Волость Баглачево

«Крикуны» эти каждый год считают своей непременной обязанностью набивать погреб священника снегом без всякой платы, если не считать выпивки, которая предлагается им после окончания работы.

Из свадебных обрядов и обычаев замечательны следующие. Когда соберется свадебный поезд, то все участвующие в нем, исключая жениха и невесты, берут с собой ложки и потом отправляются в церковь. Но с середины дороги они ворочаются назад «лапшу дохлебывать». Похлебают немного лапши – и опять отправляются в путь дорогу; на этот раз уже доезжают до погоста. Здесь свадебный поезд останавливается сперва у дома священника; дружка со стороны жениха и другие мужчины, сопровождающие поезд, входят в дом священника, чтобы доложить ему, что «свадьба», дескать, приехала» и чтобы расписаться под брачным «обыском». Туда же после всех, входит и жених с невестой. Но вот формальности все кончены и жениха с невестой ведут в церковь перед ними идет «дружка» и разметает новым платком дорогу до самой до церкви. Я воздерживаюсь от всякого объяснения этих обычаев, потому что решительно не могу придумать какого-нибудь мало-мальски удовлетворительного объяснения; а между тем очень и очень любопытно знать, что они означают. По приезде из церкви от венца, молодых кладут на печку с различными песнями и прибаутками, чтобы им жилось на свете так же хорошо, как хорошо лежать на печи.

Н. Добротворский^[243].

Клад в Баглачеве^[244]

Под именем Баглачева разумеется не одно какое-нибудь селение, а целая «сторона», на запад от Владимира, за рекой Клязьмой, вдоль по правому берегу ее. Здесь тянется отдельная горная цепь, по-видимому, не соединенная ни с какой общей горной системой. Горы эти настолько высоки, что мы видели их отмеченными в одной «карте Российской Империи», изданной в конце сороковых или в начале пятидесятых годов настоящего столетия. Эти то горы, тянущиеся от северо-запада к юго-востоку, собственно говоря, и называются Баглачевым. Название это имеет историческую подкладку. Рассказывают, что во времена татарщины здесь укрывались многие жители г. Владимира. Место для укрывательства было в высшей степени удобно: горы были покрыты густым, непроходимым лесом и изрезаны глубочайшими, неприступными оврагами, в которых и в настоящее время можно целую армию спрятать. От этих вот «беглецов» Владимирских будто бы и получила свое название здешняя местность. Корни слов «Баглачево» и «беглецы», положим, сходство имеют, но я не знаю, можно ли на основании этого сходства заключать об их тождественности… Во всяком случае представляю судить об этом самому читателю. Есть, впрочем, еще и другое предание, касающееся названия Баглачева: говорят, будто в прежние времена, когда Баглачевские горы покрыты были сплошь дремучим лесом, жили здесь разбойники, которые почему-то назывались баглачами. Они обитали в глубоких лесистых оврагах, а по ночам выходили на большую Касимовскую дорогу, пролегающую через горы, и разбивали здесь купеческие обозы и грабили барские повозки; не брезговали, впрочем, и мужицкой телегой. Некоторые полагают, что от этих то «баглачей» здешняя местность и получила свое название…

В полуверсте от с. Борисоглебского, «что в Баглачеве», в глубоком овраге, пересекающем дорогу из Баглачева на Колокшанскую станцию железной дороги, зарыт, по преданию, богатый клад. Кем он положен здесь – неизвестно. Одни говорят, что зарыли его те самые «баглачи», которые дали свое название здешней местности; другие же утверждают, что здесь после баглачей жил один богатырь Иван, который также занимался «разбойным делом» и выходил в темную ночку с булатным ножом «под большую дорогу»… И положен будто бы тот клад на срок известный «с зароком большим», а «зарок» тот – «на человеческую голову». Срок ему давно вышел, но он и до сих пор не выходит и никому не дается, потому что «зарок очень силен», как передают крестьяне «никому тоже души христианской загубить не захочется, а без этого не дается». По временам он показывается наружу – днем в виде петуха красного: «бегает тут возле мостику, гогочет что-то, «словно по-человечески говорит – а что говорит, не разберешь хорошенько»; ночью же он «огоньком красным» бегает по оврагу и пугает запоздавших путников.

Любопытно знать, откуда взялось это жестокое верование в «зарок на-человечьи головы»; в преданиях о кладах оно фигурирует очень часто. Я записывал эти предания в разных концах России: в Перми, на Вятке, в Харьковской губ. и, наконец, здесь, во Владимирской – и оно попадалось мне решительно везде. Чем объяснить это? Где корень этого бесчеловечного, негуманного поверья?

Н. Добротворский.

БАГЛАЧЕВО В РАБОТАХ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ ДИНАСИИ СВЯЩЕННИКА И. И. СПЕРАНСКОГО

Вклад династии Сперанских в исследование Баглачево

В России фамилия Сперанского всем известна и ассоциируется в первую очередь с видным государственным деятелем, уроженцем села Черкутино Владимирского уезда Михаилом Михайловичем Сперанским, который внес неоценимый вклад в развитие юриспруденции России. Однако, существует значительное число менее известных представителей данной фамилии, также послуживших развитию российской науки.

В рамках нашего исследования речь пойдет о баглачевской династии Сперанских. Привязка данной династии к Баглачевской местности довольно условна. Баглачево не является родовым гнездом этой династии и проживало здесь фактически только два ее поколения – Иван Иванович Сперанский и его дети. Однако мы позволим себе связать данный род именно с Баглачево, учитывая ту роль, какую сыграли Сперанские в развитии представлений об истории и культуре данной местности. Дети И. И. Сперанского, Федор и Николай, внесшие неоценимый вклад в исследование этнографии Баглачево, родились именно на этой земле.

По мнению В. В. Фарсобина, баглачевская династия Сперанских принадлежала к роду М. М. Сперанского^[245]. Однако никаких свидетельств, подтверждающих данное предположение, нами не найдено.

Сама по себе фамилия Сперанских является довольно распространенной. Причем по своему происхождению она является искусственной и относится к так называемым «семинарским» фамилиям. Такими фамилиями награждали учащихся духовных училищ – обладателей «неблагозвучных» фамилий или вовсе их не имевших. Причем такие фамилии за период обучения могли несколько раз менять, учитывая прилежность и успеваемость студента, присуждая в случае нерадения ему фамилию с негативным смыслом. В этом контексте фамилия «Сперанский» – достойна, она образована от латинского слова «sperans», т. е. надеющийся^[246].

Основателем баглачевской династии Сперанских в рамках данного исследования мы будем считать Ивана Ивановича Сперанского – настоятеля храма Казанской иконы Божьей Матери в селе Борисоглебе. Биографической информации о И. И. Сперанском, равно как и о многих членах его семьи, крайне мало. Часть ее хранится в семейном архиве потомка И. И. Сперанского (правнука младшего сына М. И. Сперанского) Михаила Михайловича Сперанского, проживающего в настоящее время во Франции. Основой этого архива является месяцеслов 1867 г., на полях которого И. И. Сперанский вел дневник, который постепенно дописывали остальные члены семьи. В «дневнике», в частности, упомянуты даты смерти практически всех детей И. И. Сперанского.

Иван Иванович Сперанский родился примерно в 1831 году. В 1850 году закончил Владимирскую духовную семинарию. В 1852 году назначен на служение в церковь Троицы Животворящей села Заястребье Судогодского уезда Владимирской губернии. В 1855 году переведен в погост Борисоглебский Владимирского уезда в церковь Казанской иконы Божьей Матери^[247], где прослужил до самой своей смерти в 1879 г. Вполне вероятно, что перевод в Борисоглеб был каким-то образом связан с родством И. И. Сперанского со священником Борисоглебского погоста Сергеем Егоровичем Никольским (И. И. Сперанский приходился племянником его супруге).

Супругой Ивана Ивановича Сперанского была дочь священника села Арбузова Ивана Артамоновича Хваленского – Александра Ивановна (1833–1904 гг.). В совместном браке у них родилось 11 детей: Федор, Ольга, Александр, Николай, Алексей, Иван, Мария, Сергей, Анна, Василий, Михаил.^[248] Никто из детей И. И. Сперанского не пошел по стопам отца: не стал священником, хотя почти все сыновья закончили Владимирское духовное училище, являвшееся в то время второй ступенью образования.

И. И. Сперанский практически всю жизнь служил в одной местности, однако, был очень деятельным, причем на самых разных поприщах, что делало его жизнь разнообразной и насыщенной.

В первую очередь, конечно же, стоит упомянуть его роль в продвижении Православной веры. Помимо служения в приходе и участия в качестве депутата в окружных епархиальных съездах, И. И. Сперанской занимался духовно-просветительской деятельностью. Так, в период с 1856 по 1862 гг. он служил в должности катехизатора, а в периоды с 1856 по 1865 гг. и с 1871 по 1872 гг. его приглашали для проповедей Слова Божия при Архиерейской кафедре во Владимире^[249].

Вполне закономерно участие И. И. Сперанского в обучении приходских детей в Борисоглебском училище, где он преподавал Закон Божий. Причем, его работа на этом поприще не была постоянной. Например, в семейном дневнике сохранилась запись об учительной службе с 1861 по 1868 г.

Запись из семейного «дневника» Сперанских: «С 30-го сентября 1861 года состоял я наставником и Законоучителем в Сельском приходском училище по 31-е января 1868 г…»

Православное служение Ивана Ивановича Сперанского неоднократно высоко оценивалось Епархиальным начальством. Так в 1858 г. И. И. Сперанский был награжден набедренником «за благоразумное и успешное расположение убийцы к сознанию своего преступления». В 1859 году в память Крымской войны 1853–1856 гг. ему вручили бронзовый наперстный крест на Владимирской ленте. В 1870 г. И. И. Сперанский был награжден бархатной фиолетовой скуфьею. В 1872 году Епархиальное начальство выразило ему благодарность за ревность к проповедованию слова Божия^[250], а за несколько дней до смерти за отлично-усердную службу Епархиальное ведомство наградило его камилавкой.

При этом следует подчеркнуть, что в своей работе настоятель Борисоглебского храма Сперанский не стремился к наградам, радея в первую очередь духовным окормлением общины. Известно, что во время эпидемии холеры в 1870 году И. И. Сперанский, без разрешения Епархиального начальства брал особо чтимую икону Николая Чудотворца из Николопольского погоста Судогодского уезда, с которой объезжал соседние села, по поводу чего даже возбуждалось дело на основании анонимного обращения^[251].

Как истинный православный И. И. Сперанский уделял большое внимание благотворительности. Так во Владимирских губернских ведомостях за 1876 год содержатся сведения о жертвовании им 13 рублей раненым и больным воинам^[252].

Необходимо также отметить острый ум, человеколюбие и довольно либеральные взгляды Сперанского, чему есть немало свидетельств. Одним из них является его публикация во Владимирских епархиальных ведомостях (1874 г.), в которой он описывает случай мертворождения сиамских близнецов в сельце Кадыеве. Обращает на себя внимание, что И. И. Сперанский воспринимает каждого из близнецов, как самостоятельную личность, требующую индивидуального подхода^[253].

Интерес представляет и описание обстановки дома И. И. Сперанского, данное Н. Н. Златовратским в «Деревенских буднях»: «…По стенам медленно двигающие маятник старые шипящие часы, два портрета архипастырей, несколько фотографических карточек. Все это известное, старое. Но вот и нечто новое, незаурядное: на передней стене ряд налепленных на большой картон фотографий знаменитых людей: тут и Дарвин и Бокль, Шекспир и Гете, Прудон и Лассаль, Гоголь и Тургенев, Добролюбов и Белинский. Как-то весело оживляют эти строгие фигуры бедную комнату деревенского попа…». И конечно же Н. Н. Златовратский был прав, предположив, что у него есть дети-студенты (в момент сбора материалов для «Деревенских будней» таковым был Николай Сперанский). Но, очевидно, важно подчеркнуть, что висящие на стене портреты говорят о широте взглядов И. И. Сперанского.

Полагаем, что личные качества И. И. Сперанского, его ум и пример способствовали воспитанию в его детях стремления к познанию мира, которое в нашем случае, вылилось в замечательные этнографические исследования.

Первым подобное исследование провел старший сын И. И. Сперанского – Федор. Родился Федор Иванович Сперанский в 1853 году. В 1871 году он поступил во Владимирскую духовную семинарию, которую закончил в 1874 году^[254]. Будучи еще студентом семинарии в возрасте 20 лет, он опубликовал в Неофициальной части Владимирских губернских ведомостей (1873 г. № 40–42) три статьи, посвященные особенностям проведения девичника у крестьян Подольской волости Владимирского уезда.

К сожалению, это единственное этнографическое исследование Ф. И. Сперанского. Дальнейшие его изыскания были прерваны учебой. В 1874 году он уехал в Харьков для поступления в ветеринарный институт, о чем имеется запись в семейном дневнике. По каким причинам Ф. И. Сперанский изменил жизненные ориентиры, неизвестно, но образование в Харьковском университете он получил совсем по другой специальности, связав судьбу с юриспруденцией^[255].

Запись из семейного «дневника» Сперанских: «1874 г. 9-го авг. в 10 утра с Колпинской станции сын мой Федор Сперанский отправился в Харьков для поступления в Ветеринарный институт…».

С 1891 года Ф. И. Сперанский проходил службу в должности городского судьи в Екатеринославе,^[256] с 1915 года работал нотариусом. На государственной службе Ф. И. Сперанский дослужился до чина коллежского советника (соотв. воен. звания полковника). Скончался Федор Иванович Сперанский в Екатеринославе примерно в 1920 году^[257].

По всей видимости, Федор был примером для своего младшего брата Николая^[258], который не только связал карьеру с юриспруденцией, но и продолжил его начинания в области этнографических исследований Подольского уезда.

Николай Иванович Сперанский родился в 1860 году. Дата его рождения известна точно – 16 июля (по старому стилю).

Про него можно с уверенностью сказать, что он не из тех сынков, «которые мечтают об ученых степенях с теплыми местечками и о крупных гонорарах «либеральных профессий»

^[259]

С 1875 по 1879 годы Н. И. Сперанский обучался во Владимирской духовной семинарии, по окончании которой поступил в Ярославский Демидовский лицей, закончив его в 1884 году со степенью кандидата прав

^[260]

.

Николай Иванович

Сперанский

Однако в отличие от брата, Н. И. Сперанский не посвятил свою жизнь праву. Его юридическая карьера продолжалась сравнительно недолго. Сначала он был кандидатом на судебную должность, потом был назначен на должность в Сибири, откуда через полтора-два года вернулся во Владимир, заняв должность судебного следователя и вновь став кандидатом на судейскую должность. Но реализовывать себя в этом направлении он не стал, «вскоре покончив карьеру» и окончательно осев в Борисоглебе, где проживал «почти безвылазно»^[261]. Свою основную деятельность он связал с журналистикой, сотрудничая с Владимирскими губернскими ведомостями и изредка с Владимирской газетой. При этом, по всей видимости, он испытывал определенные материальные затруднения, что отражено в тексте его некролога.

Систематически заниматься этнографическими исследованиями Н. И. Сперанский начал сравнительно поздно, первая его публикация относится к 1897 году, когда ему было уже 37лет^[262]. В этом плане он почти на двадцать лет отстал от своего однокашника и друга Н. А. Добротворского. Однако он никогда не забывал работы, посвященные Баглачеву, написанные Н. А. Добротворским и Н. Н. Златовратским, дополняя их своими исследованиями, пытаясь устранить неверные толкования или недосказанность, о чем свидетельствует его исследование местного обычая богоносцев, которое он оформил отдельной публикацией «Крикуны» (1898 г.).

Последние годы жизни Н. И. Сперанский активно изучал культуру и быт местного населения. А. Вашкинский, характеризуя подход Николая Ивановича к этнографическим исследованиям, отмечал, что тот обладает «способностью быстро улавливать явления общественной жизни, комбинировать их»^[263]. Последняя этнографическая работа Н. И. Сперанского «Сельские храмовые праздники во Владимирском уезде», названная А. Вашкинским «лебединой песней» исследователя, была опубликована в 1904 г. во Владимирских губернских ведомостях за три номера до его некролога.

Скончался Николай Иванович Сперанский от крупозной пневмонии 10 ноября в селе Арбузове Владимирского уезда, куда переехал после кончины матери к своим теткам, о чем имеется запись в семейном дневнике Сперанских.

Запись из семейного «дневника» Сперанских: «1904 года, 10 ноября в селе Арбузове скончался от воспаления легких брат, действительный студент Демидовского юридического лицея Николай Сперанский».

К сожалению, скоропостижная кончина этого замечательного исследователя на долгое время оборвала предметное изучение этнографического материала Баглачева. Остальные члены семьи Сперанского нашли свое призвание в других областях.

Второй сын И. И. Сперанского – Александр (1857–1906 гг.), так же, как и Федор, поступил в Харьковский университет. По окончании медицинского факультета в 1881 году Александра Ивановича Сперанского по рекомендации профессора Харьковского университета А. И. Якобия пригласили в уездный город Уржум Вятской губернии для замещения должности санитарного врача. Там молодой врач ввязался в активную борьбу с эпидемическими заболеваниями^[264]. Это назначение навсегда связало А. И. Сперанского с Вятской губернией. После сокращения должности санитарного врача в 1884 г. он стал земским врачом села Шурма Уржумского уезда. Как и отец, А. И. Сперанский активно занимался общественно полезной деятельностью. Был членом Уржумского благотворительного общества, с 1903 по 1906 годы заведовал яслями, организованными земством в деревнях^[265]. Скончался в 1906 году в Москве.

Алексей Иванович Сперанский (1862 г.р.) был четвертым сыном в династии Сперанских. Он, как и старшие братья, связал свою жизнь с юриспруденцией, поступив следом за Николаем в Демидовский лицей в Ярославле^[266]. По окончании обучения с 1 апреля 1893 г. Алексей Иванович Сперанский поступил на службу в Министерство юстиции в должность судебного следователя 1-го участка Пешехонского уезда округа Ярославского окружного суда^[267]. В 1895 он был назначен на должность следователя 2-го участка Рыбинского уезда округа Ярославского окружного суда^[268]. В 1899 году он в звании надворного советника был откомандирован во 2-ой участок Лукояновского уезда Нижегородского окружного суда^[269]. Свою жизнь Алексей Иванович Сперанский в итоге связал с Нижегородской губернией, где дослужился до члена Нижегородского окружного суда^[270]. Скончался 13 октября 1924 г. в Нижнем Новгороде.

Иван Иванович Сперанский (пятый сын священника И. И. Сперанского) родился в 1864 году и связал свою жизнь с медициной. Окончив медицинский факультет в Московском университете, он остался в Москве и занимался частной практикой.^[271] Умер 10 января 1931 года. Его старший сын, тоже Иван Иванович (1894–1962 гг.) пошел по стопам отца, стал врачом и известным советским ученым, членом-корреспондентом Академии медицинских наук СССР.

Шестой сын в династии – Сергей Иванович Сперанский (1868 г.р.) был самым большим бунтарем в семье. В 1884 году, «к его огромной радости», был исключен из семинарии за участие в беспорядках^[272]. В отношении него был даже назначен негласный надзор сроком на четыре года^[273]. Служил в 27 Витебском полку. Скончался 17 августа 1903 года.

Василий Иванович Сперанский (1872 г.р.) также связал свою жизнь с армией. Служил в 101 пехотном пермском полку. Скончался в Рижском военном госпитале. Похоронен на гарнизонном кладбище.

Младший сын И. И. Сперанского – Михаил Иванович, родился 10 сентября 1874 г. В 1895 окончил Владимирскую мужскую гимназию, затем Московский университет. По окончании обучения работал преподавателем в Новгороде. С 1908 года переехал в Вологду, где замещал должность инспектора Вологодской мужской гимназии. После революции преподавал историю в Вологодском педагогическом институте. По семейным преданиям, писал и публиковал стихи^[274]. Скончался в Вологде в 1943 году.

Его правнук Михаил Михайлович, как мы уже упоминали, в настоящее время живет во Франции, куда перебрался в середине 90-х годов ХХ века после окончания обучения в институте. Супруга М. М. Сперанского – Наталия – бережно хранит память о семье, собирая домашний архив, материалы из которого были любезно представлены для создания данного сборника.

Своего сына Михаил и Наталия назвали в честь предка, основателя баглачевской династии Сперанских, священника Борисоглебского прихода Ивана Ивановича Сперанского, это превосходно отражает идею преемственности семейных традиций и уважения к своему прошлому.

К сожалению, практически ничего не известно о дочерях

И. И. Сперанского. Судьба Ольги (1858 г.р.) и Марии (1866 г.р.) неизвестна. Анна или Анюта, как ее называли в семье, родилась в 1869 г. и скончалась 30 декабря 1883 г. от тифа в больнице епархиального училища. Похоронена в Борисоглебе.

Для каждого человека история своей семьи также важна, как и история родного края. Их изучение позволяет не только понять предпосылки и особенности развития общественных отношений и их связь с историей государства и общей историей, не только осознать место конкретного человека в историческом процессе и разобраться в превратностях судьбы, влияющих на него, но и дает возможность оценить свою собственную роль в происходящем, осознать, как лучше устроить свою жизнь, чтобы оставить достойный след и заложить благоприятную основу для развития собственной семьи, своих сограждан и Отечества в целом.

Династия Сперанских в этом плане как нельзя лучше демонстрирует смысл сказанного. Современные исследователи с благодарностью отмечают вклад Федора Ивановича и Николая Ивановича в собирание бесценного этнографического материала Подольской волости Владимирского уезда. Результаты исследований Сперанских, без сомнения, могут способствовать развитию современной региональной культуры и науки, мотивируя молодых исследователей к изучению родного края, способствуя поддержанию памяти и возрождению утерянных традиций, объединяя людей вокруг общих историко-культурных скреп.