Николай Пржевальский – военный разведчик в Большой азиатской игре

Попытка Петра I сделать «сделать китайский торг» монополией государства. Первые разведывательные экспедиции в Азию

Правительство при царях Иване V и Петре I решило продолжить дело, начатое их родителем. Когда русское правительство, не получило известий из Китая о Нерчинском договоре (здесь речь идёт о его ратификации, – прим. автора), оно решило отправить туда нарочного. Исполнить это поручение вызвался торговец и датский подданный Э.Избрант Идес, который решил попутно «поправить свои коммерческие дела». Он был отправлен через Сибирь в Пекин. Так в середине марта 1692 г. из Москвы в Китай двинулось второе русское посольство. Цель его была как можно больше получить сведений о Китайском государстве: о традиционных товарах, о торговых путях и партнёрах, о местах добычи драгоценных камней или их иностранных поставщиках. Ему также ставилась задача разузнать об отношении императора Канси к Нерчинскому трактату 1689 г. И в 1695 г. Идес привёз известие о мирных намерениях Канси, сыгравших немаловажную роль: Пётр I, готовясь к Азовскому походу против Турции, считал необходимым сохранить мир на дальних восточных границах^[149].

Дневник Идеса был издан меньше, чем через год по его возвращении в Москву, сначала в Германии, потом в Голландии. Этот дневник стал очень важным источником для изучения этнографии и географии Сибири ^[150].

В том же 1695 г., когда Петру I исполнилось 23 года, он посылает купца гостиной сотни Семена Маленького и Андрея Семёнова в Персию и Индию, который повёз царские грамоты к шаху и Великому Моголу. Семён Маленький доплыл до Персии, побывал в Исфахане, Тегеране, имел несколько аудиенций у шаха. Затем московский купец добрался до Индии, получил от Великого Могола подарки – знак доброго расположения – для себя и для передачи царю – слона. К несчастью, на обратном пути, в Астрахани, после пятилетнего путешествия С. Маленький умер, не успев ничего описать, никому, не рассказав никаких подробностей ^[151].

Имея на Западе слишком много недругов, Пётр I решил серьёзно обратить свои взоры на Восток, и понимал, что для общения с этой частью света нужны подготовленные кадры со знанием местных языков. Для этого в 1700 году был издан его первый указ об обучении русских людей восточным языкам. Продолжалось освоение Сибирских ресурсов. В 1704 г. плавильный завод на Аргуне начал регулярно давать серебро и тем самым положил начало развитию сереброплавильной промышленности России.

В 1706 году указом Петра I в адрес енисейского воеводы Богдана Даниловича Глебова сибирским сановникам напоминалось о запрете кому бы то ни было вести торговлю на территории китайских вотчин без императорской «грамоты», а также о том, что монополия на продажу сибирской пушнины тонкой выделки считается исключительным правом государства.

Потерпев неудачу в Прутском походе 1711 г. и потеряв выход к Чёрному морю, Россия нуждалась в организации торговли с Востоком и Азией по «сухому пути». В 1714 годупервая духовная миссия архимандрита Иллариона Лежайского отправилась в Китай.

Со стороны восточных соседей также была предпринята попытка контактов. В период с 1712–1715 гг. Кан-си направил в Россию свое первое посольство во главе с Ту-Ли-Шэнем к калмыцкому хану Аюке с целью склонить российских калмыков к поддержке своих наступательных планов в отношении Джунгарского ханства. Посольство Цин посетило ставку калмыцких вождей, осевших в низовьях Волги после их бегства из Китая. Дипломаты пытались уговорить правителя вернуться, выступить против джунгаров и подчиниться Китаю, но получили от него отказ. Польза от этого посольства состояла в том, что Китай получил объективную информацию о Великом соседнем государстве. а Россия получила согласие от китайского императора Сюань Е на приезд первой Российской духовной миссии, что способствовало развитию китаеведения в России ^[152].

В то время многие азиатские орды желали стать подданными России. Расчёт был выгодный: имея номинальное подчинение русскому царю, который находился на большом расстоянии и не мог полностью держать под их контролем, не подчиняться беспокойным соседям, и в то же время фактически не зависеть от московитов. Однако Пётр I решил воспользоваться случаем – подчинить себе среднеазиатские ханства в действительности, чтобы овладеть единственным для России путём в Индию и Китай. Он заметил два важных стратегических направления: со стороны Каспия и Иртыша. В этих направлениях были выдвинуты первые разведывательные экспедиции в Средней Азии^[153].

В 1715 году Пётр I с целью разведки пути в Индию отправил посланником в Персию дипломата Артемия Петровича Волынского, чтоб тому «быть при шахе впредь до указа на резиденции». Он получил инструкцию:

«Едучи по владениям шаха персидского, как морем, так и сухим путём, все места, пристани, города и прочие поселения и положения мест, и какие где в море Каспийское реки большие впадают, и до которых мест по оным рекам можно ехать от моря, инет ли какой реки из Индии, которая б впала в сие море…присматривать прилежно и искусно и проведывать о том, а особливо про Гилянь, и какие горы и непроходимые места…по Каспийскому морю лежащие от Персиды, однако ж так, чтоб того не признали персияне, и делать о том секретно журнал повседневный, списывать все подлинно. Внушать, что турки главные неприятели персидскому государству и народу, и самые опасные соседи всем, а царское величество желает содержать с шахом добрую соседскую приязнь. Смотреть, каким способом в тех краях купечество российских подданных размножить, и нельзя ли чрез Персию учинить купечество в Индию».

Известно стремление Петра I найти прямые пути в Индию и установить дипломатические отношения с Великим Моголом. Об этом, в частности, свидетельствуют снаряжение специальных экспедиций и содержание инструкции главе одной из них князю Александру Бековичу, подписанной царём 14 января 1716 года. Все эти попытки окончились неудачей, но российское правительство продолжало направлять усилия на развитие торговли с Индией.

В 1720 г., император Кан-си принял личного посланника Петра I капитана лейб-гвардии Преображенского полка Льва Васильевича Измайлова ^[154], посланного царём для заключения торгового договора. Известно, что наказ Петра I Л. Измайлову был следующий:

1) заверить китайское правительство в дружбе России к Китаю; установить совершенно новые основания для русско-китайской торговли;

2) добиться взаимного назначения консулов;

3) получить разрешение на постройку в Пекине русской церкви и на покупку двора для торговли и хранения товаров ^[155].

Царь снабдил Л. Измайлова грамотой на имя императора с собственноручной подписью и наказал подчиняться всем обычаям страны. Несмотря на успех первой встречи, договор не был заключён. Препятствием стало то, что в России укрывались «беглые монголы», медленно происходило размежевание границ и русские покровительствовали владетелю Джунгарии, воевавшей с Китаем. Участвующий в посольстве Л.В. Измайлова в Пекин в 1719–1721 гг. сын шотландского врача Лаврентий (Лоренц) Ланг, занёс данные о путешествии в дневник, где чётко показал цель посольства Измайлова: организация постоянной русско-китайской караванной торговли. Для этого Ланг был оставлен в 1721–1722 гг. в Пекине в качестве агента Петра I.

Историку – тибетологу А.И.Андрееву, из английских источников стал известен уникальный факт, что Пётр 1 попутно пытался наладить связи даже с Тибетом. «Государь Петр Великий посылал в различные времена грамоты и подарки к Ламе» (Панчен-ламе), – ещё одно событие, не зафиксированное в российских исторических анналах ^[156].

Есть также информация о том, что в 1722 г. Пётр I встречался в Астрахани с находившимся там московским купцом Андреем Семеновым, где ещё раз, теперь лично, расспрашивал его о давнем путешествии, о тех путях, какими он следовал в Индию ^[157].

Зарождение основ службы разведки под прикрытием МИД России

Сегодня существует дипломатическая разведка – разведывательная деятельность, которой осуществляется дипломатическим ведомством в интересах государства. Это – особый вид легальной стратегической разведки, которая предполагает сбор сведений в политической, экономической, социальной и военной сферах страны, где аккредитовано дипломатическое представительство.

Не справедливо было бы не вспомнить в этой связи серба разведчика и дипломата, внёсшего в то время весомый вклад в зарождение такого вида разведки как дипломатическая. Полное имя его Иллирийский Савва Лукич Владиславич-Рагузинский.

Рагузинский, готовивший договор с Китаем по русско-китайскому разграничению, направил накануне в Забайкалье четырех геодезистов – Петра Скобельцына, Василия Шетилова, Ивана Свистунова и Дмитрия Баскакова. В свиту назначили несколько самых толковых и осведомлённых из всех имевшихся тогда в Российской империи специалистов-китаеведов. Самым полезным из них, как потом обнаружилось, оказался Л.Ланг ^[158]. Посольство прибыло в Пекин 21 октября 1726 года.

К 1727 г. геодезисты положили на карту среднюю и верхнюю Аргунь с притоками Газимур и Урюмкан, все течение Шилки и ее составляющих Онона и Ингоды, а также реки Чита и Нерча. Таким образом, они изучили, в основном, системы обеих составляющих Амура ^[159]. Граница установилась от реки Аргунь к западу. Земли Амура и Тихоокеанского побережья остались не разграниченными. Им поручили обратить особое внимание на картографирование любых буддистских памятных знаков, способных послужить подтверждением притязаний китайцев на земли в Забайкалье, которые русские чиновники намеревались категорически отвергнут ^[160].

20 августа 1727 года, Рагузинский в ранге Чрезвычайного Посланника посольства России и Полномочного министра Статского и Действительного Советника, подписал договор между Россией и Китаем «при речке Буре» и ратифицировал Нерчинский договор в Кяхте, 21 октября 1727 г.^[161]. Согласно договору, граница между Россией и Китаем в районе Монголии (являвшейся частью империи маньчжуров) была установлена в соответствии с принципом uti possidetis «каждый владеет тем, чем владеет теперь».

Рагузинский во время пребывания в Сибири получил приказание для укрепления позиций государства закладывать города, укрепления и пограничные пункты. Крепости были в Селенгинске и Читинске. Летом 1727 года, в день Святой Троицы, Савва основал город Троицкосавск ^[162]. Обмен экземплярами договора состоялся 14 июня 1728 г. на речке Кяхте, где сооружалась слобода для открытия пограничной торговли. Кяхтинский договор был ратифицирован в июне 1728 г. ^[163] и стал важной вехой в истории отношений России и Китая вплоть до середины XIX в. служил их юридической основой, а город Кяхта (Троицкосавск) был главным пунктом торговли между Россией и Китаем.

Рагузинский был лично знаком с Милеску Спафарием, и учитывая опыт своих предшественников, при заключении договора ради достижения общего соглашения, пошёл на известные уступки маньчжурам. Новый трактат, определивший условия политических и экономических взаимоотношений России и Китая и зафиксировавший границу в районе Монголии, состоял из одиннадцати статей ^[164]. Китайские источники трактовали данную ситуацию следующим образом:

«Так как положение Китая и России было равным, то поэтому и взаимоотношения между государствами постоянно поддерживались на основе равенства и взаимной выгоды. Именно потому, что это было так, в период от Нерчинского договора и до «опиумных войн» в отношениях между Китаем и Россией не произошло в основном каких-либо заметных изменений» ^[165].

Результатом миссии в Китае были важные дипломатические успехи, а вернувшись в С.-Петербург в декабре 1728 года, дипломат – разведчик Рагузинский составил для Российского правительства обстоятельные и подробные записки о Китае ^[166]. Характеризуя состояние Сибири, он писал о ней как о богатом и обширном крае, но малозаселённом и опустевшем по многим причинам,

«наипаче…от глупостей прежних управителей и от непорядков пограничных», и что в «Сибири нет ни одного крепкого города, ни крепости, особенно на границе, по ту сторону байкальского моря».

Все собранные им о Китае сведения привёл он в порядок и поднёс кабинету министров императрицы Анны Иоановны в 1731 году. Полное заглавие его рукописи имело название:

«Секретная информация о силе и состоянии Китайского государства, и о протчем, сочин. тайн. сов. и ордина Св. Александра кавалером, Ильлирийским графом Савою Владиславичем, бывшим в характере чрезвычайного посланника и полномочного министра при Дворе Китайском, 1731 г. в Москве».

В этот же период времени в 1729 году второе по счёту Китайское посольство направилось теперь уже в Петербург, правда вышло оно во времена правления Петра II, а прибыло туда лишь в день годовщины коронации императрицы Анны Иоанновны (1732). Это было первое в истории Китая посещение китайскими послами столицы европейского государства ^[167].

В 1753 году императрица Елизавета Петровна решила возобновить дипломатические отношения с Китаем. Через три года кандидатом для данной миссии в Пекин был назначен дипломат Василий Фёдорович Братищев. 27 января 1757 В.Ф. Братищев убыл из Москвы и через 8 месяцев был в столице Китая, где пробыл до 4 октября. Однако его миссия потерпела неудачу и не принесла желаемого результата. Свои отношения, ввиду незнания языка, он строил через иезуитов, которые не горели желанием помогать представителю России ^[168].

– По информации учёного А.И.Андреева, первым российским монархом, пытавшимся построить реальные дипломатические отношения в Тибете через своих посредников, была Екатерина Великая. В 1767–1768 г., принимая бандидо-хамбо-ламу Заяева, прибывшего в Москву, наряду с представителями других конфессий, для участия в составлении нового религиозного законодательства, императрица просила его рассказать о своём хождении в Тибет. Имеются сведения, что Екатерина II, очевидно под влиянием рассказа Заяева, попыталась завязать отношения с Панчен-ламой, вторым после Далай-ламы правителем этой высокогорной страны.^[169].

Проведения сети скрытных мероприятий в Сибири и на Дальнем Востоке. Открытие навигацкой школы. Планы строительства транспортных судов

В декабре 1753 г. императрица Елизавета Петровна подписала указ «Об уничтожении внутренних таможенных и мелочных сборов», которые являлись одним из главных препятствий к развитию внутреннего товарооборота. Правительство также отменило внутренние таможенные и торговые канцелярские сборы в Сибири и таможенное обложение товаров, ввозимых из России в Сибирь^[170].

В связи с этим в 1753–1756 годах русское правительство попыталось установить, каково же истинное положение на Амуре и возможно ли там судоходство. Здесь-то и начинается цепь небрежностей и ошибок, вследствие которых воссоединение этого края с Россией задержалось почти на 100 лет.

В июне 1753 г. по инициативе сибирского губернатора, бывшего моряка генерал – поручика В.А. Мятлева было подготовлено представление в Сенат о строительстве в устье Амура верфи и военно-морской базы ^[171]. На верфи в устье Амура он планировал построить не менее трех фрегатов для обследования земель, лежащих к востоку от Камчатки^[172]. Мятлев также убедил чиновников, что снабжение хлебом в Охотский и Удский остроги по Амуру обойдётся значительно дешевле, особенно если выращивать его в Нерчинском уезде, связанном по рекам Ингоде и Шилке с Амуром.

1 августа 1754 по его же инициативе была открыта Иркутская навигацкая школа. Одновременно была создана и аналогичная Нерчинская школа Ф.И. Соймоновым, где он первые два года преподавал в ней основы морского дела. Их основание было связано с организацией Секретной Нерчинской экспедиции 1753–1765, когда возникла идея возобновления исследования Дальнего Востока. Экспедиция, осуществляла географические, геодезические, гидрографические, этнографические и другие научные исследования в бассейнах рек: Амур, Аргунь, Ингода, Нерча, Хилок и Шилка имела следующие задачи:

1. Комплексное исследование бассейна Верхнего Амура и озера Байкал;

2. Поиск в Нерчинском уезде земель, подходящих для выращивания хлеба и переселения крестьян;

3. Строительство транспортных судов и изыскания возможности перевозки на них по Амуру стратегических грузов для русских поселений на Тихом океане.

18 августа 1754 г. Сенат дал Сибирскому приказу секретный указ о переселении на плодородные земли Нерчинского уезда нерегулярных казаков с жёнами и детьми для развития там хлебопашества. Соймонов пытался наладить производство железа для нужд экспедиции и сам участвовал в поисках месторождений. Сохранилось представление В.А. Мятлева в Сенат об организации добычи и выплавки найденной в Нерчинском уезде железной руды^[173].

Участники экспедиции должны были ещё маскировать свои истинные планы от соседнего Китая, из-за не решённых пограничных вопросов. Поэтому в документах XVIII века эта экспедиция именовалась «секретной комиссией». Со стороны России были предприняты шаги, получить согласие на открытие навигации по Амуру у цинского императора, которые окончились неудачно. Император категорически отказался разрешить плавание русских судов по Амуру, выдвинув в качестве предлога отсутствие соответствующей статьи в Кяхтинском договоре между Россией и Китаем 1727 г. На самом деле китайцы опасались, как бы русские «…не завладели оной, по примеру города Албазина»^[174].

12 мая 1758 г. в Петербурге был получен официальный отказ правительства Китая в использовании Россией Амура. Заняв выжидательную позицию в вопросе, русское правительство на деле не отменило секретную Нерчинскую экспедицию, а сделало упор на второстепенные её функции, и в плане судостроения начатое в Нерчинске строительство судов было ограничено строительством «ластовых» (весельных) судов. Продолжилось заселение уезда, строительство земляных бастионов, защита города валами и палисадами^[175].

В апреле 1762 г. внезапно была запрещена китайской стороной торговля в Кяхте, хотя неофициально продолжалась, а в 1764 г. цинские власти предложили китайским купцам покинуть Маймачен – пограничную торговую слободу, расположенную напротив Кяхты. Во избежание недоразумений, в марте 1764 г. по указу Сената экспедиция была переведена в Иркутск, а 17 июня 1765 г. Нерчинская секретная экспедиция была упразднена^[176].

Спустя почти 40 лет, в 1802 г. император Александр I поручил генералу от инфантерии Е.М. Спренгтпортену (уроженцу Финляндии, в дальнейшем ставшему первым российским генерал-губернатором Великого княжества Финляндского) объехать всю Россию вплоть до границы с Китаем с целью изучения военно-стратегической обстановки и осмотра фортификационных сооружений. Экспедиция была секретная, целью ее было объехать для «военно-стратегического осмотра» Азиатскую и Европейскую Россию. В поездке его сопровождали флигель-адъютанты М. Ф. Ставицкий и А. Х. Бенкендорф, а также художник Е. М. Корнеев. Интересный вывод касался положения на Амуре:

«Со времён взятия и уничтожения Албазина река Амур полностью пустынна; ни китайцы, ни русские не осмеливаются здесь плавать, и берега обречены, оставаться необработанными и безжизненными» ^[177].

Появление в Кяхте и Бухтарме генерала Спренгпортена вызвало в Пекине живое беспокойство. Генерал, у которого в Кяхте на столе лежала карта Китая, задал явившимся к нему китайцам несколько вопросов о внутренних областях их страны. Затем он нанёс визит местному градоначальнику, когда тот запечатал дверь комнаты, в коей хранились знамёна и куда он спрятал все оружие расположенных в Маймайчэне войск. Спренгпортен пожелал их увидеть, но не смог сего добиться. Его присутствие, чин и любопытство обеспокоили китайцев, а его поездка в Бухтарму, привлекавшую их внимание из-за учреждённой там таможни, окончательно возбудила у них большие подозрения ^[178].

Дальнейшие попытки решения Амурского вопроса дипломатическим путём

17 февраля 1805 года вновь была принята очередная попытка решить вопрос Амура, отправкой в Китай посольства во главе с графом Юрием Головкиным. Предлогом посольства было поздравление императора Цзяцина с восшествием на престол и извещение о воцарении Александра I. Посольство было более 300 человек. В подписанной императором инструкции для посла говорилось:

«Разведать о степени судоходности реки Амур и вытребовать от китайцев позволение ходить по Амуру хотя бы нескольким судам ежегодно для снабжения Камчатки и Русской Америки необходимыми припасами» ^[179].

По дипломатическому умению Ю.А. Головкина предстояло добиться разрешения для русских кораблей торговать в Гуанчжоу^[180], а также попутно уладить вопрос об организации нового торгового пункта в Бухтарме^[181], что вовлекло бы в русско-китайскую торговлю регионы Средней Азии. До этого времени русско-китайская торговля регулировалась положениями Кяхтинского договора 1727 г., который, однако, постепенно перестал устраивать российскую сторону^[182].

Научную часть посольства возглавил Ян Осипович Потоцкий, – с ним находился астроном Фёдор Иванович Шуберт. В состав посольства входил Теодор д’Овре, который числился в императорской свите «по квартирмейстерской части», в реальности выполняя функции военного разведчика, составляя карту приграничной полосы с Китаем. Поставленные ему царём задачи были изложены чётко:

«Собрать все возможные сведения о военном положении страны между Байкалом и чертою китайской границы. Развить представления относительно военной части у китайцев в Маньчжурии по Амуру. Представить заключение, возможно ли будет со временем совершить небольшую тайную экспедицию в страны, лежащие между Амуром и Становым хребтом. Сохранять тайну и осторожность» ^[183].

Оказавшись в верхнем течении Амура, полковник д’Овре установил, что местные «тунгусы» не считают себя китайскими подданными, а всё присутствие Китая на этих землях ограничивается несколькими «пограничными столбами с надписями на пяти языках». В итоге разведчик представил русскому царю проект «О способах к осмотру и описи Амура и совершению экспедиции по левому берегу этой реки, не подав подозрения китайцам».

К сожалению, миссия посла Головкина закончилась неудачей, несмотря на огромные средства, выделенные на неё из казны (всего:506.498 рублей) ^[184]. Маньчжурские чиновники, не желали даже разговаривать о спорной границе у Амура. Они не пустили посольство в свою страну под предлогом того, что посол отказался тренироваться в ритуальных поклонах китайскому императору в присутствии пограничных чиновников ^[185].

В 1831 году капитан корпуса флотских штурманов Прокопий Тарасович Козьмин, узнал от ссыльного раскольника Гурия-Васильева о том, что китайцев в устье Амура нет, а живущие там народности не зависимы от Китая, что явилось подтверждением безлюдьях этих мест. Летом 1826 г. ссыльный раскольник бежал (в четвёртый раз) с Нерчинской каторги, спустился на лодке по Амуру до лимана и несколько дней двигался на юг вдоль берега материка. Перезимовав среди гиляков (нивхов), в следующем году он прошёл вдоль побережья Татарского пролива на север – мимо устья Амура к Тугурскому полуострову, где провёл вторую зимовку, а весной 1828 г. проехал на собаках в Удский острог и там рассказал о своём плавании. Особенное впечатление произвело следующее его показание: «Устье Амура содержит около 30 вёрст в ширину. Большой остров, лежащий на восток, отстоит от устья в вёрстах 60…»^[186].

Данная информация дошла до Главного морского штаба и дала почву для размышлений. А тут внезапно появилась статья историка Н.А.Полевого^[187] «О приобретениях и потерях в царствование дома Романовых», где упоминалось о потере Амура и об исторических правах России на эту реку, из-за чего вызвало живой интерес у Российского императора.