Купание железного коня. Степные рассказы

Карасиные страдания
Рассказ

Пенсионеры Виктор Иванович и Николай Александрович, а во дворе просто – Иваныч и Саныч, решили как-то оторваться от скучной лавочки у дома и… куда? – правильно, махнуть на рыбалку! Накопали червей, запарили перловки и кукурузы, залили полный бак бензина в мотоцикл. Но утром уехать не получилось – то да сё – провозились до обеда, а в Осиновку приехали лишь к вечеру.

– Ничего, – сказал Иваныч. – Если дело пойдёт или что – тут и заночуем. Видишь крайний дом? С хозяином я договорился недавно.

– Конечно, – подхватил Саныч, – вечернюю зорьку отсидим, утреннюю прихватим. Дома нас как бы ждут, а как бы и не ждут – знают, что никогда не пропадём.

– Да уж! Такие мы умные…

А рыбалка не пошла. Пруд сделался, как стекло, – ни шороха, ни всплеска. Мужики подкормили места, но поклёвок не дождались.

И тут в ближнюю рощицу лихо заехал «Форд». Из него вышла молодёжь. Вся – навеселе. За первой машиной ещё пяток серебристых и блескучих авто подкатил. Молодых стало гуще.

Рыболовы поняли, что ребятки подъехали прямо со свадьбы. Они чего-то выпили меж деревьев, чего-то закусили, что-то спели, посмеялись и полезли в пруд купаться.

Иваныч и Саныч немного взволновались, но знали, что рыба купальщиков не боится, а рыболовов никто не обидит.

Но зря они понадеялись на свои позитивные мысли. Красивая и молодая девушка разделась рядом, чуть позади рыбаков, и шумно рухнула в воду, раздвигая её мощной грудью. Раздвинулись и поплавки. За нею, видимо, муж её побежал по следам жены, и стали они плавать, брызгаясь и хохоча.

Рядом появились маленькие детки – справа от рыболовов, а слева бухались в пруд парни и девчата.

– Всё! Пипец, как говорит мой младший внук. На сегодня отрыбачились. Поехали на ночёвку, что ли?

– Ну, вот как такое понимать, Саныч? Берега им, что ли, не хватает? Ведь это чистое хамство. Ни рыбаков не уважают, ни возраст наш.

– Не чистое, а грязное. Иным хамство не бывает. Это просто полное отсутствие воспитания. Или воспитание наоборот – такой вот вид извращённого патриотизма. Мы с тобой не местные, значит должны соблюдать их уличные законы… А ты помнишь, в Ольшанке подобный случай был? Тогда девчонки тебе тоже прямо под крючки лезли, чтоб в пятнашки поиграть. Им тоже берега не хватало. И не пятнашки им были нужны, а старикам досадить… Так и тут.

– Я вот подумал, пора закон правильный сочинить: пенсионеры везде по стране должны рыбалить бесплатно и безопасно, чтоб их никто не смел обижать. Можно этот закон и не только для рыбалки придумать – для всего! Ладно, поехали…

Крайний дом недалеко. Иваныч пошёл на переговоры к хозяину, но не успел войти в дом. Из проёма двери показался молодой мужик и с порога сказал:

– Привет! Ночевать вы здесь не будете. Тут старики живут. Я их внук. Мало ли чего? Вдруг запьёте…

– Да нам только мотоцикл во дворе поставить, а переспали бы в любой сараюшке.

– Нет. Нам не надо осложнений.

– Ну и ладно. До свидания.

У мотоцикла Саныч спросил Иваныча:

– Что такое? Ты ж предварительно договорился…

Призадумались, закурили. И тут сообразили – на пруду-то тишина. Видимо, молодёжь уехала свадьбу допивать-догуливать. Ничего не стоит вернуться на пруд, на прикормленный бережок, да и продолжить рыбалку.

Вернулись. Точно, как корова слизала всех купальщиков. Рыбаки вновь расположились в избранном месте, забросили снасти в воду. Но клёва, как не было, так и нет. А в небе вдруг исчез месяц, за ним – пропали звёзды. С запада надвигалась громадная туча. Она, словно поджидала рыбаков. Мелкий крап сменился крупной дробью дождевых капель, а вместе с ветром пришла стена сплошных водяных потоков. Да ещё темь!

Иваныч и Саныч побросали удочки, спрятаться некуда: место голое, а редкая рощица, что вблизи, вряд ли чем поможет. Промокать, так промокать! Мокрые до нитки уже…

И тут Илья-пророк на колеснице по туче проехался с таким грохотом, что в него запросто поверишь. Там он где-то! Молнии блеснули в разных местах и рядом, громы ревели уже непрерывно.

Тут Иваныч вспомнил и достал из мотоциклетного багажника старенький плащ. Присели рыбаки в соседнюю ямку, накрылись этим плащиком и замерли, спасая друг друга от сырого холода…

Водяная буря уходила. В ямке на дне плескалась вода. Рыболовы приходили в себя.

– Унесло нечистую силу!

– Бомбёжка натуральная, как в Афгане.

– Ладно, всё прошло. Вот уже и рассветёт скоро – видишь полоску светлую? Солнце встанет, обогреет – переживём.

Но и утром не повезло. Опять никаких поклёвок. Саныч пару окуньков с мизинец поймал и в воду выкинул. А Иваныч очень приличного карася добыл. Только этот карась больше никого за собой не привёл.

– Да что ж это такое? Поехали домой.

– А что, согрелись, поехали…

Иваныч поднял садок, и этот самый килограммовый карась на глазах рыболовов трепыхнулся, нашёл дыру, да и с удовольствием шлёпнулся в родной пруд.

– Вот зверок! Ушёл! Дырка… Больше я сюда не поеду.

Художника обидеть может каждый
Рассказ

Сказать по чести, сначала Иван обидел Марию. Он решительно отказался делать хоть что-нибудь на даче.

– Не хочу и не буду. Мои дела серьёзнее твоих, – заявил он супруге. – Я допишу и продам картину, а на эти деньги мы купим и помидоры, и огурец, и долги раздадим, и на еду хватит. Не за помидорами я сюда приехал!

– Как надоел ты, Ваня, со своими мечтами, – парировала Мария, поджимая губы. – Вот не зря от тебя Надежда сбежала. Жить с таким ненормальным невозможно!

Иван не стал отвечать на выпады Марии – женские дела ровным счётом ничего не стоят, а бытовой круговорот – бесконечная еда, посуда, вещи, платы – утопит любое творчество. Как нормальный человек может жить и творить в обстановке бабских претензий на якобы нормальное существование? Уже вся квартира в её помидорах – ступить некуда, а она опять за своё.

Мария, ворча, занялась сбором урожая. Его надо не только собрать, но и как можно быстрее закрутить в банки. Часть замариновать, часть засолить с капусткой, сделать жгучку с хреном… Она отключила внимание от своего суетливого и крикливого мужа. Дело – прежде всего.

Иван побегал взад-вперёд, как молодой петушок в поисках противника. Уселся на брёвнах и тут же отомстил Марии. Коричневым цветным карандашом он сделал рисунок с натуры – широкий зад жены. Увлёкся, и в альбомчик навечно попали и его «городская крестьянка» в разных позициях, и шикарный пень с раскидистыми корнями, очень похожий на Горгону, и грибы-мухоморы, и собачка Лизка…

О, Лизка – это настоящая, преданная художнику модель из мира животных! Она неизменно позировала хозяину столько, сколько надо по времени, и до тех пор, пока он не скажет: «Всё, Лизка! Пошли за карасями!». С любимой собачки он уже много лет начинал художественную разминку перед любой серией набросков и зарисовок.

А зачем менять годами заведённый порядок? Иван взял с собой удочку, баночку червей, лёгкий акварельный этюдник, заряженный бумагой и инструментами для карандашных дел. И весело направился к ближайшим болотцам, чтобы лишний раз понаблюдать за природой, найти интересные сюжеты из её жизни, высмотреть и зафиксировать что-нибудь неожиданное в свой многотомный альбом.

И тут у Ивана было правило простое, почти как по-Маяковскому: поработал сидя – поработай стоя. И вообще, настоящего художника, как волка, ноги кормят. Ходить по миру надо, толкаться среди людей и деревьев, а не помидоры собирать.

Если не получатся этюды и наброски – будут караси. Не клюёт карась – будут этюды. Чёткая диалектика!

Когда Иван вернулся и с этюдами, и с карасями, он радостно закричал уже от калитки:

– Маша, таких карасей ты ещё не жарила! И этюдов таких ещё не было, а теперь есть!

А Мария, как деревянная, сидела на брёвнах рядом с умывальником. Перед нею стояли корзины и вёдра с помидорами, овощами и зеленью. Она ответила тихо:

– Да что я с тобою только не видела. Я видела всё. Только жизни не видела…

Её замкнуло, она что-то шептала и шептала приглушённо. И хорошо, что Иван ничего не расслышал.

На другое утро Иван опять сделался гневливым и психованным. Он заказал грузовую газель. Машина подъехала, и он загрузил в неё из мастерской кучу этюдов, картонок и готовых картин, взял снаряженный масленый этюдник, дополнительные кисти, тубы с краской, разбавитель-тройник, и тысячу всяких мелочей. И решительно отправился на малую родину. Замысел был простой: освежить старые связи, побывать в школах, в музее, встретиться с творческой средой и написать что-то новое, а в конце поездки устроить выставку для земляков. Успел для приличия позвонить Марии о своём внезапном отбытии в Оренбургскую область.

Ничего не сказала Маша, лишь вздохнула и пожелала доброго пути. А Иван по инерции кричал в трубку телефона из мастерской:

– Когда приеду? Как приеду. Ты лучше не жди. Может быть, я и вовсе не вернусь. Пока!

Иван клацнул трубкой по аппарату, выскочил на улицу, прыгнул в машину и сказал шофёру: – Поехали!

Как выяснилось, в родном краю все его былые родственные и дружеские связи оборваны или утрачены. Иван мыкался на газели то к одним, то к другим – нигде его не принимали.

Родного посёлка и родного родительского дома у Ивана не существовало. Давно. Неперспективным его крошечное поселение оказалось. Родители умерли, хотя и считались долгожителями. На родном месте – одни бугорки, да ямки, да несколько заброшенных крестов неподалёку.

В другом посёлке, где Иван работал в молодости, хороший друг и рыбак Окунев умер года два назад, а его семья переехала в соседний район. Очень долго не был Иван на родине, никому не писал, не звонил – думал, что она, родная земля и твердыня, никуда не денется. Земля и реки, вроде бы, те же, а людей как повыкосило.

В райцентре, где когда-то Иван учился в старших классах, из родных осталась одна единственная изба на берегу реки. И в ней жил его племянник, которого Иван никогда не видел. Однако надо куда-то приземляться.

Иван постучал в дверь. Племянник вышел, но сразу не пустил дядю за порог. Поговорили на улице. Он, племянник, был слишком дальним родственником, чтобы знать и помнить Ивана. Вышел он к художнику в каких-то замызганных трениках, в нестиранной бесцветной майке. На голове – немытые вихры.

А водитель газели уже сильно нервничал – ему пора возвращаться в город, а машина всё никак не доберётся до цели.

– Давай, разгружай, дядя, свои картинки, – разрешил племянник. – Но не удивляйся – у меня больная живёт и братан ещё при мне. Как договорились, ставь литр водки сразу, а потом деньги за проживание.

– Хорошо!

Выгрузили творения Ивана в подобие двора, газель сразу уехала восвояси. Начали груз определять в дом. Многое видел Иван, но такое! В комнате от сенец до печки на полу сплошной слой пивных банок, бутылок и окурков. За столом сидел братка племянника – по внешнему виду его копия, но очень пьяная. Братан очнулся и заявил:

– У нас воровать нечего – у нас всё пропито…

Из соседней комнаты по полу к выходу медленно ползла бабка.

– Ты её не бойсь, – добродушно сказал племянник. – Она давно не кусается, и ничего не видит, и не слышит. Да и не поговоришь ты с ней – чёкнутая она.

Иван долго приглядывался к родственнице и не узнавал её. Седая, в мятой ночнушке, она ползла вперёд, но с места почти не двигалась. И никто не помогал. Иван сделал шаг к ней…

– Не надо. Я сам. Это мать моя. Зойка. Зоя Петровна. Помнишь такую? – спросил племяш.

Да, Иван вспомнил. Зоя – троюродная сестра, сильно моложе его. Они не виделись лет тридцать уже. Страшно подумать. Когда в последний раз Иван приезжал к её родителям, Зоя была ещё молоденькой, шустрой, работала где-то, и вот итог. «Бог мой, что с нами происходит!» – подумал Иван, но вида не подал – воспитание уберегло от проявления эмоций.

Сын спокойно переступил через мать, потом приподнял её и вынес на улицу. А Иван спешно решил прогуляться по селу. Он пошёл улицей к самому центру. Заглянул в парк, где стоял памятник участникам Великой Отечественной войны с перечислением очень знакомых фамилий. На скамейке увидел ладную женщину. Невольно присел к ней, по старой моде испросив разрешения. И как-то разговорились.

Женщину звали Ниной. И она сразу схватила самую суть проблемы художника.

– У меня, к счастью, есть знакомый, тоже художник. Егоров. Не знаете такого – Николай Егоров. Он наш, местный… Сейчас ему позвоню.

Друг ответил быстро: – Пусть немедленно переезжает, я жду. Приезжайте вместе – тебя, Ниночка, угощу чаем, а коллегу крепким чаем. Телефон и адрес знаете. Да-да. Художника обидеть может каждый, а помогут – единицы. Я вас жду!

Всё к лучшему, мой друг…
Фэнтези

Два друга – два ангела парили где-то над Уральскими горами, и один вдруг заговорил:

– Ну что ты будешь! Как их ещё раз свести? Три раза проделал тщательную подготовку и сложную работу: этот Володя решил-таки поступать в военное училище, хотя был явно не совсем готов к подобному испытанию. Я внедрил ему в голову бодрящий марш и заглушил пораженческие мысли.

С Мариной тоже было много возни: она с трудом решилась поступать в горный институт – ни твёрдых школьных знаний не было, ни здоровья, ни желания полюбить геологию и горное дело…

Не знали молодые люди, что им судьба по условиям моей задачи – быть вместе всю жизнь. Нам нужны были их уникальные дети. Такой вариант был просчитан на нашем суперкомпьютере, и результат должен был быть весьма многообещающим. Однако люди всегда сопротивляются богам…

Володя в училище поступил. Он подкупил приёмную комиссию – он вместо обычного грамотного сочинения создал свою первую поэму в стихах на заданную тему, и преподаватели-русаки растаяли.

И Марина в институт поступила. Если в медицинский поступают только девушки, за редким исключением, то в горный институт наоборот – поступают, в основном, романтики мужеского пола. Поэтому приёмная комиссия сразу зацепила девушку в свои сети: в абитуриентском билете стоял особый знак, по которому любой преподаватель ставил положительную оценку заранее, за одно только произнесённое слово – к примеру, «горы…».

Оба пошли за высшим образованием. И в ближайший выходной моя программа свела их среди сосен на горе Уктус. Как они радовались встрече! Увидеть знакомое и почти родное лицо после месячных испытаний – что ещё нужно для любовной вспышки!

– Спасибо, Марина, за то, что ты пришла! – то и дело повторял Владимир.

– Какой ты красивый в этой форме! – восклицала девушка.

Час их встречи прошёл так стремительно, что оба были возмущены произволом нашего заведующего Временем. Но делать нечего – надо расставаться, ибо здание совместного будущего могло разрушиться в минуту.

Они бережно расстались у КПП. Владимир, оглядываясь, бодро отправился в расположение. Марина долго помахивала ему рукой уже за воротами.

Всё было правильно, и вдруг сразу 96-я страница!

…Владимиру курсанты собрали денег в дорогу, вручили общую тетрадь с утешительными пожеланиями и напутствиями, командование вручило документы об отчислении по здоровью. Вот что значит потерять сознание на плацу до приёма Присяги! Он был сражён обстоятельствами, и отправился в дорогу, не попрощавшись с Мариной.

А Марина в следующий выходной опять пришла на КПП училища, чтобы получить известие об отъезде Владимира.

Как же трудно было мне свести несводимое, соединить молодых людей уже в другом городе! И надо признать – моя программа дала сбой.

Он увидел Марину, обрадовался, но у него уже появились чувства к прекрасной Ольге. Откуда эта красавица появилась на пути Владимира?

Марина увидела Владимира, и прежняя надежда на крепкую любовь вроде бы дала новый всплеск желаний. Но в общежитии у неё уже появился знакомый, с которым отношения были в стадии жгучего интереса. Откуда он взялся, зачем?

Надо было выбирать. Они выбирали. При желании в большом городе можно жить годами, ходить одними и теми же улицами, ездить одинаковыми трамвайно-троллейбусными маршрутами, и дома могут стоять рядом, и даже на работу можно проходить через одну проходную, но так и не встретиться. Никогда!

Вот, понимаешь, и провалилась моя генетическая инженерная операция по созданию Человека нового вида. А я так хотел победить в конкурсе!

– Ну, ты сильно не печалься, мой друг. Пока ты занимался своей проблемой, я занимался другой – мне было поручено всячески вредить твоему делу – придумывать препятствия, несуразицы и даже беды этим молодым и перспективным людям. Чтобы они упорно шли к нужному нам результату, сквозь любые тернии, что могут придумать звёзды. И они шли. И дали искомый результат – в итоге получилось, что никакая совместная жизнь им не светила – им нельзя было иметь детей!

Поэтому были исполнены другие варианты: Мария вышла замуж за Валерия; Владимир женился на Ольге. И только поэтому наше Человечество будет жить лишнее тысячелетие… И слава Богу! Чтобы Он ни делал – всё к лучшему!..

– Ну что, посмотрим на Алтай?

– Да. Давай полетим медленно…

Три километра мороза
Рассказ

В лёгком демисезонном пальто, с портфелем в руках Николай вышел в тамбур вагона. А поезд остановился, он ещё не добрался до станции. Остановка против небольшого городка нефтяников… Вот-вот, вот-вот – и родная станция!

Никто в тамбур кроме Николая не вышел, а он разглядел в окно, что между поездом и дорогой много снега. По дороге проехал одинокий автобус с приглушёнными окнами, он, видимо, последний на маршруте.

Николай давно не был дома. Ну, кому как – кому и десять лет не срок, а кому и месяц разлуки в тягость. Очень хотелось открыть дверь тамбура, крикнуть: «Земля родная, здравствуй!» и добраться до вокзала, а там на попутке – домой! Но сомнения остановили его – вдруг в снегу увязнешь, а на улице, чувствуется, очень холодно.

Более двух часов поезд стоял на месте из-за какого-то километра неосвоенного пути. Николай уже продрог в тамбуре, но покорно ждал движения. Наконец, поезд тронулся и быстро добрался до вокзала.

В тамбуре к Николаю никто не присоединился, даже проводник не вышел. Николай самостоятельно открыл дверь, спрыгнул на перрон и двинулся к вокзалу. Никого рядом не было, поезд пошёл своей дорогой. Повезло бы на остановке! Но не судьба – перрон чист, небольшая привокзальная площадь пуста, на остановке никого, и никаких попутных машин.

Николай так торопился, что не сразу осознал – деревянного вокзала уже не было. За время его отсутствия старый вокзал снесли, а новый каменный только начали возводить – вывели стены метра на два. Николай топтался, подпрыгивал, стучал ботинком о ботинок, пытался прятаться в небольшой воротник – бесполезно. Надо где-то спрятаться. Издалека он заметил ещё одно станционное деревянное здание, в которое только что вошёл человек.

Николай быстро добежал до этого здания, дёрнул ручку двери и растерялся: входить было некуда. Сразу за дверью стенкой на него смотрели спины людей. Пар от дыхания пассажиров вырывался наружу. И тут кто-то шумнул:

– Эй! Дверь закрой! Сквозит!

Николай дверь закрыл, попятился к стройке, спрятался в проём между стенок, но понял – тут его хватит максимум на полчаса. Что делать?

Вообще-то, на станции жила родня, можно добраться до неё. Но там одни старики – могут и не услышать стука в окно… Глубокой морозной ночью, под утро, кто тебе откроет двери и впустит в дом?

Лихорадочно, замерзая и плохо соображая, Николай принял единственное правильное решение: пешком дойти до дома, пока силы есть. А что? Тут идти-то всего три километра и триста метров. Бывшего солдата разве морозом испугаешь?

Всё! Николай отправился в путь. До поворота дошёл быстро и хорошо, даже немного разогрелся в движении. Свернул на главную дорогу. И до моста через озеро Большое тоже дошёл неплохо. Но сразу после моста портфель выпал из задубевших рук. Выпал и скользнул вдоль дороги.

Тут Николай смекнул: «Пока руки совсем не замёрзли, надо снять брючный ремень, привязать его к портфелю и к руке, и – вперёд!» Так он и сделал. И даже повеселел: во-первых, руки почти освободились от веса, а во-вторых, портфель покорно двигался за хозяином, как послушная собачка. Скорость движения увеличилась! «Ничего! Дойду!» – утешил себя Николай.

За мостом он почувствовал низовой ветерок. Вроде, слабый, но неугомонный. Шёл, остановился, постучал по ногам – они, как поленья. Чувствительности не было.

Кое-как двинулся далее. И заметил, что справа, параллельно с ним, метрах в тридцати скользит меж кустов что-то тёмное. И мысль первая – волк! А это уже очень серьёзно! Нет, всё же собака, волк уже давно наперед забежал бы или сзади напал. Понял, но на душе легче не стало – уж слишком рослая собака какая-то, и почему бежит рядом, не отстаёт. Встанет Николай – и она тормозит, двинулся Николай – и она бежит рядом. Бежит и бежит…

И тут Николай заметил звёзды. И почему-то реально подумал о смерти. А что, всё сегодня может быть. Особенно бояться вроде нечего: чтобы мы не делали, через тысячу лет от наших дел и от нас останется только прах и пыль воспоминаний. А может быть, и их не будет. На этой самой дороге давно когда-то дембель не дошёл до дома – загрызли волки. А не так давно пьяный водитель ночью на смерть сбил двух парней. Они Афган прошли и остались целы, а тут нелепо погибли… И только звёзды будут висеть на своих местах и подсвечивать путникам заснеженную дорогу…

Звёзды! Вот идёшь по световому туннелю – вокруг темнота, впереди свет! И ты почти один пока ещё тёплый, но уже находишься внутри смертельного космического холода. Что есть наша жизнь? Тонкий подвижный слой, схваченный жутким жаром и таким же жутким холодом. Немного двинься за допустимые пределы, и нет жизни! Минус шестьдесят и плюс шестьдесят, вот и всё, что нам отпущено. Очень напоминает тонкий воздушный детский шарик с радужными разводами…

Тут мысли Николая стали заметно путаться. Впереди он увидел знакомые огни, до них было недалеко. Но это «недалеко» надо как-то преодолеть… Звёзды складывались в узнаваемые геометрические фигуры, иногда мерцали синхронно, двигались по замысловатой кривой вокруг своего центра, и даже – кололись и дробились. «Вот холодина – даже глаза замерзают…» – отметил мимолётно Николай…

И тут ему стало лучше, теплее. Он очнулся у домика-вагончика. В маленькое окошко увидел спящих мужиков… Надо бы зайти в тепло, но и осталось уже пройти мост через реку, потом ещё с километр и – дома! «Останавливаться нельзя – будет хуже. Дойду как-нибудь».

После поворота дорога пошла на подъём. И очень трудно было двигаться – ноги почти не гнулись. «Всего лишь три километра по холоду, и – гибель! Так просто…».

Когда он вышел на прямую улицу к дому, увидел под фонарями какие-то неясные подвижные силуэты. Улица упиралась в ворота больницы, которая и замыкала тупик.

У самого дома Николай понял, что силуэты – это косули. И зачем они забрались морозной ночью в посёлок? Сколько их было? Однако размышлять о животных было уже не под силу – надо себя спасать!

Самое трудное – открыть подъездную дверь. В инее, заледеневшая, без ручки, она замёрзла и не поддавалась Николаю. И всё же он вошёл в подъезд. Портфель на удивление до сих пор следовал за ним, машинально постукивал на каждой ступеньке лестницы.

И вот – третий этаж, родная дверь. Звонок! Пауза, ещё звонок! Заспанная Мария открыла дверь, глянула на мужа и сообразила – он замёрз. Николай сделал шаг, втянул портфель, потом ещё три неуверенных шага и упал!

Мария торопливо искала водку, нашла, раздела мужа, разжала Николаю зубы и влила спасительную жидкость. А потом начала со слезами растирать его тело…

– Додумался, на дворе мороза за сорок, а он пешком… Пешком! Господи, спасибо за всё!