Tasuta

Избранные стихи

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Баллада о горце

Здесь был туман  поверх холмов

Горел огонь в лачуге,

И первый крик его поднял,

Всех петухов  в округе.

Когда родился Джимми,

Когда родился Джимми.

Не знала мать, забыл отец

Каким он был по счету.

Тот только  хмуро  посмотрел

И вышел – на работу.

Смотрите, это Джимми,

Смотрите, это Джимми.

Он рос как все и был как все,

Играли вместе в прятки.

Он заводилой стал едва.

И первым  он бежал  всегда,

И с ним босые пятки.

Да, шустрый  малый Джимми.

Да, шустрый  малый Джимми.

Года текли с водой в реке,

Не спрячешь время в сундуке.

Он  статным парнем стал,

И вот среди красавиц гор

Одну ее искал.

Таким был верным Джимми.

Таким был верным Джимми.

Но тут пришла пора ему

Отдать всю доблесть королю,

За девять славных  пенсов.

И вот идет он на войну,

Во Фландрию, известно.

Ах, бравый воин Джимми.

 Ах, бравый воин Джимми.

И там остался он совсем,

Пронзенный   с арбалета.

Не переступит он порог,

Зимою или летом,

Не выпьет эля и не ждет,

Его красавица всех гор.

Так  песня его спета.

Был горцем добрый Джимми.

Был горцем добрый Джимми.

Баллада о деве

Когда уснет старинный дом,

Погаснут свечи за столом, огонь спадет в камине.

Затихнет шум в долине.

Она украдкой и тайком, по той  тропинке за холмом,

Рванется вслед за ветерком.

Суров отец у Элли.

Она бежит как лань туда

Где отступает темнота, где возле яркого костра танцуют и поют.

Забыта теплая постель,

И в кружках пляшет добрый хмель,

И кличет  летняя пора, так скрипка с флейтой не дают

Уснуть всем до утра.

Жесток отец у Элли.

Их танец весело кружил,

И  он ласкал, и прижимал и нежно талию держал,

И слаще не было тех слов,

Что жарко он  шептал.

Так таяла как воск сама и как склонилась голова,

Лишь знали звезды да трава.

Суров отец у Элли.

На утро на тропе домой,

Ей встретился отец седой и непреклонностью стальной,

Он  нож  в руке сжимал.

Ни тронул ее мольба,

Ни слова ей не говоря и длинным острием средь скал

Он путь к обрыву указал.

Жесток отец у Элли.

Слеза сбежала  со щеки,

Остры те камни у реки, поток бежит в стремнине.

 Она шагнула плача вниз

И горы ей отозвались.

Вода  забрала тело и сердце вмиг у старика

Навек окаменело.

 Суров отец у Элли.

Давно покинут этот дом.

Нет никого за очагом, обрушились уж стены.

Забыты имена, кто жил. Здесь не осталось их могил

И мрак и запустение.

И помню только я один разлет твоих волос и смех,

И краткий час наших утех.

О, Элли, моя Элли.

Баллада о татуировке

Поймали ведьму поутру

Живьем погнали в город.

К обедне люди собрались

Вот это славный повод.

Ее тащили за возом.

Старухи в след плевали,

А малолетки под мостом

Навозом закидали.

Брат-инквизитор добрый был -

Железом жег жаровни.

Семь раз кидали в старый ров

И бил палач знакомый.

Кричал монах воняя ртом:

-Покайся, тьмы отродье!

Ошейник прикрутил болтом

К стальному изголовью.

Молчала ведьма. Знать она,

Не знала ничего.

О порче или колдовстве

Лишь помнила его.

Она жила семьей как все,

И путь ей был един -

Уж должен в храм ввести ее

Солидный господин.

А этот парень был чужой,

Никто не мог понять.

И лишь она смогла ему

Дорогу указать.

И ночью он пришел за ней.

Смеялся и шутил.

Она не разбирала слов,

А он все говорил.

Так продолжалось десять дней,

Пока в последний раз.

Их не пустил к себе еврей,

За золотой диаз.

И было счастье ей быть с ним.

Казалось, навсегда.

Но вот рассвет

И ночь бежит как талая вода.

Он целовал и прижимал,

Кошель совал неловко.

Она взяла два кругляша -

Купить татуировку.

Где его сердце, на плече

Рисунок был такой:

Змея обвила розы куст

С раскрытой головой.

Она скрывала как могла

Ей долго удавалось.

Пока случайно у нее,

Там платье не порвалось.

Отец за волосы волок

И бросил за порог.

А мать кричала: «Ведьма ты!

Вот и пришел твой срок!»

Ей было некуда бежать,

Да все равно, поймали.

И чтобы не повадно.

Все, примерно наказали.

Огонь занялся высоко

Нет ведьмы, нет угрозы.

Казалось, плакала змея

И с ней сгорали розы.

***

Прийти к тебе без приглашения,

Зажечь камин, налить вина.

И пусть все длится день осенний

Там за окном – для нас весна.

Мы сядем вместе, взяв бокалы.

И ты прижмешься вновь ко мне.

Порой бывает нужно мало -

Вдвоем остаться в тишине.

Мы выгоним печаль и скуку,

Твоя улыбка, ты со мной.

Будешь держать меня за руку

Чтоб не остаться здесь одной.

Так день пройдет, явится вечер,

И ты поймешь меня без слов.

Наш праздник будет бесконечен

В нем мы с тобою и любовь.

***

Мы в эту реку входим только раз.

Чем дальше берег, тем быстрей течение.

Всего лишь имя остается после нас,

И звездный свет в холодном отражение.

Не-отправленная любовь

Я бессердечным не был никогда.

Особенно за чаем в медсанбате,

Но все-таки, не ждал ни чьи глаза,

Не оставлял последних писем на атаке.

Ну вот увязли на нейтралке мы вчера,

Увязли, как назло, на русском месте.

И в шар земной вгоняют, прям с утра,

И не уйти ни одному, ни вместе.

Не в первый раз. Но вспомнил все грехи.

И сам себя привычно пожалел.

Прости, маманя, я в аршинный долги,

Кроме всего, одной войной перед тобой, влетел.

Прости. Я часто руку поднимал,

И пил, и сонный матерился спозаранку.

Я бы в полный рост сейчас бы точно встал,

За ту проигранную мной нашу тальянку.

Ложатся взрывы ближе, ближе…Письма я,

Как гад самый последний, редко очень.

Маманя, мам, люблю, люблю только тебя

И напишу, как не писал, за всю протоптанную осень.

Я ничего, я до копейки буду отдавать,

Ты не увидишь больше горьких сигарет.

И не с шалавою в знакомую кровать,

Приду я. Только ты спаси увидеть снова свет.

От взрывов мин рвалась и  вскачь и плакала земля.

И смерть не ждала, а брала  кого хотела.

И весь наш взвод не стоил ни полушки, ни рубля.

Лишь я один ушел живым из-под обстрела.

Я уцелел, я уцелел, я уцелел. До роты то ползком,

То так, а там овраг. И выбрался, как под-заткнулись фрицы.

Мне выпало довоевать и в Пруссию зайти с нашим полком.

Домой трофей аккордеон…

А дома нет, трава и кружат птицы.

Несчастный случай

Если ты прячешь под сердцем всю древнюю злобу,

Она тебя греет и дарит надежду на чужое тепло,

Которое выйдет из тела врага и поднимется к небу.

Молись за удачу и садись же скорее в седло.

Оттачивай стрелы и ядом кропи острия,

Чтоб даже царапина выпила жизнь из него.

Но лучше убей его в спину. Так проще, и ты же не зря,

Готовился и рисковал, ну а ему-то, ему – все равно.

Пусть плачет родня на поминках и клянутся о месте мужчины,

И сын его рано разучится громко звать мать…

Соляру привычно, в холодную глотку любимой машины,

Зальешь по утру и махнешь на работу – пахать.

Враг сегодня не вышел,

Как будто бы не ночевал.

Звонила в контору жена.

Шепот после АКМ-74

Я верю в избиение души,

В продажу слов под взглядом прокурора,

В охрипший след обложенной глуши,

В этот камыш и боль без приговора.

Я верю в грязь последнего ручья,

Рядом двоих, с размаху согнутых в прицеле,

Я верю в обреченного себя,

С рывком на волю в замкнутом пределе.

Я знаю, как сейчас меня убьют,

Мой снайпер щуриться в стеклянный глаз винтовки,

Солдаты втащат в кузов мокрый труп,

Лейтеха сбоку. По газам. Без остановки.

За колеей останется испуганный-испуганный ручей,

Пустые гильзы в глупом шерховистом камыше,

Я буду смирным, будто с первых дней, первых дней,

Привык к лейтехе с сапогами на душе.