Tasuta

Жизненный цикл Евроазиатской цивилизации – России. Том 2

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa
81.2. Служение Нила Сорского

Преподобный Нил Сорский (1433–1508), основатель в России скитского жития, духовный писатель. Происходил из рода бояр Майковых. Постриженик Кирилло-Белозерского монастыря, Нил получил начало иноческой жизни в этой обители. Здесь он следовал советам умного и строгого старца Паисия (Ярославова), который потом стал игуменом Свято-Троицкой Сергиевой лавры. Нил вместе с учеником своим и сотрудником, монахом Иннокентием путешествовал к святым местам, на Восток, чтобы в опытах тамошних подвижников видеть духовную жизнь. Был он, по его словам, «на горе Афонской, в странах цареградских и других местах». Нил несколько лет жил на Афонской горе и путешествовал по Константинопольским монастырям, наблюдал тамошние и цареградские скиты. Преп. Нил особенно в это время напитал дух свой наставлениями великих отцов пустынных, которые путем внутреннего очищения и непрестанной молитвы, совершаемой умом в сердце, достигали светоносных озарений Духа Святого.

Вернувшись в Белозерский монастырь, преп. Нил уже не хотел жить в нем, но построил себе келью, невдалеке от него, где и жил недолгое время в уединении. Потом он отошел от монастыря на реку Сорку, водрузил здесь крест, поставил часовню и уединенную келью и при ней выкопал колодец, а когда собралось к нему для сожития несколько братий, то построил и церковь. Обитель свою он учредил на особенных отшельнических правилах, по образцу Афонских скитов, а потому она и названа была скитом. Преп. Нил Сорский почитается основателем в России первого скита и скитского жития, в более строгом и точном его устройстве. Скитское жительство – средняя форма подвижничества между общежительным монастырем и уединенным отшельничеством. Скит похож и на уединенное жительство своим ограниченным составом из двух-трех келий, редко больше, и на монастырское общежитие тем, что у братии пища, одежда, работы – все общее. Существенная особенность скитского жития – в его сосредоточенной духовной работе и направлении духовного созерцания и делания.

В.О. Ключевский так характеризует служение Нила Сорского: «Нил был строгий пустынножитель; но он понимал пустынное житие глубже, чем понимали его в древнерусских монастырях. Правила скитского жития, извлеченные из хорошо изученных им творений древних восточных подвижников и из наблюдений над современными греческими скитами, он изложил в своем скитском уставе. По этому уставу подвижничество – не дисциплинарная выдержка инока предписаниями о внешнем поведении, не физическая борьба с плотью, не изнурение ее всякими лишениями, постом до голода, сверхсильным телесным трудом и бесчисленными молитвенными поклонами. "Кто молится только устами, а об уме небрежет, тот молится воздуху: Бог уму внимает"». [Ключевский В.О.: Том 2, С. 378. История России, С. 21771].

Идейной основой нестяжательства явилось мистическое движение на православном Востоке. Это известное движение исихастов, практиков «умного делания» или умной молитвы, идущее от монаха Афонского монастыря св. Григория Синаита с середины XIV столетия. Новую мистическую школу Синаит принес с Крита на Афон, и отсюда она широко распространилась по греческому и южнославянскому миру. Последователями и приверженцами этой школы были Солунский архиепископ св. Григорий Палама, Тырновский патриарх Евфимий, ряд патриархов Константинопольских. Богословски эта мистическая практика связывалась с учением о Фаворском свете и божественных энергиях. Отвергая силлогизмы (дедуктивные умозаключения) как путь познания истины, исихасты утверждали, что разум убивает веру и что истинный христианин совершенствуется не через размышление, а через самоуглубление и безмолвие. Поэтому Нил Сорский, Паисий Ярославов и их ученики призывали православных христиан уйти от мирской суеты и богатства. Они искренне полагали, что только нестяжание и безмолвие являются единственно верным способом достижения идеала духовно-религиозной жизни.

Из двух трактатов Нила Сорского – «Предание ученикам» и «Скитский устав», в которых содержалась вся этическая программа нестяжателей, четко видно, что своими корнями их доктрина восходила к учению апостола Павла и уставам общежитийных монастырей, возникших в период монастырской реформы, проведенной митрополитом Алексием в середине XIV века.

Содержание и смысл духовного течения нестяжательства раскрываются в следующих положениях. Нестяжатели, проповедуя идеи исихазма, рассматривали нестяжательство, как христианскую добродетель, основанную на евангельских принципах. Нестяжательство, наряду с послушанием и целомудрием, являлось одной из основных монашеских норм. Идеологи нестяжательства открыто критиковали экономические порядки в монастырях, и прежде всего, практику владения и управления монастырскими селами. Они выступали за секуляризацию всей церковной земельной собственности и имущества. По их мнению, эта секуляризация должна была стать добровольным, жертвенным актом самой Православной Церкви, а не итогом насильственного изъятия монастырских сел и земель светской властью. Нестяжатели не посягали на прерогативы светской власти, убежденно полагая, что мирская суета несовместима с достижением духовного идеала.

Перед смертью († 1508) Нил завещал ученикам бросить труп его в ров и похоронить «со всяким бесчестием», прибавив, что он изо всех сил старался не удостоиться никакой чести и славы ни при жизни, ни по смерти. Древнерусская агиография исполнила его завет, не составила ни жития его, ни церковной ему службы, хотя Церковь причислила его к лику преподобных.

В.О. Ключевский: «Вы поймете, что в тогдашнем русском обществе, особенно в монашестве, направление преп. Нила не могло стать сильным и широким движением. Оно могло собрать вокруг пустынника тесный кружок единомысленных учеников-друзей, влить живительную струю в литературные течения века, не изменив их русла, бросить несколько светлых идей, способных осветить всю бедноту русской духовной жизни, но слишком для нее непривычных. Нил Сорский и в белозерской пустыне остался афонским созерцательным скитником, подвизавшимся на «умной, мысленной», но чуждой почве». [Ключевский В.О.: Том 2, С. 379–380. История России, С. 21772–21773].

81.3. Последователи Нила Сорского. «Нестяжатели», «нестяжательство»

Самыми видными противниками «осифлян», как звали последователей Иосифа, выступили в полемике князь-инок Вассиан Косой и пришелец с Афона Максим Грек. В отечественной исторической науке существует традиционное представление о том, что после кончины Нила Сорского движение нестяжателей возглавил его верный ученик Вассиан Патрикеев, выходец из знатного и богатого боярского рода, многие годы находившегося у кормила государственной власти. Он принял монашеский постриг после опалы его влиятельного отца, который приходился кузеном самому Ивану III. Это традиционное представление принимается не всеми, и оппоненты полагают, что Вассиан Патрикеев был мнимым учеником «заволжского старца» и утверждают, что под флагом нестяжательства он попытался вернуться в «большую политику» и восстановить свое былое влияние при дворе. Вассиан превратил глубокое духовное учение о «нестяжании», которое исповедовал преподобной Нил Сорский, в чисто политическую программу и инструмент своей борьбы за политическую власть. В 1509 году Вассиан стал настоятелем придворного Симонова монастыря и вскоре близко сошелся с самим Василием III, который, по словам Н.А. Казаковой, «нашел в Вассиане умного и деятельного сторонника политики ограничения феодальных прав Церкви» и конфискации ее огромных земельных богатств.

По мнению некоторых историков в творчестве Вассиана Патрикеева трудно было найти что-либо общее с идеями Нила Сорского и вопрос о духовной жизни инока, составлявший основу учения «заволжского старца», не занимал в творчестве Вассиана Патрикеева особого места. Основой его церковно-политической доктрины стало насильственное отторжение огромных земельных богатств Церкви, и именно в этом вопросе Вассиан и его сторонники нашли активного союзника в лице великого князя.

Сочинения Вассиана – обличительные памфлеты, такие, как «Собрание некоего старца», «Ответ кирилловских старцев на послание Иосифа Волоцкого великому князю Василию Ивановичу о наказании еретиков», «Слово ответно противу клевещущих истину Евангельскую», «Прения с Иосифом Волоцким», «Слово о еретиках» и особенно «Кормчая книга» (1517–1524).

В своих трудах он решительно выступал с позиций неприятия монастырского землевладения, и категорически не принимал инквизиторских наклонностей лидеров иосифлян и ратовал за прощение раскаявшихся еретиков. Вассиан изображает яркими, нередко правдиво-резкими чертами немонашескую жизнь вотчинных монастырей, хозяйственную суетливость монахов, их угодливость перед сильными и богатыми, корыстолюбие, лихоимство и жестокое обращение со своими крестьянами. Однако в нем говорит не одно только негодование пустынника-нестяжателя, но часто и раздражение бывшего боярина из рода князей Патрикеевых против людей и учреждений, опустошавших боярское землевладение. Потом такие же обвинения прямо высказал его единомышленник князь Курбский: любостяжательные монахи своим сельским хозяйничаньем разорили крестьянские земли, а внушениями о спасительности вкладов по душе сделали воинский чин, служилых землевладельцев хуже калик убогих.

Среди людей, получивших университетское образование в Западной Европе и заслуживших у современников почетную характеристику философа, был крупный публицист первой половины XVI века Максим Грек. В оценках этого мыслителя, профессионально занимавшегося философствующим богословием, применялся целый букет восторженных характеристик: «зело мудрый в философии», «дивный философ», «искусный философ». Максима Грека можно считать не только представителем высокой университетской образованности, но и идеологом практической аскетической философии, хотя, в отличие от некоторых монашествующих антифилософов, он не отрицал полезности знаний «внешней» философии.

Крупнейшим мыслителем высокого Средневековья в России был Максим Грек. Он принес искусство филологического анализа, философского диалога, богословской герменевтики. Вместе с нестяжателями отстаивал принципы «духовного делания», но победили иосифляне, предлагавшие симфонию государства и Церкви.

 

Максим Грек (Михаил Триволис) в 1502 году под влиянием проповедей знаменитого Д. Савонаролы стал монахом монастыря Святого Марка во Флоренции. Разочаровавшись в католицизме, он перебрался в знаменитый Афонский монастырь, откуда в 1517 году по личному приглашению Василия III прибыл в Россию «для исправления» богослужебных книг и стал монахом кремлевского Чудова монастыря. Поскольку он происходил из знатного рода Триволисов, близкого к Палеологам, а значит и к Рюриковичам, то это сразу сблизило его с придворными кругами, где он быстро оказался в центре политической и церковной борьбы.

Творческое наследие М. Грека составляет более 350 произведений, среди которых особо следует отметить «Сказание о жительстве инок Святой Горы», «Слово отвещательное об исправлении книг русских», «Послание об устройстве афонских монастырей», «Послание о францисканцах и доминиканцах», «Беседу ума с душой», «Исповедания православной веры», «Слово душеполезное, зело внимающим ему», «Слово о покаянии», «Сказание о известном иноческом житие» и «Послание об Афонской горе».

Сочинения Максима Грека против монастырского землевладения свободны от полемических излишеств. Он спокойно разбирает предмет по существу, хотя по местам и не обходится без колких замечаний. Проповедуя, в своих сочинениях, идею «нестяжания», он осуждал ростовщичество монастырей и тяжкий неправедный гнет, которому подвергались «поселяне» монастырских сел. Он выступал также против укоренившейся в них практики лишения свободы, конфискации имущества и земельных наделов за долги. В своих богословских трудах он утверждал традиционную для русского православия идею о верховенстве евангельских заповедей над ветхозаветными. А в вопросах политических он выступал с позиций укрепления авторитета великокняжеской власти, осуждая при этом любые проявления произвола и «лихоимства» властей. Кроме того, он осуждал злоупотребления великокняжеских наместников и волостелей. Выступал за ликвидацию института кормлений и проведение губной реформы, основанной на выборности местных должностных лиц. В числе близких идейных друзей Максима Грека был окольничий Ф.И. Карпов – один из крупнейших русских дипломатов, который курировал в Посольской избе отношения с Крымским ханством.

Долгое время позиции нестяжателей при великокняжеском дворе, к которым в 1516 году примкнули выходец из Афонского монастыря Максим Грек (Философ) и знатный боярин И.Н. Берсень-Беклемишев, были как никогда крепки. Однако, после того как Вассиан Патрикеев решительно осудил развод великого князя с Соломонией Юрьевной Сабуровой, а Максим Грек попытался доказать «девственную» чистоту и превосходство греческого православия над русским, их позиции резко пошатнулись.

В 1525 году церковный собор решительно осудил Максима Грека, отправив его на длительное покаяние в Иосифо-Волоцкий монастырь. Этот же собор санкционировал казнь Берсень-Беклемишева, которого обезглавили на Москве реке. Спустя шесть лет, в 1531 году та же участь постигла Вассиана Патрикеева, которого также сослали для исправления в оплот ортодоксальных церковников – Иосифо-Волоколамский монастырь.

К концу правления Василия III победу в ожесточенной идейной борьбе одержала «партия иосифлян», которая решительно отстаивала идею автокефальности и превосходства Русской Православной Церкви и сохранения ее огромных земельных богатств.

Одним из самых интересных представителей века русской публицистики был видный ученик Нила Сорского, игумен Троице Сергиева монастыря Артемий, который под давлением иосифлян в 1553 году вынужден был покинуть свой престижный пост и уйти в заволжские скиты. Позднее он предстал перед церковным судом, был предан анафеме и сослан на поселение в Соловецкий монастырь, откуда через несколько лет бежал в Литву, где и закончил свой жизненный путь. Сохранилось более десятка «Посланий» Артемия, но рассчитанные на широкую аудиторию, они, очевидно, не вполне точно отражают его реальные взгляды. Анализируя идейные воззрения Артемия, необходимо обратить внимание на три основных постулата, которые содержатся в его «Посланиях». Так же, как преподобный Нил Сорский, он решительно выступал против стяжательства Церкви и проповедовал идеи монашеского аскетизма. Он демонстрировал критический подход к «Священному писанию», утверждая, что не все написанное в нем есть «божественна суть». Артемий резко критиковал официальную Церковь за нетерпимость к своим заблудшим «чадам» и за жестокие расправы над еретиками.

Еретические идеи Артемия оказали большое влияние на формирование взглядов ряда еще более радикальных мыслителей середины XVI века, в частности, М.С. Башкина и Феодосия Косого, которые, ударившись в настоящую ересь, выступали с отрицанием основных церковных догматов. Они не признавали троичность божества, видели в Иисусе Христе не Бога, а простого человека, подвергали рациональной критике многие догматы «Священного писания» и сочинения Святых Отцов Русской Православной Церкви. Кроме того, они вообще отвергали Церковь как общественный институт, существование которой противоречит самому христианскому вероучению.

81.4. Служение Иосифа Волоцкого

Иосиф Волоцкий (1439–1515) преподобный, чудотворец, церковный писатель, основатель и игумен Иосифо-Волоколамского мужского монастыря, глава течения иосифлян. Иосиф Волоцкий сыграл огромную роль в истории Русской Церкви, объединив всех верных в борьбе с ересью жидовствующих. Преподобный активно выступал против нестяжателей за сохранение монастырского землевладения. Его активное вмешательство на Соборе 1503 года позволило разбить попытки Нила Сорского и Паисия Ярославова добиться решения об отобрании монастырских земель в пользу светских властей.

Предки Иосифа были выходцами из Литвы и носили фамилию Саня. Уже дети главы рода Иосифова, переселенца из русских пределов Литвы, по прозвищу Саня, здесь, в будущей Великороссии, кончают жизнь в черных ризах. Сын Сани, Григорий, стал иноком Герасимом, а его жена монахиней Ириной. Это были дед и бабка Иосифа. До пострижения они родили сына Ивана – отца Иосифа. Отец Иосифа был богатым вотчинником, владельцем села и нескольких деревень около Волока Ламского. Но и родители его – Иван и Марина, потрясенные иночеством сына, сами кончили жизнь в черных ризах. Сам Иосиф уже с детских лет открыто повлекся к монашеству. С позволения родителей, юноша Иосиф пошел знакомиться с монашеским послушанием в окрестные монастыри с намерением включиться в их жизнь. Строгий идеалист пережил острые разочарования. Услышав о старце Варсонофии в Тверской земле, юноша Иоанн пришел туда, и был поражен грубыми препирательствами и мужицкими ругательствами в трапезе монастырской. Старец Варсонофий понял строй души юного искателя и прямо сказал ему, что де не тебе жить в здешних монастырях, направляйся в Боровск к старцу Пафнутию. Там впечатления были другие. Старца Пафнутия юный искатель подвига застал за рубкой дров и складированием их в поленницы. Когда работа кончилась, двадцатилетний Иоанн в восторге умиления и в слезах бросился к Пафнутию, прося его постричь, что мудрый Пафнутий немедля и сделал. По мирскому имени Иван он был пострижен в монахи с именем Иосиф.

В.О. Ключевский отмечал, что современники преп. Иосифа оставили нам достаточно черт для характеристики этой совершенно реальной, вполне положительной личности: «Ученик и племянник его Досифей в своем надгробном слове Иосифу изображает его с портретной точностью и детальностью, хотя несколько приподнятым тоном и изысканным языком. Проходя суровую школу иночества в монастыре Пафнутия Боровского, Иосиф возвышался над всеми его учениками, совмещая в себе, как никто в обители, разнообразные качества духовные и телесные, остроту и гибкость ума соединяя с основательностью, имел плавный и чистый выговор, приятный голос, пел и читал в церкви, как голосистый соловей, так что приводил слушателей в умиление: никто нигде не читал и не пел, как он. Святое писание знал он наизусть, в беседах оно было у него все на языке, и в монастырских работах он был искуснее всех в обители. Он был среднего роста и красив лицом, с округлой и не слишком большой бородой, с темно-русыми, потом поседевшими волосами, был весел и приветлив в обращении, сострадателен к слабым. Церковное и келейное правило, молитвы и земные поклоны совершал он в положенное время, отдавая остальные часы монастырским службам и ручным работам. В пище и питии соблюдал меру, ел раз в день, иногда через день, и повсюду разносилась слава его добродетельного жития и добрых качеств, коими он был исполнен». [Ключевский В.О.: Том 2, С. 380–381. История России, С. 21773–21774].

Неудивительно, что Москва, т.е. великокняжий двор, проведала об Иосифе. Он был поставлен в иерейское звание, и по воле великого князя назначен преемником скончавшегося Пафнутия. Иосиф принял игуменское поставление от рук самого митрополита Геронтия. Однако не всем пафнутиевским монахам пришелся по душе новый начальник. Иосиф не скрывал, что считает своим игуменским долгом изменить благодушный пафнутиевский, да и вообще господствующий, уставной хаос монастырской жизни и ввести строгое общежитие по типу монастырей Востока и св. Горы – Афона. Для Иосифа не было, конечно, секретом господствующее сопротивление этому плану коренных Пафнутиевцев. Очевидцы говорили о возникших в братии несогласиях, пререканиях и сопротивлении игумену. «Поручив монастырь первым от братии», Иосиф удалился в путешествие по другим монастырям для собирания практических наблюдений о возможностях осуществления монашеского идеала.

Иосиф решил быть реформатором не на прежнем, а на новом свежем месте: «не могий терпети от помысла: возгореся бо сердце его огнем Св. Духа». Он решил поселиться на диком месте и «тамо общее жительство обновити». Иосиф искал не абсолютного одиночества, ибо пошел и в пустыню не для созерцательного пустынножительства, а для организации монашеского общежития, соответствующего идеалу общежительного строя. Вместе с Волоцким князем Борисом Иосиф отправился на поиски места, на котором и стоит Волоколамский монастырь и до наших дней. По глубокому пониманию Иосифа монастырь – это одна из центральных клеток общежития православного народа, включенная в систему других невраждебных, а родственных ей, социальных клеток всего крещеного народа. Нужно было действовать не единолично, строя одному себе «келью под елью». На слух о новом строительстве потянулся народ.

Монастырский устав, составленный св. Иосифом, состоит из 14 глав, 9 из которых посвящены материальным вопросам. Он представляет собой свод правил, регулирующих монашескую жизнь до мельчайших подробностей. Каждый шаг, каждое действие, каждое слово монаха подчиняются определенным правилам, и для всех нарушений заранее установлены строгие наказания: от 50 до 100 поклонов, пост на черством хлебе, а иногда, за более тяжкие проступки, – телесные наказания.

Начинается и духовный, и практический технический созидательный труд. Подвиг уставного молитвенного жития и почти сверхсильного упорного физического труда. При устроении монастыря, когда еще не было мельницы, хлеб мололи ручными жерновами. Неутомимым работником был сам Иосиф. После заутрени он усердно занимался помолом зерна. Один пришлый монах, раз застав игумена за такой неприличной его сану работой, воскликнул: «Что ты делаешь, отче! пусти меня» – и стал на его место. На другой день он опять нашел Иосифа за жерновами и опять заместил его. Так повторялось много дней. Наконец монах покинул обитель со словами: «Не перемолоть мне этого игумена».

Преподобный Иосиф оставил после себя значительное духовно-литературное наследие. До нас дошли более 20 его посланий к различным лицам по моральным и богословским вопросам, Устав, которым он наделил свой монастырь и 16 речей («Слов») против жидовствующих, которые составили сборник под общим заглавием «Просветитель».

Эту книгу Иосиф Волоцкий написал в период борьбы с жидовствующими. Она возникла не сразу, а постепенно, и только после смерти автора получила от Собора 1553 года то заглавие, под которым она известна до сих пор. «Просветитель» в течение более чем 3-х столетий сохранялся лишь в рукописном виде. Только в 1859 году этот труд был издан профессорами Казанской духовной академии и стал доступным широкой публике.

Составление «Просветителя» было обусловлено потребностями тогдашнего русского общества, и поэтому этот труд, как единственный в своем роде и полностью соответствовавший своему назначению, с неизбежностью оказал огромное влияние на мышление и нравы Московской Руси. Труд содержит множество изречений, полных здравого смысла, он весь пропитан благочестием и твердостью убеждений. «Просветитель» представляет собой значительное явление в истории русской духовной литературы. Этот труд является образцом русского духовного просвещения того времени.

 

В.О. Ключевский так характеризует служение Иосифа Волоцкого: «Видно, что это был человек порядка и дисциплины, с сильным чутьем действительности и людских отношений, с невысоким мнением о людях и с великой верой в силу устава и навыка, лучше понимавший нужды и слабости людей, чем возвышенные качества и стремления души человеческой. Он мог покорять себе людей, выправлять и вразумлять их, обращаясь к их здравому смыслу. В одном из житий его, написанных современниками, читаем, что силой его слова смягчались одичалые нравы у многих сановников, часто с ним беседовавших, и они начинали жить лучше: "Вся же тогда Волоцкая страна к доброй жизни прелагашеся". Там же рассказано, как Иосиф убеждал господ в выгоде снисходительного отношения их к своим крестьянам. Обременительная барщина разорит хлебопашца, а обнищавший хлебопашец – плохой работник и плательщик. Для уплаты оброка он продаст свой скот: на чем же он будет пахать? Его участок запустеет, станет бездоходным, и разорение крестьянина падет на самого господина. Все умные сельскохозяйственные соображения – и ни слова о нравственных побуждениях, о человеколюбии.

При таком обращении с людьми и делами Иосиф, по его признанию, не имевший ничего своего при поселении в волоколамском лесу, мог оставить после себя один из самых богатых монастырей в тогдашней России. Если ко всему этому прибавим непреклонную волю и физическую неутомимость, получим довольно полный образ игумена – хозяина и администратора – тип, под который подходило с большей или меньшей удачей большинство основателей древнерусских общежительных монастырей». [Ключевский В.О.: Том 2, С. 381. История России, С. 21774].