Рождественская легенда
Седая сивилла в пещере гадала.
Змея рядом грелась у углей костра.
Пророчица гостя к себе ожидала
Высокого в час предрассветный утра.
Пока же на улице редкая темень —
Попрятались звёзды с луной в облака.
И воздух так густ, и земля, словно кремень…
Сивилла змее налила молока.
Пока темнота, и так тихо на редкость,
Что кажется: что-то случиться должно.
Какие-то звуки… И мигом вся местность,
Вся вдруг изменилась, в мгновенье одно.
И видит старуха себя среди хлева —
В соломе младенец-малютка лежит,
С ним мать молодая, и рядом здесь, слева,
Отец удивлённый, опёршись, стоит.
Тем временем Август, владыка вселенной,
Объятый гордыней и жутким волненьем,
Со свитой немногою, в мраке ночном,
Мечтая, безумец, о бренном, земном,
К пещере сивиллы скорее стремится,
Чтоб там бесконечно ему удивиться.
Скажу по секрету – ему предстояло
Волненье большое тогда пережить:
Сенат, всё собранье лжецов, всё восстало,
Царя своего богом чтоб объявить.
«Тебе – говорят – так приличнее будет,
Чтоб богом быть нашим и нашим царём.
Тебя никогда и никто не забудет
Ни темною ночью, ни солнечным днём.
И сам Капитолий мы храмом украсим
В твою, о священный, и славу и честь,
И жертвенный огнь там вовек не погасим».
«Как быть, это правда иль всё-таки лесть?» —
В сомнениях Август с немногою свитой
Под кровом ночи собирается в путь.
И звёзды с луной пусть во мраке сокрыты —
Отважное сердце дойдёт как-нибудь.
Всё в гору их путь. Вот – сивиллы жилище,
А вон и она – чуть поодаль стоит.
Погасший костер, а точней, пепелище…
Куда-то делёко старуха глядит.
«Очнись, эй, беззубая! – оклик раздался —
Здесь сам император со свитой своей,
Прийти тёмной ночью к тебе постарался».
«Смотри, – вдруг сказала сивилла, – скорей».
И видит вдруг Август себя среди хлева,
В далёкой стране, средь простых пастухов.