– Скажите, а как здесь восприняли перестройку и прочие кульбиты 91-го? Говорят, все было непросто.
– Как бы это выразиться покультурнее. Когда в 1985-м году наш дорогой Михаил Сергеевич вдруг взял и разрешил, то чего раньше было нельзя как кран с холодной водой повернул. Начался вполне предсказуемый бардак. Первым делом свернули расширение поселка. Заморозили социальные проекты, там школу и больницу. Мол, не до экспериментальных лифтов тут. Я, мой начальник Василий Николаевич Беркутов вполне обоснованно полагали, что все эти американские танцы с бубнами про разоружение и мир, всего лишь один из многочисленных ударов по СССР. Понятно, что экономика была перегрета, что систему власти надо было менять. Но! Не так резко! Не так глупо! И конечно же космонавтика пострадала в первую очередь. Если к 1989 из 10 Буранов летало только три, остальные под улыбки заокеанских коллег отправили на консервацию- считай на убой. Когда нагрузка на Байконуровский орбитальный лифт снизилась с 200 рейсов за квартал до 89. И эти клоуны из минфина урезали и так на ладан дышащие квоты по персоналу, надбавкам и льготам. Народ побежал. Эх. Мне как пальцы без наркоза поотрубали, только не сразу, а медленно. Что уж говорить про наш недолифт с полезной нагрузкой в 12 тонн. Офицеры плакали, писали рапорты о переводе. А что поделать? Это я такой был – идейный. Из всей семьи лифт да северное сияние. А им семьи кормить надо. Так что – чума это была, а не оптимизация.
Дядя Леша машет рукой.
– Встала четкая, откалиброванная десятилетиями схема. В сентябре 89-го в кабинете Беркутова телефоны разрывались от звонков. Прибалтика, там собирали комплексы слежения и калибровки за геостанцией Ольха-33М. Душанбе, где смежники клепали блоки противовесов и металлоконструкции для работы на орбите. Иваново, там размещали заказы по спецнитям. И все спрашивали где деньги, где подтвержденные планы закупок, где график поставок комплектующих? Генподрядчики, проектировщики, смежники. Все встало колом! У Беркутова за 89 и 90-ый года было 4 микроинфаркта. Понимаете? Нет? Вот и я не понимал в чем дело… Да наверное и вся страна не понимала что к чему.
Сказать мне нечего, в то время меня даже в планах не было.
Дядя Леша проводит нас в раздевалку, где под присмотром целой команды мы облачаемся в скафандры. Теперь точно никаких иллюзий, через час с лишним мы будем на стартовой площадке космического лифта.
–Миша, как настрой?
Оператор улыбается.
– Все хорошо.
Уф! Все-таки не по себе. Теория теорией, а всякое бывает. Стоять в скафандре пусть даже и облегченном неудобно, поэтому нас провели в отдельную комнату с глубокими креслами. Так что полулежим, глядя в потолок. А что? Удобно.
– А можно нестандартный вопрос?
– Валяй!
– А была ли за все эти годы мистика в вашей опасной работе?
– Хм… Трудно сказать, чтоб прям барабашки по тросам ползали. Но вот что-то эдакое было. Сентябрь 1983-го. Ни с того ни с сего в три часа ночи дико разболелся зуб. Что ты будешь делать! А чтобы вы понимали медицинский надзор и осмотры тогда были ежедневными. Объект стратегический. Как стоматолог пропустил эту проблему ума ни приложу. Короче промаялся с ним до утра, а потом как открылся медицинский блок рванул к стоматологу. Что ты, говорю, мать-перемать пропускаешь такие болячки. Он бэк мэк. Удалили несчастный коренной, наложили швы. Меня на 2 недели в расход, пока не заживет не появляться. А именно в эти две недели мы должны были партию микроспутников для Минобороны запускать с низкой орбиты. Орион кажется. Серия была еще сырой, но новое всегда почетно. Ох и зол я был на того докторишку. С горя заперся у себя в общаге, закимарил. А потом меня срочно будят, не смотря на все мои больничные и прочее. Я спрашиваю, что, мол, стряслось . А дежурный только чеканит – В штабе все разъяснят. Как болванчик. Я в штаб. А в кабинете Беркутова, народу понабилось. И все бледные как простыни. Чего стряслось? А Вахромеев, начальник службы технического контроля только и выдавил – Гидразин.
В общем, из-за микротрещины в топливном баке спутника (куда смотрели ОТК подрядчика) на высоте 99 километров произошла утечка гидразина, а это без малого 450 кг токсичной дряни. А дальше как в методичке по технике безопасности " с воздухом и О2 образует взрывоопасные смеси".
– Рвануло?
– Да. – дядя Леша вздохнул- Грузовую платформу вывернуло как бумажный пакетик, отсек управления пострадал на 60%. В живых из смены осталось только 2 из дальних от эпицентра отсеков. Связист и инженер-электрик, который по чистой случайности оказался в том месте. Их спасли переборки. Остальные либо пострадали при взрыве или погибли при разгерметизации. Такие вот дела. В тот день сопровождать груз должны были мои ребята. В общем, встретили свое второе рождение.
– А стоматолога отблагодарили?
– Ага, но уже потом. После всех мытарств по ликвидации последствий. Ну как сойдет за мистику?
– Более чем.
– Ну и ладно.
11-00 Стартовая площадка ОЛ-1.
Если честно, меня порядком потряхивает. Хотя и понимаю, что рейс пройдет под контролем автоматики и все будет штатно. Еще раз снимаем монументальную иглу тросов, уходящую в синее небо. Дядя Леша смотрит на лифт почти отеческим взглядом.
– А ведь в 1994 сразу же после путча лифта бы просто не было. Новая волна ельцинских реформаторов посчитала его содержание нецелесообразным и отдала запуски спутников американским партнерам. Байконуровский лифт был в вечной модернизации с 1992 года. Полтора Бурана еле-еле налетывали 5 рейсов по орбиталке. Не говоря о том, что МИР уже на ладан дышал. В общем, усилиями либеральных деятелей и их кураторов российская космонавтика благополучно шла на убой. Вот тогда и дал свой последний бой Беркутов. Он писал, звонил и стучал во все инстанции, давал интервью на радио и ТВ. Устраивал массовые пикеты у здания Роскосмоса в Москве. Но параллельно искал "крышу" в виде мощной банковской группировки. Времена были такие, без спонсоров никуда. И знаете нашел! Просто отцы-основатели этого банка хорошо знали Василия Николаевича еще с институтских времен. В общем, сдвинул, осилил махину! Правда и стоило это ему жизни. Сердце в итоге не выдержало.
А стоило ли оно того? Поберечься бы? Поплыть по течению.
Но как любит говорить дядя Леша, по течению плывет только мусор.
Лучше и не скажешь.
Мы как-то упустили за всей этой машинерией из виду, что за каждым метром вырубленной и отвоеванной у тайги территории стоят конкретные человеческие судьбы. Десятки тысяч людей, которые косвенно или напрямую приняли участие в грандиозном проекте второй половины 20 века. И эти чудо-люди как волшебники убрали сотни гектаров первозданной тайги, выровняли площадку, сложили из сотен тысяч тонн металла небесный лифт и как стрелу запустили его в северное сияние. Такова уж человеческая природа, что восторгаться ты можешь только некоторое время. Потом масштаб и осознание сделанного блекнут, все воспринимается как должное. Но это не так. Вот казалось бы – передо мной серый, поросший мхом по низу бетонный блок противовеса. Но по сути- это не просто безликий куб весом 200 тонн, что стоит среди тысяч таких же и составляет опору лифта. Это часть отданной жизни и человекочасов водителей, экскаваторщиков, плотников, бетонщиков, сварщиков, монтажников, проектировщиков. Циклопическая пирамида, в основании которой кропотливый труд уникальных специалистов, веривших в светлое будущее своего детища, своей страны. Другое дело, что светлое будущее и сама страна оказались на разных полюсах.
Словно в назидание будущим поколениям на территории комплекса чудом сохранился советский плакат с призывом крепить космические ворота. Крепим! Все еще и не смотря на.
Нас запустили в десантный отсек. Техники деловито прикручивают какие-то трубки и датчики. Сравнивают показатели приборов и выполняют прочие важные предстартовые протоколы. Порядок прежде всего. Космос- враждебная для человека среда, так что лучше перестраховаться. Все это время дядя Леша мысленно с техниками и операторами ЦУПа (центра управления), эта суета ему знакома. Это видно по мимике, как и зачем следят его серые глаза и невольно дергаются пальцы в перчатках.