Каникулы в деревне

Открыв калитку, Максим подошел к окну, и костяшки его пальцев легонько ударились несколько раз о стекло. На одеревеневших ногах, Макс вышел обратно из садка, и принялся ждать с замиранием сердца. И в нем вдруг началась борьба. А что, если тетя Настя будет совершенно не рада его видеть? Что, если он зря сюда приехал, и она сейчас скажет ему об этом прямо в лицо? Дурные мысли никак не желали уходить из распухающей головы, а тетка все не выходила. Макс уже совсем было отчаялся и собирался уходить, как вдруг в ограде послышались чьи-то негромкие шаги. Дыхание Максима участилось, и он замер, притихнув и сказав себе: «Будь, что будет». Шаги были уже совсем близко… И вот дверь отворилась…

На пороге появилась тетка. Но время и тут приложило свою руку, так что Максим даже не сразу узнал ее ― лишь спустя пару секунд до него, наконец, дошло, что пять лет сказались на ее возрасте и внешности так же, как и на его. Максим был до сих пор очень взволнован и был рад видеть свою драгоценную тетушку, которая, кстати говоря, тоже не сразу признала своего племянника.

Когда она только вышла, и взгляд ее упал на стоявшего перед воротами юношу, глаза ее прищурились. В голове у Максима даже пронеслась неожиданная мысль, неужели она его не узнаёт? Но спустя несколько секунд тишину нарушил тетушкин голос:

– Максимка?

И не дожидаясь ответа, она резко заключила племянника в крепкие объятия, так что у Макса даже затрещали ребра.

– Привет, Тетушка, ― поприветствовал он тетю Настю, освобождаясь от реброломающих объятий.

– Здравствуй, Солнышко! ― озарила она его счастливой улыбкой на раскрасневшемся лице. ― Заходи давай, устал поди с дороги то.

И она чуть ли не силком потащила его внутрь.

Немедленно был поставлен чайник, а на столе быстренько начали появляться кушанья.

– Ты садись, я сейчас все сделаю, ― сказала тетушка, одевая фартук. ― Мне одной то не для кого было готовить, сам понимаешь. Зато для такого гостя, как ты, сам бог велел что-нибудь вкусненького приготовить.

– Да не стоит, тетя Настя, ― попытался было воспротивиться Максим, но попытка эта была погашена в зародыше словами:

– Еще чего! Столько лет любимого племянника не видела, а тут мне такая возможность за ним поухаживать подвернулась. Неужели я ее упущу? ― сказано это было таким тоном, что Максим больше не решился ей возражать, а принялся за более интересное занятие ― осматривание помещения.

В углу кухни стояла печка, лишь благодаря которой зимой можно было обогреть жилище. Максиму тут же вспомнилось, как он зимой после долгого катания на горке грел над плитой замерзшие руки. Видимо, печь не переделывали ― лишь подлатали кое-где и побелили. А так, она была точно такой же, как и годы назад.

Паласы под ногами и диван, на котором расположился Максим, были уже другие. Да оно и понятно ― кто ж захочет пользоваться старыми вещами, когда есть возможность взять что-нибудь новое. На стенах висели уже другие обои, а на кухне стоял новенький кухонный гарнитур. Видать, Гришка, взрослый сын тетушки, не забывал родную мать и помогал ей. Осознав эту мысль, Максим вдруг поймал себя на легкой зависти Гришке. Ведь он, Максим, не мог ничем таким похвастаться. Он лишь хотел побыстрее отделаться от родительской опеки и даже думать не думал о том, чтобы о них заботиться. И тут он видит совсем другое ― сын заботится о матери, как только может и помогает ей при любой возможности.

Подтверждение своим гипотезам Максим получил практически незамедлительно, когда решился спросить:

– Тетя Настя, а где сейчас Гришка?

Тетушка, не отрываясь от готовки, отвечала:

– Переехал в город, нашел хорошую работу, ― в ее голосе промелькнула тоска, но она сразу же попыталась ее скрыть. ― Но я очень рада за него. Любая мать могла бы гордиться таким сыном.

– Он часто к вам ездит?

Казалось, тетушка на секунду задумалась.

– Приезжает, когда находит время, ― и все-таки, как бы тетушка не пыталась скрыть тоску и какую-то печаль, она так и сквозила в ее словах. ― Помогает, чем может. Видишь, какой кухонник мне купил, ― последними словами она как будто подбадривала саму себя. Видимо, несмотря на помощь сына, она была чем-то недовольна, но старалась об этом не говорить и не признаваться даже самой себе.

Максим не решился развивать эту тему дальше, потому что проникся ситуацией тетушки. Он тут же понял ее печаль, лишь стоило ему поставить себя на ее место. Любимый сын теперь был настолько самостоятельным, что ему больше не нужна была помощь матери. И хотя он старался делать для нее по возможности все, что в его силах, чтобы компенсировать недостаток внимания, но на сердце у нее все равно была рана, и залечить ее было очень трудно.

– А как поживает Лиза? ― с осторожностью спросил Максим тетю Настю о ее дочери.

На этот раз никакой заминки не было, и, когда тетушка начала говорить, в голосе ее уже не слышалось горечи.

– Ой, слава Богу, все замечательно! ― как раз в этот момент тетя Настя закончила, наконец, свои манипуляции на кухне, так что через несколько секунд перед Максом на столе появился, кроме всего прочего, еще и очень аппетитно выглядевший салат. ― Представляешь, ― добавила тетушка, садясь, напротив Макса, ― я ведь теперь бабушка.

Когда она сказала это, в ее глазах заплясали искорки счастья, а лицо озарила светящаяся улыбка. Увидев ее такой счастливой, Максим поневоле и сам заулыбался во всю ширину рта.

– Круто, ― вырвалось у него. ― Значит, я теперь дядя? Слушайте, а кто родился ― мальчик или девочка?

– Девочка, ― ответила тетушка, еле сдерживаясь, чтобы не заплакать от радости. ― Алисой назвали.

– Красивое имя.

И они так проговорили несколько часов подряд. Разговор шел обо всем на свете, начиная детьми и заканчивая политикой. Пока разговаривали, Максим угощался всякой вкуснятиной, приготовленной тетушкой. Честно говоря, то, как готовила тетя Настя, ему нравилось гораздо больше, чем готовка его матери, но своей маме он этого, ясное дело, никогда бы сказать не решился, но от себя скрывать этого не мог.

– Тетя Настя, вы готовите просто обалденно, ― наконец сознался он. ― Прям, пальчики оближешь.

– Ахахахаха… ― раздался громкий смех тетушки. ― Для любимого племянника ничего не жалко. Хочешь, я еще приготовлю? ― вдруг спросила она.

– Нет, нет, спасибо, ― поспешил Макс остановить порыв драгоценной тетушки. ― Я итак объелся до отвала, так что, боюсь, не встану. ― И он улыбнулся как можно теплее, чтобы как-то сгладить мягкий отказ на заботу.

На минуту повисло молчание, но оно не было тяжелым. Так молчат понимающие люди, когда просто уже не о чем говорить. Но это ни в коем случае не значило, что оно хоть чуть-чуть их тяготило. Каждый думал о своем, вспоминая, о чем бы еще поговорить.

– А как там поживает мой старший брат? ― вдруг спросила тетушка. Взглянув на нее, Макс увидел серьезную заинтересованность на ее лице.

– Да с ним вроде как все нормально, ― немного неловко отозвался Максим. ― Он ведь мой отец, и я не знаю, как его оценивать непредвзято, ― сознался он с потяжелевшим сердцем.

– А если оценивать предвзято, что бы ты про него сказал? Только честно!

Из груди Макса вырвался вздох. Вообще-то он ни с кем не говорил на эту тему, но тетушка была, в каком-то смысле, даже более родным человеком, чем иной раз родители, и он вдруг понял, что и сам не против поделиться с ней своими мыслями.

– Мы с ним не ладим, ― признался Максим. ― Он вечно ко мне цепляется, и я часто не понимаю, что ему от меня надо. Иногда мне начинает казаться, что он отрывается на мне за какие-то собственные промахи. Если честно, то во мне в какой-то момент исчезла вся та детская любовь к отцу, а иногда даже просыпалась откровенная злоба и ненависть. Я не знаю, откуда это все взялось в моей душе, и мне бы совершенно не хотелось, чтобы все и дальше продолжалось так же, но от себя уходить я тоже не могу. Я не могу притворяться, что все хорошо в наших с ним семейных отношениях. Если так будет продолжаться и дальше, то, чувствую, так и до драки дело может со временем дойти, потому что во мне с каждым годом усиливается собственное мнение, и, соответственно, так же растет и сила сопротивления его гребанным наставлениям.

Произнеся столь бурную речь, Максим замолчал, чтобы отдышаться. Из него только что вылилось столько скрытых до этого ото всех мыслей, что сейчас ему вдруг стало как-то неловко. Видимо, тетушка почувствовала его неловкость, потому что очень мягко произнесла:

– Не стоит себя винить за такие чувства. Я ведь прекрасно знаю своего брата, и должна тебе сказать вот что: он слишком черствый и совершенно не умеет проникаться к другим людям. Но ведь я тебе этого вообще говорить не должна, ведь он, как-никак, мой старший брат, но знаешь, что? Плевать я на все это хотела… У нас с ним отвратительные отношения, мы не звоним друг другу, он много раз подставлял меня, и во мне просто уже не осталось какой-то теплоты по отношению к нему. С годами люди становятся только злее. К сожалению.

Тетушкина тирада была не менее эмоциональной, чем его, и теперь, когда она высказала, как ему казалось, то, что уже давно кипело в ее душе, до Максима дошло понимание, что они доверили друг другу одни из самых сокровенных мыслей друг друга. Именно высказывание таких мыслей делает людей по-настоящему близкими, и Максим почувствовал теперь даже некую благодарность по отношению к своей драгоценной тетушке. И это не могло его не радовать.

– Можно задать вам один вопрос? ― вдруг спросил Макс. У него в голове созрел один вопрос, на который ему хотелось получить ответ. Не просто ради интереса, хотя и ради него тоже, но, чтобы лучше понять суть вещей.

– Конечно, Солнышко. Спрашивай, что угодно, ― улыбнулась она ему.

– Почему вы остались жить здесь, в деревне?

Кажется, этот вопрос застал ее врасплох. Было видно, как она задумалась, вспоминая причины, когда-то давно побудившие ее остаться здесь.

– Наверное, потому, что мне больше не хотелось суеты городской жизни. Я ведь жила перед этим в городе и знаю, что это такое. Все постоянно куда-то бегут, спешат по делам, забывая, что отдыхать тоже когда-то надо. И, к тому же, город высасывал из меня силы, так что я постоянно чувствовала себя выжатой как лимон. И однажды у меня просто лопнуло терпение, и я переехала сюда. И совершенно ни о чем не жалею.

Сказанное заставило Максима задуматься. Ведь он и сам почувствовал примерно те же самые ощущения, стоило лишь ему после стольких лет снова приехать в деревню. Он вдруг вспомнил сегодняшние ощущения после приезда, когда он шел по таким родным улицам, и он сейчас же осознал, что тетушка была абсолютно на сто процентов права. Сравнивая теперь годы жизни в городе с теми мгновениями, проведенными в деревне, ему, несомненно, больше, гораздо больше нравилась деревня. Здесь он чувствовал себя легко, и ему даже начало казаться, что в городе он и не дышал толком. Здесь, в деревне, ему словно в легкие впервые после пяти долгих лет проник кислород.

Как же он жил в городе? Теперь, после понимания всего вышеперечисленного, он вдруг осознал, как ему было тяжело в городе. Он дышал этим смогом, пронизывающим все человеческое существо, он жил в вечной спешке куда-то, и у него в голове где-то на подсознании постоянно крутилась мысль, что он не успеет в этой гонке, что он отстанет, и поэтому он спешил. Спешил, непонятно куда и зачем. Лишь сейчас до него дошло, что спешить было некуда, что вся эта городская спешка лишь накинутая на разум иллюзия, от которой живется в сто, в тысячу раз труднее, чем могло бы житься человеку.

Лишь в деревне можно осознать свою свободу по-настоящему. Здесь ты находишься вдали от суеты, вдали от всего того, что мешает раскрыться человеческому сердцу. Здесь, по сути, ты сам себя кормишь, не ожидая подачек от какого-то дяди, дающего тебе работу с маленькой зарплатой. Здесь ты надеешься сам на себя, обрабатывая землю и трудясь для собственного блага. Да, кому-то такой расклад может показаться слишком тяжелым, но на самом деле это не так. Здесь люди начинают действительно понимать суть жизни, понимать в простоте и заброшенности, когда только твой труд кормит тебя.

Максим неожиданно поймал себя на мысли, что задумался слишком сильно и не слышит, что ему говорит тетушка.

– Максимка… Ау…

– А? Что? Я здесь, ― поспешил отозваться он, стоило лишь голосу тетушки докатиться до его слуха.

– Ну да, я вижу, ― тетя Настя, конечно, видела его насквозь, и ее было не обмануть. ― О чем это ты так сильно задумался?

Максиму хватило пары секунд, чтобы принять решение сказать все как на духу.

– Да просто ваши слова натолкнули меня на кое-какие размышления. Я лишь теперь понял, что всю жизнь жил в сетях города, которые меня душили.

– Ну ничего страшного, ― сказала тетушка. ― Отдохнешь у нас в деревне, наберешься сил, и, глядишь, нормально все станет. Может, и любовь здесь встретишь, ― при этих словах на ее лице отразилась хитрая коварная улыбка.

Максим не удержался от смеха и захохотал. Почему-то эта новость жутко развеселила его, и он уже не мог остановиться.

– Скажете то же, ― наконец-то выдавил он из себя, когда смог совладать с накинувшимся на него приступом хохота.

– А почему нет? ― с легким недоумением произнесла тетя Настя. ― Красивый обаятельный парень. Да на тебя девки вешаться должны.

– Хех… Если бы было все так, как вы говорите… ― Максим видел, что тетушка хочет еще что-то ответить ему, но поспешил добавить: ― Тетя Настя, я, пожалуй, пойду прогуляюсь. Вы не против?

– Иди, конечно, Солнышко, ― поспешила отозваться она. ― Как нагуляешься, я тебя пирогами накормлю, ― и она снова улыбнулась своей теплой заботливой улыбкой.

***

За разговорами с теткой пролетела большая часть оставшегося дня, и теперь на дворе раскрыл свои объятия вечер. Максим вышел на улицу, и, пока ноги несли его куда-то по старой памяти, он целиком и полностью отдался мыслям. В нем вдруг проснулась та жуткая горечь от прошлых отношений, что ему вдруг захотелось закричать во все горло, что было сил. Но он сдержался, и от этого стало еще поганей.

Что у них было не так? Он до сих пор не мог понять тех ненормальных отношений с Машей, девушкой, которая сама подошла к нему. Он помнил, что влюбился в нее, и ожидал ответа… но его не последовало. Максим начал бегать за ней, как мальчишка, не в силах сдержаться, не в силах скрыть свои чувства и остаться гордым. А ее, похоже, это только веселило. Она постоянно находила предлоги, чтобы не быть с ним вдвоем, и это начало бесить его уже не на шутку. Но однажды до него, наконец, дошло, что эта фифа просто играет с ним, как с жалкой собачонкой. Он понял, что она подошла к нему первой специально, чтобы раззадорить его, ведь так интереснее играть. Понятое настолько вгрызлось в его мозг, что он тут же прекратил всякие бесполезные и жалкие попытки добиться расположения этой особы.

И эффект от этого действия его просто поразил. Непонятно как, но таким ходом он добился того, чего не могли добиться все парни школы вместе взятые. Видимо, ее настолько сильно задело, что этот юноша перестал бегать за ней, перестал звонить, а как-то раз открыто послал ее на все четыре стороны, что она сама стала преследовать его. Поначалу Максим думал, что это очередные шуточки и уловки, но потом понял, что это что-то нездоровое.

И в какой-то момент он сдался, хотя понимал, что ни в коем случае не должен был этого делать. Ну уж слишком большой напор оказывался ею, настолько, что он начал убеждать себя, что не такая уж она плохая, что у них все может получиться. И кое-что действительно получилось. На какое-то время они и вправду стали парой, но за это время Максим познал ненависть так хорошо, как не знал ее еще никогда в жизни. Такие отношения бесили его даже больше тех вечных уловок, когда он бегал за ней как последний болван. По его ощущениям, это был сущий ад, так что хватило его ненадолго.

И он ушел от нее с тяжелым сердцем, пытаясь забыть весь этот кошмар. В школе он ловил на себе ее взгляд, но делал вид, что не замечает его, и проходил, как ни в чем не бывало. И потихоньку его начало отпускать, и он даже начал чувствовать себя счастливым. Но та последняя встреча после посиделок у костра снова выбила его из колеи.

Мысли о бывшей девушке не хотели оставлять его, и ему удалось избавиться от них, лишь приложив огромные усилия. Но на их место тут же пришли другие. Ему вдруг вспомнилась другая девочка ― подруга детства по имени Катя. Максимом неожиданно овладела ностальгия по давним-давним временам, когда они вдвоем бегали, играли и резвились. У них был свой собственный маленький мирок, в который они никогда не пускали никого другого ― ни взрослых, ни других ребят или девчонок. Странная привязанность уже тогда сблизила их как лучших друзей. Друзей, потому что другого слова Макс тогда просто не мог подобрать. Теперь же, когда он вспомнил о тех временах, он, конечно же, понял, что это было нечто большее, чем просто дружба.

Но здесь ли она теперь, та маленькая черноволосая пройдоха с вечным двигателем в одном месте? Он даже помнил, как божий день, цвет ее глаз ― серые, почти стальные. В тех глазах заключалась странная уверенность в себе, поколебать которую, казалось, не под силу никому на целом свете. Хрупкая с виду, эта маленькая чертовка с легкостью залазила на самую вершину любого дерева в целой округе, так что Максу приходилось стараться от нее не отстать, но, конечно же, все было без толку, ведь Катенок, как он ее тогда называл шутливо, всегда выбивалась вперед.

Прозвище, которое Максим случайно вспомнил, кольнуло сердце. Это, наверное, была какая-то невинная детская любовь, измерить которую взрослыми понятиями никак не возможно. Жаль, правда, что те времена канули в лету, но что, если она все еще здесь, и ее память тоже хранит те радостные воспоминания. Их воспоминания. Только их, и больше ничьи.

Максим тут же вспомнил, где жила подруга детства, и ноги будто сами собой направились в ту сторону. Он ничего не мог с собой поделать, ведь ему просто физически было необходимо, увидеться с ней, поговорить. Возможно, он ощутит разочарование, но из-за одной боязни неудачи не стоит останавливаться. Дома проплывали мимо в полумраке, ведь на улицу уже опустилась темнота. Фонари, как, наверное, и во всех деревнях, горели через один, а в некоторых местах улица словно тонула во тьме, и впереди не видно было ни зги.

Странная безлюдность до сих пор поражала Максима. Пока он шел до дома Кати (хотя он не был на все сто процентов уверен, что она и сейчас там живет, ведь они могли переехать) на улице ему не попалось ни одной живой души. Максу случалось и в городе бродить ночью одному, и там на улице кто-нибудь да встречался, не то, что здесь. Но ему даже импонировала эта безлюдность, это одиночество ― оно проникало в самую его душу, а звезды на безоблачном небе совместно с яркой луной отлично дополняли идиллию. Иногда стоит лишь вот так прогуляться, чтобы понять, что жить то пока что есть, для чего. Хотя бы вот ради таких моментов.

Но пока Максим пытался отвлечься от потрясывающего его волнения от скорой возможной встречи с девочкой, которую не видел уже пять лет и с которой у него было целое прошлое, ноги, совершенно наплевав на крики волнения и даже страха, уже подносили его к нужному дому. Время поменяло кое-что и тут ― старые окна сменились на пластиковые, а ставни и вовсе убрали, ворота уже были из профлиста, а у садка были заменены дощечки.

Ноги второй раз за день перестали его слушаться, так что он еле доковылял до дверки в садок, открыв которую он постучался в окошко. После чего потянулось ожидание. Минута. Две. Три. Максим уже начал обдумывать, не постучаться ли ему еще разок, как где-то в ограде схлопотала дверь. Напряжение тут же снова завладело Максом, а сердце предательски застучало быстрее. Но услышав неприкрытое ворчание, Максим мгновенно узнал его владелицу ― Елизавету Федоровну, которая, видимо, была чем-то сильно недовольна. Прежде чем она открыла дверь, Максим, наконец, смог кое-что разобрать.

– Ходят тут всякие, только воздух портят, ― говорила когда-то добрая словно ангел Елизавета Федоровна. ― Ой, ― вырвалось у нее, когда она открыла дверь и глазам ее предстал Максим. Казалось, она рассматривала его целую вечность (хотя на самом деле прошла всего минута), прежде чем она, наконец, произнесла: ― Максимка?

И Макс, прежде чем успел улыбнуться, был заключен в объятия очень доброй женщины. Ему даже стало слегка неловко, потому что Елизавета Федоровна не отпускала его и все продолжала обнимать. Макс решился легонько похлопать ее по спине, произнося:

– Ну будет вам, Елизавета Федоровна…

– Извини, Максимка, ― произнесла она сквозь слезы. ― Просто давно тебя не видела, ― и после небольшой паузы добавила: ― Может быть, зайдешь чаю выпить?

– Я только спросить зашел. Елизавета Федоровна, а Катя дома?

Наступила пауза. На лице Катиной мамы отразилось странное выражение. То ли разочарования, то ли непонятно чего еще.

– Гуляет, ― выдавила из себя Елизавета Федоровна всего лишь одно слово. И видно было, что большего она сказать не может. Глаза ее вдруг стали до странности сухими и жесткими, такими, что Максиму вдруг стало не по себе.

– А где ее можно найти? ― осторожно спросил он, стараясь подобрать слова так, чтобы не произошло нечаянного взрыва, которому он стал бы свидетелем.

– Ой, чего не знаю, того не знаю, ― Елизавета Федоровна попыталась улыбнуться, но вышло это у нее не очень хорошо. ― Где эту Матрену ветер носит, одному Богу известно. Ты бы зашел, Максимка, чаю бы попил все-таки.

– Спасибо большое за приглашение, Елизавета Федоровна, но я не могу, ― поспешил Максим отказаться от приглашения зайти в гости уже во второй раз. ― В другое время я обязательно зайду, ― решил добавить он смягчающие слова после пары секунд раздумий. ― Вы уж извините, но мне нужно идти, ― и он улыбнулся, пытаясь этой улыбкой подбодрить отчаявшуюся женщину.

– Хорошо, Максимка, ― ответила она ему как можно добродушнее. ― Ты заходи в любое время. Я тебе всегда буду рада.

Она закрыла дверь, а Максим пошел искать подругу детства.

Отойдя немного от ворот, он стал размышлять, где же ее можно найти? И тут ему вдруг вспомнилось одно место, в котором они часто бывали вместе, и про которое никто не знал. Местом этим был старый заброшенный дом на краю деревни, в котором никто почему-то не жил, хотя обстановка в нем была вполне пригодна для жилья. Они целыми днями играли и бесились в нем, исчезая из вида кого бы то ни было. Когда они стали проводить в этом доме настолько много времени, что почти жили там, то у них даже родилось название для этого места ― Шалаш. Конечно, на настоящий шалаш этот дом похож не был, но все другие имена им не понравились по той или иной причине, и они решили оставить это.

И вот Максим шел в то самое место под глупым названием Шалаш. Вопросы не покидали его, роясь у него в мозгу, так что отвязаться от них становилось уже невозможным. Зачем он туда идет? Ведь, скорее всего, Кати там не было. Детские игры давным-давно остались в прошлом, и теперь ей просто нечего было там делать. Но где-то в глубине души Максим чуял, что ему нужно побывать в этом месте. Там он найдет что-то очень важное, о чем должен знать.

В том доме все так же никто не жил, хотя внешне он был почти целым ― даже окна не были разбиты. Осторожно пройдя через перекошенные и наполовину отсутствующие ворота, Максим зашел внутрь дома и обомлел от увиденного. На полу то тут, то там валялись пустые бутылки из-под пива и водки, пластиковые стаканчики, коробки из-под сока, и использованные презервативы. В комнате даже поставили кровать, при одном взгляде на которую становилось понятно, чем на ней занимались. Середина была продавлена до того сильно, что выемка прямо-таки бросалась в глаза, так что не заметить ее становилось просто невозможно.

У Макса упало сердце. Что!? Как!? Он просто не мог найти подходящих слов, чтобы выразить словами то, что вертелось где-то в глубине души. Как они вообще посмели осквернить это место? Неужели она присутствовала здесь? Неужели она превратилась в…? О Господи…

С каменным сердцем, которое, казалось, почти перестало биться, Максим поспешил выйти из бывшего прибежища двух играющих детишек, теперь превратившегося в отвратительное место, и постарался отдалиться от него на как можно большее расстояние.

Он шел по одной из темных улиц деревни, когда какие-то звуки нарушили его единение с самим собой. Пока он потихоньку сходил с ума, ноги принесли его к главной площади деревни, неподалеку от которой находился местный деревенский клуб. И вот именно здесь Максим теперь и оказался.

Макс остановился так, чтобы его было не видно с той стороны, и все его внимание немедленно было сконцентрировано на источнике звуков. Глазам его предстала примерно такая картина: несколько здоровых пьяных парней стояли с какими-то телками (иного слова не скажешь) в обнимку, с которыми обжимались настолько эмоционально, что и дураку стало бы понятно, что до секса тут недалеко. И что удивительно ― парни то были достаточно взрослые, а вот некоторым из девчонок Максим не дал бы и восемнадцати. Тут он, наконец, рассмотрел повнимательнее одну из этих девчонок и обомлел ― это была Катя.

Его сердце упало уже во второй раз за вечер. Он стремился найти в этой деревне счастье и покой, а она буквально в этот же вечер подкинула ему столько неприятных сюрпризов. В нем немедленно проснулось и начало развиваться отчаяние. Проходили минуты, а он не мог совладать с собственным телом, которое настолько перестало слушаться своего хозяина, что даже такое неприятное зрелище, как сцена самого натурального распутства подруги детства, которую Макс еще до недавнего времени считал светлой и незапятнанной, не могло сдвинуть его с места. Лишь тогда Максу удалось совладать с собой, когда, как ему показалось, один из парней случайно обратил на Максима внимание. Макс немедленно отошел подальше в тень. Какие бы мысли не вертелись сейчас у него в голове, но дураком и самоубийцей он отнюдь не был и бросаться на хоть и небольшую, но все же толпу взрослых двадцати-двадцатипятилетних парней не собирался ни под какими предлогами.

Прошло еще несколько минут, прежде чем команда, отправляемая мозгом телу уже который раз, была доставлена до рецепторов, и тело ожило. Макс понимал, что делать ему здесь, возле клуба, больше нечего, и, развернувшись, побрел немного печальной походкой домой к тетушке.

Он ни о чем не думал, но перестал осознавать себя в пространстве, и тело уже включило автопилот, перестав надеяться на мозговое руководство. Но когда он уперся во входные ворота, сознание снова полноценно вернулось к нему, и лишь теперь он понял, насколько загулялся этим вечером. Темные окна говорили о том, что тетя Настя уже давно спит, так что пробираться в спальню, подготовленную для него, в которой когда-то спал тетушкин сын, Гришка, придется тихой-тихой цапой. Зайдя в ограду и подойдя к двери в дом, Максим замер и весь обратился в слух. Тишина. Затаив дыхание, Максим, наконец, решился, и входная дверь очень-очень медленно под воздействием усердных стараний Макса, который пытался сделать это как можно тише, начала отворяться. Вход внутрь был выполнен, как ему казалось, на отлично, а вот дальнейшие действия напоминали мероприятия по обезвреживанию бомбы. Как на зло, скрипели половицы, и в такие моменты Максим замирал словно статуя, пока, прислушиваясь к малейшему шороху, не убеждался в том, что тетушка все так же спит, и лишь после этого снова продолжал свое бесшумное продвижение.

В конце концов все это действо было закончено, одежда аккуратненько уместилась на стульчике, специально поставленном для именно таких целей тетушкой еще днем, и кровать поглотила, наконец-то, уже уставшего от долгого дня шестнадцатилетнего паренька, у которого в голове снова начали вертеться мысли об увиденном сегодня.

Увиденное возле клуба и в старом домике, где Макс и Катя играли в детстве, сильно ударило по его душевному спокойствию. Он ожидал чего-то другого, и даже помыслить не мог о чем-нибудь подобном. Когда он думал о деревне перед тем, как поехать сюда, ему представлялось, что здесь он отдохнет и отвлечется от проблем, а кроме того, возможно, найдет свою любовь. Но полученный удар, который ему нанесла деревня, был настолько силен, что Максим уже не был уверен, останется ли он здесь и дальше. Но пора было спать, и перенести свое сознание в мир морфея. Да и в конце то концов, вполне возможно, что завтра все решится само собой. Не даром говорят ― утро вечера мудренее.

С этой мыслью Максим повернулся на другой бок, и вскоре заснул.