Николай Пржевальский – военный разведчик в Большой азиатской игре

Бои продолжаются. Китайский «гамбит» Игнатьева
Пекинский договор

«Если вы не хотите воевать за свою землю – скоро и ваша могила будет в чужой земле».

М.И.Веллер

Не желая мириться с потерей края, зимой 1860 г. англичане начали очередную подготовку к высадке десанта в заливе Посьет с последующей перспективой оккупации этого района. Об этом стало известно морскому офицеру капитану 1 ранга И. Ф. Лихачёву, прибывшему в японский порт Хакодате (расстояние от Хакодате до Посьет примерно 450 миль), на французском пароходе. Лихачёв принимает решение в инициативном порядке захватить залив Посьет, формально принадлежавший Китаю, удобно расположенный для стоянки судов, а также имеющий месторождения угля. Но фактически это была ничейная территория, и в радиусе нескольких сотен вёрст там не было ни китайских солдат, ни чиновников, ни установленных границ.

В связи с этим парусно-винтовой 42-пушечный фрегат «Светлана» срочно покидает Средиземное море и направляется в Тихий океан. В Пекине шли переговоры русских представителей с китайскими чиновниками, на которых должна была решиться судьба Приморья. К 13 апреля 1860 г. в Печилийском заливе близ китайского порта Таку (в 150 вёрстах от Пекина) собралась русская эскадра в составе пяти военных кораблей. В подкрепление эскадре Лихачёва на Дальний Восток были отправлены из Европы ещё 4 военных судна ^[265]. В итоге китайская сторона стала податливее на переговорах, по которым неразграниченные ранее территории (в том числе Приморье) отошли к России.

Ещё одну важную политическую миссию в этом направлении сделал молодой, талантливый 26- летний дипломат Н.П. Игнатьев. Накануне, 21 февраля 1859 г. Александр II писал брату великому князю Константину Николаевичу:

«Молодой Игнатьев, столь успешно совершивший поездку в Хиву и Бухару, отправляется на днях в Китай дипломатическим лицом, но последние известия из Пекина не совсем удовлетворительны. Со времени подписания путятинского трактата китайцы стали к нам недоверчивее, а между тем внутренние смуты усиливаются, так что должно опасаться совершенного распадения Китайской империи» ^[266].

Ввиду активных действий англичан и французов в Китае, 21 мая 1860 г. энергичный русский дипломат генерал Игнатьев, рискнул вновь вернуться на паровом баркасе в Пекин. После чжилийской экспедиции англо-французского десанта цинский двор бежал из столицы, а для переговоров, оставленный князь Гун, обратился за посредничеством к представителю России. Умело играя на противоречиях между Англией, Францией и США в Китае, а также на страхе Цинских чиновников, Н.П. Игнатьев добился перемирия и отказа командования англо-французского экспедиционного корпуса от штурма Пекина^[267]. Он успел довести переговоры до конца и заключил договор, приведший в изумление не только Россию, но и всю Европу. Россия стала на Тихоокеанском прибрежье твёрдой ногой.

Имея дело с сильнейшими врагами, ей должно было быть особенно осторожной с соседним государством, имевшим более пяти тысяч вёрст общей границы и находившимся под влиянием наших европейских врагов. Занятием Амура в эту самую минуту, Н.Н. Муравьев указал тот единственный способ действий, который может иметь успех при сношениях с Китаем.

Графу Н. П. Игнатьеву удалось вместить Айгунский текст в Пекинский договор, который явился плодом восьмилетних трудов Н. Н. Муравьева ^[268]. Согласно ему, Уссурийский край окончательно становился русским владением, а линия границы проходила по рекам Амуру, Уссури, Сунгача, озеру Ханка, рекам Беленхэ и Тумыньцзян. Пекинский договор 2 ноября 1860 года окончательно юридически закрепил за Россией Приамурье и Уссурийский край с высоким политическим и экономическим значением, с множеством удобных гаваней, способных вместить различные суда, открыл дверь в незамкнутое море, которую мы тщетно старались прорубить во враждебной нам Европе, что послужило развитием наших морских сил в водах Великого океана.

В силу этого своевременного дипломатического акта, Россия оказалась одним прыжком от широкого устья великого Амура через дебри богатого, пока не исследованного края, и стала лицом к лицу с десятимиллионным Корейским народом. С возникновением у Кореи с Россией общей границы у нашего соседа появился исторический шанс переселения своих подданных в российские пределы. Однако правительство Кореи не смогло использовать этого шанса, и оказалась жертвой в политической борьбе на Дальнем Востоке ^[269]

В 1860 г. по случаю подписания Пекинского договора была снаряжена разграничительная комиссия, в которой приняло участие и географическое общество в лице её членов А.Ф. Усольцева и художника академика Е.Е. Мейера.

Айгуньский договор так и не был ратифицирован Китаем, но он явился отправной точкой для последующих переговоров в Пекине, которые вёл граф Игнатьев. Отталкиваясь от предыдущих договорённостей, граф с успехом закончил начатое дело. Впрочем, деваться китайцам было некуда – правый берег Уссури и южный берег оз. Ханка заняли русские казаки, а во всех самых удобных гаванях были выставлены военные посты. Приморье было полностью занято русскими войсками. Обращая взгляд в прошлое, Г. И. Невельской вспоминал, что если бы он в то время не решился бы идти из Петропавловска в Амурский лиман, «то и наши суда в Тихом океане и защитники Петропавловского порта, отбившие с успехом англо-французский флот, и имущество, находившееся в Петропавловске, всё могло стать трофеем неприятеля, а край занят какой-либо иностранной державой». ^[270]. В результате мы получили возможность приобрести для нашей Родины огромный край площадью свыше 1 миллиона кв. км и выход к морю из Восточной Сибири. Россия через 170 лет вернула себе территории, которые Цин-ский Китай вынудил ее отдать в 1689 году по Нерчинскому договору.

Оживилась двусторонние торговые отношения. По границам была разрешена беспошлинная меновая торговля. Русским купцам предоставили право ездить из Кяхты в Пекин и торговать в Урге и Калгане, однако, без права заводить там оптовые склады. Китайским купцам дозволено проникать в русские области, а русским открыли для торговли Кашгар, Или и Тарбагатай. А ст. 8 предоставляла возможность назначить в Кашгар, как и в Ургу, русского консула, что закрепляло стабилизацию внутреннего положения в Синьцзяне и в первую очередь – укреплением государственной власти. «Правительство наше, включая в последний договор статью о назначении консула в Кашгаре, тем самым признало права Китая на эту страну, и, конечно, для видов наших полезнее, если в настоящее время китайское правительство там удержится» ^[271] – писал директор Азиатского департамента Е.П.Ковалевский 7 января 1861 г. русскому консулу в Кульдже Захарову.

Делая вывод, сегодня можно с уверенностью сказать, что четыре морских офицера – Невельской, Орлов, Бошняк, их руководитель генерал Муравьёв, а также дипломат Игнатьев совершили переворот в истории и политике Российского государства на Дальнем Востоке, присоединившего в этом важном стратегическом районе огромные территории, имеющие выход в мировой океан.

«Большая игра» европейцев в Центральной Азии. История термина

«Союзницей Франции может быть только Россия»!^[272]

(Из письма первого консула Бонапарта)

«Если англичане станут, при каком-нибудь случае, в явно враждебные к нам отношения, надо попробовать пощекотать их в Индии…Англичане щекотки боятся в этом месте».

Военный историк-востоковед М.А.Терентьев

Противоборство Королевства Великобритании и Российской империи, за сферы влияния в Центральной Азии в XVIII–XIX веках продолжалась, и получило название в литературе XIX века Р.Киплингом «The Great Game», – «Большая игра» ^[273]. Хотя факты существования таковой были признаны ещё в XV веке. Документально установлено, что первым это выражение использовал А. Конолли, капитан 6-го Бенгальского полка легкой кавалерии, «смелый, изобретательный и амбициозный» молодой офицер на службе Ост-Индской компании ^[274].

Участниками «Большой игры» так или иначе, выступали и главы государств, и подчинённые им политики, офицеры, агенты, путешественники, добровольцы исследователи, занимающиеся научной работой, или просто торговлей.

Историк Джеральд Морган полагал, что «Большая игра» являлась скорее воображаемым, чем реальным процессом. Он указал на необходимость перекрёстной верификации ^[275] разведывательной информации, собранной британскими и русскими военными и политическими агентами на местах, поскольку многие из них преувеличивали, а иногда даже прямо фальсифицировали сведения о «коварных и агрессивных» замыслах своих противников ^[276], чтобы повысить свою исключительность, служебную значимость и получить под «дополнительные мероприятия» материальное вознаграждение. По словам историка спецслужб А.И. Колпакиди этим обычно «грешили» многие спецслужбы мира.

Существует мнение некоторых историков, что «Большая Игра» имеет конкретные чётко определённые временные пределы, как начала, так и её окончания, – в 1907-м, когда Россия, Британия и Франция заключили союз, создав военно-политический союз в качестве антипода «Тройственному союзу» Германии, Австро-Венгрии и Италии. Хотя и мнение других явно противоположно.

В своём фундаментальном труде «Русские экспедиции в Центральную Азию: организация и снаряжение (1870–1920-е гг.)» д.и.н. А.И. Андреев ёмко и точно охарактеризовал обстановку того времени: «Русские путешественники (точно так же, как и английские) невольно становились участниками этой интригующей, но весьма опасной «игры», в которой они выступали, прежде всего, в роли разведчиков-первопроходцев и пропагандистов России, её культуры, образа жизни и научно-технических достижений, что, в конечном счёте, способствовало распространению русского влияния в ЦА»^[277].

Хотелось бы обратить внимание читателей, что в Европе из трёх лидирующих великих держав – Великобритании, Франции и России первые две были разделены острыми, непреодолимыми противоречиями и в любом уголке мира их интересы имели конфликты. Между Францией и Россией не было и не могло быть острых противоречий. Экспансия буржуазной Франции и экспансия русского царизма шли по параллельным, несовпадающим направлениям…Тем самым база для соглашения между двумя великими державами по этой причине всегда сохранялась ^[278].

Если европейские участники имели в своей основе цели чисто меркантильные, то Россия, имеющая азиатскую территорию, законно пыталась защитить себя от «варварских» набегов со стороны бесконтрольных племён, угрожавших безопасности её населению и путям торговли с внешним миром. Так вели себя некоторые среднеазиатские ханства: всячески настраивали кочевников против России и русских, создавали из обитателей степей разбойничьи шайки, грабившие русские и другие караваны, уводили в рабство торговцев и их помощников ^[279].

Территориальное расширение подтолкнуло рост экономики России, который значительно ускорился в XIX веке. С одной стороны, большие расходы, которые были связаны с защитой от атак со стороны степей, сократились, и было высвобождено определённое количество средств ^[280]. При практически постоянной угрозе нападения сельское хозяйство не могло развиваться должным образом, – пустовали степи, страдала и торговля.

Происходило три основных направления российского продвижения на Восток:

Первое – через Западную Сибирь – в сторону Синьцзяна.

Второе – через Восточную Сибирь – к берегам Тихого океана.

Третье – через Центральную Азию, Иран и Афганистан – к Персидскому заливу.

Они сопровождались возведением оборонительных линий, созданием военно-административных постов на подвижной границе, использованием казаков, как передовой пограничной силы, стремлением к последующему упорядочению нормативно – правовых действий относительно новых территорий и, как правило, русификацией местного населения.

Сближение Франции и России, наметившееся в 70-е годы XVIII века, особенно проявилось в ходе войны за независимость американских колоний, когда французы вступили в открытую войну с Англией. Напрасно англичане пытались склонить на свою сторону российскую императрицу. Екатерина II не только не приняла их предложения, но и, возмущённая наглыми действиями британцев на море, подписала 9 июля 1780 года договор с Данией о вооружённом нейтралитете. К этой декларации присоединились позднее Швеция, Голландия, Австрия, Пруссия, Португалия и Неаполитанское королевство. Это был мощнейший удар по попытке британского флота безнаказанно хозяйничать на морях ^[281].

Первые «замыслы» в России о военной экспедиции в Индию в XVIII веке

Британцы оказали огромное влияние на Индию. В конце XVIII века они сломили европейских колонистов и прочно обосновались в своих колониях. В 1786 г., граф О. Г. Р. Мирабо ^[282], ставший впоследствии знаменитым, высказывал мысль, что в перспективе русские могут совершить завоевание Индии, и этим они сделают переворот в европейской политике ^[283]. При этом он указывал конкретное направление первоначального русского движения через Персию: Астрахань – Астрабад ^[284].

Российский МИД стал предпринимать ряд действий в этом направлении. Многие задания чиновников внешнеполитического ведомства при путешествиях за границу выполняли российские купцы. Можно выделить грузинского купца Рафаила Данибегова (Данибегашвили, Р.Р. Орбели), который занимался не только торговыми делами, но также дипломатической и разведывательной деятельностью ^[285]. Он совершил две дипломатические поездки из Грузии в Индию.

Первая, начатая в 1795 г., по заданию помощника главы Коллегии Иностранных Дел России А.А. Безбородько, продолжалась почти четыре года. Вторая длилась в 1799–1813 гг. и завершилась в Москве. Данибегов посетил Турцию, Индию, Бирму, Тибет, Синьцзян, Сибирь, а в Индии прожил многие годы ^[286].

Парадоксально, но первый документально установленный проект похода на Индию был представлен на рассмотрение Екатерины II не каким-либо российским военным стратегом, а принцем Нассауским в 1791 г. Некий французский штабной офицер, занимающийся стратагемами, Рей де Сен Жени, – автор этой схемы, надоумил в Петербурге контр-адмирала Нассау-Зигена, посоветовать русским, атаковать британские владения через Бухару и Кашмир. Однако князь Потемкин, к мнению которого прислушалась императрица, назвал план «бессмысленной авантюрой и фантазией» ^[287].

Вначале 30-х гг. XIX в. в Центральной Азии, которая ещё недавно казалась Петербургу надёжным и обеспеченным рынком сбыта русских промышленных товаров, появился чрезвычайно опасный и опытный конкурент – Британия. Англичане завершали овладение и колонизацию Индии и начинали искать новые рынки в соседних азиатских государствах. «Можно смело сказать, что до афганской войны и до завоевания Синда и Пенджаба английская торговля с внутренней Азией почти равнялась нулю. Теперь дело обстоит иначе. Острая необходимость беспрерывного расширения торговли – этот fatum, который, словно привидение, преследует современную Англию. Эта неумолимая необходимость принуждает английскую торговлю наступать на Внутреннюю Азию одновременно с двух сторон: с Инда иЧёрногоморя ^[288].

Ещё в период правления Екатерины II к России окончательно «прирос» Крым и южные земли Новороссии. Название Чёрного моря – «Турецкое озеро» навсегда исчезло из лексикона мировых политиков. Британская корона обеспокоилась русским присутствием на Ближнем Востоке и на Кавказе, но враждебные отношения с Санкт-Петербургом Британии всё же были не выгодны, так как ссора с Россией грозили ей обострить обстановку, лишиться главных источников сырья.

Сближение двух Великих Держав. Поиск мирных решений. Общие цели

«Явная трусость, обнаруживаемая англичанами при каждом нашем шаге… конечно, должна была привести русских к мысли, что наши вечные соперники кричат недаром, и что, вероятно, они лучше нас знают, в чём именно заключается для них опасность».

Военный историк генерал М.А. Терентьев.

Главное побуждение Англии времён «Большой игры» – опасение потерять Индию. «Британская жемчужина» XIX века включала в себя, помимо фактически Индии, территории современных Пакистана, Бангладеш и Бирмы. Главной финансовой базой экономического процветания Англии на протяжении столетий были доходы, поступавшие с полуострова Индостан. И опасение англичан всё больше стало приближаться с приходом к власти императора Павла I. Император постепенно осознал, что итоги суворовских побед осенью 1799 года были полностью извращены, а плоды пожинали другие. Оказалось, что русские солдаты и моряки жертвовали своими жизнями не для того, чтобы восстановить справедливость и укрепить монархический строй, а служили орудиями захватнической политики венского двора и алчности английских купцов.

11 (22) октября 1799 г. царь для начала отправил твёрдое и недвусмысленное письмо австрийскому императору Францу, где он уведомил его о разрыве союзнических отношений ^[289].

Депеша английского посла Ч. Уитворта своему кабинету от 18 марта 1800 г. была перехвачена людьми Павла I. Прочитав слова, что «император буквально не в своем уме», царь вскоре высылает посла, и отношения с Англией фактически разорваны ^[290]. А битва возле итальянской деревни Маренго сыграла роль «последнего гвоздя в крышку гроба» для этого союза. Здесь 14 июня 1800 года французские войска во главе с Н. Бонапартом разгромили превосходящую по численности австрийскую армию генерала М. Меласа.

Ещё в начале 1800 года император Павел I, не желая больше экономически и политически «подпитывать» Англию, вывел Россию из второй антифранцузской коалиции, где она была в составе: Великобритании, Австрии, Королевства обеих Сицилий и Турции. Затем последовали события как снежный ком.

21 декабря, 1800 г. Первое письмо Бонапарта русскому царю. Идея союза двух стран, «при котором оружие выпадет из рук Англии, Германии или других держав»; первые идеи совместного раздела Азии.

29 декабря,1800 г. Повеление Павла о поощрении торговли с Индией, Бухарой, Хивой; вырисовываются идеи индийского похода ^[291].

И тогда Павел I решился вместе с Наполеоном «пощекотать» ^[292] англичан в районе Индии. Про Наполеона русский император говорил: «Он делает дела и с ним можно иметь дело». Павел предложил Наполеону совместный план отторжения «жемчужины Британской короны» по аналогии Наполеоновского похода в Египет. Павлу поход не казался абсурдом. Совершил же в 1739–1740 гг. Тахмас-кули-хан (Надиршах) победоносный поход во главе большой армии из Персии на Индию. Если сумела пройти азиатская армия, почему союзная современная русско-французская не сумеет его совершить? Советский историк д.и.н. С.Б. Окунь имел на этот счёт следующее мнение:

«Учитывая небольшое количество английских войск в Индии, союз с Персией, к заключению которого были приняты меры, и, наконец, помощь и сочувствие индусов, на которые рассчитывали, следует также признать, что и численность экспедиционного корпуса была вполне достаточной ^[293].

Европейские статьи и брошюры 1801–1807 гг. содержат интересные заметки и комментарии. Автор «Notice…» (очевидно, французский агент или одни из посланцев Наполеона в России) сообщает: «Я узнал во время моего пребывания в Петербурге детали павловского (индийского) проекта». В его сути основанием служил вспомогательный удар по английским владениям в Индии, дополняющий основное наступление, – план, которого заключался: вооружить три корабля, находящиеся в Петропавловске-Камчатском, преобразуя их в боевые фрегаты. Затем эти корабли отправить в Индийский океан и подавить английские суда, сосредоточенные в водах на подступах к Индии ^[294]. Этот план совместного русско-французского похода, с ссылкой на мемуары шведского посланника в России барона фон Стедингка, был опубликован в 1840-е годы в Париже ^[295].

Наполеон обещал Павлу помочь и организовать ряд демонстраций своих войск напротив берегов Англии и даже провести десантные операции ^[296].

Сближение двух вчерашних антиподов шло полным ходом, и делалось все более реальным. «Дон-Кихот и Цезарь» (так назвали ПавлаI и Наполеона, прим. моё) планируют атаку на английский берег, для чего русскому Черноморскому флоту предлагается соединиться с французским и испанским в английских водах, а войскам – занять Ганновер и пугнуть неаполитанского Фердинанда IV, «чтобы вёл себя хорошо» (из письма Наполеона от 27 февраля) ^[297].

Поход в Петербурге планировали с мая 1801 г. Пунктом сбора регулярных войск должна была стать Астрахань. Двигаться в Индию должны были через Азербайджан и Персию, хотя казакам, судя по всему, была дана команда, приготовиться к движению в Индию через среднеазиатские страны ^[298].

Объединённое командование должен был возглавить генерал А. Массена (на его кандидатуре настаивал Павел I), который должен был с войсками за 120–130 дней (май – сентябрь1801 г.) достичь берегов Инда ^[299]. Но Наполеон уклонился от приглашения царя. Ему показалось, что план Павла I данного мероприятия «сырой» т. к. он был разработан без должного разведывательного обеспечения и материального поддержки со стороны штаба военного министерства России.

Тогда Павел, давно живший этой идеей, задумал реализовать свой план самостоятельно. Взвесив все «за» и «против» можно было припомнить, что ещё в 1750 г. действительный тайный советник И. И. Неплюев из Оренбурга «отправил для пробы в Индию небольшой караван с оренбургскими татарами и считал его без вести погибшим», когда в 1754 г. он возвратился назад в Оренбург ^[300].

Провести поход скрытно не получалось. Скорее всего, по мнению генерала А.Е. Снесарева, как бы Россия не пыталась в то время держать свои планы в секрете, сама мысль «должна была пробиваться наружу, ибо такое огромное шило было бы трудно утаить в мешке» ^[301].

Единственный документ того времени – знаменитое “Письмо императора Павла к атаману Донскаго войска генералу от кавалерии Орлову 1-му” ^[302], где тот писал: «Приготовьте все к походу. Пошлите своих лазутчиков приготовить или осмотреть дороги; все богатство Индии будет нам наградою за его экспедицию. Соберите войско к задним станицам, и тогда, уведомив меня, ожидайте повеления идти к Оренбургу, куда пришед, опять ожидайте другаго – идти далее. Такое предприятие увенчает вас всех славою, заслужит, по мере заслуг, мое особенное благоволение, приобретет богатства и торговлю и поразит неприятеля в его сердце. Здесь прилагаю карты, сколько у меня их есть. Бог вас благословит. Есмь ваш благосклонный Павел».

И далее самое главное. «NB Карты мои идут только до Хивы и до Амурской реки (здесь идёт речь о реке Аму-Дарья А.С.), а далее ваше уже дело достать сведения до заведений английских и до народов индийских, им подвластных» ^[303].

Атаман Орлов отправил секретное предписание есаулу Денежникову, где говорилось о маршруте следования: «Во исполненiе такаго его императорскаго величества повелѣнiя нужно мнѣ имѣть свѣдѣнiя: Начиная отъ Оренбурга, какая есть удобнѣе къ переходу войскъ дорога, черезъ степи киргисъ-кайсаковъ, до рѣки Саразу, земли Караколпаковъ и Узбековъ до Хивы, а от толь до Бухарiи и далѣе къ Индiи» ^[304].

В обязанности штаба и его квартирмейстерской части входили: рекогносцировка местности, выбор позиции для боя, составление карт, изготовление крок ^[305], организация разведки, подготовка диспозиций к бою и переходам. Всего этого у штаба в необходимом количестве просто не было. О каком полноценном походе в реалиях могла идти речь?

Приказ императора всё же был принят к исполнению. Судя по архивным документам, в поход отправились 40 донских полков (Атаманский – тысячного состава, четыре полка генерал-майоров – 6-сотенные, остальные – 5-сотенные) и один калмыцкий (полк Асанова – 5-сотенный) ^[306].

Судя по риторике профессиональный военный аналитик, печатавшийся под инициалами А.Ш-ий ^[307] считал, что эта экспедиция имела не только высокие шансы на успех, но и могла «быть поставлена в ряду наиболее образцовых стратегических поступков этого рода» ^[308].

Есть и такое мнение современных историков, которые сравнивая походы в этом регионе, считают, что он изначально был обречён на неудачу. В качестве аргументов они выдвигают: отсутствие точных сведений о пути движения колонн войск, провианта и фуража, медицинского обеспечения и данных о климате, – всё это, по их мнению, попахивало авантюрой. Как пример, они приводят поход Перовского на Хиву 1849 г, относительно неплохо подготовленный, закончился полным фиаско.