День восьмой. Том первый

Глава 4

Ирина привыкла вставать самой первой. Ей не нравилось, когда вокруг суета и много людей.

Кто-то досыпал, кто-то, проснувшись, нежился в постели (как будто за несколько минут, проведённых в кровати, можно было отдохнуть), кто-то просто лежал, чтобы не вскакивать первым.

Девочка расправляла простынь, аккуратно стелила одеяло, делала квадратной подушку (это называлось «отбить»; почему-то всех воспитателей раздражало, когда вместо подушек были бесформенные комки), потом тихонько, на цыпочках, выходила из спальни.

Часы над дверью показывали без четверти семь.

Ирине нравились эти тихие утренние минуты, когда вокруг было темно и тихо. Над входом в спальню вод матовой полусферой горел дежурный фонарь, полоска света пробивалась из-под двери из прихожей, где приводила себя в порядок после сна воспитательница. Вообще-то воспитательницам ночью спать не полагалось, но никто не придерживался этого правила. Да и что тут могло случиться? Если ночью в их спальню пробирался кто-нибудь из мальчишеской половины, то поднимался такой визг, что вскакивали все три этажа.

Все игрушки были аккуратно расставлены по своим местам. Солидно блестя в полумраке глянцевыми обложками и переплётами, на полках стояли пёстрые разнокалиберные книжки. Даже не верилось, что вся эта сказочная волшебная атмосфера скоро нарушится, вспыхнет свет и начнётся обычная утренняя сутолока.

Если её видела воспитательница, Ирина кивком головы здоровалась с ней и послушно шла в умывальник, где включала воду, шумно плескалась, но намыливала себе только кончик носа, потом его вытирала и возвращалась обратно. Если же воспитательницы не было, девочка сразу шла к шкафчику с посудой: умываться она не любила.

По традиции расставлять посуду должен был тот, кто утром появлялся в группе первым. Само собой, никому не хотелось возиться с тарелками, чашками и ложками, и все предпочитали разгладить лишнюю складочку у себя на одеяле, поровней положить подушку или подольше почистить зубы, лишь бы появиться в группе после кого-нибудь. А мальчишки все как один вообще считали обязанность сервировать стол ниже своего достоинства.

Ирина всегда поднималась первой, поэтому расставлять посуду как-то незаметно стало её обязанностью. И даже если девочка по каким-либо причинам задерживалась, то все ждали именно её.

В это утро всё было совсем по-другому: Ирина проспала.

Она проснулась от шума голосов. Вскочила. Начала быстро одеваться. Бросила взгляд на часы: десять минут восьмого.

Ирина лихорадочно быстро оделась и принялась застилать постель. Расправлять простынь уже не было времени, пришлось просто накинуть одеяло, покрывало, бросить на место подушку и придать этому слабое подобие порядка.

Заправить её можно будет потом, после завтрака.

Тут и думать не надо: тарелки по столам, конечно, никто не расставил – все ждут Ирину, будто она им обязана каждый день на стол накрывать!

Девочка сделала несколько шагов в сторону двери и обернулась. Со стороны кровать выглядела нормально. Если специально не приглядываться, то и не скажешь, что она почти не заправлена…

Взгляд её упал на часы. Было уже пятнадцать минут восьмого. Через пятнадцать минут начинался завтрак, а в группе ещё пустые столы!

И тут Ирина заметила, что около кровати новенькой стоят, негромко переговариваясь, несколько девочек. Она тихонько подошла к ним и остановилась, выглядывая из-за спин.

Новенькая спала, с головой укрывшись одеялом, были видны только её длинные, рассыпанные по подушке светло-русые волосы и кусочек розового уха.

– Кто это такая? – Недовольно пробурчала Брайцева. Ожидая ответа, она с высоты своего роста оглядела собравшихся. Ирина едва доставала ей до плеча.

– Её, наверное, ночью привезли, предположила Лида – худенькая, очень загорелая девочка. Она была крайне любопытна и каким-то образом всегда ухитрялась находиться в курсе последних событий.

Настя вздохнула. Если уж Родионова ничего не знала, то у всех остальных спрашивать было бесполезно.

– Разбудить? – Заглядывая в глаза Брайцевой, спросила Лера и, будто оправдываясь, пояснила. – Уже подъём был, а она тут разлеглась.

Валерия побаивалась не только Брайцеву, но и вообще всех, даже Ирину и Вику, однако она пыталась показать всем, что ни перед кем не заискивает, и чем больше она старалась это сделать, тем больше это бросалось в глаза.

– Пусть спит, – решила Брайцева, – а то ещё Людка визжать начнёт, вони потом не оберёшься.

Людкой все ребята за глаза называли Людмилу Ивановну.

Вдруг кто-то из девчонок, незаметно подобравшись сзади, весьма ощутимо хлопнул Ирину по затылку:

– Немка! Ты чего тут делаешь? А ну, пиздуй столы накрывать! Мы-то все думаем, куда ты подевалась!

Ирина пулей выскочила из спальни.

Шкафчик с посудой стоял рядом со столом воспитательницы. Он был совсем низенький, Ирина при своём более чем миниатюрном росте могла, хотя и с трудом дотянуться до верхней полки. Стенки шкафчика были густо обклеены переводными картинками из упаковок с жевательной резинкой. Наклейки регулярно сдирались воспитательницами, но так же регулярно появлялись вновь.

Людмила Ивановна перебирала какие-то бумаги. Вид у неё был слегка взъерошенный. Похоже, она тоже не выспалась и встала совсем недавно. Наверное, Ирина со стороны выглядела не лучше. Она кивком головы поздоровалась с воспитательницей, но та этого не заметила и рассеянно продолжила просматривать какие-то записи.

Ирина с трудом открыла тугую дверцу и взяла с полки стопку тарелок. Маршрут был привычен. Иногда девочка с усмешкой думала, что если бы под ногами был не пол, а земля, то она бы давным-давно уже протоптала бы между столиками тропинку.

«А ведь у нас больше свободных мест нет, – неторопливо размышляла Ирина, расставляя тарелки, – только за моим столиком. Значит, новенькая будет со мной сидеть. Здорово! Валерка её, наверное, обижать будет. Надо ей как-нибудь сказать, чтобы она… как-нибудь так… не очень с ним. Она ведь никого не знает, тем более, Валерку. Возьмёт, да и разозлит его… С другой стороны, то, что она никого не знает – очень хорошо. Пока она ещё здесь не освоилась, мне будет легче к ней подойти. Она будет рада любому, кто хоть чуть-чуть поможет ей в первые дни… Хотя может она вовсе не захочет со мной дружить. Кому я такая нужна… Ой, чуть не забыла, на этот столик нужно ставить одну тарелку, а не две – Коля Абрамов в больнице»

И Ирина тут же начала думать про Колю Абрамова, как он там, бедненький, лежит в больнице, и как ему там скучно. Вокруг одни взрослые. Кто читает, кто в шахматы играет, кто радио слушает, а кто просто лежит в потолок смотрит, никто и не подумает, что ребёнку тоскливо вот так вот одному, что с ним хотя бы немножечко поговорить нужно. Именно поговорить, а не сюсюкаться.

Ирина не любила, когда взрослые разговаривали, словно какие-нибудь мультяшные персонажи. Она уже два раза была в больнице и знала, каково там. Хуже всего, когда в палате одни дети. Тогда надо постоянно следить, чтобы никто не узнал, что ты из детского дома, а то затюкают сразу же. Ирина не понимала, почему их, детдомовцев так не любят остальные дети. Только врачи всегда были почему-то все хорошие и добрые. Может их специально учат, как с детьми разговаривать?

Ирина оглянулась на воспитательницу.

Людмила Ивановна сегодня была злая. Даже не поздоровалась. И вчера ночью что-то такое обидное сказала… Ага: что с Ириной тут все мучаются. Ага, как бы ни так! Мучаются! А с Валеркой они не мучаются?! А Андрей Агейцев тоже, наверное, мальчик-цветочек?! А с Ириной мучаются! Вот, всегда так. Улыбаются, гладят по голове, а на самом деле, думают всякие гадости. Хоть бы сказали, почему они с тихой Ириной мучаются, что она неправильно делает, она бы сразу исправилась. А то молчат.

Наконец Ирина добралась до последнего большого стола и поставила три тарелки, потом задумалась, нужно ли накрывать на новенькую. Та, конечно, ещё спит – но вдруг Людмила Ивановна будет её будить?

Девочка вытащила из кармана кофточки записную книжку, по-детски круглым почерком вывела несколько слов и, подойдя к воспитательнице, протянула её оторванный листок. Людмила Ивановна, подняла, наконец, глаза от своих бумаг и прочла написанное:

«ЛИ! На новенькую нужно накрывать?»

Воспитательница удивлённо подняла брови, как будто не ожидала, что она будет знать о новенькой, и спросила:

– Она уже проснулась?

Ирина отрицательно покачала головой.

– Тогда пусть спит. Мы её потом покормим. Отдельно.

Теперь предстояло расставить стаканы и разложить ложки. С ложками было проще. Их можно было взять за один раз. А вот стаканы, мало того, что они очень тяжёлые, они ещё были стеклянные. С подносом идти было опасно, каждый норовил подставить подножку. А без подноса много стаканов не унесёшь. Тем более, их нельзя вкладывать один в другой: это негигиенично. Приходилось брать по четыре стакана за раз.

Постепенно группа начала заполнятся детьми.

Закрывая дверцы шкафчика, Ирина каждый раз поворачивалась ко всем спиной, и с закрытыми глазами пыталась угадать, кто сейчас проходит мимо. Это была своеобразная примета: если удавалось правильно угадать первого человека, то день должен быть удачным.

«Та-ак, шаги лёгкие, едва слышные. Девочка, однозначно. Мальчики топают, как слоны. А кто из девчонок? Не Брайцева – это точно, она топает, как все мальчишки вместе взятые… Одежда как-то странно шуршит. Что же она делает? Кофту застёгивает? Нет, не похоже… И ещё что-то щёлкнуло… Заколка! Волосы расчёсывает! Надя! Тихонина!»

Всё это промелькнуло в голове Ирины в долю секунды. Она обернулась. Да, перед ней действительно стояла Надя. Как всегда аккуратная, чистенькая, холёная. Даже шаги у неё были такие, будто она не шла, а летела над полом. И волосы у неё были длинные, светлые, очень густые – любому впору было залюбоваться – именно поэтому она трепетно за ними ухаживала, выпрашивала у воспитателей какие-то хорошие дорогие шампуни, гели, и постоянно их расчёсывала.

Несколько дней назад к ним в группу приходила парикмахер. Она сказала, что у Нади очень красивые и «удобные волосы», а потом долго возилась, как-то по-особенному укладывая их. Где-то в глубине души Ирина надеялась, что её волосы тоже окажутся красивыми и «особенными», но женщина не обратила на неё особого внимания, сделала ей обычную детдомовскую стрижку, обрезав волосы до плеч, и Ирина отошла в сторону, уступая место Вике. Та была последней.

Надя была самой красивой девочкой в группе. И не только в группе, но и, наверное, во всём детском доме. Она дружила с мальчишками, которые были гораздо старше её. Не раз Ирина с завистью думала, что если кто-то захочет забрать какого-нибудь ребёнка из детского дома в семью, то этим ребёнком обязательно окажется Надя.

Будто почувствовав на себе чужой взгляд, Тихонина резко обернулась и встретилась глазами с Ириной.

– Чё вылупилась? – Недовольно буркнула она, дёрнув подбородком. Это был её обычный жест.

Ирина шмыгнула в сторону.

Из-за крыши стоявшего через дорогу огромного серого здания выглянуло солнце. Его луч ударил по оконному стеклу и разбился на миллионы отблесков, которые заплясали по всей комнате, расцвечивая пол в ровную сетку прямоугольников от оконной рамы.

Нет, всё-таки всё очень даже хорошо. Даже погода – и та просто великолепная. И никакая Тихонина такого лучезарного настроения испортить не сможет. Тем более в сегодняшний юбилей. Десять лет – это ведь юбилей?

Только бы дотерпеть до конца завтрака, а там и обед уже скоро!

Перед обедом воспитательница должна будет открыть журнал группы и на очередной странице, посвящённой сегодняшней дате, увидеть, у кого сегодня день рождения. Такие журналы заполнялись каждого двадцать пятого числа на месяц вперёд. И в прошлый раз, двадцать пятого апреля, должны были обязательно написать, что у Ирины сегодня день рождения.

И об этом вся группа узнает в обед.

Глава 5

Каждый приём пищи был для Ирины сущим мучением. Ей всегда приходилось с трепетом ждать, сначала – завтрака, затем – обеда и, наконец, – ужина, потом – снова завтрака. И так повторялось изо дня в день вот уже больше двух лет, с тех пор, как её посадили за столик к Валерке Кудинову.

Валерка – маленький и прыщавый мальчишка с самой что ни есть отталкивающей внешностью – над ней постоянно издевался, делал мелкие и крупные пакости, и достигал в этом такой виртуозности, что мог довести Ирину до слёз буквально за несколько секунд. Девочка старалась не плакать – в детдоме это было не принято, но её безответность злила Валерку ещё больше.

Сейчас он сидел на своём стуле, широко расставив ноги в потёртых джинсах, опирался ладонями на колени, смотрел в сторону и со смехом что-то рассказывал Мише Логинову за соседним столиком.

Ирина тихонько, стараясь не шуметь, отодвинула стул, привычно провела рукой по седушке и, убедившись, что там ничего не подложено и не налито, аккуратно присела на краешек.

Повара принесли из кухни кастрюлю с кашей. Людмила Ивановна с поварёшкой в руке принялась обходить столики и разливать её. Стол Ирины был последним.

«Специально она так медленно идёт, что ли?.. Может сегодня Валерка забудет про меня? Не, навряд ли, такого ещё не было… О чём это он говорит? Шварценеггер, Терминатор какой-то… А, теперь понятно, что они ночью у нас в группе смотрели… Какие же всё-таки мальчишки глупые, что им такая ерунда нравится… Ну, где там Людмила Ивановна?! Ещё два столика осталось. Побыстрей бы!»

Ирина превратилась в комок нервов. Она упорно смотрела в центр своей пустой тарелки, но это только так казалось на первый взгляд – на самом деле девочка внимательно следила за каждым движением своего соседа. Валерка мог только притворяться увлечённым разговором, а на самом деле готовить какую-нибудь пакость. Недавно, например, он так сильно толкнул Ирину, которая на несколько секунд потеряла бдительность, что она упала на пол вместе со стулом. Ольга Дмитриевна, конечно, отругала хулигана, но Ирине от этого легче не стало, ну, разве только самую малость, а спина после этого болела ещё несколько дней.

Забывшись, Ирина оторвалась от созерцания своей тарелки, подняла взгляд и встретилась глазами с Валеркой.

– Немка! – Обрадовано завопил он. – Ты чего – совсем охуела?!

Ирина непонимающе захлопала глазами. Воспитательница оглянулась на них.

– Людмила Ивановна! – Заныл Валерка. – Немка меня без компота хочет оставить!

Ирина расширила глаза. Она по-прежнему ничего не понимала.

– Она мне кружку не поставила! – Объяснил, наконец, мальчик и победоносно воззрился на свою соседку по столу.

Ирина могла поклясться чем угодно, что кружка на столе была. Впрочем, ей сразу стало понятно и то, куда она делась – Валерка прятал за спину левую руку.

Людмила Ивановна подошла к их столику и начала раскладывать по тарелкам кусочки масла.

– Ириша, принеси, пожалуйста, кружку! – Попросила она. – А ты, Валера, не ругайся.

Если бы Ирина умела говорить, то она сразу бы объяснила, где кружка и что она не виновата, но пока достанешь записную книжку, пока напишешь, пока воспитательница прочтёт, потом ещё получать от Валерки, а если уж кто-нибудь додумается обозвать её стукачом… Проще было исполнить просьбу воспитательницы.

Девочка поплелась к шкафчику с посудой.

По дороге она размышляла о том, какая Людмила Ивановна молодец, что всегда называет её не Ирой, не Ириной, а именно Иришей – ей очень нравился такой вариант своего имени. И ещё она любила, когда её называли Иринкой, но так её совсем никто никогда не звал.

Как Ирина и ожидала, когда она подошла к столику с кружкой в руках, все кружки уже стояли на столе, а в ответ на её появление раздался дружный смех

Пришлось опять возвращаться к шкафчику, чтобы поставить всё обратно.

Ирина вспомнила смеющееся лицо Валерки и почувствовала, как против воли её собственное лицо передёрнулось в гримасе отвращения. Какой же он всё-таки был некрасивый – маленький, прыщавый, противный… И улыбка у него была бессмысленная, как у слабоумного, который увидел что-то блестящее и смеётся, разве что только слюни не пускает.

«Теперь понятно, – подумала Ирина, – почему родители отдали его в детский дом. Я бы тоже такого отдала. Только представлю, как целую его в лоб перед сном – тошнить начинает… Впрочем, нет, когда он попал сюда, он ещё нормальным был…» – И девочка вспомнила плачущего в раздевалке малыша, размазывающего по лицу обильные слёзы.

Когда Ирина вернулась за свой столик, её ожидал ещё один неприятный сюрприз. Во всех тарелках по каше расплывались огромные ярко-жёлтые пятна от масла, а поверхность её каши была абсолютно чистой, ровная молочная гладь лишь подёрнулась лёгкой пенкой. Валерка с остервенением что-то размешивал у себя в тарелке.

Ирина вздохнула и принялась за еду.

Глава 6

Когда завтрак был в самом разгаре, дверь распахнулась и в группу быстро вошла молодая светловолосая женщина в светлом плаще, принеся с собой тонкий, едва уловимый аромат духов. Ирина даже не взглянула в её сторону – она прекрасно знала, кто это пришёл и зачем.

Во время завтрака происходила пересменка воспитателей. Раньше в группе было три воспитательницы, но одна из них совсем недавно переехала жить в другой город, поэтому их осталось только двое – Людмила Ивановна и Ольга Дмитриевна. Людмила Ивановна дежурила со вчерашнего утра, так что сейчас могла появиться только Ольга Дмитриевна.

Они были очень разные. Особенно это было видно, когда воспитательницы находились рядом друг с другом, вот как, например, сейчас. По сравнению с низенькой, престарелой и некрасивой Людмилой Ивановной, Ольга Дмитриевна выигрывала во всех отношениях, но Ирине всё равно больше нравилась Людмила Ивановна. Она была добрее.

Когда в группе работала Ольга Дмитриевна, Ирина ясно чувствовала, что она именно РАБОТАЕТ. Нельзя было сказать, что она что-то делала не так, напротив, всё, что нужно, она выполняла хорошо; ко всем детям относилась ровно и благожелательно, никогда не кричала и не дралась, а если была чем-то раздражена, то, по мере сил, старалась этого не показывать. Её можно было сравнить с идеальной воспитательной машиной.

Однако такая вот бездушная правильность претила Ирине, которая не раз думала, что пусть бы лучше Ольга Дмитриевна накричала на неё, нахлопала по попке, но зато чтобы потом, когда никто не видит, можно было бы усесться к ней на колени и крепко обнять. Это ведь не так-то уж и много.

Людмила Ивановна раньше разрешала так делать, Ольга Дмитриевна – никогда. Никто из детей даже и не мог и помыслить чего-нибудь подобного.

Впрочем, Ирина всё-таки не удержалась и бросила взгляд в сторону воспитательниц. Людмила Ивановна за своим столом по-стариковски мелкими глоточками прихлёбывала из стакана чай.

– Здравствуйте, Людмила Ивановна.

– Здравствуй, Олечка!

– Ну, как тут у вас?

– Всё хорошо.

– Абрамов всё ещё в больнице?

– Да. Врач сказал, пусть ещё несколько дней полежит. Грипп тяжёлый, ещё перезаразит весь класс.

– Понятненько.

– Можешь сегодня сходить к нему с ребятами? Коля будет рад.

– Ближе к вечеру, – бросила Ольга Дмитриевна, снимая плащ и вешая его на вешалку рядом с курткой Людмилы Ивановны. Вешалка была привинчена к торцевой стене шкафчика с посудой.

Странное выражение глаз Людмилы заставило её озадаченно нахмуриться.

– Что-нибудь случилось?

– Нет… То есть, да… Но об этом ещё никто ничего не знает.

– В каком смысле – никто?

– Вообще – никто. Даже Андрей Васильевич.

– Подождите, давайте по порядку.

Людмила Ивановна начала громким шёпотом пересказывать уже известные Ирине ночные события. Девочка ловила каждое слово. Чтобы быть понезаметнее, она ещё больше склонилась над тарелкой и кончики волос измазались в каше.

Заметив, что к ним начинают прислушиваться дети, женщины вышли в прихожую и продолжили разговор там. Только они скрылись за дверью, ребята тут же зашумели и, сколько Ирина не напрягала слух, ей не удалось расслышать ни одного слова.

Разговор в прихожей неожиданно прервался. Дверь распахнулась, и воспитательницы зашли в группу. У Ольги Дмитриевны был торжествующий и самодовольный вид, какой бывает у человека, исполнившего свой долг и испытывавшего от этого удовольствие. Людмила Ивановна, напротив, ни на кого не глядя прошла к своему столу и принялась одеваться. Губы её были скорбно поджаты.

– Милочка, Вы сами не понимаете, что Вы наделали, – продолжила Ольга Дмитриевна, которая раззадорилась до такой степени, что ей уже было всё равно, слышат её дети или нет. – К Вам ПОДКИНУЛИ, – она выделила голосом это слово, – ребёнка, и Вы, не спрашивая ни Андрея Васильевича, ни кого-либо из администрации, ни хотя бы меня (У вас моего телефона нет?!), сами, Вы слышите – САМИ приняли решение его взять. Это даже не самоуправство, это… я даже не знаю, как это можно назвать!

Демонстративно не дослушав, Людмила Ивановна вышла из группы, громко захлопнув за собой дверь. Ольга Дмитриевна некоторое время смотрела ей вслед и, если судить по сузившимся глазам, что-то напряжённо обдумывала, потом быстрыми шагами отправилась в девичью спальню.

Ирине раньше никогда не приходилась видеть, как ссорятся между собой взрослые люди, тем более воспитательницы. Возникало ощущение, будто прямо на глазах начал рушиться уютный детдомовский мирок.

Конечно все дети чувствовали, что их наставницы не очень ладят между собой, для этого не нужно было иметь особой наблюдательности; Ольга Дмитриевна при каждом удобном случае, особенно в присутствии Андрея Васильевича, старалась показать, какая она хорошая, активная, как умеет ладить с воспитанниками, а любая ошибка Людмилы Ивановны тут же становилась известна начальству в самом неприглядном свете.

Детей не могли обмануть ни постоянные улыбки, ни приветливые жесты, ни вот эти обращения: «Олечка», «Людмила Ивановна» (на «Вы»! ) – по многочисленным мелким признакам, которые просто лезли в глаза, все дети точно знали, что их наставницы испытывают друг к другу взаимную неприязнь, причём виновата была всё-таки большей частью Ольга Дмитриевна. Хотя так же поступала и Людмила Ивановна, наверное, просто как старая женщина недолюбливает молодую.

Однако явно эта вражда до сих пор никогда не выражалась.

Ирина не могла понять, что такого страшного произошло: ну, подумаешь, такого – в спальню пустили переночевать новенькую девочку. Правда, без разрешения Андрея Васильевича… Неужели это так серьёзно? Теперь, наверное, у Людмилы Ивановны настроение испортиться надолго.

Ирина сама чуть не расплакалась от расстройства. И кто сказал, что всё хорошо? Это оказалось на редкость неудачное утро! У Ольги Дмитриевны, скорее всего, не хватит терпения дождаться, пока новенькая проснётся, она разбудит её сама, потом ещё позовёт Андрея Васильевича и начнётся сутолока.

«И всё это обязательно должно было случиться в мой день рождения! – Ирина мрачно черпала ложку за ложкой, не замечая этого. – Не вчера, не позавчера, не три дня назад, ни даже завтра, а именно сегодня!… Как бы Людмилу Ивановну вообще не уволили отсюда. Ольга Дмитриевна за неё ведь заступаться перед директором не будет, наоборот, понаговорит всяких гадостей. А Андрей Васильевич, конечно, Ольгу Дмитриевну будет слушать, она у него на хорошем счету, постоянно нас по музеям водит, на концерты всякие, в кино, в церковь, один раз даже в театре были… Как же он её однажды назвал? „Самый активный педагог“… Фу, слово-то какое паршивое – педагог… С Ольгой Дмитриевной, конечно, интереснее, но Людмила Ивановна всё-таки лучше. Неужели ничего нельзя сделать, чтобы у неё всё было в порядке?»

Завтрак заканчивался.

Вскоре Ольга Дмитриевна на цыпочках вышла из спальни и аккуратно прикрыла за собой дверь.

«Молодец, не разбудила», – успокоилась Ирина.

– Соколова!

Она была настолько занята своими мыслями, что не сразу поняла, что зовут её. Застигнутая врасплох, девочка большими испуганными глазами воззрилась на воспитательницу.

– Соколова, почему постель неаккуратно заправлена?

Про кровать Ирина совсем забыла. Если бы она умела говорить, то, конечно, сказала бы, что сегодня проспала, что хотела заправить постель чуть попозже, после завтрака; но вместо этого быстро-быстро закивала и села на своё место. Ольга Дмитриевна знала, что ответит её воспитанница, поэтому уже давно смотрела в сторону, занявшись своими делами.

Ирина опустила глаза в стол. И как только Ольга Дмитриевна всё замечает? Вот ведь и вправду, не человек, а робот какой-то!