Tasuta

Круг ведьмаков: Эра Соломона

Tekst
1
Arvustused
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

– О кровожадности? – вновь заволновался Августин. – До меня доходи разные сплетни о нём, но я не спешил принимать их на веру.

Аргос заметил, что Рэндольф никак не прокомментировал предложение Адониса. Он с присущим ему едва заметным коварством в глазах поглядывает на окружающих, словно смакуя эту мысль в своей голове.

– Я согласен с Лоренсом, – сказал Оскар, покрутив перстень на пальце. – Если мы недооценим степень угрозы, под прицелом окажемся мы сами.

Видно заступничество Рэндольфа чрезмерно окрылило юношу.

– И что случиться? – спросил пришедший в себя Вильгельм. – Нас отдадут под суд? За нелегальную сделку? За финансовые махинации? Все этим занимаются, на том Круг и держится, за что нас судить?

– Сложа руки сидеть тоже нельзя. Нужно поставить Соломона на место, – не унимается Оскар, чем начинает раздражать даже Аргоса.

Адонис с сарказмом тихо похлопал. Эскиль покачал головой.

– Вы, правда, возомнили себя бессмертным Оскар, – сухо заметил Нерон. – Всё же вы очень молоды, потому сами не представляете, о чём говорите. Мы все серьёзно относимся к Соломону и к той угрозе, которую он собой представляет, однако боимся мы не только его, но и своих же собратьев из Круга. Ваш дед не объяснял вам, что когда кто-то замахивается топором, то вам не стоит класть под него голову? Одно неверное решение и ведьмаки Круга получат повод разорвать вас на части. А Соломон именно такой повод им и даст, стоит ему только захотеть.

– У моей семьи хорошие связи и высокое положение, – гордо заявил Оскар. – Не могу представить столь нелепого стечения обстоятельств.

Все засмеялись. Лишь Рэндольф остался серьёзен.

– Мой юный друг Оскар, – наставническим тоном обратился Герман. – В подобных ситуациях это не имеет никакого веса. Если ведьмакам Круга подвернётся законный повод прибрать к рукам богатства вашей семьи, они им воспользуются. Надуманные предлоги, фальшивые обвинения, тоже в чести. Вы думаете, друзья вашего отца и деда встанут на вашу защиту? Друг мой они первыми против вас проголосуют. Дружба иллюзорна, влияние существует рука об руку с выгодой, а ваши богатства принадлежат вам, пока вы можете их защитить. Так устроен наш мир, так действует Круг. Мы все в той или иной мере голодные стервятники ожидающие раненую дичь. Рано или поздно и вы станете поступать точно так же. А если откажитесь от лёгкой добычи, то попадёте в опасную ситуацию: все остальные год от года будут становиться сильнее и богаче, а вы нет. И однажды, когда перевес станет не в вашу пользу, вас уничтожат, и радостно приступят к делёжке вашего добра. Наша жизнь это конкуренция за своё место под солнцем. Нужно идти по головам, нужно рваться вперёд любыми способами, иначе не выжить. И конечно временами жизненно необходимо показывать клыки, чтобы вас не сочли слабым, иначе вас обязательно ранят, и запах вашей крови сделает вас желанной добычей.

Оскар отвернулся.

– Может уже хватит на сегодня бессмысленных разговоров? – вдруг заговорил молчаливый Антоний, глядя на всех исподлобья. – Я пришёл, чтобы выслушать что-то важное, а мне в лицо кинули какие-то домыслы, которые видно должны меня достаточно напугать, чтобы я загорелся желанием встрять в конфликт Соломона и Маркуса? Вот только зачем мне это? Пускай они сами загрызут друг друга.

Лоренс попытался переубедить его, однако ничего нового добавить не смог. К спору подключились остальные гости. Они без конца повторяют одни и те же аргументы, но уже другими словами. Адонис придирается к каждому слову, Вильгельм оспаривает любое предложение, совсем осмелевший Оскар бесцельно поддакивает Рэндольфу. Остальные молчат, устало ожидают конца этого разговора. Но на лицах всех гостей ежесекундно возрастает скептицизм.

Нервы Аргоса напряжены, как и все гости, он скептически относится к идее включиться в чужой конфликт. Абстрагируясь от чужих голосов, он отрешённо погрузился в себя пытаясь представить себе дальнейших ход событий. Прикинул, как Соломон в случае своего успеха может узнать о его грехе и спустя считанные минуты нашёл несколько возможных вариантов. Самый очевидный это свидетели – несколько доверенный людей Маркуса были в курсе их сотрудничества. Тогда они произвели впечатление людей надёжных, но если сейчас их владыка падёт, они вполне могут заговорить – всегда найдётся кто-то прагматичный. Учитывая интерес Соломона к чужим делам, он вполне уже может знать о том, что случилось много лет назад, в тот момент, когда жизнь Аргоса перевернулась. С умом Соломона, о котором Аргос сегодня с лихвой наслушался, додумать детали и установить возможных участников не составит труда, а там только доказательства найти. Сейчас, когда положение Аргоса столь плачевно, много кто обрадуется легитимной возможности добить его. Но действительно его пугает, то, что те невинные люди, чьи жизни так же были перечеркнуты в ту ночь, неизбежно пострадают.

Страх не даёт покоя. Разум безжалостно детально рисует ему картины страшного будущего. Чем больше он думает, чем студёнее кровь в его жилах.

– Похоже, говорить нам больше не о чем, – деловым тоном заключил Нерон, вставая со стула. – Надеюсь, карету мне предоставят?

Лоренс мигом пробежался взглядом по комнате, будто ища поддержку. Спустя пару секунд с разочарованным выражением лица он опустил глаза, смирено вздохнул, согласно кивнул, признав своё поражение. Несколько стульев разом скрипнули, и сердце Аргоса неожиданно дрогнуло. Ему сейчас жутко хочется вернуться в свой гостиничный номер, постепенно утихомирить бурю в груди, а после навести порядок в мыслях. Там его ждёт лишь полная безнадёга, отчаянье и тяжесть на душе, но под давящим сводом этого замка ему вот-вот станет невмоготу. Воздуха в лёгких становиться всё меньше, мистическое волнение шевелится внутри.

С притворным равнодушием на лице, но не в теле он поднялся со стула.

– Нерон постойте, прошу вас! – громко призвал Герман. Все от неожиданности остановились и посмотрели на него. – И вас прошу господа, задержитесь ненадолго, много времени у вас я не отниму. Видите ли, я старался по мере возможности, не вмешиваться в ваши споры, однако всё же мне есть, что сказать напоследок. Не подумайте ничего плохого, я просто хочу обратить ваше внимание на один важный аспект, который вы упустили. Прошу вас господа присядьте, я вас надолго не задержу. Снаружи всё ровно бесчинствует настоящая буря, так что спешить нам пока некуда.

Все гости между собой переглянулись. Спустя пару секунд они один за другим стали возвращаться на свои места. Чувствуя, как сильно бьётся сердце в груди, Аргос обречённо опустил глаза и тоже бездумно сел на свой стул. Нерон последним вернулся за стол, с утомлённым видом и слабым интересом в глазах он повернул свой стул в сторону Германа, показывая этим, ради кого он здесь остался.

Герман окинул всех взглядом. Аргос, сам не зная зачем, посмотрел направо и уловил настороженный взгляд Рэндольфа – его попутчик пристально и с большим недоверием разглядывает Германа, словно увидел в нём жуткую опасность.

– Если позволите, я бы хотел рассказать вам одну историю, с целью обратить ваше внимание на проблему, с которой мы столкнулись. Прошу совсем немного терпения, совсем чуть-чуть.

– Сейчас вы ударитесь в нравоучения и изложите нам, как на самом деле устроен наш прогнивший магический мир? – заворчал Вильгельм.

Герман непринуждённо рассмеялся и отрицательно помотал головой, словно бы не расслышал злой издёвки в голосе Вильгельма.

– Ни в коем случае. Я хочу рассказать вам короткую историю из прошлого моей семьи. Прошу вас Адонис поберегите свои глаза, совсем же закатятся, потом обратно выкатить не сможете, – Герман заразительно засмеялся.

Все кроме самого Адониса усмехнулись. Герман продолжил:

– У моего прадеда была сестра простолюдинка, которую выдали замуж за одного богача, тоже простолюдина, в руках которого была целая плантация в Америке. Не вижу смысла объяснять, что работали на его полях лишь рабы. Жизнь этих рабов была нестерпимо ужасна и жестока именно из-за того кто владел этой плантацией. Тогда любой акт насилия в отношении рабов не воспринимался как садизм, а был чем обыденным. Однако хозяин этой плантации разительно выделялся на общем фоне. Он страстно любил проводить демонстрации своей власти и не упускал возможности даже за малейшую провинность не в меру жестоко наказать всякого раба. Как мне уточняли, самым любимым его орудием была плеть кошка-девятихвостка. Опыт у него был большой, рука была набита, и говорят, он сёк людей так, что одним ударом очень глубоко рассекал кожу и мясо. При этом самым излюбленным методом возмездия за ошибку было наказание не самого провинившегося раба, а его родственников: рабыня рассыпала мешок муки – её сына высекут у неё на глазах. То был ужасный человек, настоящее чудовище. Он часами занимался бичеванием, а когда входил в раж мог легко сгубить раба. Ему так это нравилось, что порой в очередной момент восхищения собой он мог даже отбросить плеть и голыми кулаками забить жертву на глазах её близких.

Сбитый с толку Аргос, не сводя взгляда с Германа, вдруг подумал, что не может не слушать этого ведьмака. Герман обладает великолепным умением жестом и словом приковывать к себе внимание и это в купе с талантом с искусного рассказчика. Рассказ жутковатый, хотя бы потому, что и сейчас подобную жестокость можно встретить в магическом мире. Однако Аргос поймал себя на мысли, что слушая Германа, он на миг забылся этой историей и сейчас ничего не давит на него. Другие ведут себя по-разному, но все как один неподвижны и внимательно ловят каждое слово рассказчика.

– Спустя какое-то время у хозяина родился сын – от сестры моего прадеда, разумеется, – продолжил Герман. – Мальчику с малых лет привили презрительное отношение к невольникам. Немудрено, что в будущем он и сам пристрастился к издевательствам, но к этому мы ещё вернёмся. Однажды хозяин узнал где-то, о методе дрессировки цирковых животных и на его основе придумал свой способ дрессировки рабов.

 

– Стал терзать их ещё сильнее? – изогнув бровь, допустил Пётр.

Герман повернулся к нему лицом и отрицательно покачал головой.

– Нет, – протянул Герман. – Он обзавелся небольшим колокольчиком.

Недоумение отразилось на лицах ведьмаков.

– С вашего позволения я объясню: с той поры, перед тем как начать пороть кого-то, он сперва вытаскивал из кармана колокольчик и начинал звонить, делал он это каждый раз для того, чтобы у рабов на уровне подсознания этот звук стал ассоциироваться с грядущими мучениями. С тех пор он мучил их не только за провинности, но и просто так, без всякой причины. Всех рабов, а их было немало, держали в одном месте и каждый день без предупреждения, он заявлялся к ним в компании вооруженных людей и начинал звонить в колокольчик, после в случайном порядке под крики и плач рабов хватал одного или нескольких, уводил в амбар и начал сечь. Мне в своё время отмечали, что это был особый колокольчик, сделанный под заказ и с уникальным звоном, который не спутаешь ни с каким другим. Иногда хозяин приходил, звонил, и за этим ничего не следовало. Он просто уходил, вдоволь напугав невольников. Но порой спустя полчаса или час, когда они начали думать, что опасность миновала, он возвращался и устраивал порку. Он добился своего: этот звон стал пугать их больше чем само наказание. Только представьте тот постоянный ужас, в котором они прожили свои жизни.

– Долго это длилось? – с придыханием спросил потрясённый Оскар.

– Чудовищно долго, многие годы, – с горестным видом Герман на мгновение закрыл глаза. – Временами он покупал новых рабов, которые тоже быстро привыкали бояться звона колокольчика. А ещё у невольников неизбежно рождались дети и вот тут господа самая важная часть этой истории, – Герман приподнялся на стуле, – дети, рождённые в этих условиях, не подвергались порке до определённого возраста, но они тоже, как и все на уровне рефлексов панически боялись этого звона. Они не понимали, что этот звон значит, но видя дико-дрожащих и до смерти перепуганных взрослых в слезах, чувствуя их немыслимый страх, они и сами стали боятся, не зная чего. Дети видели пугающие последствия этих издевательств на изувеченных телах старших рабов, но не видели сам процесс, однако этого хватало, чтобы понять, что в их мире это самое ужасное, что может случиться с человеком.

Герман положил руки на край стола, выдержал паузу и затем продолжил:

– В будущем жизнь повернула так, что эта плантация обанкротилась из-за лесного пожара, пришедшего туда с других земель. Многие рабы пропали, часть погибла, часть сбежала, но часть вопреки своей воле осталась. К тому моменту сам хозяин был болен и уже не мог пороть, но его сыну было уже шестнадцать, и он охотно глумился над оставшимися рабами как хотел. Однако потом финансовые проблемы отняли у них и этих невольников.

– Значит, история кончается хорошо? – с робкой надеждой спросил Оскар.

– Увы, история не об этом. Сын обладал решительным характером и большими амбициями. Сумев добиться расположения влиятельных людей, он удачно женится, купил небольшое дело и даже заработал денег. Но успех был недолог, поскольку никаким деловым чутьём он не обладал и лишь бездарно разбазаривал доходы на сомнительные инвестиции. От него ушла жена, заодно забрав с собой детей, он вынуждено променял свой дом на небольшое жильё и остался практически намели. Спустя пару лет, – выдержав паузу, продолжил Герман, – сын был приглашён на званый ужин к давнему знакомому, где среди прислуги увидел, кого бы вы думали?

– Одного из бывших рабов своего отца? – угадал Вильгельм.

– Совершенно верно. Но непросто раба, а одного из тех самым ещё нетронутых детей, правда, уже повзрослевшего. Сын сразу узнал его и в следующий раз, когда сына вновь пригласили, он пришёл к ним в гости уже не с пустыми руками, а с тем самым колокольчиком в кармане.

Аргосу стало тошно на душе. Другие гости затаили дыхания, и в глазах каждого уже блестит ужасная догадка.

– Представьте себе господа, он хранил его все эти годы – символ безграничной власти, которой когда они с отцом обладали. И во время ужина он не упустил возможности пустить его в ход. Вы догадываетесь, что произошло?

Никто не спешит с ответом, все молчат в неподвижном ожидание, и никто не отводит от Германа взгляда, особенно внимателен Нерон.

– Этот ещё молодой раб, всего около двадцати лет отроду, вдруг услышав до боли знакомый звук, в ужасе рухнул замертво, – безрадостно произнёс Герман. – Прошло много лет, он уже вырвался из этого кошмара, в котором родился, но всё же сердце его не выдержало давнего ужаса. Всего лишь звук убил его. Хочу ещё раз уточнить: он не имел представления о том, чего он боялся. Его не били, не мучили, но сам страх чего-то ужасного глубоко укоренился в нём. Простой колокольчик, а какую он давал власть над людьми.

– У вас были ужасные родственники, – глухо проговорил Амир. – В Круге они сошли бы за своих.

– Согласен людьми они были нехорошими, но я не об этом, – Герман обвёл проницательным взглядом лица гостей. – Если взять эту историю и перенести её на нашу с вами ситуацию – Соломон с Маркусом и мы, сидящие за этим столом – кого бы вы поставили на роль хозяев, а кого на роль рабов? В чьих руках смертоносный колокольчик? А кому уготовано жить в постоянном ужасе, что однажды обретёт убийственную силу? У времени жестокие шутки, одним оно помогает, других губит.

Герман многозначительно улыбнулся, оглядел лица гостей.

Аргос замер, по его хребту прошёлся холодок, и жгучий ком застрял в его горле. Он словно очнулся от болезненно бреда и явственно увидел своё мрачное будущее. Постепенно и на задумчивых лицах других гостей появилось нарастающее смятение. Уже в который раз помещение накрыла гнетущая тишина. Все задумались, даже Адонис и Вильгельм задумчиво сдвинули брови. Лоренс взбодрился и с блеском надежды в глазах, застыл, словно боясь спугнуть удачу.

– Это всё господа, более я не смею вас задерживать, – проговорил Герман, продолжая при этом сидеть на стуле.

Аргос похолодел при одной мысли о своём уходе, кончики его пальцев сами стиснули подлокотник, словно цепляясь за спасательный круг. Все остальные гости тоже никуда не спешат, с некой едва заметной растерянностью в глазах, они застыли в нерешительности. И только Рэндольф пытливым взглядом сосредоточенно смотрит на Германа, словно пытается загадку разгадать.

– Господа! – стремительно провозгласил Лоренс и все на него оглянулись. – Предлагаю сделать небольшой перерыв, а после вернуться к обсуждению. Нам всем сейчас нужно немного отдохнуть, собраться с мыслями. Наверняка скоро и буря снаружи успокоиться. К вашим услугам моя гостиная, там вас встретят вино и закуски. Мои люди попытались угодить вкусам каждого.

– А курить там можно? – непринуждённо полюбопытствовал Герман.

– Конечно, чувствуйте себя как дома, – подчеркнуто вежливо произнёс Лоренс и первым встал из-за стола.

Остальные участники собрания не спешат подниматься со стульев. Хозяин трижды громко хлопнул в ладоши. Хлопки громом разнеслись по залу и вскоре издали послышались быстрые шаги. Двери с обоих концов зала распахнулись, прислуга с поклоном вошла внутрь.

Герман, улыбнулся уголками рта, провёл ладонями по карманам своего пальто, резко замер и в восклицательном жесте вздёрнул вверх палец.

– Мне нужно обратно в холл, – сказал он, вставая со стула. – Похоже, что свою табакерку я оставил там, на столике.

– Вас проводят. А мне надлежит вернуться к своим делам. Надеюсь, вы не обидитесь на моё отсутствие. Встретимся здесь спустя час.

***

«Молодец Лоренс, сам додумался!» – мысленно возликовал Рэндольф, шагая по коридору за остальными гостями и сохраняя бесстрастный вид.

Все гости следуют за слугой по тёмному коридору.

Вот так легко своей историей Герман не дал усилиям Лоренса пропасть. Он фактически спас их дело и заложил в головы ведьмаков нужную мысль, которую сейчас отдыхая в гостиной, им предстоит развить. Такой шанс нельзя было упустить. Однако Рэндольфа такая удача насторожила.

Двери гостиной распахнулись, волна тепла вырвалась в сводчатый коридор, и сразу растворилось в прохладе. Все гости вошли в просторную гулкую комнату. Внутри ещё несколько слуг дожидаются их.

Гостиная просторная, тёплая, мрачная. Голые каменные стены частично декорированы длинными портьерами под самый потолок. Красивая старинная мебель в тёмных тонах в большом обилии расположилась повсюду, но оставила немало свободного пространства. Большой камин по центру стены, над которым висит портрет пожилой женщины, щедро греет комнату и призывно потрескивает огнём в тишине. На столиках красиво разложены обещанные угощения.

– Прошу, устраиваетесь владыки, – кланяясь, проговорил их проводник. Вместе с ним и все слуги разом склонили головы.

Большинство гостей заняли сидячие места у камина. На ногах остались лишь немногие. Милый-милый Аргос взял предложенный слугой бокал вина, в одиночестве отошёл к подоконнику подальше от остальных гостей и с опустелым взором уставился во мрак за оледенелым окном.

Рэндольф пробежался глазами по комнате, быстро оценил обстановку и так же предпочёл одиночество. Он пересёк половину комнаты, чувствуя как взгляды, следуют за ним, и встал у стены. Слуга с подносом предложил ему бокал. Женственный ведьмак согласился, с большим удовольствием, сделал глоток вина, поправил косу, прильнул спиной к стене. Мало дурного предчувствия в душе, так его ещё не покидает чувство, что за ним пристально наблюдают. Это начинает откровенно раздражать, а ему и так волнений хватает.

Резко поднял глаза, скользнул взглядом в одну сторону затем в другую, осторожно присматриваясь, стал внимательно разыскивать источник раздражения. Однако все заняты, никто не обращает на него внимания, даже Оскар всецело поглощён любезной беседой с Нероном (кажется, пыл мальчишки поутих). Так вот же она пара мелких злобных глазок жадно пожирает его из-под кустистых седых бровей. Их взгляды встретились. Антоний поняв, что его уличили, сразу отвёл недобрый взор, стиснул свои блестящие пухлые губы.

«Неприятный человек» – подумал Рэндольф и с отвращением невольно представил, каково может быть ощущение от прикосновения этих пухлых пальцев. За сегодняшний вечер он далеко не в первый раз ловит на себе этот отталкивающий взгляд. Есть в этом ведьмаке, что-то настораживающее.

Все гости окончательно устроились. Одни болтают о чём-то несущественном, а другие молчат. Быть может, и те и другие общаются друг с другом телепатически? А может, нет. Однако все точно озадачены лишь одной темой.

Входные двери отрылись, в комнату вошёл Герман с курительной трубкой в руке. Он встал в дверях, с самодовольной улыбкой обвёл взглядом комнату и её обитателей. До чего же у него притягательные манеры. Несколько раз глаза Германа пробежали по комнате и вдруг остановились на нём. Приветливая располагающая к себе улыбка растянулась на немолодом лице.

Рэндольф сам не заметил, что его бокал уже опустел, однако это подметил Герман. Немолодой ведьмак с приветливым выражением на лице подошёл к столику с алкоголем, взял бутылку и бокал и прошёл через половину комнаты к нему.

– Позволите? – Герман наклонил горлышко бутылки над его бокалом.

– Большое спасибо, – с фальшивой улыбкой, поблагодарил Рэндольф.

Наполнив и свой бокал, Герман оставил бутылку на соседнем столике.

– Вы с Лоренсом проделали основательную работу, собрав здесь столь полезных ведьмаков, – глухо своим мягким голосом произнёс Герман. От его слов Рэндольф опешил. – Я восхищён, тем как вы сумели собрать информацию о каждом из нас, причём так осторожно, совсем не привлекая внимания. Грамотно сработанно. Слова Лоренса о том, что он пригласил сюда лишь тех, кому можно доверять это самая нелепая отговорка на мой взгляд. Здесь собрались люди полезные и это всем очевидно. Эти люди могут принести пользу вашей цели, но так же и вред.

На миг фальшивая улыбка сползла с лица Рэндольфа. Ошеломлённый, он заглянул в глаза собеседника. Спешно обдумывая слова немолодого ведьмака, Рэндольф едва не выдал всю степень своего потрясения, однако быстро взял себя в руки и вернул себе спокойный вид.

Герман отвёл взгляд в сторону, поднёс трубку к губам и сказал:

– Адонис самолюбив, надменен – это всё так, но это лежит на поверхности, а под всем этим кроиться большое коварство, а ещё непреодолимая жажда власти и могущества, что светиться в его глазах. Он не так прост, как кажется. Эскиль – эта персона для меня загадка, понять бы, что за черти в этом омуте обитают. Оскар, – Герман едва сдержался от смеха, – вы и сами всё понимаете. Однако связи его семьи могут принести пользу. Не рискну утверждать, что он может самостоятельно решать важные вопросы, но ему под силу устроить встречу с нужными людьми. Августин – юноша не отличающийся самодостаточностью и крепкими нервами, но обладающим редким умом. Он может быть чрезвычайно опасен, когда ситуация обязывает. Амир – умный осторожный, временами даже слишком; единственный из нас кто имеет отчётливое представление о военной мощи Соломоново ковенанта.

 

Рэндольф потерял дар речи. Слова Германа в конец его парализовали. Неужели его недавние мимолётные подозрения, возникшие ещё за столом, оправдались, и немолодой ведьмак действительно разгадал их с Лоренсом замысел?

– На счёт всех остальных вроде бы понятно, но мне вот интересно, зачем Лоренс позвал Аргоса? В чём его роль в этом плане? Он далеко не глупец, быть может, он не отличается дальновидностью как вы, но способен усмотреть мотивы в чужих поступках. Не получиться у вас им манипулировать, готов на это спорить.

Рэндольф потрясён до глубины души. Пульс у него учащённый, смешенные чувства клубятся внутри: некое мимолётное восхищение страх злость. Чего Герман добивается? Что ему нужно? Почему он помог им с Лоренсом? Учитывая как легко, старик повернул ситуацию в иное русло страшно представить его в роли врага. А остальные тоже обо всём догадались? Последний вопрос едва не сорвался с его губ.

– Остальные тоже рано или поздно догадаются о вашем участии, – сказал Герман, будто угадав хот его мыслей. – Не нужно считать их всех глупцами, иначе рискуете споткнуться на этом. Нерон, Адонис, Эскиль и ваш ненаглядный Аргос, кажется, уже об этом догадались.

«Он не мог прорваться через мою ментальную защиту и прочесть мои мысли?» – в испуге подумал Рэндольф, из-за всех сил стараясь сохранить притворное спокойствие.

– Каждый здесь преследует свои цели, – молвил Герман, любуясь трубкой в руке, – для вашего успеха всего-то и нужно, чтобы они хотя бы частично совпадали. Но меня сейчас неодолимо манит узнать ваш мотив. Чего вы хотите Рэндольф?

– Не стану отвечать, – с натужной любезностью отозвался он.

Герман посмотрел на него своим пронзительным взглядом. Внутри Рэндольфа возникло неуютное чувство, что этот мужчина видит его насквозь. Он ощутил себя маленьким дитём, что неуклюже пытается обхитрить взрослого. Такое чувство в прошлом у него вызывал Соломон.

– Я повторюсь, вы проделали основательную работу, – приятно улыбнулся собеседник, – это касается не только собранных здесь лиц, но и доказательной базы. Вы достойны похвалы, – он сделал хороший глоток вина, отставил бокал и элегантным движением пальца утёр губы. – Но, вы действительно надеялись добиться поставленных целей, просто выложив эту информацию на стол? В подобных делах факты вещь важная, не скажу неотъемлемая – именно важная, но убедительная ли? Вы вероятно торопились, раз не продумали стратегию.

Рэндольф опустил глаза, чтобы скрыть нарастающие чувства.

– Ответьте мне Рэндольф, как вы намерены их убедить?

– Мне кажется, вы их уже отчасти убедили, – напустив на себя дружелюбную маску, ответил женственный ведьмак. – С вашими поразительными навыками…

Герман тихо рассмеялся. До чего же этот смех приятен слуху, однако, сейчас он раздражает. Улыбка притягательная, голос мягкий. От Германа не хочется отстраниться, он не вызывает чувство опасности и от него не пахнет притворством.

– Неплохая попытка, но свою лесть оставьте при себе. Я ни в чём их не убеждал, лишь дал им пищу для размышлений. Эти размышления их и задержали.

Рэндольф смутился, взвесил слова Германа.

– И что вам мешает довести дело до конца? – спросил он с интонацией покупателя на торгах.

– То обстоятельство, что вы не убедили меня, – голос его собеседника слегка посуровел. – Я не дал им уйти, сугубо из своих соображений, но этого мало, чтобы я ввязался в вашу авантюру.

Они не моргая, уставились друг на друга. Рэндольф сглотнул.

– И что вы хотите услышать? – вежливо спросил он.

Его собеседник отвернулся, помолчал секунду другую.

– Меня беспокоит расследование Соломона, действительно беспокоит. Я осознаю риски и потому заинтересован в том, что бы ваша с Лоренсом затея увенчалась успехом, – Герман поднёс трубку к губам. – В отличие от остальных присутствующих здесь ведьмаков вы уважаемый Рэндольф видитесь мне куда более сложной натурой, чем может показаться на первый взгляд и это меня настораживает. Меня мучают два вопроса, которые мешают мне принять решение.

– Какие два вопроса? – с настороженностью спросил Рэндольф.

– Чем же вам так насалил Мерцающий, раз вам так захотелось испортить ему жизнь? И как далеко вы готовы зайти в этом?

Рэндольф снова сменился в лице. Мурашки галопом промчались по его спине, а легкий холодок протёк по венам. Старик оказался умнее, чем Рэндольф мог представить. Это неожиданное открытие даже пробудило в нём некое подобие глубинного страха перед стариком.

– Расслабьтесь, напряжение излишне. Я вам не враг, а скорее союзник. Мне нечего делить с Соломоном и вражды с ним я не ищу. Мне признаться нравиться спокойно спать по ночам. Я хочу сказать, что человек я простой и не склонный к манипуляциям, всё сказанное мной ранее было правдой. Меня действительно очень беспокоит это расследование. Мне есть что скрывать и я всего-навсего хочу быть уверен, что вы не воспользуетесь этим, чтобы свести счеты со старым другом. Прошу не надо лукаво отводить взгляд. Я серьёзен. Вы должны убедить меня в том, что я могу сделать на вас столь крупную ставку. В противном случае, как и все остальные я уделю вам ещё немного внимания, а после уйду искать иные варианты решения недавно озвученной проблемы.

Рэндольф посмотрел на собеседника долгим оценивающим взглядом, быстро всё обдумал, тщательно подобрал в уме каждое слово, и, стараясь придать своему голосу непринужденное звучание, заговорил:

– У меня имеются претензии к Соломону, но у меня нет намерений, сводить с ним счёты. Наши с ним отношения это неделовой вопрос, а личный. Между нами нет вражды, да и не было никогда, это вы можете сами проверить. Когда-то нас связывала крепкая дружба, которая оставила мне немало неприятных впечатлений, однако неприязни я к нему не питаю и вредить ему не хочу. Но он не должен узнать о моём сотрудничестве с Маркусом и иначе мне несдобровать. Наша давняя дружба не остановит его руку.

Герман внимательно выслушал его, с прищуром отслеживая реакцию на его лице. Этот пристальный недоверчивый взгляд словно бы проник ему прямо в душу. Рэндольф почувствовал себя безоружным.

– Звучит правдоподобно, – от трубки Германа пошёл приятный аромат. – Признаюсь, я даже немного разочарован – самую малость.

«Почему мне кажется, что он пролез в мою голову?! Но нет же, такого быть не может!» – внутренне запаниковал Рэндольф.

– Мне кажется, что я напугал вас своей проницательностью, – со смехом ободряюще проговорил Герман. – Простите. Я не разведчик и нет у меня армии шпионов как у вас и Соломона. Вся истина на вашем лице, как бы вы не прятали её за маской. Нужно лишь проявить толику внимания.

Больше Герман ничего не сказал, лишь широко улыбнулся, развернулся и ушёл. Там у камина, он сел в кресло недалеко от Нерона, расслабленно задымил, театрально изображая наслаждение комфортом и теплом.

Рэндольф в замешательстве прикусил нижнюю губу и застыл на месте. Недобрые опасения переполняют его разум и играются с чувствами как черти с кипящим котлом. Через некоторое время он успокоился, привёл в порядок мысли, прильнул спиной к стене, чувствуя боль в голове и неведомую слабость в теле.

«Какую игру затеял этот Герман? – спросил он себя. – Что им движет? Стоило ли позволять Лоренсу звать его на эту встречу?».

Сконцентрировал память на поиске информации об этом Германе, но так ничего выделяющего не припомнил. Нужно навести справки пока не поздно.

Новый бокал вина пришёлся как никогда к месту, осушив его наполовину, он обратил своё внимание к Аргосу. Отрешённый человек с чёрной тоской в глазах, стоит у окна. Он красив, высок, задумчив. Рэндольф многое слышал о нём и о его трагичной истории любви. Будучи ещё молодым, Аргос до беспамятства влюбился в одну чародейку – то была очень известная личность. Донельзя красивая женщина, которая по слухам могла заполучить любого мужчину, выбрала его, тогда юного и ещё малоопытного в любовных делах ведьмака. Безмерно влюблённый он оказался в полной её власти, однако как это обычно бывает, её интерес к нему был не столь глубоким. Она купалась в мужском внимании и охотно наслаждалась этим – разумеется, моногамия была ей чужда.