Четыре года проучился Виталий Лоза в Каспийском Высшем Военно-Морском училище, готовясь к офицерской службе. Об этих четырех, промелькнувших как один день, годах сохранилось стихотворение Виталия, где он с присущим ему юмором и даже философскими обобщениями, писал:
С первым горном на зарядку,
С первым кругом на плацу
Мы, как резвые лошадки,
Бешено летим к концу.
К той заветной нашей цели
Через дни, года, недели,
Сквозь наряды и губу,
Через сотни запрещений,
Сквозь минуты увольнений
Как к заветному столпу.
Где наградой заслуженной,
Каждый день и каждый час,
Золоченые погоны
Долго ожидают нас.
За эти четыре года курсант Виталий Карпович Лоза доказал, что партии Ленина-Сталина предан, что морально устойчив, обучен высшей математике и другим наукам, что артиллерийское, торпедное и минное оружие изучил, что умеет в море определяться по солнцу, звездам и маякам и умеет еще многое и многое другое. В результате в его личном деле было записано: «В политико-моральном отношении изучен, компрометирующих его данных нет».
В курсантской автобиографии Виталий Лоза писал, что по происхождению – из крестьян. Его отец – Лоза Карп Игнатьевич работал счетоводом – учетчиком хлопка в крестьянской артели недалеко от узбекского городка Андижан, где 25 апреля 1928 года родился Виталий.
Анкеты в те времена заполнялись по три-четыре раза в году, и противоречить первой автобиографии в дальнейшем было нельзя… Так он и остался – из крестьян. Но история их семьи сложнее, чем было принято писать в анкетах сталинского времени… Родословная тянется от Лоза Андрея – казака Кушевского куреня Войска Запорожского по реестру 1756 года.
Отец Виталия – Лоза Карп Игнатьевич в августе 1917 года поступил в Киевский университет на физико-математический факультет, но события октября 1917 года перечеркнули планы учебы в университете. О старшем брате Карпа Игнатьевича – Лоза Николае Игнатьевиче в советское время в их семье старались не упоминать. На мой запрос, из Российского Государственного Военно-Исторического архива пришел ответ, в который была вложена ксерокопия «Послужного списка прапорщика Лоза Николая Игнатьевича», датированного февралем 1917 года. В нем указывалось, что Лоза Николай Игнатьевич: Родился в 1896 году, казак Полтавской губернии. Войну встретил солдатом 17-ой автомобильной роты 7 сентября 1915 года. В графе «Бытность в походах и делах против неприятеля» было записано: Был в походах против Турции в 1916 году. В графе «Холост или женат», стояло: Холост. После окончания Душетской школы прапорщиков молодой офицер Н.И. Лоза был назначен в Московский Военный Округ. Приказом по Кавказскому Военному Округу за № 40 произведен в прапорщики и назначен в распоряжение Начальника Штаба Московского Военного Округа.
Подлинный подписал: Начальник Школы полковник Чеботаев 3 февраля 1917 г.
До февральской революции 1917 года оставалось чуть больше 20 дней.
В сталинские годы упоминание о том, что ты из казацкого рода было гибельно, поэтому и появилась в автобиографии курсанта Лоза Виталия запись – из крестьян. А вот почему и как их семья оказалась в Андижане, мне оставалось непонятно.
«Судеб морских таинственная вязь»… Не раз, в период моей работы над книгой «Терновый венец офицера русского флота» происходили события, прямо скажем, мистические. Судьба необъяснимым, удивительным образом выстраивала события так, что именно в нужный момент возникали из «небытия» новые документы и новые факты, столь необходимые в работе. Вот и сейчас, совершенно неожиданно из пелены лет появились записи- воспоминания Карпа Игнатьевича Лозы – отца Виталия, написанные Карпом Игнатьевичем в середине 60-х годов прошлого века. Более 50-ти лет никто не знал о существовании этих записей. Воспоминания были завещаны отцом – сыну, но ранняя смерть Виталия разорвала эту связь, и записи оказались у младшей дочери Карпа Игнатьевича – Эмилии Карповны Мирошниченко. И только после того как Эмилия Карповна прочитала книгу «Терновый венец офицера русского флота», она вспомнила о записях отца и передала их мне. Так, волею судьбы, я получил в руки воспоминания, которые многое объясняли в жизни героев этой книги.
Офицер русской армии, участник Первой Мировой войны прапорщик Николай Игнатьевич Лоза – старший брат Карпа Игнатьевича начал войну солдатом, стал прапорщиком и перед самой Февральской революцией был назначен в Московский военный округ. В семье шепотом говорили, что Николай трагически погиб от рук красноармейцев в 1918 году. И вот, на пожелтевших уже от времени страницах, рукопись датирована 1963 годом, заполненных четким аккуратным почерком Карпа Игнатьевича Лозы, я читаю страшную правду:
«…В мертвецкой больницы лежало несколько изувеченных трупов. Среди них был опознан Николай, по уцелевшей левой стороне лица и тела. Оба глаза были выколоты. Правая сторона лица, правая рука, бок и на бедрах мясо ободрано до костей. Говорили, что труп Николая был обнаружен в километрах трех от станции Веселый Подол, в сторону Хорола, между рельс, в одном изодранном нижнем белье. Николай попал в облаву красных патрулей… Кто-то из железнодорожников станции Хорол рассказал отцу следующее: «Арестованных … содержали в одной из комнат станционного помещения, под охраной. Водили их по одиночке куда-то на допрос. Приводили оттуда избитыми, с кровавыми ссадинами на лице… Снова допрашивали, и сосед по хутору Исидор Сыч на допросе сказал, что Николай офицер. Исидора через некоторое время отпустили.
К вечеру… красные отряды вынуждены были отступать из Хорола на Полтаву по линии железной дороги на Веселый Подол. Арестованных …и Николая, погрузили в задний вагон отступающего эшелона. Один из оставшихся в живых рассказывал, что над ними очень издевались, били, кололи со смехом. Николая кололи штыками, называли «офицерской мордой»… потом раздели, только оставили нижнее белье, закинули за шею веревку и когда поезд замедлил ход под гору, спустили с вагона. Три путейских сторожа (будочники) видели бегущего человека в белом (это было ночью) за поедом. Но когда поезд пошел быстрее, Николай не выдержал, задохся и свалился. Так и тянулся по шпалам между рельс – пока не испустил дух. Веревку обрезали – не доезжая трех-четырех километров до станции Веселый Подол. Вот почему у него правая сторона тела вся ободрана до костей от головы до ступни правой ноги…».
Было Николаю всего 22 года… Так, спустя десятилетия, стала известна правда о трагической гибели Николая Игнатьевича Лозы. Его страшная смерть наложила отпечаток на всю дальнейшую жизнь семьи.
Гибель старшего брата – офицера, заставила семью Карпа Игнатьевича Лозы, опасаясь репрессий, уезжать, все дальше и дальше. Так они оказались за тысячи километров в узбекском городке Андижане.
Писать о Каспийском Высшем Военно-Морском училище конца сороковых годов, мне, окончившему Севастопольское Высшее Военно-Морское Инженерное училище в 1973 году, было бы трудно, если бы не сохранившийся «Курсантский альбом». Автор альбома, а им был семнадцатилетний курсант первого курса Каспийского ВВМУ Виталий Лоза, задумывая записывать в нем эпизоды курсантской жизни, написал на первой страничке альбома:
Я не поэт и не писатель,
А лишь курсант, зато мечтатель.
Писать поэмы не пишу,
Но в рифму стих сложить могу.
Но все же прежде, чем начну
Мне нужно знать в каком году,
В котором месяце и дне
Пришла идея эта мне.
Сначала год – он сорок пятый,
Огнем войны он весь объятый.
Вторым могу назвать теперь
Весенний месяц: – он апрель.
А день, конечно, никогда
Я не забуду лишь тогда,
Кода черкну на строчке этой,
Что день шестой и дело к лету.
В «Курсантском альбоме» Виталий записывал свои стихи на протяжении четырех лет учебы. Как бы подводя итог, он написал:
В этом скромном курсантском альбоме
С каждой строчки мне дышит привет,
Здесь вся жизнь, – в этом маленьком томе
Четырех замечательных лет.
Здесь мечты, назиданья, приветы,
Память прежних походов и дней,
Здесь традиций курсантских заветы,
Мощь и слава стальных кораблей.
Пусть проходят года… но в альбоме
Сохранится надолго привет…
Здесь вся жизнь, – в этом маленьком томе
Четырех замечательных лет.
Я привожу эти непосредственные, проникнутые искренним чувством, юношеские стихи Виталия, для того чтобы читатель смог прикоснуться к мыслям и чувствам мальчишек, переживших лихолетье войны, но не зачерствевших душой, почувствовать внутренний мир ребят связавших свою жизнь с флотом, и, как показало время, отдавших флоту всю жизнь.
Начало учебы в училище было очень трудным. Психологически точно, с юмором особенности каждого из четырех лет, переданы Виталием в рифмованных строчках о курсантской жизни, начиная с первого курса:
I курс. Сначала острижены, службой унижены, строгостью выжжены.
И не любящие, вечно стоящие,
Вечно ходящие, вечно бегущие,
В город хотящие и не идущие.
Вечно голодные, злые, несмелые и благородные, и неумелые.
II курс. Вечно сидящие, вечно не пьющие, вечно долбящие и отстающие.
Вечно несущие службу патрульную и караульную.
«Есть!» – говорящие, крепко сердитые, много кричащие и саковитые.
Деньги любящие, смыться хотящие, порой гулящие.
III курс. Всюду шумящие, всюду поющие, водочку пьющие.
Все продающие, не работящие и не имущие.
Всех веселящие, всюду бегущие и не долбящие, не отстающие.
Службу любящие, но не хотящие.
Хочешь шумящие, а хочешь спящие.
И, наконец, последний выпускной курс:
IV курс. Много хотящие, мало учащие.
Вечно блестящие в город ходящие.
Много видавшие, порохом жженные, многие с женами.
Уже неподвластные и непослушные.
Полные страсти и равнодушные.
Поразительно, сколько в этих стихах внутренних психологических нюансов и характерных особенностей курсантской жизни, невидимых порой даже глазу офицеров-воспитателей. Могу сказать, что и через четверть века, в период моей курсантской учебы, многое – да почти все, о чем писал Виталий Лоза, психологически точно совпадало с нашей курсантской жизнью в Севастопольском Высшем Военно-Морском Инженерном училище…
Каспийским училищем в те годы командовал известный на флоте контр-адмирал И.Ф. Голубев-Манаткин. Иван Федорович начинал морскую службу еще в царском флоте в 1916 году матросом 2-ой статьи во 2-ом Балтийском флотском экипаже в Петрограде. В Рабоче-Крестьянском Красном флоте он с 1919 года. В 1930 году окончил Военно-Морскую академию. Участвовал в советско-финляндской войне 1939-1940 годов. Великую Отечественную войну встретил в должности заместителя начальника Оперативного Управления Главного Морского штаба. Воевал под Одессой, освобождал Крым, Румынию, Болгарию. Контр-адмирал И.Ф. Голубев-Манаткин был награжден орденом Ленина, тремя орденами Красного Знамени, орденом Отечественной Войны 1-ой степени, именным оружием. При нем в училище сформировался очень сильный коллектив преподавателей.
Но курсанты воспринимали высокую квалификацию педагогов, как само собой разумеющееся. Отлично преподавали в училище высшую математику, физику, химию. Хотя эти дисциплины вели гражданские преподаватели, они были не менее требовательны, чем преподаватели – офицеры.
Учеба занимала большую часть времени курсантов первого курса. Методика изучения общеобразовательных дисциплин в корне отличалась от привычной школьной методики – подготовил материал, ответил на следующем уроке. В училище несколько месяцев без перерывов читались лекции, а затем проводились контрольные по начитанному материалу. Тем, кто «запускал» материал, было весьма сложно наверстать упущенное, потому что по некоторым предметам учебников не было, а курсанты не сразу освоили конспектирование лекций, да и самоподготовка часто срывалась из-за нарядов или караулов.
Процесс курсантской учебы с флотским юмором и правдивостью очевидца, отразил Виталий Лоза в одном из своих стихотворений:
А дни бегут, с календаря листочки
Едва срывать успеешь ты,
В конспекте: точки, точки, точки,
А в голове одни мечты.
И так себя не утруждая,
Проспишь, прорубишь целый год,
И слух словами не лаская,
Все скажут: «Полный идиот».
Но вы ошиблись, сквозь дремоту,
Сквозь неспокойный краткий сон,
Он делал сложную работу
Усваивал науки он.
И в результате к концу года,
Едва продрав глаза от сна,
На удивление народу
Экзамены неплохо сдал.
Он не профессор и не доктор,
Не лаборант, не аспирант,
Не удивляйтесь, все законно:
Он просто рядовой курсант!
Успехи курсантов в учебе и службе были неотделимы от ежедневной работы их ротных командиров, которые своей повседневной заботой, в самый ответственный период взросления и мужания ребят, по существу, заменили мальчишкам отцов.
Осенью 1948 года курсант Каспийского Высшего Военно-Морского училища В.К. Лоза перешел на четвертый выпускной курс. Виталий вернулся в училище из летнего отпуска с опозданием на одни сутки и получил за это разнос от своего ротного командира. Вот как он писал об этом своей девушке Лиде:
«02.10.48. г. Баку
…Доехал я очень хорошо. Прибыл в училище вчера в 22. 00.
Сегодня имел разговор с товарищем начальником. Получил в результате выговор без занесения в личное дело, предварительно выслушав почти часовую мораль. Мораль была мне очень неприятна, но конец понравился. Я ожидал большего.
…Сегодня присутствовал на лекциях, но пользы получил от них мало. Настроение грустное после отпускное. …Сейчас восемь часов вечера. За окном свистит «Норд», а по стеклу медленно стекают крупные капли дождя. Так серо, одиноко и тоскливо вокруг. Стоят те же столы, те же стулья… все тоже, как всегда однообразное и будничное. …Хочу завтра сходить на «Летучую мышь», говорят веселая вещь».
Отпуск сильно выбивал из ритма училищной жизни. После отпуска тяжело было подниматься по утрам и входить в колею училищного распорядка, но постепенно Виталий втянул, и дни побежали за днями, сливаясь в однообразную череду:
«16.10.48 г. г. Баку
…У нас с нашим распорядком, когда каждый час, каждая минута рассчитана и предопределяет твои функции и при том такое однообразие – служба, вахты и наряды, лекционные часы, все, как и прежде и как было годы, месяцы и дни. Каждый день одно и тоже, утра, дни и вечера, они летят, проходят также как сегодня и вчера. … В среду смотрел 1 серию «Молодая Гвардия». Ожидал большего, но все же нормальный фильм.
Мой адрес … Баку 18 в/ч 10752 лит. Г-4».
Постепенно на первый план вышла учеба – все-таки выпускной курс. Наступило горячее время зачетов и контрольных. Виталий писал Лиде:
« 26.10.48 г. г. Баку
…У меня служебные и учебные дела идут неплохо. Правда работы очень много. Теоретический курс большой и довольно сложный. К тому же лекции подходят к концу и через неделю начнется совсем горячая пора. Пора практических занятий, зачетов, семинаров и контрольных. Вот тут-то и придется попотеть и попыхтеть. Не много ни мало, а в общей сумме 18 дисциплин есть».
Учеба чередовалась дежурствами, дежурства учебой. В пятницу 30 октября 1948 года Виталий Лоза заступил дежурным по роте.
« 30.10.48 г. г. Баку
…Хлопцы разошлись кто в город, кто на вечер в клуб, а я имею счастье быть и представиться в роли дежурного по роте. Несу службу в дежурной, сижу в дежурной комнате, слушаю истошный голос какой-то артистки по радио и пишу тебе Лидочка письмо. Ба! Лидочка вот уже и суббота прошла. Сейчас 0 часов 22 минуты. Еще полтора часа мне бодрствовать. …Нужно принимать и отмечать возвратившихся из города».
Лида отвечала на письма Виталия всегда вечером, когда не отвлекали суета и шум. В поздний час, в тишине, она ставила на стол фотографию Витальки и начинала неспешно перечитывать наиболее понравившиеся его письма…
«Милый Виталька, здравствуй!!!
Сегодня воскресенье, на стадионе матч, но мне не хочется никуда идти, лежу и читаю книгу А.Толстого «Хождение по мукам». Такая чудесная книга. Читаю уже второй день, такая интересная вещь. … жду трех часов, пока принесут почту, и так радостно, радостно становится на сердце, когда приходит письмо от тебя. Читаю и перечитываю их по несколько раз. Вот вчера вечером все ушли, я перечитала больше половины твоих, дорогих мне, писем».
Наступил ноябрь. Холодная осень принесла в Баку серое небо и почти постоянно дующий сильный северный ветер. Наверное, поэтому город и был назван Баку. «Бакы» – в переводе с азербайджанского языка означает «город ветров».
Осенью вся советская страна с подъемом и энтузиазмом встретила 31-ю годовщину Великого Октября. Газета «Правда» 6 ноября 1948 года в передовой статье посвященной празднованию очередной годовщины Октябрьской революции писала:
«Народы нашей многонациональной советской Родины и трудящиеся всего мира отмечают 31-ю годовщину Великой Октябрьской социалистической революции. Октябрьская революция, указывал товарищ Сталин, означает «коренной перелом в истории человечества, коренной перелом в исторических судьбах мирового капитализма, …коренной перелом в способах борьбы и формах организации, в быту и традициях, в культуре и идеологии эксплуатируемых масс всего мира.
Огромные успехи одержаны на 31-ом году Великой Октябрьской социалистической революции в восстановлении промышленных предприятий, городов и сел, разрушенных немецко-фашистскими захватчиками. Великой радостью и патриотической гордостью наполняет сердца советских людей каждая новая весть о восстановлении заводов, фабрик, шахт, домов и школ. Великий Сталин ведет нашу партию и нашу страну – к победе коммунизма!».
Отшумел праздник, и Виталий, в свойственной ему манере легкого подтрунивания над собой, подробно рассказал в письме Лиде, как они с друзьями – курсантами отмечали праздник. Писал подробно, часто давая смешные комментарии к произошедшим событиям или поступкам друзей:
«10.11.48 г. г. Баку:
…Шумит непогода, завывает этот трижды проклятый «Nord», навевая скуку, тоску и грусть. В такую погоду невольно начинаешь вспоминать и грустить. Праздник прошел. Опять обычные учебные будни. 7-го днем поехал в город. Побродил до вечера по нарядным и празднично – разукрашенным улицам. Посмотрел в 20.00 салют, в 21 час мы были уже в сборе. Компания подобралась шумная, веселая и судя по настроению – любящая погулять. Благо недостатка в витаминах «Ш» у нас не было…
В 10 часов утра мне пришлось уехать, так как я был уволен только до 12 дня, как не «бакинец», т. е. не живущий в Баку и не имеющий родственны связей, но я даже был доволен. Приехал и сразу завалился спать, хорошо отдохнул, выспался, а вечером пошел в наш клуб смотреть комическую пьесу «День отдыха», поставленную силами нашей курсовой курсантской самодеятельностью. Молодцы ребята, играли как истые артисты».
Сырая, ветреная и холодная осенняя погода сделала свое «черное» дело. Виталий Лоза простудился и «загремел» в училищный лазарет:
«23.11.48 г. г. Баку:
…пишу не в обычных условиях, а в лазарете. Видок у меня сейчас довольно симпатичный» – халат, тапочки и «огромная» борода. Она правда не особенно огромная, но при обходе врач выразился так, что поделаешь, хотел вчера побриться, но лег в лазарет. Придется до выписки походить так. Чувствую себя хорошо, но с недельку или две придется полежать. …Пришла сестра со своими микстурами и противными лекарствами. Сунула под мышку термометр».
Как ни бодрился Виталий в лазарете ему пришлось пролечиться целую неделю:
« 29.11.48 г. г. Баку
… Провалялся неделю в лазарете, а в субботу удрал оттуда. У нас сейчас «веселая пора». Что ни день, то контрольные, зачеты, семинары и т.д. и пропускать их мне очень не желательно, правда я за эту неделю пропустил таки две работы, но это еще не так много.
В воскресенье смотрел пьесу «Слуга двух господ», поставленную артистами ТЮЗ у нас в клубе. Веселая вещь. Посмеялся от души. В город попасть до особого разрешения начальства нельзя, т.к. объявили карантин».
Да, карантин в училище был равноценен «стихийному» бедствию, беде: запрещались увольнения и танцы, не разрешались посещения родными и близкими. Все «прелести» училищного карантина Виталий Лоза обстоятельно и подробно описал в своем стихотворении «Карантин»:
Играл оркестр, завивая
Под яркой лампой серпантин,
Но голос чей-то вдруг раздался:
«Беда! – На ЗЫХе карантин!»
И вход и выход опечатан,
Осталось только лишь грустить,
Но мчатся бойкие девчата
На ЗЫХ курсантов навестить.
И снова был приказ ужасный:
«Гулянки за стеной закрыть!»
Но всем давно уж было ясно,
Что ни к чему такая прыть.
Весну «закрыть» никто не может,
Любовь не спрячешь под замок.
Хоть бога нет, но кто-то все же
В беде и в этой нам помог.
Открыты входы всем болезням,
Но что-то нет больных у нас,
Так кто же прав? И что полезней
Нам оказалось в этот раз?
Особо следует сказать о стихах курсанта Виталия Лозы. Его стихотворное творчество, иллюстрирующее книгу, является, по существу, документальным свидетельством жизни курсантов той поры. Стихи Виталия из его «Курсантского альбома» для современных читателей представляют энциклопедию курсантской жизни Каспийского Высшего Военно-Морского училища конца 40-х годов прошлого века. Его наблюдательность, умение живым языком, без напряжения, легко и непринужденно описывать в стихах повседневные, бытовые стороны курсантской жизни, его способность к рифмованному слову, говорят о незаурядном литературном даре Виталия. Все к чему прикасалось его перо интересно читать.
Частое цитирование стихотворений Виталия Лозы происходит потому, что в его стихах образно и правдиво описывается курсантская жизнь далеких послевоенных годов. Как говорят, творческий человек, талантлив во всем. Виталий отлично рисовал. Его акварельные рисунки, иллюстрирующие «Курсантский альбом», лучшее тому свидетельство. Во время работы над книгой, просматривая в Интернете все, что связано с учебой курсантов в Каспийском ВВМУ в период 1945-1949 года, я прочитал под «ником» «Chaikin» на http://www.kvvmku.ru/forum/pritview.php, в разговоре о курсантском палаше (2009 год), несколько отрывков из стихотворений:
«Давно перетрясли поэты
Весь гардероб несложный наш
Бушлаты, тельники воспеты
И бескозырки, лишь палаш
Оставлен нами без вниманья…»
И еще несколько четверостиший:
«Мы весело смеемся, хохочем от души
И под звуки джаза сверкают палаши…»
Крикнем на прощанье:
– А ну-ка веселей!
Джи-джи азербайджанского
И водки, и шампанского
И красного иранского – налей»!
Они мне что-то напомнили. Но что? И тут я понял, что это стихи из «Курсантского альбома»
Виталия Лозы. Но кто цитировал в Интернете его курсантские стихи? Как оказалось, под «ником» «Chaikin» в Интернете делился своими воспоминаниями однокашник Виталия Лозы, тоже выпускник Каспийского ВВМУ 1949 года, Виктор Владимирович Чайкин. В конце стихов, он написал – «Отрывки из курсантского фольклора».
Что это значит? Это значит, что стихи Виталия нравились курсантам, запоминались ими, а они действительно легко запоминаются, видимо, записывались или передавались изустно, и по прошествию десятилетий превратились в курсантский фольклор. Это ли не лучшая оценка стихотворного творчества курсанта Виталия Лозы.
Незаметно наступила «южная» зима. Декабрь холодный и промозглый, сильным ветром и дождем стучался в окна училищного корпуса. В письме от 1 декабря 1948 года Виталий делится с Лидой впечатлениями о просмотренном, в период карантина, кинофильме «Великий гражданин»:
«01.12.48 г. г. Баку
Только что пришел из клуба. Смотрел кинофильм «Великий гражданин». Старый фильм, но он на меня произвел сильное впечатление. Все так реально, все так жизненно. Такие чистые и именно настоящие, сегодняшние мысли и дела. Действительно Сергей Миронович был и остается в мыслях и памяти настоящим великим гражданином».
Отпуск и милая Лидочка не выходили у Виталия из головы, несмотря на большую учебную загрузку. Где-то в середине декабря ему захотелось сделать Лиде подарок. Он нарисовал замечательную открытку с четверостишием:
Пусть, Лидочка, тебя ласкает
Морей безбрежных красота,
А твое счастье охраняет
Душа и сердце моряка.
Удивительно, но работа эта сохранилась. Я бережно держу в руках и рассматриваю рисунок Виталия, оформленный в виде открытки: лирический морской пейзаж с парусом на горизонте лазурного моря и пальмами экзотического берега. Прошло 65 лет, а краски совсем не потускнели. В верхней части рисунка Виталий использовал необычный прием: голубой небосвод разорван и в разрыве, на фоне темно-синего ночного неба с мерцающими звездами, опираясь на якорь, стоит курсант с чертами лица Виталия и держит пылающий факел. Без слов понятно, какие яркие чувства переполняли его сердце и душу в тот момент.
В конце года «накатило» много контрольных работ и зачетов. Виталий Лоза сдавал их с напряжением, но своевременно. К зимней сессии требовалось подойти без «хвостов».
В канун Нового 1949 года, Виталий отправил Лиде поздравительную новогоднюю открытку, выполненную собственной рукой. Открытка тоже сохранилась. На ней зимний пейзаж с заснеженным домиком, елями и замершей речкой, обрамленный цветочным орнаментом, с надписью «С Новым Годом, с Новым счастьем, Лидочка!». Открытка красочная и вместе с тем очень нежная, именно зимняя, новогодняя, праздничная. Лидочка тоже поздравила Виталия Новогодней открыткой:
Виталька!
В счастливый и радостный день января
И в утренний час пробужденья
Прими этот скромный листок от меня
И несколько слов поздравленья:
Пусть мимо тебя пронесется несчастье,
Как тучи гонимые ветром зимы.
Желаю познать тебе радость и счастье
Горячей и нежной любви!
25.12.48. Лида Кременчуг.
Дисциплина в училище была жесткой, но Виталию Лозе она каких-то особых, моральных и нравственных проблем не доставляла. Он знал, что выбрал для себя службу, которая немыслима без твердой воинской дисциплины, тем более что дисциплина, в их училище, основывалась не на принуждении и подавлении личности курсанта, а в большей степени на осознании и понимании ее необходимости. Со временем дисциплина стала его внутренним содержанием и образом жизни.
Конечно, Виталий Лоза не был образцово-показательным курсантом. Он и его товарищи и шутили, и дурачились, а временами и «сухой закон» нарушали, бывало опаздывали из увольнения, были и самоволки. Что было, то было…
Выпускник Каспийского Высшего Военно-Морского училища 1949 года Вячеслав Михайлович Грозный вспоминал о курсантской жизни:
«Всякое бывало – и дурачества, типа хождения вокруг плаца строевым в трусах и при палаше, или стрижка наголо с оставленным «казачьим оселедцем» и появлением в таком виде в столовой во время обеда и прочие глупости. Бывали и самоволки и многое другое. Но все это было исключением из правил и жестко пресекалось».
Пожалуй, ярче, образнее и короче, чем это сделал Виталий Лоза, не описать развеселую курсантскую жизнь:
«Мы весело смеемся, хохочем от души.
И во мраке ночи сверкают палаши.
Скажем между прочим:
«А ну-ка веселей,
Джи-Джи Азербайджанского,
Иль водки, иль шампанского,
Иль красного Иранского налей»!
Если денег нету и это не беда,
Денег у курсанта нету никогда.
Жми на спекулянта и кричи смелей:
«Джи-Джи Азербайджанского,
Иль водки, иль шампанского,
Иль красного Иранского налей»!
Но главное в курсантские годы была дружба. В классе – все друзья, в роте – все хорошие товарищи. Случаев взаимных оскорблений, вражды, а тем более драк среди курсантов вообще не было. Были драки с Бакинской городской шпаной, когда курсанты вынуждены были пускать в ход свои палаши. Били гражданских обидчиков палашами плашмя, не вынимая из ножен, а потом дружно скрывались от городских патрулей. Никогда среди курсантов не было разделения по национальностям. Вместе с Виталием учились русские, украинцы, армяне, азербайджанцы.
Как тут не вспомнить исторические традиции дружбы и товарищества Морского Корпуса, где отношения кадетов между собой, независимо от национальностей и сословий, определялись девизом: «Кадет кадету – друг и брат».
Что было именно так, подтверждают слова писателя-мариниста, учившегося в Морском Корпусе в 1915-1918 годах Сергея Адамовича Колбасьева:
«Всерьез можно говорить только об одной традиции корпуса, о действительно древнем, неистребимом законе братства всех воспитанников…».
Действительно, вся история кадетских корпусов России, свидетельствует, что первой и главной их традицией было товарищество. «Заповеди товарищества» являлись стержнем в отношениях кадетов между собой:
Товариществом называются добрые взаимные отношения вместе живущих или работающих основанные на доверии и самопожертвовании. Военное товарищество доверяет душу, жертвует жизнью. На службе дружба желательна, а товарищество обязательно. Долг дружбы преклоняется перед долгом товарищества. Долг товарищества преклоняется перед долгом службы. Честь непреклонна. Бесчестие во имя товарищества, остается бесчестием. Подчиненность не исключает товарищества. Подвод товарищества под ответственность за свои поступки – измена товариществу. Товарищество прав собственности не уменьшает. Отношения товарищей должны выражать их взаимное уважение. Честь товарищей неразделима. Оскорбление своего товарища – оскорбление товарищества.
Эти двенадцать «Заповедей товарищества» сформулировал Президент Российской Академии Наук, главный начальник военно-учебных заведений России Великий князь Константин Константинович. В стихах Виталий Лоза очень тепло писал о своих товарищах и друзьях. К сожалению, спустя шестьдесят с лишним лет, сложно выяснить пофамильно кто из одноклассников Виталия скрывается за тем или иным шутливым прозвищем, знаю только, что «Вит» – это Виталий, но от этого стихотворение «Друзья» не становится менее интересным:
«Друзья»
Не друзья, а просто братья,
Словно вместе родились, -
«Вит», «Аркаша», мощный «Лола»,
И горячий, пылкий «Ми».
Каждый учит то, что близко,
Где потом служить должны.
«Вит» – торпеду, «Ми» – английский,
«Лоль» – теорию стрельбы.
На эсминце, на подлодке,
На новейшем БТЩ,
А в субботу лишь о водке
Вспоминают сообща.
«Вита» – литр, «Саша»– стопку,
«Лоля» кружкой может пить,
«Аше» стоит лишь на пробку
Хоть мизинцем наступить.
«Лоля» любит синеглазых,
Нежный стан и звонкий смех.
«Саша» – скромных, «Вита» – разных.
«Аша» – рыжих, «Вита» – всех.
Каждый, как курсант хороший
И как истинный моряк,
Каждый, любит брюки – клеши,
Каждый, выпить не дурак.
По законам древним флота
Выпить мощно им не лень.
«Аша»– в среду, «Ми» – в субботу,
«Вита» с «Лолей» – каждый день.
Знаем мы, чем сердце гордо,
Страсть дана к чему-то нам.
«Саше» – к книгам, «Аше» – к фото,
«Лоле» – к гирям, «Вит» – к стихам.
Воспоминания о годах учебы в Каспийском Высшем Военно-Морском училище, о крепкой курсантской дружбе пронес Виталий Карпович Лоза через всю жизнь.
Обучение курсантов в Каспийском Высшем Военно-Морском училище было поставлено серьезно. То, что это было именно так, чувствуется из стихотворения Виталия, посвященного изучению торпедного оружия: