А задумывалась ли какая-нибудь исполненная гуманизма домохозяйка, какими путями на ее разделочный стол попадает статный хуторской кочет, из которого она так любит сварить своим деткам янтарный суп-лапшу?..
Если вы не из деревни, то, наверняка, для вас будет откровением: без юных пионеров этот процесс никак не обходится; чаще всего именно они, показав родителям дневник с пятерками, помогают в этой части дома по хозяйству – забить кур посредством отрубания их тщедушных голов на засаленном дубовом чурбаке; и долго потом под надзором неокрепшего детского разума обезглавленная курица скачет вверх, брызгая алой кровью и обреченно хлопая крыльями…
Поэтому Федор был убежден, что для общественной нравственности охота в сравнении с этими обыденностями сельского подворья – что детские шалости в песочнице.
… Сегодня к девяти утра добычей Федора были серая утка и пролетный гоголь.
Враз заматеревшие кряквы и шилохвости разлетелись по крепким местам, лысухи прочно забились в камыши, – лишь непрестижные авдотки, бекасы да разные прочие веретенники угрюмо шастали по кустам, словно плетущиеся навстречу ремню двоечники.
На воде, исполненные коварства, в соблазнительных для дичи позах остались дежурить расставленные Федором пластиковые чучела.
Он уже взялся было за весла, чтобы грести к берегу, когда откуда-то со стороны, быстро приближаясь, в воздухе послышался ритмичный скрипящий звук, – будто по небесным ухабам катит старая несмазанная телега.
– Лебедь – подумал Федор. В ту же секунду на высоте 30 метров, покачивая вытянутой в струну длинной тонкой шеей, прямо над ним пролетел белый красавец, и, не решившись сесть на воду, скрылся в сторону Котлубани.
Когда Федор видел этих птиц, ему на память всякий раз приходил случай, произошедший с ним лет 15 назад.
Глава
II
Он охотился на заросшей рогозом и осокой речке Сакарке, что между Волгоградом и Качалино. Эта иссыхающая местами речушка с виду до того невзрачна, что порой кажется, будто выброшена кем-то в степи за ненадобностью. Но она притягивала Федора какой-то неведомой силой; и всякий раз, когда он бывал там, ему казалось, что именно так выглядели реки древнего Египта: вот-вот, да и мелькнет меж кустов дочь фараонова, которая норовит поймать плывущую корзину с младенцем Моисеем…
Ниже автомобильного моста, где суровый глинистый берег грубо отталкивает Сакарку влево, в изумрудной прибрежной траве белело какое-то пятно. Федор поднес к глазам бинокль: это был лебедь-шипун!.. укрывшись за плотной стеной осоки от буйного северо-западного ветра, он, уверенный в своей неуязвимости, безмятежно спал, сунув голову под крыло.
Гонимый охотничьим азартом, вжимаясь в лодку, старясь не греметь веслами, Федор с подветренной стороны постепенно скрадывал расстояние: "Пожалуй, надежней всего – «пятеркой» в шею…"
Временами он останавливался, злорадно вглядываясь из-за редких кустов в бинокль: та-а-м!.. сиди-и-т!..
Охота на этих лебедей не приветствовалась, но, как считал Федор, прямо и не запрещалась («гуси»): в Красной книге области они не значились. Возможно, для кого-то будет откровением, но за легендарной лебединой грациозностью кроется весьма скверная натура: пользуясь своим преимуществом в размерах (в дикой природе он имеет значение), эти пернатые снобы беспощадно разоряют гнезда уток, чирков, лысух, – всех, кто слабее, и кто «посмел» обустроиться вблизи от их белоснежного величества. Потому в некоторых охотничьих хозяйствах их численность регулируется путем отстрела.
И как тут не вспомнить Джерома К.Джерома с его бессмертным «Трое в лодке, не считая собаки»: 18 разгневанных лебедей коварно напали на джентльмена Гарриса и безобидного песика Монморанси, пытаясь при этом вытащить их из лодки и утопить в Темзе; и, хотя этот триллер Гаррис поведал друзьям после того, как те легкомысленно оставили его наедине с бутылкой виски, – все равно страшно.