважно уже. Они стараются, пишут все эти цифры, все эти достижения… хотят, чтобы их похвалили и мы их хвалим, а это все уже неважно, неважно… они как дети и жалко их как детей. А еще пурга эта так не вовремя, но и это тоже неважно… как будто сама природа против нас бунтует, как будто это мы выпустили что-то такое, освободили что-то такое страшное и оно нас всех теперь убьет… господи, как же стыдно…

Стук в дверь.

КОРАБЛЕВ. Да, я сейчас иду. (выглядывает за дверь, деловым тоном) Товарищи уже собрались? Я иду.

Выключается свет.

КОРАБЛЕВ. Что происходит? Товарищи? Товарищи?

Выходит.

8 февраля

ОЛЬГА. Разбудили ночью, сказали, что один из детей не дошел до дома из школы. Семен Фатиев, из третьего «б». Смешной такой мальчик, с длинными светлыми волосами, как у девочки. Очень живое лицо. И такой доверчивый, открытый миру. Я помню, как после урока кто-то из его одноклассников стоял возле моего стола и о чем-то мы разговаривали. Семен подошел к нему, встал рядом и обнял его, положил руку на плечо и стал внимательно слушать то, что я рассказываю. Мать у него одна, кажется, попивает. Потому не сразу и тревогу подняли. Где может быть маленький мальчик зимней ночью в северном городе?

МИХАИЛ. Ночью вызвали в электросети. От одного здания до другого – меньше ста метров. Шел два часа. Последние метры – ползком. Лицо полностью потеряло чувствительность. Ввалился в предбанник, перекатывался по полу, скреб ногтями дверь. Голоса не было, хрипел. Услышали, подбежали, затащили внутрь. В тепле вдруг почувствовал пробиравший насквозь холод. Не сразу понял, что говорят ребята, а когда понял – как будто тьма на глаза опустилась. Энергоснабжение города разрушено пургой.

ОЛЬГА. В нашем городе на все возможные случаи существует протокол действий. Когда за бортом – ночь и минус сорок, счет идет не на часы, а на минуты и от слаженности действий может зависеть жизнь человека. Каждый знает, куда ему идти и что делать. Штаб поисков устроили в школе. Быстро собрали группу. Первым делом обыскали школу – мало ли, заснул где-то под партой, потом обзвонили родителей одноклассников. Не у всех есть телефоны, распределились по двум машинам, начали обход.

ЕЛЕНА. Утром в 7—20 выехали в аэропорт. Кто-то нам сказал, что премьер всю ночь проторчал на кольце, пока к нему не пробились вездеходы.

ОЛЬГА. Третий класс, десять лет. При такой погоде он вообще не должен выходить на улицу без сопровождения родителей. Группа начала отзваниваться. По первому адресу мальчика нет, по второму – мальчика нет, по третьему… К утру пурга стала усиливаться и нам было приказано остановить поиски. Мы собрались в двух машинах и поехали к школе, где был штаб.

СОБОЛЕВА (орет). Я вас научу, твари, как надо работать!

ЕЛЕНА. 7—54 На выезде из города нас развернули и сказали, что на кольце остались люди, которые утром ехали на работу на общественном транспорте. Некоторым из них нужна медицинская помощь.

СОБОЛЕВА. Сколько там человек?

ЕЛЕНА. Много. Сотни человек. Связались по рации. Нас направили в сторону шахты «Заполярная».