Вдруг как чёртик из табакерки из-под стола выскочил лепрекон, запрыгнув на сиденье отодвинутого стула. Элис всем телом содрогнулась от испуга. Глядя на неё с расслабленным выражением лица, Оклус безмолвствуя, подался ближе к столу. Подобное поведение ему несвойственно: он всегда улыбается за столом и очень редко молчит. Наверное, сейчас он внутренне наслаждается реакцией Элис.
Все в сборе, но почему-то никто не прикасается к еде. Лишь когда старый Уильям первым притронулся к своей тарелке, обед начался.
– Это восхитительно. Давно я ни ел ничего столь же вкусного, – промычав от удовольствия, воскликнул Уильям. – Соломон твоя работа?
Хозяин дома кивнул в сторону лепрекона. Уильям, словами выразил повару своё восхищение. Судя по виду Элис, ей тоже понравилась еда, но она, очевидно, смущается поднимать глаза на Оклуса.
С подачи старого Уильяма обед до самого конца сопровождался оживлённой беседой. Даже Элис отрываясь от своих мыслей, временами реагировала и нехотя что-то комментировала. Но, не смотря на беседу, тарелки с яствами быстро пустели, и не одно блюдо не успело остыть. Девочка редко отрывала глаза от тарелки, но в перерывах между блюдами, тайно разглядывала столовую. В её глазах он заметил неподдельный интерес, но вместе с тем грусть и некую тревогу. Насытившись, она смягчилась, избавилась ненадолго от лишней серьёзности и уголки её рта чуть приподнялись. По её лицу Павел понял, что ей понравился интерьер их дома. А ведь он тоже любит этот дом. А значит, у них есть нечто общее?
Трапеза закончилась.
– Павел ты покажешь нашим гостям их спальни? – спросил Соломон.
Рядом с Элис скованный напряжением мальчик не смог выдавить из себя ни звука, лишь кивнул, не поднимая глаз. Он сразу понял, о каких комнатах идёт речь.
Мальчик поднялся по ступенькам на второй этаж, следом за ним заехал Уильям – ступеньки сгладились под колесами его кресла, превращаясь в пандус, а колёса к удивлению Павла имеют феноменальное сцепление с поверхностью. Теперь мальчику стало понятно, зачем Соломон тогда возился со ступеньками. Интересно и то, что кресло Уильяма, оказывается, может двигаться самостоятельно.
– Ваш багаж уже здесь, – объявил Соломон, когда все четверо оказались в первой спальне. Седовласый ведьмак, оказался очень доволен своей комнатой, которая по размерам раза в два больше чем у Павла и улучшенная отделка намного дороже – один только обновлённый паркет чего стоит, а про ту самую мебель из дорогих пород дерева и вовсе лучше умолчать.
– Всё дорого и со вкусом, – оценил Уильям. – Благодарю за гостеприимство.
– Это честь для нас, – с глубоким уважением заявил Соломон.
Пожилой ведьмак одобрительно кивнул, огляделся ещё раз, затем ощупал матрас на кровати, произнёс несколько слов, тем самым приведя в действие шкаф, тумбочки, ящики стола и двери – вся комната подчинилась его слову.
– Потрясающе, спасибо за хлопоты. Но не буду утомлять вас ожиданием. Элис наверно не терпеться увидеть свою комнату.
– Она через стенку, – кивнул Соломон и вышел первым.
– Пойдём Голубушка, – ласково призвал старый ведьмак, жестом поманив внучку. Она с напряжённым видом обречённо пошла следом за ним.
– Это спальня для уважаемой гостьи, – Соломон встал у открытой двери, уступая дорогу гостям.
– Замечательная комната, – громко восхитился Уильям, первым оказавшись внутри спальни. – Что думаешь Голубушка?
Павел поднял взгляд на Элис и увидел безрадостное выражение на её лице. Девочка стоит у дверного проёма не решаясь шагнуть в комнату. Обречённо смотрит себе под ноги с отсутствующим видом.
– Ну же Голубушка не молчи, – ласково призвал Уильям.
Она подняла остекленевшие глаза. Секунда сомнения и вот она уже внутри, осматривает светлые стены. Вставала рядом с кроватью, обвила взглядом всю комнату. С каждой секундой взгляд её всё мрачнее.
– Красивый вид открывается из этого окна, – заметил Уильям.
Элис подошла к окну положила ладонь на подоконник. Всматриваясь в пейзаж за окном, чуть опустила голову. Лицо её будто окаменело, полные печали глаза смотрят сквозь стекло. Красивая, нечеловечески-грациозная и такая несчастная. У Паши от жалости сердце заболело. Ему очень хочется узнать, что её расстроило. Но не он один встревожился – её дедушка так же сочувствующе-наблюдает за ней. Может, ему известна природа её печали?
– Стены здесь пустоваты, – вдруг заговорил Соломон. Все обернулись на хозяина. – Я не стал украшать их, если честно я даже на счёт обоев не уверен, выбрал нейтральный цвет. Захочешь изменить интерьер, только скажи, а захочешь повесить картины, так у нас огромный выбор полотен в запасниках, ну или можешь взять одну из тех, что увидишь в доме, я не возражаю.
Стало быть, Соломон тоже заметил её интерес к живописи. Элис с задумчивым видом посмотрела на стены и вдруг ожила.
– Ты вольна менять эту комнату как тебе заблагорассудиться, – добавил Соломон. – Главное, чтобы тебе здесь было удобно.
Девочка легонько вздохнула, кратко кивнула (уже не так печально). Уильям пошевелился в кресле, благодарно улыбнулся хозяину.
Элис приблизилась к кровати, провела рукой по покрывалу, затем встала, сложила руками короткую формулу. Спустя миг покрывало сменило цвет, и материал постельного белья изменился, стал белоснежным и шёлковым. Затем прекрасный женский голосок произнёс несколько слов, и мебель в комнате пришла в движение. Перестановка заняла секунд пять не больше.
У мальчика отвисла челюсть. Одно дело видеть, как колдуют взрослые и совсем иной случай девочка немногим старше его. Неужели он настолько отстал от других? Теперь сердце гложет едкое чувство собственной неполноценности.
Последним местом экскурсии стала гостиная, где они и остались. Старец сразу погрузился в беседу с хозяином (Уильям обладает тёплой манерой общения и его приятно слушать). Оклус сразу возник в кресле рядом с ними. Элис же тихо сидит на диване, старательно что-то обдумывая. Она по-прежнему выглядит расстроенной и взволнованной. А Павел, сидя в кресле недалеко от неё, в подавленном настроении думает только о том, с какой лёгкостью она управлялась с резонатором. Будто она и стрелка резонатора сговорились против него – глупость конечно, но такое впечатление у него сложилось. Если бы резонатор был живым, он бы его тоже не уважал. Может быть он, Павел, мало старается? Мрачные чувства достигли нужного уровня и безраздельно поглотили его. Тревожные мысли давят и не дают покоя. В какой-то момент он почувствовал на себе чьё-то внимание. Очнулся от мыслей, поднял глаза, встретил взгляд Элис. Она пристально разглядывает его с неким подозрением. Оценивает, испытывает, насмехается, и, кажется, уже в чём-то его обвиняет. Он опустил глаза. Она с призрением отвернулась от него.
Весь последующий вечер до самого ужина и даже после, она не смотрела на него, а он как мог, старался ей не докучать, однако иногда всё же украдкой бросал на неё взгляды. Ему нравится смотреть на неё. А как не смотреть? Она такая красивая, даже взгляд трудно отвести.
Вечер подошёл концу, все разошлись по своим спальням. На следующий день из-за Элис мальчик с раннего утра нервничал, держался скованно и помалкивал. Во время завтрака, их снова усадили вместе. Весь завтрак он просидел как на иголках. Не поднимая глаз, уткнулся носом в тарелку и непрерывно помалкивал, боясь сболтнуть глупость. Да и потом в её присутствии он не мог ни на чём сконцентрироваться – читает книгу, занимается почтой, практикует магию, а мысли путаясь, мечутся сами по себе.
Её редкий, но презрительный взгляд разит наповал, однако чаще всего она его не замечает. Похоже, после его позора с резонатором, её чувство превосходства по отношению к нему сильно возросло, оттого чувство неловкости рядом с ней быстро перерастает в напряжение. Он пытается сохранить лицо, старается вести себя естественно, но в душе главенствует паника и чувство призрения к себе. Для него это неново, собственно вся его прежняя жизнь была такой – в детском саду, в школе, в приюте – нигде он не пользовался уважением сверстников. Но в этом доме он успел расслабиться, не ожидая, что здесь к нему кто-то будет так относиться.
Она ему симпатична. Ему всё время хочется заговорить с ней, наладить контакт, подружиться, вот только она возможности не оставляет, а он боится усугубить ситуацию. Как-то раз, он всё же набрался мужества и рискнул заговорить с ней, однако она не стала слушать, сделав вид, что его не существует.
Но вот однажды она заговорила с ним сама. Он сидел на полу на втором уровне библиотеке, куда в это время дня никто кроме него не заходит. Здесь он каждый день тренируется накапливать магию, так уж сложилось, что ему легче делать это сидя на голом полу, чем в удобном кресле. Здесь он никому никогда не мешал. Но в этот день нарочито-громкий кашель вырвал его из видения Арды.
Он открыл глаза, повернул голову, увидел чьи-то ноги, поднял вверх глаза, встретил её взгляд. Элис, наклонившись к нему, своей рукой сжимает его плечо. Лицо у неё недовольное, даже сердитое. Но ощущение от её прикосновения вдруг откликнулось неописуемым восторгом в его душе, а лицо вспыхнуло румянцем.
– И что ты здесь делаешь? – строгим тоном поинтересовалась она и, убрав руку с его плеча, выпрямилась. На лице её ни намёка на дружелюбие.
– Я? – он растерялся. – Я-я магию накапливаю…
– Ты уже третий час тут сидишь, – оборвала она.
– Но, я… я долго накапливаю, – он сглотнул пересохшее горло.
– Мне надо пройти к стеллажу, а ты единственный путь перегородил.
Он резко закрутил головой, оглядываясь по сторонам.
– И что ты смотришь? Нашёл свободное место? Или ждёшь, что я по столу полезу? Встань и дай мне пройти, – скомандовала она.
Он мигом вскочил на ноги, отошёл за стол. В голове что-то щёлкнуло, идея сама возникла в голове: это же идеальная возможность завязать разговор. Они одни, она признаёт его существование. Нельзя упустить такой шанс. Он занервничал.
Оказавшись у книжной полки, она провела своими прекрасными тонкими пальцами по корешкам книг, разыскивая что-то. Как удачно!
– Я могу тебе помочь? – тихо спросил он, глуша тревогу в своей груди.
– Сама справлюсь, – безжалостно отрезала она и вдруг остановила палец на одной из книг. Павел с одного взгляда узнал книгу, которую она взяла с полки. Эту книгу он отыскал через несколько дней после появления в доме Оклуса. Книга посвящена лепреконам. Жаль он не успел её прочесть. Сейчас, наверное, им было бы что обсудить. На миг он дал волю своим фантазиям.
Пауза затянулась, он ещё сильнее занервничал.
– А кто твой Постулат? – неуверенным голосом поинтересовался он.
– Арда, – не отрываясь от книги, холодно бросила девочка.
«Быть не может! Повезло!» – промчалась мысль в его голове.
– У меня тоже, – с великой радостью поспешил признаться Павел.
– Да, как и у миллионов других магов, – сухо заметила она.
– А ты тоже видишь её как бескрайний океан? – просиял он.
– Да, – отмахнулась девочка.
Теперь он на седьмом небе от счастья. Наконец-то что-то общее!
– А у тебя тоже не сразу получилось физически её почувствовать?
– Я освоила полный контакт за день, – её слова пронзили его сердце.
Улыбка исчезла с его лица, счастье выветрилось.
– Так быстро? – ошеломлённо спросил он с замиранием сердца.
– Для тебя это может и быстро, но для всех других это норма.
Оглушённый Павел проглотил обиду. Возникли более важные вопросы:
– А ты долго магию накапливаешь? – павшим голосом спросил он.
– В сто раз быстрее тебя, – с превосходством в голосе ответила она.
Он весь замер как громом поражённый, более не в силах сказать ни слова. Ком возник в его горле от чувства обиды. Опустив голову и не зная, куда деть руки, он хмуро простоял у стола, пока она не ушла – он с несчастным видом проводил её взглядом. Выбитый из колеи Павел с тех пор стал всячески избегать общения с ней, чувствуя себя ужасно в её присутствии. Необъяснимое чувство стыда копошится в нём. Настроение подавленное. Что бы ни делал, душа была не на месте, и любая иная мысль неизбежно сводится к этому.
Спустя неделю, неприятные чувства притупились, стало чуть легче. Соломон все эти дни провёл за работой и редко был свободен. А Оклус был занят готовкой, либо пополнением запасов в погребе. Мальчик иногда помогал ему с заказами, но говорили они мало. Уильям большую часть дня наслаждается чтением в библиотеке, тем же занимается и Элис – Ледяная Королева быстро пристрастилась к книгам.
В эти дни Павел иногда издали наблюдал за ней, пытаясь её понять. Она сосредоточенна, аккуратна, самоуверенна, надменна. Её красивый мелодичный голос ласков в общении со старым Уильямом, уважителен и кроток в обращении к Соломону и непререкаемо твёрд и жесток в разговоре с ним, Павлом. Но она может быть застенчива и любопытна: иногда наблюдает за Оклусом, но стесняется даже открыто смотреть на него; при его внезапном появлении она с трудом скрывает своё удивление. А вот к Павлу Элис абсолютно холодна. Видно ему надо было родиться лепреконом, чтобы обратить на себя её внимание.
Однако к Соломону она относится с некой настороженностью. Павел скоро понял, чем это вызвано, ибо сам тоже долго привыкал к этому: Соломон иногда отличается внезапными и резкими движениями, присущими хищнику на охоте. Это инстинктивно настораживает, но только в начале.
Сегодня в этот прекрасный вечер, когда мальчику спокойно на душе, он позволил себе расслабиться в гостиной, где Соломон и Уильям отдыхая, беседуют о своём. Элис сидит на диване, думая о чём-то и пьёт чай. Павел закончил своё чтение, отложил книгу, чем спровоцировал взрослых на вопросы. Уильям спросил его о пристрастии к книгам. Завязался разговор. Павел начал долго и вдохновенно излагать суть недавно-прочитанного материала. Уильям слушал с большим интересом, будто слышит это впервые. В какой-то степени это раскрепостило Павла, развязало ему язык, он стал рассказывать о своих любимых книгах, делится впечатлениями. Ему очень понравилось говорить с взрослым на равных.
Но внезапно Элис громко и театрально кашлянула. Все посмотрели на её раздражённое лицо. По-видимому, это он её разозлил, но чем же?
– Во-первых, – язвительно заговорила она, – Белиан это минерал, а Балеан это крупный землевладелец, которого околдовала и подчинила чародейка Заира. Киамон жил в конце семнадцатого века, а не в начале восемнадцатого. Прекрати так уверенно говорить откровенные глупости. Мне тошно это слушать.
Её слова ножом вонзились в сердце Павла. Он растерялся, челюсть его опустилась, глаза рассеяно забегали из стороны в сторону, лицо густо залилось краской, а в голове зациклись её слова.
Открывая рот и вступая в разговор с Уильямом, он не всегда был уверен в правильности своих слов. Он много читает, что-то ему нравиться, а что-то просто приходиться читать, всё это смешивается в его голове, путается. Но Павел не хотел никого вводить в заблуждение, подумал, что ошибиться в данном случае некатастрофично – эту ошибку никто бы, не запомнил, но всё обернулось катастрофой. Давно он не чувствовал себя таким идиотом, его чуть ли не во лжи уличили и опозорили, принизили в глазах наставника и уважаемого ведьмака. Ему захотелось провалиться сквозь землю.
Уильям вздохнул, неодобрительно покачал головой. Соломон молчит. Паша морально раздавлен. Он поднял взгляд на девочку, столкнулся с её холодной жестокостью. Она смотрит на него как таракана. Глаза красивые, но злые. Возможно, она права. Да точно права, так обычно и бывает. Наверное, он действительно ошибся, напутал. Он часто ошибается, но зачем же она так? Его окончательно охватило чувство стыда, обида нестерпимо обожгла горло.
Элис спокойно допила чай и ушла. Лицо Уильяма исказило разочарование.
– Прошу Павел, прости ей эту дерзость, – попросил старец. – Она не хотела ехать куда-то. У неё были другие планы, а я их нарушил. Прости. Она одумается.
«Судя по выражению её лица – это маловероятно».
Павел промолчал весь последующий час, стараясь не подать виду, что расстроен. Но чувствует он себя ужасно. Этот случай окончательно добил его самооценку. Не в силах терпеть свою никчёмность, он тенью покинул гостиную и бросился к резонатору. Стрелка мгновенно вынесла суровый приговор.
Следующий день он держался от всех отстранённо, молчал, ходил сам не свой и всё время думал только об этой ужасной стрелке. Он стал проводить наедине с резонатором всё свободное время, при этом уже по привычке стремясь не попасться на укоризненные глаза Элис. Время шло ужасно медленно, день тянулся, а хоть каких либо результатов не появилось.
Следом прошёл третий день, четвёртый, пятый, шестой, а итог всё так же жесток и ужасен: никаких изменений. Всё эти дни он провёл впустую, всё, что он делает в своей жизни – впустую. У мальчика опустились руки. Ну, разве это волшебство? Почему всё должно быть так сложно? Он опустился на ближайший стул, посмотрел на свои руки, ещё не до конца оправившиеся. Боли нет, но неприятные ощущения при сгибании пальцев ещё остались. Сейчас к этому добавилось и неприятное покалывание по всему телу. Когда же он привыкнет к этому инородному ощущению? Не так давно из-за магической энергии внутри, у него пару раз случались судороги в ногах. Но почему так? Почему нельзя просто взмахнуть волшебной палочкой и получить волшебство? Почему этот мир так сложен и так суров к нему? Отчего всё так сложилось?
Ему всего-то хотелось немного волшебства, чего-то сказочного безоблачного, чего-то простого, что у него будет получаться. Все говорили что он умный, но у него никогда и ничего не получается как надо. За чтобы не брался всё выходит, как-то не так – чего не скажешь о других. Все вокруг лучше него! Все сильнее, умнее, красивее, богаче, храбрее, а он… Убедившись в существовании магии, он был невероятно счастлив. Впервые в жизни почувствовал себя особенным. В нём обнаружилась своя уникальная черта, в которой он обрёл надежду. Но надежды больше нет. Магический мир оказался таким же и здесь он такой же неудачник. С чего он подумал, что может быть как-то по-другому? Он же остался прежним. Всё тот же неумеха, сколько не пытайся этого не изменишь. Он действительно поверил, что вырвался из этого, поверил, что здесь всё будет иначе. Смех, да и только!
Его наивные розовые фантазии о колдовстве, давно разбились о суровую реальность. Магия, как и всё в этом мире, сложна, неприветлива и неумолима. Почему в жизни всё так трудно? И ведь с каждым днём всё только сложнее. Неужели всё и дальше так будет? И как тогда быть? Он не создан для успеха. Эта несправедливость злит и давит на него всю его жизнь.
Поднял мокрые глаза на злосчастную стрелку. Сколько холода и жестокости в этом куске металла. Одним движением эта стрелка вынесла ему вердикт: не быть ему магом. Он всё пытается это опровергнуть, а она непреклонно доказывает ему обратное. Снова и снова.
«Ничего не изменить, сколько не пытайся, – обречённо признался он себе. – У меня никогда ничего не получалось и никогда не получиться».
Взгляд его стал неподвижен, лицо будто одеревенело, слезы закапали из глаз. Через полчаса взял себя в руки, вытер глаза, пошёл к Соломону.
– Соломон, что я делаю не так? Почему стрелка так двигается? Может там есть какой-то регулятор, чтобы она так не дёргалась?
– Нет там регулятора. Ты сам регулируешь процесс.
Вот и этот день подошёл к своему безнадежному концу. Мальчик лежит в постели, безуспешно пытаясь заснуть. Мысли усугубляют душевные тревоги. Он задумался об Элис, её поведении, и о том, чем мог заслужить подобное отношение. Быть может, он был недостаточно вежлив с ней при первом их знакомстве? Может чем-то обидел её и сам этого не заметил? Теперь чем больше он вспоминает о той встрече, тем лучше его мозг интерпретирует те события, подстраивая под его гипотезу. Он засомневался. Сейчас он уже не уверен в своём тогдашнем поведении. Наверно всё-таки он её обидел. Может на всякий случай стоит извиниться? Прямо поутру? А там когда, за завтраком или позже? Подождать когда она будет одна? Ему к ней по полному имени обратиться? И с чего начать? А станет она его слушать?
«Я сейчас с ума сойду!» – разозлился он и выпрыгнул из кровати. Ноги сами нырнули в мягкие тапочки. Он надел тёплый халат поверх пижамы и вышел из комнаты. Хорошо ориентируясь в темноте, спустился по ступенькам, ступил в залитый лунным светом холл. Куда же ему идти теперь? Может в гостиной посидеть? Пожалуй, нет. Тогда библиотека? Тоже нет. Столовая? Повернул голову, заметил расширяющуюся полоску света на полу. С любопытством шагнул в коридор, присмотрелся – точно свет от приоткрытой двери, причём из кухни.
Подкрался к двери, заглянул, увидел Соломона, сидящего за кухонным столом. Паша обрадовался. Вдруг дверь сама открылась, выдав его присутствие.
– Ты почему не спишь? – спросил Соломон, оторвав взгляд от бумаг.
– Не могу уснуть, – виновато отозвался Паша, шагнув в кухню.
– И в чём проблема? Магическая энергия мешает?
– И это тоже, – расстроено выдохнул мальчик.
Ведьмак вздохнул, добродушно улыбнулся, отложил в сторону бумаги.
– Хочешь горячего молока с корицей? – приветливо предложил он.
– Да хочу, но я сам могу сварить, я умею, – спешно отозвался Павел.
Ведьмак ещё светлее просиял и согласно кивнул.
– Тогда и мне тоже сделай, будь добр, – мягко попросил наставник.
Паша достал сотейник, наполнил молоком из кувшина, поставил на конфорку, а затем с помощью наставника разжёг огонь в печи.
– Соломон, а можно стать магом без этого резонатора? – после небольшой паузы, не отрывая глаз от сотейника, подавленно спросил мальчик.
– Если память мне не изменяет, я уже объяснял это.
– Значит, мне не быть магом, – разочарованно произнёс Павел.
– Почему ты так решил?
Мальчик не хочет отвечать: эмоции через край и влага поступает на глазах, он того и гляди даст слабину. Но нужно ответить, ведь слова сами просятся на язык.
– Потому, что у меня ничего не получается, – с глубокой обидой, слёзно выпалил он. – Не могу я управлять магией, не моё это.
– Ты лишь недавно начал изучать магию, столкнулся с первой неудачей и уже опускаешь руки? – поинтересовался Соломон.
– Сколько не тренируйся ничего не измениться. Я… у меня не получиться… я знаю это. Я бездарный.
– Неужели ты так сильно страшишься ошибок? – удивился наставник.
Мальчик двумя пальцами избавился от слёз, обернулся – проницательная синева смотрит лишь на него и кажется, видит его насквозь.
– Каждый человек в себе сомневается и каждый испытывает страх. Перестань бояться промахов, иначе этот страх станет неотъемлемой частью твоей жизни. Нет ничего дурного в том, чтобы попробовать и потерпеть неудачу. Без поражений и побед не бывает. Пробуй снова и снова пока не получиться. Нет на этом свете людей, у которых всегда всё получается – все проигрывают.
Павел не согласен, поскольку вся его жизнь сплошная череда неудач. Чего не скажешь о людях, что всегда его окружали – нередко из его поражений складывались истории их побед. Но он промолчал.
– Ты уже несколько дней проводишь всё свободное время с резонатором, не отходишь от него, – с интересом заметил Соломон. – Откуда такое упорство?
Паша снова смолчал. Но, кажется, наставник всё видит и всё знает. Молоко уже готово, мальчик быстро снял его с плиты, поставил рядом.
– Дело в нашей молодой гостье? – предположил Соломон. – Я видел, как ты на неё смотришь. Она кстати тоже это прекрасно видит.
Паша покраснел, взволновано посмотрел на Соломона.
– Рискну предположить, что ты не хочешь ей уступать? Она уже умеет то, что ты пока не умеешь – потому ты переживаешь? Но не забывай, что она обучалась магии с шести лет, как и большинство чародеев.
Чувство ущербности усилилось. Драгоценные для изучения основ годы упущены, не получиться их наверстать, а значит, он отстал навсегда. Похоже, это отразилось на его лице, ведь реакция Соломона последовала незамедлительно:
– Неужели ты теперь и из-за этого начинаешь переживать? – удивился Соломон. – Тебя беспокоит, что её обучение началось раньше? Ты уже поспешил записать это на свой счёт? По-твоему это твоя вина, твой промах?
Он вновь промолчал, но догадливость Соломона сильно поразила его.
– Да она опытней тебя, кое-что знает, кое-что умеет. Но не объяснишь ли мне, почему ты считаешь чужой успех своим провалом?
Павел оторопел, быстро обдумал слова наставника, но не нашёлся с ответом. Он сам об этом даже не задумывался раньше.
– Выходит, раз она начала изучение магии раньше тебя, то тебе теперь и пытаться нет смысла? Будешь искать для себя что-то другое? Что и кому ты этим докажешь? И с чего ты так боишься конкуренции?
Павел в замешательстве. Соломон читает его как открытую книгу и это пугает. Ведьмак озвучил его страхи и что ещё хуже поставил их под сомнение.
Мальчик поставил сотейник на стол. Наставник призвал две кружки, разлил горячее молоко, затем поставил вторую кружку напротив себя, жестом пригласил его сесть. Павел подчинился, но к кружке не притронулся.
– Были времена в моём детстве, когда я думал так же как ты сейчас, – спокойным голосом признался Соломон.
Мальчик поднял изумленные глаза на лицо Соломона.
– Правда? – с надеждой и сомнением тихо спросил он.
– Ты думаешь неуверенность в себе это только твоя привилегия? Все в себе сомневаются. Только глупцы о себе иного мнения.
– И как ты… ну?..
– С возрастом я понял, что мои страхи и неудачи не должны определять мою жизнь. Однажды и ты прекратишь принижать себя и поймёшь, что ты ничем не хуже других и заслуживаешь тех же благ, что и все люди.
– Но когда это случиться? – погрустнел мальчик. – Явно нескоро.
Соломон чуть усмехнулся и сказал:
– Бери своё молоко. Идём в библиотеку. Я хочу тебе кое-что показать.
Паша удивился. В спешке встал, взял кружку, пошёл за наставником. Беззвучно шагая, Соломон пересёк холл, зашёл в библиотеку, поднялся по винтовой лестнице на второй ярус. Настольные лампы без проводов загорелись мягким светом. Все двери в библиотеку самостоятельно закрылись, даже не хлопнув.
Ведьмак наложил на комнату чары, магия пробежала по стенам.
– Это звукоизоляционная формула, – объяснил Соломон. – Чтобы не нарушать покой остальных. А теперь я тебе кое-что покажу.
Ведьмак аккуратно достал из шкафа деревянную коробку из драгоценного дерева, положил на стол, открыл, блеснув лакированной поверхностью крышки. Спустя миг пальцы Соломона ласково извлекли из коробки музыкальную скрипку.
Соломон тепло улыбнулся, по-отечески взглянул на него.
– Вот попробуй сыграть, – мягко предложил наставник.
– А-а? – ахнул от неожиданности Павел. – Нет, я не умею.
– Я настаиваю, попробуй. Не бойся ошибиться.
Мальчик поставил на стол кружку с молоком, с замиранием сердца чуть дрожащими руками принял скрипку. Страх уронить её, добавил ей веса. Подчиняясь чётким указаниям, Павел уложил скрипку в правильное положение. После краткого инструктажа взял смычок в руку. Лишь раз провёл смычком по струнам – раздался, короткий омерзительный вой. Он вздрогнул, скривил лицо, зажмурился. От этого мерзкого звука мурашки пронеслись по всему его телу. Отложил музыкальный инструмент, мысленно распрощался с далёкими фантазиями о музыкальной карьере.
– Расслабься, у меня нет амбиций, сделать тебя скрипачом, – улыбнулся Соломон. – Я лишь хотел подтолкнуть тебя к нужному выводу.
– Какому выводу? – непонимающе воззрился Павел.
– Сам думай.
Озадаченный мальчик пару раз искоса глянул на ведьмака, задумался, быстро прокрутил мысли в голове и тут же вспомнил тему их обсуждения, что предрекла поход в библиотеку. Он мысленно выстроил причинно-следственную связь, провёл несколько аналогий.
– Дело в резонаторе? – тихо спросил Павел.
Ведьмак ещё раз мягко улыбнулся, кивнул, взял скрипку и смычок.
– Просто внимательно посмотри и послушай, как я играю.
С первых же нот мелодия пронзила сердце мальчика. Очарованный он стал ловить взглядом каждое движение смычка. Скрипка будто плачет всё жалобней и прекрасней, музыка то возвышается, то замедляется, переходя к размеренному спокойному тону, а местами грозясь вовсе навсегда замолкнуть. Соломону искусно удались эти моменты. Каждый раз от этих плавных и резких переходов то вверх, то вниз мальчик вздрагивает, дыхание у него перехватывает. В какой-то момент ему показалось, что музыка не поспевает за быстрыми движениями смычка. И вот под конец музыка стала плавно замедляться, затем затихла и резко с надрывом вновь заплакала ещё тоньше, ещё жалостливей. Мелодия вцепилась в сердце Павла, дёргает за живое.
– Кто… что это за музыка, кто её написал? – сдавленным голосом спросил потрясённый Паша, когда скрипка смолка.
– Золотой король Альберт, по прозвищу Серебряный Сокол. Полулегендарная личность. Одни современники называли его монстром и приписывали поистине чудовищные злодеяния, а другие называли его святым и самым гуманным созданием в мире. Вон видишь там наверху большую книгу с золотым корешком? Я сейчас магией приподниму тебя, а ты хватай её. Готов? – ведьмак поднял руку. Паша вдруг взлетел над полом и за секунду поднялся к верхним полкам.
Книга оказалась тяжёлой и большой. Наставник, разложив её на столе, раскрыл на двухсотой странице. Слева на всю страницу расположился детальный портрет молодого мужчины, справа текст с его жизнеописанием.
Паша сел за стол, Соломон сел рядом. Прямо как отец и сын.
У молодого мужчины на портрете блестящие серебристые волосы, неестественно бледная кожа и яркие изумрудно-зелёные глаза, что разительно выделяются на фоне всего остального. Но сколько же печали в этих несчастных изумрудах, однако, выражение лица уверенно-мужественное.
«Серебро и изумруд» – про себя подумал Паша.
– Это и есть Альберт? – спросил он.
– Он самый, – дружелюбным тоном ответил Соломон.
– У него глаза зелёные, а не голубые.
– Такое очень редко, но случается с ведьмаками.
– Он такой несчастный. И такой молодой.
– Он в очень юном возрасте взошёл на престол. Правление его было недолгим, но насыщенным. Он обладал всеми качествами эталонного правителя, пользовался огромным уважением и вызывал великую симпатию даже у противников. Но был слаб здоровьем. Его мать во время беременности пыталась избавиться от него, но у неё ничего не получилось: срок был не подходящий. Её действия оказали разрушительный эффект на его организм. Мальчик родился на свет, но был уже обречён. Хронические болезни преследовали его всю жизнь, пока одна из них его не погубила. Жизнь его была короткой, но очень яркой. Он был автором множества музыкальных произведений, пьес и картин. Он достиг немалых результатов на посту Золотого короля. В музыке предпочитал именно скрипку, считая, что только этот инструмент способен чётко выразить скрытую боль в его сердце. Он был по своей природе существом замкнутым, и как большинство мужчин тех лет, ещё в детстве научился скрывать свои чувства, сколь болезненными и сильными они бы не были. Альбер считал, что скрипка лучше прочих отражает то, о чём словами не скажешь, а именно острую кровоточащую боль. Когда в миг отчаянья хочется плакать, хочется кричать, но не можешь.