Истекающий кровью Керрик продолжал сражаться. Но когда последний луч разъяренной луны отсек его кисть с зажатым в ней клинком, адепт, пошатываясь и сплевывая кровь, сделал пару шагов назад и засмеялся дрожащим смехом:
– Твой свет ослепителен, будто в эпоху Первых Ударов! Я никогда не верил в то, что кто-то из Серых скитальцев обладает этим даром. И все же умирать я не намерен!
Выхватив из-под забрызганной кровью накидки длинный кинжал, Керрик бросился на скитальца. Эйстальд видел его приближение размыто, будто через плотный туман. Казалось, что адепт бежит целую вечность, но с каждым его шагом скиталец все отчетливее различал тусклый неживой свет, окутывающий Керрика. Он вложил в этот удар все последние силы, какие у него оставались, и Эйстальд ответил. Два пятна такого не похожего, но одинаково непостижимого света, столкнулись слепящей вспышкой, разорвавшей клочьями чернильную тьму и разогнав волнами сырой воздух до самых ворот. В центре этой вспышки свет пульсировал и мерцал, освещая массив крепости, а падающие тени от пылающих всплесков двоились и переплетались, напоминая танец древних племен.
Наконец свет разделился, и обессиленное свечение ночи начало угасать быстрее, чем белое пламя серебряного утра. Эйстальд почувствовал, как Серебряный Шторм пробил невидимую завесу Керрика, и добрался до его груди.
Ярость отступила вместе с неистовым огнем в сердце. Спрятав клинок в ножны, скиталец подбежал к бальтору. Опустившись перед неподвижным телом, он лихорадочно пытался найти признаки жизни. Гелвин был холоден и без сознания, к тому же едва дышал. Но сердце продолжало биться, тихо стуча о грудную клетку бесстрашного бальтора.
ПО ТУ СТОРОНУ
Эйстальд, склонившись над раненым другом, мучительно обдумывал, как поступить дальше. Тщательно оглядев его, он обнаружил довольно глубокую рану вдоль правого бока. Запекшаяся кровь с обрывками одежды образовала подобие перевязи и удерживала от дальнейшей потери крови. Бросившись к камням неподалеку, где остались все их вещи, скиталец вернулся с двумя котомками и, промыв раны, все же решил обработать толикой мази.
Он понимал, что идет на огромный риск. Бальтор не был Серым скитальцем, и снадобья на основе селлестила могли вызвать непредсказуемые последствия. Но одним только промыванием здесь было не помочь, поэтому он решил, что хуже уже не будет. Покончив с обработкой и перевязкой, скиталец устало вздохнул и попробовал оглядеться: ночь была темной и холодной.
Далекая, едва различимая луна, тонким намеком просвечивала кашу наваристых туч, бесконечной рябью уходящих во тьму. Великий Клык более не торжествовал, но в его спокойном удовлетворении ощущалась угроза. Старые камни насытились пролитой кровью и оборванными жизнями у своего подножия. Гелвин был слаб, и крепость в любой момент могла поглотить и его жизнь. О возвращении назад через болота не могло быть и речи. Бальтор был крепким бродягой, но такой переход сейчас был для него невыполнимым. Оставался только один путь – внутрь к истоку. Быть может, там, близ центра изначальной силы, он сможет вернуть силы другу. Скользя взглядом по крепости в поисках входа, скиталец наткнулся на понурые очертания сидящего силуэта, о котором он уже успел позабыть.
Решив проверить, жив ли бедняга после всего случившегося, Эйстальд направился к нему. Обнаружив, что тот прерывисто и неуверенно, но все же дышит, скиталец склонился над ним, развязывая путы на руках незадачливого придворного. Бледное приятное лицо с правильными чертами и неравномерной бородкой измученно открыло большие глаза, в темноте казавшиеся огромными от страха. Но вглядевшись в лицо скитальца, пленник неожиданно тепло улыбнулся и представился:
– Мастер Таркель – третий писарь Второго Совета его величества к вашим услугам!
Эйстальд усмехнулся и, помогая придворному сесть, вручил фляжку с водой.
– Рад знакомству, Таркель, – протянул руку скиталец, – Эйстальд – Серый скиталец – к вашим…
– О, я знаю кто вы, много о вас наслышан! – радостно тряся протянутую ладонь, поделился Таркель. – Правда не так много хорошего, – смутившись добавил он, – всем известно, орден уже давно не в почете.
– Это последнее, о чем я сейчас переживаю, – отмахнулся Эйстальд. – Меня интересует твое странствие с отрядом Керрика. Лучше расскажи о том, как они собирались попасть в крепость. Каков был их план до того, как мы им помешали?
– А план был довольно прост: вспороть мне здесь брюхо и ждать, когда крепость радостно позовет всех вовнутрь. За долгие дни странствий в качестве его пленника я понял, что желание найти и уничтожить Серых скитальцев полностью завладело всей его сущностью. Не заручившись поддержкой Магистра, Керрик решил, что сможет подчинить себе силы Великого Клыка. Но, как я заметил, старый пик испытывал и его, потому и будоражил кровь адепта, призывая к себе. Как я это понял, спросите вы? Наблюдательность – незаменимое качество, если вы хотите служить при дворе. Всю дорогу Керрик шептался словно с кем-то незримым и так спешил к Великому Клыку, что пару раз приходилось менять лошадей. А потом с вашим приходом началась вся эта чертовщина, будто прямиком из легенд и преданий. И как только все вокруг озарилось светом, мой бдительный разум решил уберечь меня на время. Да и что, в конце концов, вы хотите от писаря, видавшего в своей жизни лишь свитки да печати, – добавил Таркель, смущенно оправдываясь.
Скитальца понемногу начала утомлять эта бесконечная болтовня, в которой писарь начал жаловаться на свою жизнь и благодарить чуть ли не самого Изначального, что на его пути повстречался такой доблестный воин, как Эйстальд.
– Да, так и быть, Таркель, спасибо за столь подробный рассказ, но время не терпит, мой друг ранен и без сознания.
– Мастер Гелвин! – вскричал писарь. – Я так за него страшился! Эта бездушная глыба, казалось, размажет беднягу точно лепешку по сковороде!
Скиталец поднял Таркеля на ноги и, убедившись, что тот в силах стоять, прояснил:
– Нам нужно идти, но мне все же интересно, откуда ты знаком с Гелвином, потому в дороге хочу услышать твой рассказ.
Покачиваясь, придворный сделал пару неуверенных шагов, присел несколько раз, разминая колени, и засеменил вслед за Эйстальдом.
– Да тут и рассказывать-то особо нечего. Мало найдется тех, кто не слышал о старом Гелвине! Превосходный охотник скажу я вам, превосходный. И не только за всякой живностью лесной, но и за подонками, коих не счесть. Я, бывало, лично векселя выписывал за головы этих разбойников. Все точно, как на весах, и главное – вовремя. Сроки не затягивал, над оплатой не дрожал. Работать с мастером Гелвином было одно удовольствие!
– Никогда не одобрял это его увлечение, – проворчал скиталец, – но Гелвин, любитель острой жизни, находил немало удовольствия в новом занятии.
– И не просто удовольствие, стоить заметить! Стольких головорезов на большаках извел – незаменимая помощь для торговых обозов и для всей экономики в целом.
Эйстальд нагнулся над другом, которого предусмотрительно укутал в свой плащ, поднял и взвалил его к себе на плечо. Свою и Бальтора котомки он вручил причитающему Таркелю. Подойдя к мертвому Аркону, скиталец с усилием вырвал секиру из его плеча. Обтерев уцелевшее оружие, он бережно опустил его в мешок друга с надеждой, что в скором времени Гелвин вновь будет держать потертую рукоять. Найдя свой кинжал, Эйстальд окинул взглядом тела адептов, подумав о том, что ни костра, ни камней для них здесь никто и никогда не сложит. Так и продолжат эти бренные останки белеть под вечно угрюмым небом, укрываемые тусклым светом бесконечных дней и мириадами долгих беззвездных ночей, пока мир не изменится, и их последняя обитель не исчезнет в глубине уходящих времен.
Эйстальд шел быстро к вратам, что были впереди всего в паре десятков ярдов. Королевский придворный не прекращал бормотать себе что-то под нос, с трудом поспевая за его широкими шагами. В глазах Таркеля читался явный испуг.
– Господин скиталец!
– Эйстальд или просто скиталец, – бросил через плечо скиталец, не сбавляя шага, – без всяких господ, мы не в королевских покоях.
– В королевских покоях господ тоже немного! – хмыкнул Таркель. – Если послушать тамошние разговоры, там только Его Величество и свиньи. Но не этикет высших домов сейчас меня беспокоит, а то, как приближается арка этих жутких ворот. Мне кажется, мы выбрали неверный путь и нужно идти в обратную сторону!
– Ты ошибаешься, – коротко отрезал Эйстальд. – Мы идем верно.
– Как это верно?! – вскричал взволнованный писарь. – Таким путем мы упремся в ворота, а там и в Великом Клыке очутимся!
– Такова наша цель и есть.
– Позвольте заметить, когда это она стала нашей? Моя цель, должен признаться, лежит далеко к югу, возле теплого моря.
Эйстальд резко обернулся и, смерив раздраженным взглядом подпрыгивающего от возмущения королевского слугу, спокойно сказал:
– Таркель, я иду во внутрь, сейчас это единственное, что я могу сделать для Гелвина. Так что не обессудь, если не могу сопроводить тебя к далекому южному морю. Но ты больше не пленник и смело можешь покинуть нашу компанию. В нескольких милях отсюда к западу, на песчаном берегу укрыта лодка. Думаю, ты справишься с переправой.
Таркель как-то сразу обмяк и уменьшился ростом. Возвращаться одному через болота ему совсем не хотелось. Взглянув вверх на исчезающий среди бесконечных облаков черный силуэт крепости, он вздохнул:
– Мы же только одним глазком? А как Гелвину станет лучше, то сразу вернемся?
– Вернемся, – твердо ответил Эйстальд.
Врата вблизи на таковые не совсем походили. Арочная форма и острые шпили по бокам, несомненно, свидетельствовали о том, что они у входа. Но ни створок, ни дверей не было. Вверх уходили многогранные ребра, сливающиеся в единую массу рельефной плиты. Загадочный материал был тот же, что и у прилегающих стен: матовый черный, не дающий ясного представления о своем происхождении и свойствах. Во всей этой конструкции не наблюдалось ни единого намека на щель или пролом, который позволил бы попасть вовнутрь. Только в самом центре, на уровне глаз человеческого роста виднелся выступ в форме круга. Эйстальд стоял в задумчивости, осматривая глухую поверхность плиты и слегка выступающую вперед круглую плоскость. Попробовав толкнуть ее рукой и убедившись, что ничего не изменилось, вздохнул:
– Вот мы и у цели, но непохоже, что крепость с радостью откроет нам врата.
– Да, совсем не похоже, – откликнулся Таркель, – вот и Керрик сомневался, сможет ли попасть. Но отчего-то решил открыть себе проход кровью.
Помнится, наше появление с Гелвином нарушило ход совета. Как мне показалось, Керрик энергично рисовал что-то на песке.
– Ах, это, – пренебрежительно махнул рукой писарь. – Видел краем глаза, как по мне – одна ерунда, да и только! Из всего разговора я только обрывки смог уловить. Они говорили о древних рунах, селлестиле, фазах луны, крови, преимущественно моей, конечно.
Эйстальд перебирал в уме все, что помнил о древних рунах. Древние наречия давно уже были позабыты даже членами ордена. Несомненно, Хранители вели записи о рунах, оберегая последние свитки давнего прошлого. То немногое, что еще хранилось и передавалось потомкам, являлось лишь скромной ветвью огромного древа утерянной письменности. Эйстальд обладал не столь глубокими знаниями, но все же помнил немало, и значения многих рун были ему известны.
Обнажив свой меч, он начертил на поверхности окружности руну полной луны, и с надеждой стал ждать. Но монолитная плита, иссеченная множеством граней, даже не шелохнулась.
– Не совсем пойму, чего вы там рисовали, вам, конечно, виднее. Но как мне кажется, мы упустили нечто важное. Нечто, связанное с кровью. Керрик ведь и не думал рисковать собой и своими людьми, под нож намеревались пустить меня.
Эйстальд быстро взглянул на придворного.
– Не поймите меня неверно! – замахал руками Таркель, – моя кровь очень хорошо себя чувствует в моих жилах! Я просто подумал… Может быть воспользуемся щедростью адептов и одолжим у них крови немного? Думаю, возражать они точно не станут.
Скиталец с сомнением покачал головой. На первый взгляд в словах Таркеля был определенный смысл. И все же Эйстальд не хотел возвращаться и еще раз смотреть на последствия своей ярости. Не хотел просить прохода ценою их крови. Решительно расстегнув куртку, он нащупал свежую рану. Мазь действовала быстро, и края уже были почти сухие. Поморщившись и надорвав малую часть, Эйстальд пустил тонкую струйку крови. Собрав ее ладонью, он обтер острие меча. Таркель наблюдал с волнением, вперемешку с плохо скрываемым отвращением:
– Нет, ну вот зачем же так прямо, так насильственно? Это же самое настоящее членовредительство! Если вы сейчас тут мешком обвалитесь, мне прикажете вас двоих на себе тащить?
Эйстальд уже заканчивал. Остановив кровь и запахнув куртку, он поспешил успокоить писаря, теряющего сознание при виде крови:
– Не переживай, Таркель, я знаю, что делать.
Протянув вперед Серебряный Шторм с кровью на конце клинка, он начертил еще раз в центре окружности все ту же руну луны и замер в ожидании. Поначалу все было тихо, но затем с приглушенным шипением бесчисленные грани выступающих призм пришли в движение, превращая поверхность монолитной плиты в подобие черного водопада. Иллюзию создавали вертикальные линии на ее поверхности, бесконечно уходящие вверх и тут же стремящиеся вниз. Но никакого проема, похожего на вход, не образовалось.
Скиталец вытянул клинок еще дальше, и его острие без единого звука исчезло за неспокойной завесой. Постояв в раздумье, он протянул вторую руку и прикоснулся к загадочному материалу. Пальцы не встретили сопротивления и, будто сквозь воздух, прошли через мерцающую вуаль. Скиталец не ощущал этой рукой ничего, только холод и пустоту. Вздохнув и собравшись с силами, под жалобные причитания и робкие протесты Таркеля, он шагнул в неизвестность Великого Клыка.
Пройдя через окутавшую его стужу, Эйстальд очутился в темноте. Она воронкой закрутилась перед глазами и в одно мгновение развернулась вокруг него совершенно иным пространством. Скиталец стоял в обширном зале. Черные стены уносились вверх, теряясь в головокружительной высоте. Полумрак громадного пространства соперничал с бледным свечением, которым был пронизан сам воздух. У граней поверхностей углов и вертикалей, вздымающихся тут и там в бессмысленном на первый взгляд беспорядке, свет усиливался, не давая окончательно увязнуть в темноте. Скиталец обернулся. Черный водопад мириада снующих линий покрылся горизонтальной рябью и высвободил из себя перепуганного Таркеля. Придворный короля сделал пару робких шагов и разинул рот, оглядывая гигантское пространство вокруг себя. Затем нечленораздельно пискнул под нос и осел на пол.
– Ярый Изначальный, как займы без процентов! Невероятно… Изнутри крепость кажется куда больше, чем снаружи. Или остров до конца мне разум помутил, или все это находится за гранью понимания простым человеком!
Эйстальд устало опустился рядом. Осторожно уложил друга на пол, сунув ему под голову котомку.
– Да, с этим не поспорить. Все, что мы видим, для глаз простых смертных не предназначалось. Изначальный воздвиг ее на заре изменения мира, после отгремевших Первых Ударов. О точной цели Великого Клыка не знает никто, кроме самого создателя, унесшего секреты своего творения с собой в глубины. Ордену известно немногое. Великий Клык основанием уходит в землю, но на сколько глубоко – не известно. Крепость служит своеобразным концентратором энергии, предположительно исходящей от массивных залежей селлестила. Она была воздвигнута на месте Первого Удара, на пепелище размером с город. Что о материале, то здесь также почти ничего не известно. Есть теории, что все это часть низвергнутого камня с небес, другие предполагают, что это могло быть творение самого Изначального. Легенды говорят, мол селлестил для него служил не только рудой, он мог сотворить из него едва ли не все, вплоть до жизни. Возможно, и сам Великий Клык имеет свое странное, непостижимое для смертных сознание.
Таркель поежился и подозрительно взглянул под ноги, точно опасаясь, что крепость превратиться в чудовище и поглотит его целиком. Однако черный камень оставался неподвижным, никак не реагируя на появление незваных гостей. Эйстальд поднялся и вновь взвалил бальтора на спину:
– Нам следует углубляться к центру, возможно, так мы приблизимся к источнику. Понятия не имею, что нас здесь ожидает. Гадать можно начиная со стаи свирепых гурлуков и заканчивая одним из Коронованных. Потому продвигаемся быстро и без остановок, не издавая лишнего шума.
– Гурлуки! Коронованный! – сбивчиво зашептал красный от волнения Таркель. – Мне казалось, что мы пытаемся помочь Гелвину, а не скормить его заживо, еще и вместе с нами в придачу! Да это же чистой воды безумие! Что вы мне прикажете делать при встрече с неупокоенными королями из доморощенных легенд, а? Векселей им выписать? Я – человек знаний, потому с военным искусством, говоря откровенно, знаком мало. Да что там говорить. Мой отец, из рода Виндерпонов, был прекрасным счетоводом. В королевском казначействе при его учете даже мышь под опись движимого имущества попадала, со всеми прилагающимися справками и поправками. И что сказал бы достопочтенный старик, увидя меня сейчас в добровольном поиске гурлуков и Коронованных? «Глупость, мой сын, от цифр можно отличить тем, что как не считай, она никогда не уменьшается!» – вот, что он бы сказал. И был бы прав, прошу заметить, несомненно, прав.
– Если до этого дойдет, я прикажу броситься на пол и замереть! – оборвал скиталец, изливающейся перечень семейных наставлений, – и надеяться, что моих сил и опыта хватит на нас обоих. В противном случае тебе, Таркель, останется только уболтать их до смерти.
– И да, если тебе это хоть немного утешит, – продолжил, не сбавляя шага скиталец, обращаясь к унылой фигуре позади. – На болотах я уже встречался с Коронованным. Кхфаар – Первый в авангарде Изначального. И как видишь, я все еще жив. Потому не унывай раньше времени! Глядишь, удача нам улыбнется – и мы уже плывем втроем в лодке, а перед глазами в пелене тумана исчезающий силуэт крепости.
– Вашими устами брагу бы пить, – вздохнул Таркель, – прекрасным алеанским запивая.
– Вот от прекрасного алеанского сейчас бы не отказался. У старика в котомке бурдюк, в нем немногим меньше кварты осталось. Не южное вино, конечно, но брага достойная!
Но подумав, что для полного счастья ему не хватает опьяневшего писаря, поток слов которого увеличится как минимум в два раза, поспешил добавить:
– Только когда Гелвин очнется, тогда-то и будет повод напиться!
Долгое время они шли молча. Наконец Эйстальд поинтересовался:
– Таркель, скажи, остров тебя не гложет изнутри? Еще только достигни берега, ты неминуемо должен был ощутить гнетущее присутствие Великого Клыка. Будто сами камни неразборчиво шепчут у тебя в голове.
Таркель, обрадованный вниманием к его персоне, да и просто новой возможности поговорить, с самым серьезным видом пустился в объяснения:
– Да, крепость пыталась сломить мою волю. Голоса в голове, и кругом все такое угрюмое, блеклое. Но я взял себя в руки! Без лишней скромности отмечу: мышление у меня точное, математическое. Я не какой-то там безумный адепт, витающий в облаках и грезящий о величии, нет. Меня не так-то просто сбить с толку!
Эйстальд молча выслушал его, но для себя пришел к выводу, что Таркель, если такое возможно, имел врожденный иммунитет благодаря некоторой своей легкомысленности, и крепость предпочла пытать разум более предрасположенных адептов, оставив точный и недалекий разум писаря в покое.
За разговорами незаметно тянулось время. Передвигались они как можно тише, общаясь вполголоса. На расстоянии нескольких шагов звук их присутствия тонул в полумраке или растворялся в безразличном к этому разговору бледном свечении. Стены или смыкались в узкие коридоры, или внезапно расходились в огромные залы, конец которых невозможно было увидеть. Однотипные помещения бесконечно чередовались с бесчисленными проходами, в которых помимо загадочных высоких шпилей, верениц неких подобий колонн и стен, вырастающих у самого носа, не было ничего. Только однообразный свет, мерцающий из стыков соприкосновения плоскостей, черная матовая поверхность и пустота. Уходя все глубже и глубже в крепость, Эйстальд не мог представить себе, что их ждет дальше. Сложно было определить опускались они ниже или поднимались к вершине, так как наклон плоскости под ногами едва ли ощутимо менялся. Можно было предположить, что если над ними и были иные уровни или этажи, то располагались они за пределами досягаемости, потому попасть к ним не представлялось возможным.
Разговор понемногу утих совсем. Эйстальд был занят своими мыслями. Что до придворного, то на беднягу окружение действовало далеко не лучшим образом. Нехотя плетясь за скитальцем, Таркель уже множество раз успел просчитать все возможные варианты своей преждевременной кончины и не раз пожалеть об этой своей затее.
Вскоре они вышли к очередному повороту, который, сжавшись в коридор, вывел путников к обширному круглому залу, в центре которого расположился громадный диск, излучающий серебристо-белое сияние. Осторожно подойдя ближе, путники увидели, что диск представляет собой изображение лунной поверхности с ее неровностями, провалами и бесчисленными следами метеоритных ударов. Однако это изображение совершенно не соответствовало тому, которое все привыкли видеть на ночном небе в любом уголке Эллрадана. Эйстальд остановился у края и, задумчиво вглядываясь в мерцающую холодным светом поверхность, предположил, что рассматривает обратную сторону луны. Рядом возник Таркель и, поглаживая свою чудаковатую, неравномерно растущую бородку, принялся рассуждать:
– Даже мне, далекому от астрологической науки, сразу стало понятным: тот, кто чертил эту карту луны допустил массу неточностей.
– Думаю, это оборотная сторона, – поделился своими мыслями Эйстальд, – каковой она есть, или каковой ее видел Изначальный.
– Что значит оборотная? – изумился придворный. – Ведь и детям известно – у луны только одна сторона! Вы о классическом учении в столь высоконаучных вопросах слышали? Каждый просвещенный муж знает о том, что иной стороны лунного диска не увидать, поскольку упирается она в купол мироздания. То бишь, никакой обратной стороны и нет.
– В Сером ордене придерживаются иных концепций, – усмехнулся скиталец, – исходя из которых, луна считается сферическим телом.
– Сферическим?! – ужаснулся Таркель, – по-вашему следует, что над Эллраданом висит сфера, ничем не закрепленная, и не падает нам на головы?
– Верно, – кивнул Эйстальд, наслаждаясь замешательством придворного, – и не одна. Солнце также является сферой, только большей и расположенной куда дальше.
– Какое вопиющее невежество! – прошептал Таркель. – Вам повезло, мой друг, что вы поделились столь бредовыми мыслями прежде всего со мною. Скажи вы нечто подобное в высших кругах, среди людей сведущих в этом вопросе, вас бы подняли на смех, а то и в Магистрат донесли за распространение ереси!
Эйстальд не стал спорить. Научные теории, выдвигаемые Магистратом, давно перестали его волновать. Истинные знания не покидали пределов Белого Крыла, а простому люду теории о сферических телах над головами представляли такую же ценность, что для кота подсолнухи в поле.
В глаза бросалось отчетливо видимое возвышение в самом центре светящегося диска. В том месте свет сиял ярче, чем вся остальная плоскость изображенной луны. Эйстальд провел рукою над исходящими снизу лучами. Ничего не почувствовав и не встретив сопротивления, он осторожно шагнул в призрачный конус, направляясь к возвышенности в середине. Таркель, вздыхая и охая за спиной, отважился ступить следом. Аккуратно переступая ногами, которые тонули в молочном тумане, колебля и смазывая лунные очертания и оставляя разбегающиеся волны вслед за собою, они дошли к самому центру. Осматривая световой источник перед глазами, напоминающий уходящую вверх полупрозрачную колонну, скиталец сказал:
– Судя по всему, это некий древней портал, но куда он может вести – одному Изначальному известно.
– Портал! Только этого еще не хватало. Магистрат давно уж наложил запрет на их использование. Всем давно известно, что из портала в любой момент может на голову свалиться какая-то тварь, обуреваемая жаждой. Нет, я в него ни ногой! Не хватало еще в нем оказаться с голодным гурлуком в обнимку!
– Не думаю, что он ведет в объятия к гурлуку, – попытался успокоить бедолагу Эйстальд.
– Вы ведь только сами заявили, что не знаете наверняка. Как по мне, лучше к нему и не прикасаться, оставить все как есть, и уйти от этой сияющей псевдо-луны куда подальше. У меня от нее мурашки по коже, а это очень плохой знак!
– У тебя, Таркель, от всего мурашки по коже, – вздохнул скиталец, – если поступали бы, по-твоему, до сих пор подле ворот стояли! Но состояние Гелвина с каждым часом ухудшается! Если для него еще и есть шанс, то он где-то там, по ту сторону этого света.
С этими словами Эйстальд шагнул внутрь белой колонны, и на глазах Таркеля, схватившегося за голову, начал медленно растворяться. Когда через его очертания уже стали заметны контуры дальних граней окружности, зал озарила внезапная вспышка, затем послышался резкий хлопок. Последнее, что успел заметить писарь, так это сумрачную улыбку на усталом лице.
Окутываемый лучами стремительного света, Эйстальд летел, разрезая тьму. Ни понимание направления, ни само ощущение движения не были доступны его чувствам. Только снопы яркого пламени, рассекающие мрак и рождающие вокруг искры холода, подсказывали его разуму, что он все еще жив и мчится куда-то в неизвестность.
Сколько продолжался этот пространственный полет, Эйстальд не знал. Прожив миллионы жизней лучом неуловимого света или только секунду в привычном материальном мире, он отыскал себя стоящим на том самом диске в окружении все того же столпа белого света, который начал таять на глазах. В сгущающемся мраке скиталец заметил, что от него клубами валит пар, словно от загнанной лошади. Быстро ощупав бальтора, он убедился, что Гелвин осилил портал, хоть его дыхание было еле слышным.
Лишь одно несоответствие с прежним залом бросалось в глаза: поверхность этой луны была привычной для взгляда. Та самая, что неустанно восходит на небо с начала времен. Сделав несколько неуверенных шагов к границам светящегося диска и, пустив волнами изображение лунной поверхности под ногами, Эйстальд напряженно осмотрелся.
Пространство, раскинувшееся перед ним, принадлежало еще одному обширному залу. Взгляд после яркого света, постепенно привыкая к глубоким теням, начал улавливать первые детали. Эйстальд обнаружил, что стоит совсем неподалеку от очертаний высокой фигуры. Обведя ее взглядом и проследовав дальше, он насчитал пять силуэтов, застывших в сидячих позах на массивных пьедесталах. Шестой, что вдвое выше человеческого роста, венчал это собрание, находясь в непосредственной близости от скитальца.
Стараясь не нарушать тишину и не спускать глаз с неожиданной находки, Эйстальд быстро обдумывал, как поступить дальше. Неслышно направляясь к застывшему гиганту, скиталец пришел к выводу, что смотрит не на живое создание, а на искусно выполненную скульптуру из того же черного минерала, из которого была сделана крепость. Осмотрев остальных, он заметил, что один силуэт отличался от четверых остальных. В его очертаниях не хватало формы и объема, будто из него вынули большую часть, оставив только внешние грани и пустоту в центре.
Раздумывая над увиденным, скиталец осмелился подобраться поближе, чтобы получше рассмотреть. Внезапно портал задрожал и взорвался яркой вспышкой, озарив помещение целиком. Дрожащие холодные отблески на несколько мгновений вырвали из тьмы всех шестерых, позволив рассмотреть новые пугающие детали. Скиталец обнаружил, что находится среди неподвижных фигур Коронованных, восседающих на матово-черных престолах вокруг диска луны. А над всеми ними возвышалась величественная скульптура Изначального. Стражи, сидевшие вокруг, на каменные изваяния никак не походили. Напряженно вглядываясь в тусклые доспехи и длинные ниспадающие к основаниям балахоны, Эйстальд с нарастающим трепетом искал признаки жизни в старых костях и пустых, утонувших в тенях, глазницах. Но присутствие живого существа не нарушало многовекового забытья.
С усилием взяв себя в руки, Эйстальд обернулся к порталу. В пульсирующей колонне обретал форму призрачный силуэт. Когда контуры прибывшего потемнели, более не пропуская свет сквозь себя, Таркель (судя по голосу, это несомненно был он), поспешил заверить всех, кто бы мог его услышать:
– Таркель, королевский писарь, к вашим услугам! – и заметив, что окружающая темнота не спешит с ответом, икнул от страха и продолжил, – я здесь вместе с Серым скитальцем по дипломатическим вопросам. Мастер скиталец! Эйсте-е-ельд! – жалобно заблеял слуга казначейства.
– Таркель, тише! – шикнул Эйстальд. – Мы здесь не одни.
– Не одни? – пролепетал придворный, щурясь от света угасающего портала. Спотыкаясь, он побрел навстречу услышанному голосу в чернильную неизвестность. – Эйстальд, зачем прятаться? Я прошу тебя, не стоит так шутить! Разумеется, мы не одни! Или вы думаете, что я забыл о бедняге Гелвине? Да только ради него, я, рискуя своей собственной шкурой, влез в это весьма сомнительное мероприятие.
Грубый рывок и сильная хватка потащили опешившего придворного в темноту:
– Я же сказал тише! – прошептал в самое ухо скиталец, – Дело-то принимает скверный оборот…
Затравленный Таркель булькал в железной хватке Эйстальда, силясь что-то выдавить из себя. Ворочаясь в его руках и понемногу привыкая к полумраку, он понял по выражению лица скитальца, что тот не расположен шутить и выглядит более чем серьезным, если не сказать напуганным.
– Таркель, только постарайся держать себя в руках. Услышанное может тебе не понравиться. Фигура, которую ты видишь прямо над нами – Изначальный, да погоди ты с обмороком! – встряхнул он посеревшего от ужаса придворного. – Это всего лишь скульптура, хоть и мастерски выполненная. А вот эти пятеро, расположенные вокруг лунного диска, – тихо продолжил Эйстальд, – если меня не подводит зрение – Коронованные и, судя по всему, в прямом воплощении.
– Отчего тогда мы до сих пор живы, стоя прямо у них перед носом? Может это тоже статуи? – с надеждой повел глазами Таркель. – В таких-то потемках чего угодно может привидеться.
– Я бы очень хотел ошибаться, но все же я прав. Видно, сидят они здесь очень давно, в неком подобии глубокого сна или забвения. Но больше всего меня страшит другое, Таркель. Приглядись повнимательней. Сколько фигур сидят на своих престолах?