Я спросил:
– А для чего я должен был посетить четыре предела на земле?
– Если ты решишь родиться на ней, твоя память сотрется, но останутся зерна смыслов. Если в тебе будут хоть самые малые зерна всех ее пределов, они будут манить и не оставят в покое. Так ты точно не потеряешь свою искру в рутине серости и не станешь Человеком Обслуживающим.
Перед нами высились горы, и, поднимаясь, мы увидели усыпанные по ним горящие окна домов, множеством своим уходящих ввысь, и где кончались окна домов, а где начинались звезды, было не разобрать. И от окон этих исходило радушие, от каждого слышно было беззвучно: «Рады тебе, откуда ты, путник?» Тропы вились там так разнообразно – вверх, вниз, вправо, влево и в еще одну сторону,которую на земле не увидеть – что глаза разбегаться стали. Помимо этого, там еще были ходы в пещеры внутрь гор, из которых тоже светились очаги. Над головами всюду сходились извилистые ветви. Мы блуждали, все было волшебно, все было интересно. Попутчик мой свернул, а я один вышел на скалистый уступ. Там в свете луны грохотали бушующие волны океана, волны дыбились и пеной своей поливали высокий уступ.
Глава 8
Здесь я перестал чувствовать стремление так ярко. Здесь атрофируется динамика. Жизнь затягивает в свою одномоментность. Каждый миг – это созерцание, время постоянно стремится замедлиться. Запахи огромных цветов, невероятные существа, каждое проявление притягивает к себе внимание, каждое место и собеседник бесконечен в своих интересных деталях, и время останавливается. В каждом месте находишь все новое, каждый из повстречавшихся – особенный. Я обратился в темно-синюю бушующую даль:
– Что же со мной все-таки было? Кто я?
Я вернулся наверх, а там луг. В свете луны тот волшебный лев стоял. Его голос, который звучал со всех сторон, ответил мне:
– Ты захотел ощутить одно из наивысших наслаждений, увидев некоторый из ликов всевышнего, тот, который имеет последствия. Он сразу забирает все по полной мере за твое наслаждение по закону равновесия. И ты согласился. Осознание лика приходит потом. Сначала – отвешенная мера. Для тебя последствия были фатальными. Увидев его, ты впал в полное забытье и рухнул в нижние миры. И мог бы остаться там, если бы тебя не манило сияние. Чтобы опять подняться, ты прошел все уровни миров. Мало того, твоя мужская душа раздвоилась на два тела, и вторую часть выбросило на какой-то из миров, и ты там проходишь до сих пор ту же дорогу, но в малой проекции одного мира. Все это время женская часть твоей души была всегда с тобой. Она не могла вернуть тебе память, ты ее должен был восстановить сам. Сам пройти из самого мрака на свет. Мужская часть души всегда принимает большую часть тяжести на себя, но она двигающая часть. Женская часть всегда имеет лучшую память. Даже на плотных планетах женщина многое помнит или чувствует. И она помнила все и всячески оберегала. Для нее это тоже тяжело, это может отразиться на ее здоровье в плотном теле. Когда у тебя наступил критический момент накопления тяжести и ты стал тонуть, она взяла часть тебя, в которую поместила все больное, чтобы оно не убило тебя, и устроила ритуал жертвоприношения. В огне сгорели твои страхи. Мистерия жертвоприношения стоила ей дорого. Опустошившись, она родилась на земле рабыней, но была отдана в храм, где служила своим трудом. Она стала одной из жриц. А часть твоя к тебе вернулась, восполнив тебя. Созерцание того блистающего лика всевышнего, которого ты так жаждал, придет к тебе, когда ты найдешь свое второе тело. Ты пришел сейчас туда, откуда ты свалился, вниз, и ты вправе здесь остаться и воссоединиться с супругой, сделав свою душу объемной. И пребывать в наслаждении неисчислимое количество времени.
Я знал в себе желание гореть, действовать в мире земном, творить. Я хочу участвовать в земном спектакле. Я хочу, чтобы этот мир отразился там. Мои мысли и образ будущего передадутся потомкам, залягут в основу их тел, а они это укрепят и передадут своим потомкам. Так появится на земле человек, который сделает плотный мир духовным, и тогда змея укусит себя за хвост! Все, что там происходит, способствует развитию и в тонком теле и открывает новые тайны. Но в последнее время мной овладела мечта держать руку нежной бесчисленное количество времени.
Я был с ним и одновременно в другой части этого пространства и легко мог перемещаться на далекие расстояния. Я вдыхал и вдыхал запахи, а ведь все разные. Там цвели огромные, как белые колокола с фиолетовым проблеском, а там – маленькие, но очень яркие, голубые. В другом месте еще цвета, неизвестные мне. Сон там тоже есть, и наутро я увидел рассвет, мягкий и ласкающий. Это был тот рассвет, к которому я шел, но даже не к самому свету, а к рассвету душ. Я шел к жизни, которая сияла тут в каждой точке. Заходил в каждый дом, и каждый хозяин был интересен. Взгляд на существование у каждого был своеобразен, но един со всеми одновременно. Многие рассказывали мне о далеких местах, и чем дальше, тем удивительнее. Здесь представлены все культуры земные, но в самом своем рассвете, во всей своей красоте и полноте. Самые достойные сыны всех народов, самые светлые и самые простые наполняли эти культуры. Однажды идя увидел мужчину и женщину глядящих друг другу в глаза и поедающих друг друга зрачками. И узнал ее. Она, та женщина со сломанными руками, но теперь молодая и красивая полная любви. Их сыновья переняли любовь и старания матери, как зерно спеющее взросло оно в их потомках и зацвело в одном из пра правнуков под именем Тулун, которое сияло для многих людей как солнце.
И так, недалеко прогулявшись, я вернулся. Ждал неистово. Где же она? И так, проходя в одно время горные кряжи, в высоте увидел сияние огня дикого и пошел к нему, а там девушки в расписных платьях кружат в вечернем закате, да так быстро, что сплываются их образы. И почувствовал, что нельзя. Женская магия тут. Тут свой танец, не для посторонних. А я спрятался. И смотрю. И вот среди них одна. Она. Эти руки и эти глаза. И кажется, вот сейчас зацветет и покроется плодами, и будет кормить, и будет дарить, вся такая переполненная материнством, нежностью. Я вскочил и набросился на нее. Схватил – и деру. Крик, шум, и они за мной. Что ж я такое делаю?! Что же теперь мне за это будет?
Забегаю с ней в темное полесье, а сил уже нет. И вдруг передо мной мой старый друг, певец из Скифии. Встречает меня, смеется, рядом быстро выкапывает лунку в земле и кидает туда желудь. «Быстрей прыгай в лунку!» И я становлюсь туда, и желудь начинает прорастать в мою ногу, а потом и во всего меня, и я становлюсь дубом, огромным, раскидистым, а украденная мною моя сокровищница – веткой моей. И стою я, отодвигаю кроны, и не заметили меня поначалу, а потом вернулись и давай лупить по стволу, да так, что аж припекать стало. И снова я стал собой и побежал, а сил нет. И вот друг мой опять пришел на помощь. И у меня начинают расти мышцы, и мне все легче, и вот я уже огромный коренастый белый бык. А друг мой хохочет:
– Эгей, юначе! Эгей, ловкач!
И я тоже стал смеяться и от этого спотыкаться, и живот болит уже, а я несусь и смеюсь. А сестры ее, моей ворованной добычи, стали кобылицами и меня уже настигают. И сделав изо всех сил самый мощный скачок, ударившись о землю, растекся туманом по траве. А кобылицы давай скакать и лягать туман. Но тут пришла женщина, которую я уже видел на земле. Она казалась гораздо старше всех, кого я видел тут. Не внешне. Она зашла в эту траву. Кобылицы остановились и расступились. Наклонилась, собрала туман руками и вскинула в темнеющее с розовой полоской небо. И я, бесформенный, плавал и искал свою добычу. Я был счастлив.
Я расплавился и впал в забытье, видя только ее перед собой, а наутро накинулся на нее как хищник. И она меня целовала – настойчиво, как и я ее. А потом отодвинула меня: «Подожди, чуть-чуть осталось». Встала и ушла. Побежал за ней, а там обрыв, и солнце яркое по водной глади скользит в глаза. И ее образ. И я прыгаю с обрыва за ней и лечу.
Вижу, солнце пропало. Что же такое? И обрыва уже нет, с которого я сорвался, а впереди мужчина и женщина, огромные фигуры, в соитии. И вижу, солнце уменьшилось, и у нее внизу живота светит, а на фоне света – образ той, за которой погнался я. Я к ней, а она не она. Она бриллиантовая звезда. Яркими потоками сияет для меня. Начинаю уменьшаться. «Я жду тебя на земле родной. Найди меня, прошу», – услышал напоследок в голове. И уменьшался, и уменьшался, да так, что почти совсем меня не стало. И потом тяжесть ощутил. Как в воду тяжелую окунулся. «Утренняя звезда для тебя светит, не теряй ее из виду, не опускай глаз, пусть она тебя ведет в самых темных закоулках. В добрый путь!» И я понял, что иду на землю. Блеснул яркий свет, и оказалось, что тело мое земное – то мое второе, потерянное, тело.