К ночи, ветер снова мог поменять направление – уже со стороны берега, и тогда туман рассеивался… всходила огромная, неестественно красная луна, и казалось, в море на горизонте разгорался пожар.
Виталия изумляли и завораживали эти удивительные, словно живые, превращения неба и океана. Каждый раз, возвращаясь с моря на базу в Советскую Гавань, торпедные катера шли через проход, похожий на ворота, из-за обступивших его крутых береговых обрывов, поросших густым лесом. И каждый раз Виталий восхищался открывающимся видом. Перед глазами развертывалась изумительная панорама залива, с причудливо изрезанными берегами и мысами, образовывающими большие бухты и малые бухточки. Вода в заливе была спокойна, хотя за мысом, в Татарском проливе часто штормило. Лучше, чем сказал об этой красоте более ста лет назад писатель И.А.Гончаров, входивший в залив Императора Николая I, на фрегате «Паллада», пожалуй, и не скажешь: «…мы входили в широкие ворота гладкого бассейна, обставленного крутыми, точно обрубленными берегами, поросшими непроницаемым для взгляда, лесом – сосен, берез, пихты, лиственницы. Нас охватил крепкий смоляной запах. Мы прошли большой залив и увидели две другие бухты, направо и налево, длинными языками вдающиеся в берега, а большой залив шел сам по себе еще мили на две дальше. Вода не шелохнется, воздух спокоен, а в море, за мысами, свирепствует ветер».
В короткие часы отдыха на берегу на береговой базе молодые офицеры-катерники снимали многодневную усталость и нервное напряжение традиционным для русских флотских офицеров способом, как говорится, «Все пропьем, но флот не опозорим!» – с помощью, как они сами любили говорить, «десяти торпедных капель» крепостью сорок градусов и выше. Иногда это была водка, чаще спирт, настоянный на кедровых орехах или лесных ягодах. Закуска тоже была традиционно катерная – банка мясного паштета или сыра, да плитка шоколада из бортового спецпайка. Реже – маринованные грибы или квашенная с брусникой капуста, если в компании был кто-либо из женатых офицеров. Разговоры катерников тоже были традиционно флотскими: о выходах и происшествиях в море, о продвижении по службе однокашников и, конечно, о боевых подругах.
Лейтенант Виталий Лоза не слыл непьющим. Времена тогда в стране были такими, что за трезвость не боролись с «высоких» трибун. Тяжелейшая, на грани нервного срыва морская служба, хотя морально и не тяготила Виталия, требовала психологической разрядки. Жена – Лида, понимала это и, частенько, в их комнатке в бараке на полуострове Меньшиков собиралась компания холостых Виталькиных друзей, тоже катерников. Лида ставила на стол нехитрую закуску и, поддерживая компанию, выпивала рюмочку «За тех, кто в море!» … Офицеры под разговоры пили хорошо, крепко…
В своих стихах Виталий Лоза очень лирично, и со знанием дела описал эту флотскую традицию:
На линкоре, на подлодке
Мы условимся друзья,
За друзей лишь выпить водку
Только кружкой и до дна.
А для нас стаканчик мал-то,
Но за друга своего, Выпивай единым залпом,
Коль не бочку, так ведро.
До друзей и дальномером
Расстояний не узнать.
Пей браток, за них без меры:
«Ноль на лево» – «Больше пять!
На крейсере или на катере,
Немало огребешь ты фитилей…
К чертовой пошли все это матери,
Возьми стакан и коньяку налей.
Порою вспомнишь, Вита другом был,
И китель расстегнувши тесный, узкий,
Ты скажешь: «Он шампанского не пил»,
И выпьешь за меня, «московской» – русской.
На флоте всегда пили, и еще как пили… Я не ханжа, и не скажу, что пить это плохо. В молодости на многое смотришь иначе и молодой здоровый организм многое может выдержать. Встреча друзей с моря, семейные неурядицы, измены, разводы… и радость и горе – все с водкой. Водка развязывает язык и можно высказать то, что никогда бы не сказал, водка дружит – делает человека, сидящего напротив, приятным тебе, водка лечит, лечит многие горести и личные трагедии…
Но если друзей-офицеров связывает только стремление к выпивке, если оно вошло в привычку, или еще хуже, если оно начало засасывать как болото, и если уже не остановиться, то пройдет год, два и все – гибель… Водка губила многих, целые семьи…
В период моей службы на Северном флоте в 70-х годах прошлого века, в тягомотине сумасшедшей и опасной в радиационном отношении, работы по перегрузке атомных реакторов, мы крепко пили и этим выравнивали психологическое напряжение… Пили, как тогда говорили «шило», – спирт выдаваемый для обезжиривания, методом протирки смоченной спиртом ветошью, оборудования ядерных реакторов атомных подводных лодок.
Говоря: «шило» – я сам тогда не очень понимал, почему так называли спирт. Много позже узнал: «на кораблях еще парусного флота спиртное хранили в опечатанных кожаных бурдюках. Находчивые морячки-марсофлоты прокалывали бурдюк сапожным шилом, применявшимся при починке парусов, и отливали горячительное. Такой алкоголь они называли «шилом».
Этот термин прижился на флоте и дошел до наших дней.
Историческая справка.
В Российском Императорском флоте существовала традиция ежедневной чарки вина. Под термином «столовое вино № 21» на русском флоте подразумевалась обыкновенная водка. «Казенная чарка» в плавании полагалась всем нижним чинам: матросам, унтер-офицерам, кондукторам. «Чарка» – это мера, вмещавшая одну сотую ведра, а ведро равнялось двенадцати и трем десятым литра. Поэтому «чарка» – практически, сто двадцать граммов.
Перед обедом и ужином боцман дудкой подавал сигнал: «К вину!», баталер выносил ендову – медную емкость с водкой, и по списку выкликал матросов. Перед приемом чарки полагалось снять шапку, осенить себя крестным знамением, а после поклониться и передать емкость по очереди дальше.
В рабочее-крестьянский Красный флот официально водка вернулась 22 августа 1941 года в виде «наркомовских ста граммов». Постановление № 562 Государственного Комитета Обороны о ежедневной выдаче бойцам «горючего» подписал И.В.Сталин.
В советское время в рацион подводников, в море, входило 50 граммов белого или красного сухого вина.
В напряженной боевой учебе промелькнул июнь. Временами в Приморье было очень жарко….
Служба занимала все время и все мысли молодого командира. Лейтенант Виталий Карпович Лоза шаг за шагом осваивал тонкости катерной службы, взаимоотношений со своим небольшим экипажем, с командованием дивизиона и бригады. Конечно, не все было гладко в службе лейтенанта. И «шишек» он понабивал себе, прежде чем выполнил зачетные торпедные стрельбы, и «фитили» были. Хотя, как говорится на флоте: «Фитиль», «фитилю» – рознь» …
Молодой командир старался всячески ускорить процесс боевой подготовки своего личного состава. Сам он был готов «пахать», не считаясь со временем, но на каком-то этапе, чуть было не «загнал лошадей», вызвав у экипажа апатию и раздражение, вместо ожидаемого подъема и прилива сил. Пришлось Виталию Лозе «балансировать на грани», чтобы отлично отстреляться. Теперь, вспоминая о проделанной работе, а работы было через край: по ремонту матчасти и покраске катера, а катера красят каждой весной, по сколачиванию экипажа, по его обучению и тренировкам, Виталий сам удивлялся тому, как много сделано.
Когда, после команды-призыва: «По катерам!» лейтенант Лоза ощущал под ногами вибрацию корпуса катера, рвущуюся на полном ходу наружу мощь в три тысячи лошадиных сил, сердце его билось учащенно и радостно. Он, только он один, хозяин этого морского «скакуна»!
Виталий жадно, всей грудью вдыхал упругий, солоноватый воздух:
– Хорошо! Жизнь чувствуется! После поданных им с мостика команд:
– «По местам стоять!», «Со швартовов сниматься!» И чуть позже: «Баковым – на бак!», «Ютовым – на ют!», «Отдать кормовой!», «Отдать носовой!», когда из выхлопов начинало вырываться пламя с дымом, и моторы яростно взвывали, Виталий становился собранным и спокойным, но это было спокойствие заряженного в ствол патрона, готового к выстрелу.
Вспенивая волны, торпедный катер «ТК-1072» на полном ходу выходил в учебную торпедную атаку… Еще в базе, потому как лейтенант Лоза с особым шиком отвалил от пирса, как развернулся и стремительно пошел на выход из гавани, было видно, что он в ударе…
С мостика на боевые посты поступали его короткие отрывистые команды. Экипаж выполнял их быстро и точно. В своих подчиненных Виталий Лоза верил, но вера эта пришла к нему не сразу, а лишь после того, как он усвоил для себя простую истину – экипаж не складывается легко, как детские кубики. Экипаж – сколачивается! Сколачивается жесткой дисциплиной, ежедневным контролем, волевыми усилиями командира, его, Виталия, усилиями.
Он понимал, что на этих стрельбах проверяется его командирская зрелость, мастерство экипажа, наработанное за предыдущие месяцы. Виталий был спокоен. Спокойствие приходило при наивысшем напряжении, в момент атаки – в этом была особенность его характера. Катернику в атаке некогда волноваться: надо успевать следить за быстро меняющейся обстановкой, все замечать и учитывать.
С высоты мостика Виталий окинул взглядом несущийся катер: нос, весь в мелких водяных брызгах; туго трепещущий на гафеле военно-морской флаг; вытянувшаяся по ветру косица вымпела; и мощный, в три винта, бурун за кормой, делающий воду горбатой и заставляющий ее вставать по бортам белыми стенами клокочущей пены… Взгляд задержался на вымпеле – длинной узкой красной ленте с косицами. Вымпел означал, что корабль готов выполнить любые боевые задачи командования.
– Да, – вспомнилось Виталию, – крепко пришлось попотеть ему и экипажу, чтобы вымпел гордо реял над палубой.
Рядом ревели на всю мощь моторами катера дивизиона. Виталий заметил, что катер командира звена буквально взлетел на волну, и над ним поднялась туча брызг. Затем катер взлетел, но уже над небольшими волнами и снова врезался в более крупную волну, над ним снова поднялось пенное облако брызг.
…Катер лейтенанта Лозы стремительно вошел в полосу дымовой завесы, поставленной по плану учений, катерами их дивизиона. Прикрытый ею, торпедный катер быстро сближался с невидимой целью. Виталий знал, что как только катер прорвет дымовую завесу, в его распоряжении останутся считанные секунды, чтобы оценить обстановку, принять решение и произвести торпедный залп. Все искусство торпедной атаки, понимал Виталий, вся ее суть в том, чтобы зайти цели с борта, а это можно сделать только при тесном боевом взаимодействии с целью, на головокружительной скорости, в считанные минуты…
Клочья дымовой завесы остались за кормой. Впереди – «цель» – корабль условного противника. Виталий быстро уточнил расчеты угла упреждения и прицелился. Залп!
Катер вздрогнул – обе торпеды вышли, буравя воду своими сдвоенными винтами… Позже, на разборе учений, стало известно, что торпеды, выпущенные катером лейтенанта Лозы, прошли точно под целью. Экипаж торпедного катера «ТК-1072» на «отлично» выполнил поставленную командованием задачу. Это был заслуженный успех молодого командира и его экипажа, результат, в который они вложили все свое упорство, трудолюбие и умение.
Как было подчеркнуто командиром дивизиона капитаном 3 ранга А.А.Сутыриным: «Зачетные стрельбы показали, что лейтенант Виталий Карпович Лоза сумел сплотить экипаж, направить его силы на решение стоящих перед ними задач. Всего за полгода молодой командир, сочетая высокую требовательность, прежде всего к самому себе, и к каждому члену экипажа, будь то старшина или матрос, сумел повысить свои знания и знания своих подчиненных, добиться слаженности и взаимопонимания, что, в итоге, обеспечило экипажу достижение успехов в боевой подготовке, а самому молодому офицеру – уважение в части».
Еще в 1949 году на флоте начали большой поход за отличные отделения, подразделения, экипажи и корабли. В 1950 году они были уже в каждом соединении и в каждой части. Количество отличников увеличивалось с каждым месяцем боевой учебы.
Такая же задача была поставлена и перед экипажами торпедных катеров 5-го Отдельного Сахалинской дивизиона, в том числе и перед лейтенантом Лозой.
Виталий осознавал, что успех создает успех, создает приподнятое настроение, когда все удается легче, чем обычно и, главная его задача – не растерять этот успех. За время службы Виталий Лоза крепко сдружился с офицерами своего дивизиона, тоже командирами катеров, лейтенантами Анатолием Трошко, Василием Яворским, Василием Фрисановичем, с которыми прибыл в ноябре 1949 года на формируемый дивизион.
В моих руках небольшая любительская фотография, на которой запечатлены два лейтенанта. Лейтенант А. Трошко и лейтенант В. Фрисанович. Вглядываюсь в лица офицеров на фото шестидесятилетней давности. Какие они молодые! Шуточная надпись на обороте гласит: «Злой свекрухе» Лидуське и Виталию Карпычу от нас, т.е. от меня, т.е. от Тольки и Васька Фрисановича. Месяц июнь, год 50. п.о. Меньшиков Трошко.
«Злой свекрухе» – предполагаю, означало, что Лиде, как радушной хозяйке, частенько принимавшей у себя компанию холостых Виталькиных друзей, порядком надоели их постоянные «десять торпедных капель», и она начала «гонять» лейтенантов… Отсюда и «Злой свекрухе», ну, а Виталию Карпычу – звучит уважительно. Думаю, Виталий и пользовался уважением среди товарищей- катерников.
Фотография датирована июнем 1950 года. Лица офицеров спокойные, улыбчивые. Они еще не знают, что совсем скоро, 25 июня не «холодная», а настоящая «горячая» война вплотную приблизится к Дальневосточным границам СССР.
26 июня 1950 года все советские газеты опубликовали заявление министра внутренних дел Корейской Народно-Демократической республики:
«Рано утром 25 июня войска так называемой национальной обороны марионеточного правительства начали внезапное наступление на территорию Северной Кореи по всей линии 38-ой параллели… Неожиданно напав на Северную Корею, противник вторгся на территорию Северной Кореи на глубину от 1 до 2 километров к северу от 38-ой параллели в районе западнее Халю и в районах Кымчон и Червон…»
Эта война, вспыхнувшая от вооруженных конфликтов между Северной и Южной Кореями, длилась долгих три года, и унесла десятки тысяч жизней. Начавшись, как гражданская война между коммунистическими и проамериканскими силами внутри страны, после вмешательства США и ряда других стран с одной стороны и Китайской Народной Республикой и Советским Союзом помогавшим вооружением, боеприпасами, горючим, медикаментами и продовольствием, с другой, превратилась в противостояние двух систем – социалистической и империалистической. Долгие годы завеса секретности вокруг участия советских военных специалистов в этой войне скрывала масштабы нашей помощи и нашего участия. Даже сегодня, спустя десятки лет, информацию о действиях советских военнослужащих в Корейской войне приходится собирать по крупицам, по отрывочным воспоминаниям, оставшихся в живых, участников событий. Летчик, Герой Советского Союза А.П. Сморчков, воевавший в Корее, по этому поводу говорил:
«…Мы вернулись. И долгое время молчали об этой войне и вспоминали погибших и без вести пропавших боевых друзей лишь в своем узком кругу. Молчать – не значит забыть. Мы носим эту тайну в себе почти сорок лет. Но нам нечего стыдиться».
Историческая справка.
Существуют две противоположные версии начала войны в Корее в 1950 году.
Северная Корея возлагает ответственность за начало войны на Южную Корею, а та заявляет об агрессии Северной Кореи. Северокорейские историки утверждают, что в ночь на 25 июня Начальник генерального штаба южнокорейской армии отдал приказ о переходе своих войск в наступление на позиции Корейской Народной Армии. По южнокорейской версии 25 июня войска КНДР вторглись на территорию Южной Кореи. Как бы там ни было, 25 июня 1950 года началась война между коммунистической Северной Кореей и проамериканской Южной Кореей. В этот же день 5-ый ВМФ и 7-ой ВМФ советского Тихоокеанского флота были переведены на Повышенную боевую готовность. Ближе всех к зоне боевых действий на Корейском полуострове, находился советский 5-ый ВМФ. В то время в состав его сил входили: крейсер «Каганович» проекта «26», три эскадренных миноносца проекта «30 К», дивизия подводных лодок, дивизион торпедных катеров и авиация 5-го ВМФ в составе 425 истребителей, 114 торпедоносцев и 118 бомбардировщиков. Порт-Артурская Военно-Морская база, которую в тот период возглавлял контр-адмирал В. Ципанович, расположенная на Ляодунском полуострове, перешла на Повышенную боевую готовность вместе с флотом. В состав Порт-Артурской ВМБ входила бригада торпедных катеров и бригада подводных лодок. Бригадой торпедных катеров командовал капитан 1 ранга В. Гвоздецкий, бригадой подводных лодок – капитан 1 ранга В. Головачев. Охрана Водного Района (ОВР) базы осуществлялась 18-ым отдельным дивизионом тральщиков в составе шести кораблей, под командованием капитан-лейтенанта А. Шевелева и отдельным дивизионом больших охотников, в составе шести кораблей, под командованием капитан-лейтенанта А.Мищенко. ОВРом командовал капитан 3 ранга А. Кадученко. После введения Повышенной боевой готовности, командованию Порт-Артурской ВМБ было дано указание проводить боевую подготовку кораблей в Желтом море, только у берегов своей базы.
На следующий день, после начала военных действий в Корее, 26 июня 1950 года, командование 5-го ВМФ отменило поход своей эскадры к Порт-Артуру, во избежание случайных столкновений с американскими боевыми кораблями. Кроме того, все советские корабли, выполнявшие плавания вблизи Корейского полуострова срочно возвращались в наши воды. Один из очевидцев тех событий служивший на большом охотнике за подводными лодками БО-122, М.И. Хнытиков вспоминал: «В 1950 – м началась война в Корее. Так получилось, что мы оказались вблизи корейских берегов в самый первый ее день. Тогда мы шли из Владивостока в Дальний, перегоняли корабли для Китая… Неожиданно весь отряд развернули на обратный курс. Нам объявили: в Корее война».
На кораблях 5-го ВМФ срочно принимали боезапас и топливо, грузили продовольствие и укомплектовывали личный состав. Моряки, понимали всю ответственность, легшую на их плечи, поэтому работали быстро и слажено. Очевидец событий, происходивших во Владивостоке с началом войны в Корее, бывший в то время курсантом В. П. Пузырев в книге «Якоря на погонах», вспоминал: «Владивостокский военный порт было не узнать. Обстановка напряженная. Новейшие и прекрасные эскадренные миноносцы типа «30-Бис» – под парами, принимают топливо, боезапас, продовольствие. На стенке – настороженные группы офицеров и матросов.
Нам рассказали, что в порту пронесся слух, будто «Тобол» потоплен, двести курсантов погибло. Офицеры и матросы боевых кораблей рвались в море, отомстить за нашу «смерть». Фактически же оказалось, что в Цусимском проливе подвергся нападению посыльный корабль «Пластун», вышедший в Порт-Артур на сутки раньше нас. Неизвестный тральщик (видимо южнокорейский) обстрелял его артиллерией. На «Пластуне» были убитые и раненные. Артиллеристы «Пластуна» открыли ответный огонь. Тогда же командир послал донесение в штаб флота…
По приказу комфлотом на помощь «Пластуну» выходили два эсминца, которые сопроводили поврежденный корабль во Владивосток…».
Корабли 7-го ВМФ в Советской Гавани тоже готовились к выходу в море.
Катерники 5-го Отдельного Сахалинского дивизиона торпедных катеров, базирующиеся в бухте Северной, по Повышенной боевой готовности находились на катерах, готовые, выйти в море.
Торпедный катер «ТК-1072» заправлен топливом, боевые торпеды находятся в торпедных аппаратах, в пулеметы ДШК заряжены пулеметные ленты.
Лейтенант Виталий Карпович Лоза, после совещания у комдива, подходил к своим матросам, построившимся на пирсе у катера.
– Какие они разные, – мелькнула мысль, – а в строю такие единые, одно слово – экипаж.
Боцман скомандовал: «Смирно!»
– А команды «Вольно» не будет, – произнес Виталий, – флот переведен на повышенную боевую готовность, в связи с начавшейся в Корее войной. Он кратко, как инструктировал офицеров, замполит дивизиона, объяснил своим матросам создавшуюся ситуацию, их задачи и действия по повышенной боевой готовности дивизиона.
На пирсах у катеров, то тут, то там образовывались группки взволнованных офицеров и матросов. Все обсуждали последние распоряжения командования и те, противоречивые, больше похожие на слухи, доходившие до них подробности событий в Корее. Штабные офицеры располагали большей информацией, и катерники с волнением ловили любую новость.
Заканчивался длинный тревожный, полный волнений день. Воздух над бухтой постепенно сгущался и из прозрачного и бесцветного, становился синеватым. Наступили сумерки. Серые корпуса торпедных катеров постепенно слились с цветом моря. В сереющем небе, словно проступая из мглы, проявились золотистые звезды. Звезды созвездий июня 1950 года. Обстановка была тревожная, нервная, и, как часто бывает, неопределенная… В те дни флотская газета «Боевая вахта» писала в передовой статьей «Постоянно повышать бдительность и боевую готовность»: «От угрозы войны зарвавшиеся американские поджигатели перешли к открытым актам агрессии, развязав чудовищную кровавую интервенцию против свободолюбивого корейского народа».
Далее газета призывала воинов-тихоокеанцев быть готовыми в любую минуту повернуть грозное оружие в сторону врага, если он попытается напасть на нашу страну.
Виталий, прочитав эту статью, решил использовать ее на собрании личного состава по повышению боевой готовности. Он всегда чутко относился к печатному слову, возможно потому, что в училище курсантом писал стихи.
– Вот уж как год не брался за перо, – сам себе удивился Виталий, – как отрезало.
– Да, наверное, и не до стихов сейчас, – думал он, – время грозовое, угроза войны реальная.
Офицеры-тихоокеанцы чувствовали это лучше других. На кораблях и в частях проходили митинги и собрания личного состава, на которых моряки выражали свою решимость еще настойчивее совершенствовать боевое мастерство.
Как писали тогда флотские газеты: «Призыв «Быть на чеку!» доходил до сердца каждого матроса, старшины, офицера. Днем и ночью тихоокеанцы несли свою бессменную вахту, зорко следя за происками агрессоров».
Конечно, ни Виталий Лоза, ни другие офицеры не знали и не догадывались о настоящей подоплеке этого военного конфликта, да, наверное, и в мире было не много людей, знавших в то время правду.
Историческая справка.
Советские историки считали, что имело место провокационное вторжение южнокорейской армии, с целью провоцирования Пхеньяна на широкомасштабную ответную военную операцию. Может быть, так оно и было в действительности, но были и другие внутренние, скрытые от постороннего взгляда, причины этого, оказавшегося таким затяжным, военного конфликта.
Историк Ю.Н. Жуков в работе «Правда о сталинской эпохе» писал, что советское руководство, в ответ на объединение США, Великобританией и Францией своих оккупационных зон и создание самостоятельного западногерманского государства – Федеративной Республики Германии, стало переносить центр тяжести своей внешней политики в Азию, где победа народной революции в Китае и образование Корейской Народно-Демократической Республики создавали возможность проникновения в обширный восточный регион, охваченный борьбой за независимость, включая Индокитай и Индонезию.
Некоторые историки считают, что были и другие поводы, со стороны Советского Союза, как страны победительницы, быть недовольной политикой США в Азии.
Еще осенью 1945 года И.В. Сталин писал президенту США Г.Трумэну: «Я глубоко уязвлен тем, что господин Трумэн уклонился от компенсации советской стороне за Корею».
Действительно, когда в августе 1945 года И.В. Сталин потребовал в американском плане капитуляции Японии отвести СССР район принятия капитуляции на севере острова Хоккайдо, что было равносильно требованию советской зоны оккупации Японии, президент США Г.Трумэн, отклонил это предложение.
В свое время СССР, допустив США в Корею, справедливо считал, что американцы в свою очередь выделят СССР зону оккупации в Японии. Но американцы планировали использовать японские острова, как собственный «непотопляемый авианосец» и не собирались делиться ни с кем, даже со своим союзником по войне с Японией – Советским Союзом. Потому расширение собственного влияния в Юго-Восточной Азии было очень важно в тот период для СССР. Это чувствовали руководители Китая и Северной Кореи, понимая, что после завершения освобождения Китая, наступит очередь освобождения Кореи. Об этом свидетельствует приводимый в работе А.Розина «Корейская война» доклад в Москву советского посла в Северной Корее Т.Ф. Штыкова от 19 января 1950 года, в котором посол цитировал слова Ким Ир Сена: «… Ему, Ким Ир Сену нужно побывать у Сталина и спросить разрешения на наступление для освобождения Южной Кореи».
30 января 1950 года из Москвы в советское посольство в Пхеньян была отправлена ответная шифрограмма Сталина:
«Сообщение от 19 января 1950 г. получил. Такое большое дело нуждается в подготовке. Дело надо организовать так, чтобы не было большого риска. Готов принять…».
После того как в феврале 1950 года, И.В. Сталин дал согласие на подготовку широкомасштабной военной операции, одобрив, формально предложенный Ким Ир Сеном, военный путь объединения страны, начались масштабные поставки в Северную Корею советских танков, артиллерии, стрелкового оружия, боеприпасов, медикаментов, топлива. Таким образом, Москва одобрила ею же задуманный план по силовому объединению Серной Кореи с Южной Кореей.
С началом военных действий в Корее, 25 июня 1950 года США срочно созвали Совет Безопасности ООН.
Газета «Красная звезда» № 151 27 июня 1950 года писала:
«Нью-Йорк 26 июня (ТАСС) Вчера «по просьбе» представителя США в Совете безопасности Гросса Совет Безопасности собрался на «чрезвычайное заседание» для того, чтобы обсудить положение в Корее. Представитель США Гросс выступил с утверждением будто бы наземные войска Северной Кореи напали на Южную Корею. Затем Гросс представил американскую резолюцию, голословно обвиняющую КНДР в вооруженном вторжении в Южную Корею. … Резолюция, предложенная Гроссом, была принята Советом Безопасности ООН. … На вчерашнем заседании членов Совета Безопасности отсутствовал представитель Советского Союза. Отсутствовал так же и представитель Китая – второго постоянного члена Совета Безопасности».
В тот же день, то есть в первый день войны в Корее – 25 июня 1950 года командующий военно-воздушными силами США генерал Вандерберг получил указание правительства США о подготовке к нанесению ядерных ударов по советским военным базам на Дальнем Востоке, в случае прямого участия Советского Союза в войне в Корее.
Так, недавние союзники по борьбе гитлеризмом и японским милитаризмом – СССР и США оказались по разные стороны 38 параллели.
Над Владивостоком и Советской Гаванью нависла опасность атомных бомбардировок. Американские атомные взрывы, подобные взрывам, разрушившим Хиросиму и Нагасаки, становились реальной угрозой.
С началом Корейской войны, у многих советских людей в Приморье появилось чувство тревоги, боязни американского вторжения, то, что называется – страхом войны.
Историк и политолог Л. М. Млечин в книге «Холодная война: политика, полководцы, разведчики» писал: «На Дальнем Востоке шептались, что американцы не сегодня-завтра вторгнутся на территорию России. Ждали войны с Америкой из-за Кореи. В магазинах Приморского края исчезли спички, соль, мыло, керосин. Панические настроения охватили не только дальневосточников. Очереди образовывались даже в подмосковных магазинах…
Летом 1950 года советские люди с утра выстраивались в очереди перед магазинами и скупали все, что было на прилавках».
Там же Л.М. Млечин приводит дневниковые записи того периода, известного историка, профессора Московского университета С.С. Дмитриева, который писал: «В магазинах расхватывают сахар, сахарный песок и так далее, что может лежать: начинают делать запасы. Пахнет предвоенной тревогой…». Действительно, обстановка для жителей советского Дальнего Востока становилась все более неопределенной, пугающей и гнетущей…
26 июня 1950 года пришло сообщение, что ночью, в международных водах южнокорейские боевые корабли обстреляли кабельное судно «Пластун», входившее в состав 5-го ВМФ СССР. Узнав отрывочные сведения об этом подлом нападении, офицеры 5-го Отдельного Сахалинского дивизиона торпедных катеров негодовали и еле сдерживались. Первой реакцией было – отомстить. Но командование требовало проявлять выдержку, выдержку и еще раз выдержку.
– Одна, вторая, третья подобные провокации, – понимал Виталий, – и может произойти непоправимое: СССР и США могут столкнуться… – Тогда что? Третья мировая? Об этом лучше было не думать…
– Тяжелый, удушающий атомный гриб, медленно поднимающийся на километровую высоту, из кадров секретной кинохроники, которую лейтенант Лоза и другие офицеры видели на командирской учебе, гриб, погубивший Хиросиму и Нагасаки, все еще стоял у него перед глазами. В душе закипала горячая, безудержная волна гнева, готовая выплеснуться наружу…
– Почему им, Америке, не живется спокойно? Зачем им все это? – не понимал Виталий.
Наверное, подобные мысли возникали в то время у многих офицеров-тихоокеанцев.
Подробно, по часам и минутам, обстрел советского кабельного судна «Пластун» описал А.Розин в работе «Корейская война. Эпизоды участия советского флота»:
«25 июня … в 21.30 неопознанный корабль приблизился к кабельному судну «Пластун» на дистанцию 1-2 кабельтова, начал освещать корабль и потребовал его остановки.
По первому выстрелу на «Пластуне» была сыграна боевая тревога. По приказанию командира корабля в адрес оперативного дежурного флота была передана кодограмма об обстреле судна. …Снаряды падали вокруг судна, было отмечено несколько попаданий…
Приблизительно в 01.15 один из снарядов разорвался на мостике, осколками был смертельно ранен командир корабля капитан-лейтенант Колесников и ранены помощник командира лейтенант Ковалев, рулевой и сигнальщик.
Командование кораблем принял раненный помощник командира корабля Ковалев и приказал дать полный ход. Расчет 45 – мм орудия правого борта открыл огонь по кораблю… Личный состав судна наблюдал попадание нескольких снарядов в корабль.
В 01.21 помощник командира кабельного судна приказал лечь на обратный курс.
… В результате обстрела кабельного судна было убито три человека: командир капитан –лейтенант Ф.В. Колесников, старшина трюмной команды старшина 2 статьи К.С. Ефремов и матрос В.А. Туркин. Были тяжело ранены четыре и легко ранены девять человек».
Это были первые, но не последние жертвы, среди советских людей, которые принесла с собой на нашу землю Корейская война.