Он поднялся вслед за женщиной на второй этаж и прошел в то крыло, где располагалась администрация архива. Сонная секретарша смерила Вюнша удивленным взглядом, собралась начать задавать вопросы, но ее остановила проводница Хольгера:
– Он со мной, Марция.
После этого она, попросив Вюнша подождать, вошла в кабинет своего начальника. Прошло две-три минуты. Марция с интересом смотрела на Хольгера, а тот, в свою очередь, продумывал грядущий разговор. Женщина вышла из кабинета и сказала Вюншу, что он может войти.
– Здравствуйте, оберкомиссар Вюнш! Я, директор Баварского филиала Рейхсархива Кампль. Фрау Циллер сообщила мне о сложившейся ситуации. Надеюсь, мы сможем все уладить к взаимной пользе?
Невысокий тучный человек напустил на себя воодушевление и благодушие, но бегающие глаза выдавали его волнение. Хольгер решил не растягивать:
– Как давно вы работаете директором этого учреждения? – вместо приветствия спросил он.
– Девять лет, но, позвольте, какое отношение это имеет…
– Прямое! Вы являетесь соучастником хищения улик, проходящих по уголовному делу.
Хольгер откровенно брал на испуг, но уже почти не сомневался в успехе.
– Да как же? Какое дело? Каким соучастником?
Человек мешком упал в свое кресло и посмотрел на Вюнша с, поистине, животным ужасом. «Перегнул» – пожурил себя Хольгер, и далее говорил чуть мягче:
– В 1926-м году, когда вы уже являлись директором Баварского филиала, сотрудник Рейхсархива изъял фотокарточки и еще кое-какую информацию, подшитую к делу о массовом убийстве. Об убийстве, понимаете?
Директору хватило сил лишь кивнуть.
– Я не знаю, зачем это было сделано. Может, для пополнения фонда Рейхсархива, а может… для создания помех следствию. Так или иначе, документы, способные помочь в поимке убийцы, были изъяты из уголовного дела. Вы прекрасно знаете, что это преступление, причем очень серьезное.
Директор снова кивнул.
– Представьте себе мое удивление, когда я нахожу в вашем архиве документы с этой вот печатью.
Хольгер указал на оборотную сторону фотографии.
– Понимаю, что вы, скорее всего, в этом не виноваты…
Директор энергично закивал
– …но факт халатности, в том числе вашей, налицо! У меня нет ни времени, ни желания искать того, кто совершил этот поступок, но вот на вашем месте, я его личность установил бы как можно скорее. Сообщать своим коллегам я не буду, пока…
Кампль выдохнул, чуть ли не впервые с того момента, как Хольгер вошел в кабинет.
– …но если я или другие следователи снова наткнутся на дело, в котором будет явно отсутствовать какая-то часть документов, мы будем знать, где искать виновных, и я от себя могу вам пообещать, что в этом случае у вашего кабинета смениться хозяин. Это понятно?
– Д-д-да.
– Хорошо! Теперь касательно этих фотокарточек и карты местности – на каждом из этих документов есть печать полицейского архива. Мне нужны эти документы и поэтому я готов помочь вам – я заберу их с собой и сам подошью к соответствующему делу. Впредь же, если вашим сотрудникам попадутся документы с подобной печатью, вы будете отправлять их с курьером в архив Центрального управления Баварской полиции, лично в руки смотрителю Шнайдеру. Я его предупрежу. Это понятно?
– П-понятно.
– Хорошо, теперь, если у вас нет вопросов, я забираю эти документы и прощаюсь. Всего доброго!
– Д-до свидания.
Хольгер чувствовал удовлетворение. Возможно, он был чересчур жёсток по отношению к фрау Циллер и директору Камплю, но повторения подобного допускать было нельзя. В приподнятом настроении он отправился в Управление. Стрелки его часов показывали половину пятого.
Через сорок пять минут Вюнш вошел в свой кабинет. Майер уже был здесь и сидел спиной к двери. Заняв свое место, Хольгер внимательно посмотрел на Франца. Обычно непроницаемое лицо Майера было задумчиво и немного печально.
– Как ваши дела, Франц?
Молодой человек отрешенно посмотрел на Вюнша, будто впервые обратив внимание на его появление.
– Бывало и лучше.
– Вы съездили к психиатру и в университет?
– Да, съездил.
Майер начинал выходить из отупелого состояния, в котором застал его Вюнш.
– Это оказался тот самый Иоханнес, и он согласился нам помочь.
Франц достал из внутреннего кармана пиджака визитную карточку доктора и положил на стол.
– Отличные новости, Франц! Вы договорились с ним о встрече?
– Да, он согласился принять нас в понедельник, в три часа.
«Сгодится. Значит, на ферму поедем во вторник».
– Хорошо! Я сегодня же к докладной записке для оберста Иберсбергера приложу запрос на его привлечение к расследованию. А что на счет университета и, кстати, вы смотрели фотографии со вскрытия?
– Да, смотрел, и разночтений с отчетом доктора Аумюллера не увидел.
– У вас есть идеи насчет орудий убийства?
– Конкретных идей нет, но есть некоторые соображения. Убийца вряд ли принес все это с собой. Я думаю, что какие-то предметы в доме или в сарае могли быть орудиями убийства, но у нас не выйдет это проверить, так как нет даже фотографий внутренней обстановки.
– А что вы думаете насчет округлой раны на лице девочки?
– Не знаю даже. Не могу сказать ничего определенного.
– А у меня есть одна мысль по поводу этой раны. Похожие следы оставляли армейские ножи определенного типа. Не возьмусь утверждать, что это был именно такой нож, но другого объяснения этой странной ране пока нет.
Майер кивнул, принимая довод Хольгера.
– Франц, вам ничего не напомнили раны крестообразной формы? Я готов поклясться, что уже видел такие раны, но никак не могу припомнить, где именно…
Майер отрицательно помотал головой, а потом, все же, сказал вслух:
– Я подумаю об этом.
– Подумайте. Так что там насчет университета?
– Я побывал там. Я не рассчитывал особенно ни на что, просто обратился по поводу останков жертв к одному из сотрудников. Меня провели в их анатомический музей, к его смотрителю. Он показал мне документы, какие-то справки, а потом повел меня в запасник… Головы все еще там.
Теперь Хольгеру было понятно подавленное настроение молодого коллеги.
– Они там в банках, с этим… как его? формалином. Не черепа, а именно головы. Я никогда такого не видел…
– Франц, вы заметили разночтения с фотографиями и отчетом Аумюллера?
– Нет, но не буду врать, что внимательно всматривался…
«Да, совсем не повезло парню с первым делом…»
– Вы спросили у смотрителя, какие у него есть идеи насчет орудий убийства?
– Только общие вещи: острый тяжелый предмет, тупой тяжелый предмет…
– Понятно. Вы курите, Франц?
Майер молча помотал головой. Он все еще был под впечатлением от увиденного.
– Попробуйте. В такие моменты, когда не получается справиться с тем, что видишь, когда разум отказывается понимать происходящее, мне папиросы очень помогают. Возможно, помогут и вам.
Хольгеру хотелось хоть как-то подбодрить молодого коллегу. Он вспомнил, как сам впервые столкнулся с тем, что не в состоянии оказался себе объяснить. Вюнш тогда еще служил полицмейстером в Киле. В доме на одной из окраин города обнаружили два трупа: женщины и мальчика. Вюнш с напарником тогда первыми прибыли на место.
Хольгер очень хорошо запомнил вонь в той грязной, нищей дыре. Жертв зарубили топором. Вюнш повидал много, даже слишком много смертей за свою жизнь. Он видел, как людей разрывало на части, как они сгорали заживо и как выплевывали свои легкие, но все это было на фронте. А теперь он видел здесь, в обычной жизни, как кто-то ворвался в комнату и нанес женщине и ребенку несколько десятков ударов топором. К своему стыду, в тот день Хольгер не смог удержать завтрак внутри.
Франц все так же, не говоря ни слова, кивнул, а Вюнш перевел разговор к своим сегодняшним результатам:
– Я, между прочим, могу вас обрадовать! Мне повезло найти фотографии дома и участка.
– Они у вас? Вы смогли их вынести?
Хольгер рассказал произошедшую в архиве историю.
– Я не знаю, кто и зачем их забрал и шансов выяснить это у нас немного, но версию о том, что в деле может быть замешан полицейский, мне кажется, можно исключить.
После кивка Франца Вюнш продолжил:
– Я планировал заняться фотографиями в понедельник, если хотите, могу пока отдать их вам.
С этими словами Хольгер подвинул сверток с фотокарточками и картой в сторону Майера. Тот взял сверток в руки и, после некоторого раздумья, кивнул.
– На следующей неделе мы встретимся с доктором Иоханнесом – это в понедельник. Во вторник и далее – это как получится – поедем в Ингольштадт и попытаемся найти Рауша, а по возможности и Носке, кроме того, придется съездить в Кайфек и на саму ферму – переговорить с живыми свидетелями и, пускай дома уже давно нет, осмотреть участок. В пятницу, очень надеюсь, мы получим ответ от Народного союза. Вы согласны?
– Вы планируете передавать доктору Иоханнесу дело?
– Нет. Я хотел вас попросить записать те моменты, которые могут помочь доктору охарактеризовать преступника. Вам виднее, что это будет.
Ответом был очередной немой кивок.
– Хорошо. Вроде бы ничего не забыли. Так как я являюсь ведущим следователем по этому делу, ваша подпись на докладной записке не нужна, а посему – можете идти. Мне кажется, вы заслужили два дня отдыха.
Когда за Майером закрылась дверь, Хольгер взял из стола чистый бланк и написал на имя полицайоберрата полиции Карла-Хайнца Иберсбергера докладную о ходе расследования. Вюнш писал откровенно, опустив лишь роль Рейнгрубера и Аумюллера в пропаже фотографий со вскрытия и переложив ответственность за пропажу всех фотодокументов на безвестного сотрудника Баварского филиала Рейхсархива. Не забыл Хольгер и о запросе на привлечение к расследованию доктора Иоханнеса, приложив к запросу его визитную карточку. У Калле вполне могли возникнуть вопросы, но разрешение на это он, скорее всего, даст. Придирчиво оценив результат, Вюнш поставил дату с подписью и, заперев кабинет, отправился к своему начальнику.
Хелены Кренц уже не было на ее рабочем месте, но в этом не было ничего удивительного – часы показывали ровно семь вечера. Однако в том, что Калле еще работал, Хольгер был уверен. Иберсбергер, как и всегда, встретил его широкой улыбкой:
– Привет, Хольгер! Как твои дела?
– На самом деле неплохо, есть некоторые подвижки. Принес тебе докладную.
– Да, да, да… Давай-ка ее сюда.
– Мне подождать?
– Да, подожди. Сразу и на вопросы ответишь.
Калле углубился в чтение и оставил Вюнша предоставленным самому себе.
Через десять минут он закончил читать и заговорил:
– Во-первых: переходи ты уже на печатную машинку. На первый раз прощаю, но это вообще-то не рекомендация, а приказ.
Хольгер мысленно обругал себя за то, что забыл о новом формуляре.
– Во-вторых: молодцы, что нашли фотокарточки. Есть шансы узнать, что за ублюдок их вынес?
– Пожалуй, нет. Много времени прошло, к тому же, скорее всего он действовал самоуправно. Я не удивлюсь, если в журнале поступлений нет записей об этих фотокарточках, во всяком случае, печати Рейхсархива на них не было. Не могу понять, зачем он это сделал. И ведь он точно знал, какое дело нужно брать… По-хорошему надо все же его поискать, но, думаю, что это не приоритет в этом деле.
Калле, после некоторого размышления, кивнул и продолжил:
– В-третьих: чья эта идея с привлечением психиатра, твоя или Майера?
– Майера.
Хольгер не видел необходимости врать.
– Зачем?
– Он считает, что психиатр сможет определить некоторые черты характера убийцы, а это в свою очередь сделает проще его поиски.
– Ну, допустим. Разрешаю. Как тебе вообще Майер?
– Толковый парень. Умный, исполнительный, пока недостаточно хладнокровный и терпеливый, но это придет с опытом. Образованный, это прямо бросается в глаза – то, чему я учился несколько лет по ходу работы, для него очевидно уже сейчас.
– Мне тоже показалось, что парень толковый. Не выяснил, на кой ему с таким образованием работа в полиции? Ты, кстати, знаешь, где он учился?
– Да, знаю, что учился в Сорбонне. А по поводу того, «на кой?» – молчит, говорит, что в Германию переехал, чтобы быть среди своих, а вот зачем в полицию пошел, мне не сказал, а я не стал лезть ему в душу.
– Ладно, это нас, в общем-то, не касается. Ты мне вот что скажи: я знаю, что ты не станешь что-то утверждать, пока не будешь полностью уверен в своей правоте, но все же – есть у тебя какие-нибудь теории относительно этого дела?
Хольгеру очень не нравилось ходить по тонкому льду бездоказательных версий, но не ответить он не мог:
– Пока я склоняюсь к тому, что убийца, как минимум, служил в армии, а возможно, что и на фронте побывал. Следы от сапог армейского образца, которые вспомнили Шварценбаум и Рейнгрубер, округлая рана на лице девочки… Помнишь, в 16-м появились ножи с выступающей вперед гардой? Эта гарда, если ткнуть ей в лицо, оставляла очень похожую рану.
Калле прикрыл глаза, вспоминая, и через минуту кивнул. Хольгер продолжил:
– Да и в целом – уверенность, с которой действовал убийца… Этот человек убивал не впервые. Однако я пока не готов утверждать что-то однозначно. На следующей неделе мы с Майером съездим в Кайфек и на то место, где была ферма – возможно, узнаем что-нибудь новое. Кроме того, заедем в Ингольштадт. Согласно личному делу, Рауш – один из полицмейстеров, первыми пребывших на место – до сих пор служит там.
– А когда встретитесь с психиатром?
– Майер договорился на понедельник.
– Хорошо! Одобряю. Продолжайте работать по этому делу.
– Можно идти?
– Да. Жду доклада от тебя в следующую пятницу. Доброго вечера, Хольгер.
– И тебе, Калле.
Глава 16
Утро после
За последние двенадцать часов Хольгер узнал два очень важных обстоятельства. Первое из них заключалось в том, что дедушка Хелены, научивший ее играть в шахматы, в начале века был адъютантом генерал-фельдмаршала графа фон Шлиффена41, что, пускай и опосредованно, объясняло ее склонность к остроатакующей манере игры, направленной на быструю победу. Вторым обстоятельством являлось то, что во время сна Хелена постоянно ворочалась и острыми коленками и локтями весьма чувствительно пихала Вюнша.
Он проснулся раньше нее и первое, что предстало перед его глазами после пробуждения, это ее обнаженная спина. «Маленькая коричневатая родинка на правом плече – вчера я ее не заметил…» Хольгер положил руку на плечо Хелены, накрыв ладонью эту родинку. Вопреки ожиданиям Вюнша, мираж не растаял – он действительно прикасался к теплому и вполне вещественному плечу спящей девушки. Спина Хелены вызвала в Хольгере странную ассоциацию с белой писчей бумагой, которую приносил с работы отец, когда Вюнш был еще совсем ребенком. Хольгер часто делал из нее кораблики.
Девушка пошевелилась и он, боясь ее разбудить, отдернул руку.
– Положи руку обратно на плечо.
«Интересно, как давно она не спит?». Некоторое время прошло в молчании. Наконец Хольгер задал не дававший ему покоя вопрос:
– А как это произошло?
Он прекрасно помнил вчерашний вечер, но причинно-следственные связи не выстраивались в голове. Хелена повернулась к нему лицом, не забыв попутно въехать коленом ему в бедро. Глаза девушки остались закрытыми, но она начала говорить:
– Ты был уставшим и грустным, опять проиграл мне в шахматы и немного выпил. Возможно, ты даже посчитал меня красивой. Я тоже была уставшей, кроме того, мне было очень одиноко, а ты был рядом, и мне было с тобой хорошо.
– Ты красивая.
Она приоткрыла один глаз и внимательно посмотрела на него.
– Лжешь…
– Нет, не лгу.
Вновь установилось молчание. Хелена, как показалось Вюншу, задремала, да и он сам начинал проваливаться в сон. «Хорошо, что вчера нашлись фотографии! Хорошо, что сегодня никуда не надо!»
Воцарившуюся тишину прервал стук в дверь. Хольгер глянул на часы и чертыхнулся – было десять утра, а в это время в субботу обыкновенно приходил домовладелец с уборщиками. Вюнш натянул брюки, вышел в прихожую, сделал глубокий вдох и открыл дверь.
– Доброе утро, господин Вюнш. С вами все в порядке?
Обыкновенно к этому времени Хольгер уже не спал и встречал домовладельца полностью одетым.
– Доброе утро, господин Дрекслер. Да, все хорошо, только чувствую себя неважно.
Господин Дрекслер – полный седеющий мужчина, лет на двадцать старше Хольгера – озабоченно цокнул языком:
– Простудились? С такой дрянной весной, как в этом году, заболеть – раз плюнуть.
– Скорее всего.
– Принести вам аспирин или еще одно одеяло?
– Нет, спасибо большое, у меня все есть.
Вюнш чувствовал себя школьником, рассказывающим учителю душещипательную историю о том, почему он не сделал заданные на дом прописи.
– Впустите нас для уборки или нам зайти попозже?
– Попозже, если позволите. Лучше всего в понедельник.
– Хорошо, тогда зайду в понедельник. Выздоравливайте, господин Вюнш…
Закрыв дверь, Хольгер привалился к ней спиной и простоял так примерно с минуту, а после этого вернулся в спальню и увидел, что Хелена уже надела белье и блузку. Когда он вошел, она отложила юбку и, выпрямившись, спросила:
– Ты хочешь, чтобы я ушла?
Занавески были задернуты, но через небольшую щель между ними пробивался луч солнца, освещавшего погожее апрельское утро. Этот луч делал видимыми пылинки, летающие в воздухе, и упирался в фигуру Хелены, бросая свет на ее волосы, черты лица, на все ее тело. Хольгер не хотел, чтобы она уходила.
– Тебя никто не хватится? – спросил он через два часа. За это время они успели позавтракать скромными домашними запасами Вюнша и один раз сыграть в шахматы. Хольгер опять проиграл, но прогресс был налицо. Теперь он смог втянуть Хелену в долгую позиционную борьбу, в которой ему просто немного не повезло в эндшпиле.
– Моя соседка сама бывает в нашей квартире настолько редко, что не заметит моего отсутствия, а больше у меня в Мюнхене никого нет.
– Тебе сегодня надо куда-нибудь?
– Да, в три часа. Сегодня в пивной «Погреб Совета» на Мариенплатц будет митинг. Я должна буду помочь в организации. Потом я приду в «Охотника» и ты, скорее всего, меня обыграешь.
Она широко улыбнулась.
– Ловлю на слове!
– А какие у тебя планы? Как ты обычно проводишь выходные?
– Скучно я их обычно провожу. Я вообще человек скучный – люблю читать и слушать музыку, иногда хожу на концерты или в театр… А сейчас я очень скучно хочу тебя поцеловать…
Когда Хелена ушла, он понял, что попал в клетку, которой избегал большую часть своей жизни. Хольгер включил радиоприемник, откинулся в кресле и закурил. Была половина четвертого.
Воспоминания мощным потоком накрыли его сознание. Вюнш вновь увидел обнаженную Лили Моргенштерн. Им было по семнадцать лет, и они всерьез думали, что это и есть любовь. В тот вечер все случилось так стремительно и странно, что они даже не успели ничего понять. Держание за ручку внезапно переросло в испуганный взгляд – для нее это тоже был первый раз. Хольгер не помнил, почему они расстались, но на Войну его уже провожала другая.
Марлен Кальтц была настоящей красавицей из хорошей семьи, нравилась родителям Хольгера и перестала писать уже к весне 15-го года. Он почему-то не смог вспомнить ее лицо. Первое время Вюнш еще думал, что что-то случилось, что у нее есть веские причины для молчания, но честное до жестокости письмо отца однозначно указывало на то, что вескими причинами был нотариус средних лет и состоявшаяся несколько недель назад свадьба Марлен с ним. На следующий день, во время атаки, Хольгер бросился из окопа с твердым намерением закончить свою жизнь с ее именем на устах. К вечеру у него был лишь разорван рукав до локтя и обожжено изменой сердце. После этого туман Войны надолго заслонил от Вюнша солнце теплых чувств.
Много позже в Киле он встретил дочь аптекаря Клару Мариенхофф. В то время Хольгер представлял из себя жалкое зрелище – механизм, работающий вхолостую. Общение с ней будто зачеркивало предыдущие годы, снимало черную пелену с его глаз. Глядя на Клару, Вюнш видел, что его жизнь может пойти по-другому, может перестать быть непрерывной борьбой со своим прошлым.
Он действовал аккуратно, чтобы не спугнуть и не разрушить свою столь иллюзорную возможность счастья, но стальной сапог реальности ударил его под дых. Испанка забрала Клару из мира за три дня. Он стоял на ее похоронах, и реальность утекала сквозь пальцы. «Ведь могло же получиться…»
С тех пор Вюнш никого не мог полюбить. Делал несколько попыток, но все они были скоротечны и безуспешны. Армия научила Хольгера самого заботиться о своем быте, поэтому в жене-домохозяйке он не нуждался, а постель в совсем уж холодные ночи он находил с кем разделить. И вот теперь Хелена Кренц колотила в дверь, закрытую уже больше десяти лет, и была близка к тому, чтобы снять ее с петель.
Вечером они вновь сидели за любимым столиком Хольгера и играли в шахматы. Вюнш пока не знал, где она планирует провести эту ночь и, отчаянно браня себя за нерешительность, все никак не мог попросить Хелену остаться с ним. Разумеется, победа досталась ей легко, но усталость от работы на митинге не позволила девушке в полной мере насладиться очередным успехом.
– Я хочу, чтобы ты осталась сегодня.
– Хорошо, я тоже хочу остаться.
Она ответила так быстро, что он даже не успел испугаться.
Глава 17
Сельский натюрморт
Воскресенье пролетело игристым вином восторга, а вечер ознаменовался первой ничьей. По обоюдному согласию они решили, что приходить вместе на работу пока не стоит. К сожалению Вюнша Хелене нужно было появиться в квартирке, которую она со своей школьной подругой снимала в южной части города. Поэтому вечером, сразу после ничейной партии, девушка упорхнула, не избежав, впрочем, прощального поцелуя, а Хольгер долго не мог уснуть, на ставшей вдруг непомерно просторной кровати.
Вюншу снилось что-то отталкивающее и неприятное, но при этом столь мимолетное, что не оставило в его душе ни малейшего следа. Проснувшись утром, он протянул руку к прикроватной тумбе, на которой обыкновенно оставлял на ночь часы, и нащупал какую-то ткань. Вюнш поднес к глазам повязку со свастикой, очевидно, забытую Хеленой. Это сразу подняло ему настроение – появился повод увидеться с ней до вечера.
Апрель, наконец, вступал в свои права – начинало по-настоящему теплеть. Сегодня Хольгер планировал просмотреть фотографии и съездить к психиатру, но, придя на работу, он первым делом зашел в приемную Калле. Хелена встретила его улыбкой, но поздоровалась официально:
– Доброе утро, оберкомиссар Вюнш. Чем могу вам помочь?
Хольгер принял правила игры:
– Доброе утро, фройляйн Кренц. Я лишь пришел отдать вашу нарукавную повязку. Вы оставили ее вчера в пивной, когда мы играли в шахматы.
На лице девушки промелькнуло удивление, быстро сменившееся облегчением. Вюнш же не смог сдержать улыбку.
– Благодарю вас, оберкомиссар Вюнш.
– Не за что. Доброго дня, фройляйн Кренц.
– Доброго дня, оберкомиссар Вюнш.
Дойдя до двери, Хольгер обернулся и, поймав взгляд Хелены, одними губами беззвучно произнес:
– До вечера.
Она кивнула и снова улыбнулась. Выйдя в коридор, Вюнш потратил некоторое время на то, чтобы вернуть себе серьезность и рабочий настрой. Пора было возвращаться к расследованию.
В кабинете побывали за выходные, но это не было странно – самостоятельно поддерживающий порядок на рабочем месте Хольгер три года назад договорился с завхозом Брандтом о том, чтобы у него в кабинете уборку проводили только раз в неделю. Вюнш вернул передвинутые вещи на положенные им места и, в ожидании Майера, принялся еще раз изучать дело и вносить записи в свою книгу.
Хольгеру было немного совестно перед Францем: он рассчитывал на выходных подумать над обстоятельствами дела, а более всего над орудием убийства, оставившим странные крестообразые раны. Вместо этого разум Вюнша был всецело занят Хеленой Кренц, в то время как Майер работал с фотографиями и писал конспект дела для доктора Иоханнеса. Теперь Хольгер немного компенсировал эту несправедливость. Впрочем, результата его утренние изыскания не дали – мысль о том, что он видел уже такие раны, занозой сидела в голове Вюнша, но никак не обретала конкретики, а через полчаса в кабинет вошел Майер.
– Доброе утро, Франц.
– Доброе утро, оберкомиссар Вюнш.
– Отдохнули?
Молчаливый кивок.
– Оберст Иберсбергер разрешил привлечь к расследованию доктора Иоханнеса. Вы сделали записи, которые мы сможем дать доктору для работы?
– Да. И фотографии посмотрел.
Франц достал сверток, который дал ему Хольгер в пятницу, и положил его на стол.
– Появились новые мысли?
– Скорее да. На фотокарточках, где заснята кромка леса…
– Подождите, пожалуйста, Франц. Позвольте мне прежде тоже с ними ознакомиться.
Майер кивнул.
– Я хотел вас попросить съездить еще раз в Народный союз. Скорее всего, они еще не готовы дать нам ответ по поводу Карла Габриеля, но проверить стоит.
Вюншу вдруг пришел в голову принципиально важный вопрос:
– У вас есть оружие?
Франц достал из внутреннего кармана пиджака револьвер.
– Вы позволите?
Майер без возражений передал Хольгеру оружие и тот смог как следует его рассмотреть. «St. Etienne42, старый, еще прошлого века. Франц вряд ли является первым его владельцем. На первое время пойдет, но возраст, конечно, великоват – может отказать, причем в самый ответственный момент…»
– Сойдет. Если хотите получить что-нибудь по-новее, обратитесь к обермейстеру Киркхоффу, он в шестнадцатом кабинете.
Франц кивнул, приняв к сведению, и Хольгер вернул ему револьвер.
– Ну, тогда жду вас здесь. Я пока займусь фотографиями, а после поедем к доктору Иоханнесу.
Майер вышел, а Вюнш достал из свертка фотокарточки и карту местности. Сначала он взял в руки карту. Дом Груберов располагался в некотором отдалении от двух соседних усадеб, но, судя по карте, подойти к нему оставшись незамеченным было почти невозможно. Очевидным казалось, что убийца вышел, а скорее всего и вошел в усадьбу с северо-запада со стороны леса, который скрыл его от чужих глаз. Это подтверждали следы, обнаруженные Шлиттенбауэром и ведущие в лес, и тот факт, что собаки взяли след от дома до леса.
Лес представлял собой большой массив, который длинным нешироким языком как бы обнимал Хинтеркайфек с севера, а на запад длился, уходя за край карты. Кромка деревьев находилась к ферме ближе, чем любой из соседних домов. Судя по карте, построек в лесу в пределах трех километров от Хинтеркайфека не было. Зато севернее, вдоль «языка» леса, шла дорога, проходившая через находившуюся восточней относительно фермы деревню. Убийца мог пройти через деревню в северо-западном направлении, сойти с дороги в лес, дойти до дома, а потом, через три дня, вновь выйти на дорогу через лес. К югу от деревни и усадеб была речка, на карте обозначенная под названием Штернбах.
Картина получалась неутешительная: убийца мог войти и выйти из дома, не попадаясь никому на глаза. Однако если он действительно прошел через лес, это значило, что, почти наверняка, он пришел в конкретный дом, а это, в свою очередь, могло означать, что он, либо жил неподалеку, либо раньше уже бывал на ферме. Был еще вариант, что он просто шел вдоль кромки леса, пока не вышел к дому, стоящему в стороне от остальных. «Не спеши! А еще может быть, что убийца плутал по лесу и вышел на дом абсолютно случайно. Это объяснило бы то, что он жил в доме некоторое время – восстанавливал силы» Если истинным было последнее предположение, то расследование теряло всякие перспективы.
Осмотр фотографий, в общем и целом, подтвердил соображения Хольгера. Кромка леса была совсем недалеко, и вид на усадьбу открывался отличный, причем с разных ракурсов. Преступник мог стоять под прикрытием деревьев и наблюдать за тем, что происходит в доме, выбирая удачный момент.
Фотокарточки снятые внутри дома показывали довольно зажиточную обстановку. Вещи действительно казались находящимися на своих местах. Хольгер обратил внимание на раскрытый кошель, лежавший на кровати рядом с коляской – это была одна из немногих деталей обстановки, которая упоминалась в деле. Лишь кухня выглядела немного запущенно, что подтверждало теорию о том, что убийца питался припасами, найденными в доме. Фотографий сделанных в подсобных помещениях было совсем немного.
Вюнш еще в архиве обратил внимание на то, что среди найденных им фотографий нет ни одной, запечатлевшей трупы или кровавые следы, поэтому сейчас Хольгер мог видеть только противоположную от входа часть сарая. В хлеву – втором отдельно стоящем строении на ферме – ничего интересного для Вюнша не было. Ясно, что убийца разбросал корм, но, скорее всего, это произошло еще в ночь убийства, и в хлев он больше не входил, а даже если входил, то следов не оставил.
Крайне досадным оказалось то, что временное место проживания, оборудованное убийцей на чердаке одного из подсобных помещений, не было запечатлено на найденных Хольгером фотографиях. Если в пятницу Вюншу казалось, что поиск работника Рейхсархива, забравшего фотографии, не является важным для расследования, то теперь ему очень хотелось потолковать с этим человеком. Скорее всего, он не имел отношения к убийству, но причина, по которой он взял именно это дело, изъял из него фотографии, куда-то дел те из них, на которых были видны следы преступления и тела, и положил оставшиеся в архив, не пройдя официальную регистрацию материалов, оставалась неизвестной.
Как и ожидал Хольгер, осмотр фотографий дома и окрестностей скорее создавал вопросы, чем давал на них ответ. «Нужно посетить место. Найти, ясное дело, ничего не выйдет, но оценить, составить хотя бы примерную картину произошедшего, совершенно необходимо!»
Вюнш прилежно занес свои соображения в книгу и принялся ждать Майера.
Тот приехал через полчаса с пустыми руками – по Карлу Габриелю все еще ничего не было.
– Я позволил себе запросить дополнительно список личного состава роты, в которой служил Габриель.
– Хорошо, Франц. Возможно, это окажется небесполезным. Рейнгрубер уже опрашивал некоторых из них в 25-м, но проверить их показания, скорее всего, придется.
Умозаключения Майера относительно фотографий не сильно расходились с направлением мыслей Хольгера. Франц допустил, что убийца подойти к усадьбе все же мог через деревню – если он шел по темноте, его вполне могли и не заметить, хотя вероятность того, что он и пришел, и ушел со стороны леса, была значительно выше. Несмотря на то, что до назначенного доктором Иоханнесом времени было еще около двух часов, Хольгер и Майер решили отправиться пораньше.
Глава 18
Странный метод
На их пути в северную часть города – именно там работал доктор – встал парад национал-социалистов. В последние три-четыре года такие парады обрели настоящую массовость и стали регулярными. Часть улиц в центре была перекрыта, а на объезд времени ушло бы больше, чем на сам парад, поэтому Хольгер с Майером решили подождать. Вюнш поставил свой Wanderer в узком дворике так, что пусть и на короткий период времени, но полицейским оказывался виден каждый ряд проходящих на площадь марширующих.