Историческая справка
В начале ХХ века в состав Московского военного округа входили Московская, Тверская, Владимирская, Нижегородская, Вологодская, Ярославская, Костромская, Смоленская, Калужская, Тульская, Рязанская и Тамбовская губернии. Первые девять губерний, согласно хозяйственному районированию, относились к Центрально-промышленному району, а последние три – к Центрально-черноземному району. Округ объединял в себе как промышленные районы, где большая часть населения трудилась на фабриках и заводах, так и сельскохозяйственные, поставлявшие на рынок зерновую и животноводческую продукцию.
В разные годы Московским военным округом командовали: генерал от инфантерии П. А. Плеве, генерал от инфантерии А. Г. Сандецкий, князь Ф. Ф. Юсупов, а с сентября 1915 года – генерал от артиллерии И. И. Мрозовский.
Иосиф Иванович Мрозовский родился 14 декабря 1857 года. Православный, из дворян Гродненской губернии. В 1874 году окончил Полоцкую военную гимназию, а в 1877 году Михайловское артиллерийское училище. Выпущен поручиком в 34-ю полевую бригаду.
В 1882 году окончил Михайловскую артиллерийскую академию по 1-му разряду. Штаб-капитан гвардии в 1890 году. Полковник в 1895 году. Участвовал в Китайском походе 1900–1901 годов. Генерал-майор «За отличие по службе» в 1903 году. Воевал в русско-японскую войну, был ранен. Награжден орденом Святого Георгия 4-й степени за сражения под Ляояном. В 1904–1905 годах командовал 9-й Восточно-Сибирской стрелковой артиллерийской бригадой. В начале Великой войны командовал Гренадерским корпусом. За бои под Суходолом, во время которых было нанесено решительное поражение 10-му Австрийскому корпусу, награжден орденом Святого Георгия 3-й степени.
2 сентября 1915 года генерал И. И. Мрозовский был назначен командующим войсками Московского военного округа.
Заместителем командующего округом с 28 мая 1916 года состоял генерал от инфантерии Н. И. Протопопов. Начальником штаба округа с 19 июля 1914 года был генерал-майор Н. Н. Оболешев.
Прапорщик Н. И. Лоза вникал в работу своего отделения и организацию интендантского управления. Кроме интендантского, в подразделения Окружного управления входили: артиллерийское, инженерное, военно-санитарное и военно-ветеринарное управления.
Окружное интендантское управление заведовало снабжением войск, военных заведений и госпиталей продовольствием, вещами и денежным довольствием.
«Кстати, о денежном довольствии», – задумался Николай. Его офицерское жалованье составляло 65 рублей в месяц. В офицерское собрание нужно было отдать один рубль, в библиотеку – полтинник, на перебелку приказов – еще два рубля, за обеды, чай, сахар – тридцать рублей. Остается негусто, но жить можно.
Он достал из кармана пачку папирос табачной фабрики Асмолова «Для любителей» и закурил. Вдыхая ароматный дым, а это были дорогие папиросы, Николай поймал себя на мысли, что надо бы перейти на более дешевые, и выпустил дым.
«Хотя бы на папиросы петроградской фабрики Шапошникова «Тары-Бары», они хороши по вкусу и дешевле, – решил Николай. – Но для начала, – он глубоко вздохнул, – надо подыскать комнату и съехать из гостиницы».
Кроме вещевого и финансового довольствия на Окружное интендантское управление, возлагалось формирование, содержание и освежение всякого рода интендантских запасов в округе. Во исполнение этих задач Окружное интендантское управление ежегодно составляло соображения о заготовлении всех предметов довольствия войск. Соображения эти излагались в виде смет и планов заготовлений, которые сначала рассматривались в военно-окружном совете, а затем утверждались Военным советом.
В ведении Окружного интендантского управления состояли все находящиеся в округе хозяйственные и технические заведения интендантского ведомства. Руководил интендантским управлением окружной интендант и его помощники. Окружное интендантское управление состояло из отделения мобилизационного, продовольствия и отделения фуража, в котором прапорщик Лоза и служил; и двух частей: секретарской (канцелярия) и казначейской. В целом в штате Окружного интендантского управления состояло 3 штаб-офицера для особых поручений, 3 обер-офицера для особых поручений, 3 начальника отделов, 12 столоначальников, 10 помощников столоначальников, старший бухгалтер, 6 бухгалтеров, 5 помощников бухгалтеров, казначей, офицеры для усиления, военные чиновники и вольнонаемные служащие.
С офицерами интендантского управления прапорщику Н. Лозе предстояло еще познакомиться, но для этого должно было пройти время.
По приезду Николай выбрался поужинать в ресторан, расположенный неподалеку от гостиницы, где он временно разместился. На Москву уже спустился тихий зимний вечер…
На входе его встретил улыбчивый мэтр с аккуратным пробором и провел к свободному столику. Николай сделал заказ и огляделся: в зале были расставлены несколько мраморных столиков «под старину», с потолка свисала красивая бронзовая люстра.
Пока готовили заказ, Николай любовался сервировкой стола радовавшей глаз и красивыми мельхиоровыми приборами, тяжесть которых было приятно чувствовать в руке.
Еще в Душетской школе, узнав о назначении в распоряжение штаба Московского военного округа, он загадал, что если останется в Москве, то обязательно отужинает в ресторане.
Заказ принесли. Было вкусно и сытно. От выпитого слегка кружилась голова и самому не верилось, что это он, здесь, сейчас, в Москве, за красиво накрытым столом…. В памяти возникли обрывки фронтовых воспоминаний, вынося на поверхность смытые временем подробности… и когда принесли чай, Николай удивился, как глубоко в своих воспоминаниях ушел он от реальности… Оплатив счет, вышел в морозную синеву московского вечера…
До гостиницы шел пешком. Приятно скрипел снег под ногами. Морозная белая луна, окруженная сиянием облаков, скупо освещала ночной город. Николай поднялся к себе в номер, снял сапоги, гимнастерку и повалился на кровать. Впечатления уходящего дня сливались, мысли путались, и он провалился в непроглядную темноту крепкого сна…
Прапорщик Н. И. Лоза быстро осваивался в новой среде. С первых дней службы он погрузился в сплошную неразбериху и нервотрепку, связанную с организацией заготовок и подвозом в армейские части кормов для лошадей – овса, ячменя, сена и соломы, которые одним словом назывались – фураж. В отделении не умолкал телефон.
Нужно сказать, что телефонная сеть Москвы в то время была одной из крупнейших в Европе и лучшей по емкости и качеству связи, что стало возможным после введения в 1916 году новой телефонной станции на 60 тысяч абонентов. Тогда же были выпущены правила пользования телефонными аппаратами: «Центральная станция вызывается простым снятием микротелефона с рычага. Дежурная по станции должна ответить, сообщая свой нумер. Затем абонент ясно и отчетливо сообщает нумер, с которым требуется соединение».
По телефону сыпались требования помочь вагонами, автомобилями и гужевым транспортом. Все это виделось непреодолимым, однако заканчивался день и казалось, вопросы разрешались, но наступали новые сутки, и все повторялось.
Прапорщик Лоза был исполнительным, расторопным и ответственным человеком, но со временем он начал понимать, что дело не в его способностях, а в том, что проблемы снабжения армии фуражом возникли не вчера и не позавчера…
Фуражные поставки в первую очередь касались овса, ячменя и сена для содержания огромного количества лошадей, как строевых, так и тех, которые использовались в качестве основной тягловой силы, ведь главным транспортным средством в русской армии, несмотря на наличие автомобилей, являлись лошади. В период войны действующая армия получила более 5 миллионов лошадей различных категорий: верховых – для конницы, артиллерийских – для тяжелой артиллерии и обозных лошадей 1-го и 2-го разряда. Единовременно в войсках находилось до полутора миллионов лошадей.
Прапорщик Н. И. Лоза поднял дела за 1915 и 1916 годы, пытаясь разобраться, как тогда была поставлена работа по поставкам фуража фронту. Фураж для лошадей подразделялся на зерновой – овес, ячмень и объемистый (травяной) – сено, солома. Фуражные грузы – корма для лошадей составляли значительную часть общего грузопотока на фронт.
С середины 1916 года весь производимый в стране овес шел исключительно в действующую армию.
«Причина предпочтения овса, – понимал Лоза, – заключалась в качестве овсяного зерна, который лошади могли пережевывать, а ячмень требовал предварительного расплющивания специальными машинами, потому что цельный ячмень только немногие лошади могли пережевать как следует».
Военное ведомство полагало, что твердый фураж – зерно, должен подвозиться из тыла, а объемистый – сено, кормовая солома, жмыхи – добываться на месте. Впоследствии в Ставке решили, что заготовка продовольствия и фуража для нужд действующей армии должна выполняться Главным управлением землеустройства и земледелия. Руководить заготовкой поручили министру земледелия А. В. Кривошеину. На местах назначили окружных и губернских уполномоченных из числа местных общественных деятелей и чиновников. Отвечал за их работу Особо уполномоченный тайный советник Г. В. Глинка.
Все предельные цены, по которым осуществлялись заготовки, нормировались ведомством земледелия. Но это не помогло наладить фуражное снабжение армии. Тогда Главное управление землеустройства и земледелия обратилось к губернским земствам, те с охотой откликнулись и приступили к заготовке фуража. Летом 1915 и 1916 годов для заготовки сена в губерниях привлекались даже учащиеся старших возрастов, из которых создавались трудовые дружины. Для уборки травы учащиеся привлекались на 50 дней.
Как выяснил для себя прапорщик Н. И. Лоза, общий порядок подвоза фуража, заготовленного внутри страны, был следующим: Распоряжением Главного интендантского управления фураж направлялся из района заготовки в базисные магазины (склады) фронтов, а затем в армейские промежуточные магазины или непосредственно в расходные магазины корпусов. Из расходных магазинов фураж подвозил и передавал в дивизионные обозы корпусной транспорт, действовавший в пределах одного перехода (25 километров). Дивизионные обозы, также работавшие в пределах одного перехода, подвозили и передавали фураж в полковые обозы.
При такой системе «накручивали» цену всевозможные посредники-спекулянты, для которых военные фуражные поставки стали прибыльным источником дохода. Это вызвало ответную реакцию крестьян, придерживающих фураж. На практике выяснилось, что сделать запасы сена в июле-сентябре очень сложно. Сено принадлежало сельским хозяевам, у которых армия должна была это сено сперва купить. Закупать сено в эти месяцы оказалось нелегким делом, потому что сельские хозяева были заняты полевыми работами и еще не определили то количество кормов, которое они могли бы свободно продать.
Новый министр земледелия А. А. Риттих, ожидая ухудшения ситуации с заготовкой фуража на 1917 год, пошел на крайнюю меру – ввел разверсточный план для губерний.
2 декабря 1916 года было опубликовано постановление «О разверстке зерновых хлебов и фуража, приобретаемых для потребностей, связанных с обороной» на 1917 год. Всего разверстке по плану подлежало 270 миллионов пудов овса и ячменя. Но выполнить эти планы в условиях прогрессирующей инфляции, острого транспортного кризиса и нарастающей в стране смуты, заготовительные организации не могли. Кроме того, из фуража отправленного в сторону фронта, по пути изымался фураж для кормления лошадей воинских частей и организаций, работавших на оборону, расположенных в прифронтовых районах, поэтому до действующей армии почти ничего не доходило. Над фронтом нависла катастрофическая нехватка кормов и угроза падежа лошадей.
Генерал А. И. Деникин писал по этому поводу: «…Конский состав весною, при теоретической норме 6–7 фунтов зернового фуража, фактически падал от бескормицы в угрожающих размерах, ослабляя подвижность армии и делая бесполезным комплектование ее лошадьми, которым грозила такая участь».
Представление о соотношениях хлебных и фуражных грузов для действующей армии прапорщик Н. И. Лоза нашел в «Справке о снабжении фронта», датированной сентябрем 1916 года. К отправке на фронт ежедневно были назначены 1129 вагонов, в том числе 687 вагонов овса и ячменя. Фуражные грузы для фронта составляли более 50 % общего грузопотока.
Потянулись служебные будни. «Правда, скучное слово «будни» мало подходило, – понимал прапорщик Лоза, – слишком много в происходящем было необычного». В делах время летело быстро. В их отделении работы было через край.
На Западном фронте полным ходом шла подготовка к весеннему наступлению, назначенному на апрель. Для прорыва германской обороны был избран участок в Гродненской области между Сморгонью и Крево. По планам Генерального штаба в результате решительной атаки наши войска должны были выйти к Вильно.
Всем хотелось верить, что это наступление будет победным.
Постепенно прапорщик Н. И. Лоза осваивался в Москве. Первым делом он ознакомился с районом Остоженки, затем Пречистенки, Знаменки… Для знакомства с отдаленными районами садился в трамвай: на «Букашку» – как называли в городе кольцевой трамвайный маршрут «Б» проходивший по Садовому кольцу, или на трамвай №10 шедший по Сретенке, или на «Семерку» до Сухаревского рынка с его символом древней столицы – островерхой Сухаревской башней…
В 1916 году в Москве трамваи ходили по 38 городским маршрутам, радиальным и кольцевым.
Действительно, при взгляде на схему маршрутов московских трамваев 1916 года первое, что бросается в глаза, это сходство со схемой нынешнего московского метрополитена, потому что еще в 1912 году Московская городская дума рассматривала в качестве дальнейшего развития трамвайной сети проект «подземной электрической железной дороги».
Прошло не так много времени с тех пор, как Николай Лоза приехал в Москву, но ему казалось, что он здесь давно, и все что происходило с ним еще недавно на Кавказском фронте, подернулось какой-то дымкой, и порой он сам удивлялся: «Да было ли все это?»
Зима 1917 года выдалась лютой – снежной, с трескучими морозами. По улицам Москвы проносились окутанные паром рысаки, а вечером вокруг уличных фонарей висели радужные нимбы.
С февраля начались серьезные проблемы с доставкой в Москву, Петроград и другие крупные города продовольственных товаров первой необходимости – хлеба, масла, сахара и соли. Проблема разрасталась словно снежный ком, притом что на прилавках в магазинах свободно лежали ананасы, шампанское, сыры, пирожные.
Петроградский градоначальник А. Балк докладывал 13 февраля 1917 года премьер-министру Н. Голицыну: «За последнюю неделю ежедневно в город поступает 5 тысяч пудов муки в день, при норме в 60 тысяч пудов. Выдача муки пекарням составляет 35 тысяч пудов, при норме в 90 тысяч пудов. Собственные запасы стремительно тают».
У городских булочных за хлебом выстраивались длинные очереди – «хвосты», в основном из женщин. В очередях расползались слухи и сплетни: «Царица продает зерно за рубеж, когда в России есть нечего», – и обыватель этому верил. Напряжение среди беднейших слоев населения стремительно нарастало.
В Международный женский день, а тогда он отмечался 23 февраля, работницы ткацких фабрик и кухарки вышли на Невский проспект столицы с пустыми кастрюлями и плакатами: «Прибавку пайка семьям солдат защитников Свободы и Народного мира!», «Кормите детей защитников Родины!» К вечеру волнения с участием женщин охватили многие районы Петрограда. Эти выступления, организованные «Российской лигой равноправия женщин» и «Русским женским взаимоблаготворительным обществом», первыми «заварили кашу» протеста, послужив запалом для дальнейших уличных протестов и демонстраций.
И сто лет спустя, падения многих режимов в мире начинались с выступлений женщин-домохозяек, с маршей «пустых кастрюль» и лозунгов – «Хлеба!»
24 февраля 1917 года в Петрограде прошли демонстрации под лозунгом: «Хотим хлеба!» Основная претензия фабричных рабочих: «Есть хлеб невозможно – в него добавляют отруби». Из-за возникшего слуха, что скоро введут карточки на хлеб, начали громить булочные, бить стекла, ломать двери… Начался хлебный бунт!
Известный публицист, участник белого движения И. Л. Солоневич в своей работе «Тяжелая правда о феврале 1917 г. Революция которой не было» писал:
«В феврале 1917 года никакой (курсив И. Солоневича) революции не было: был бабий хлебный бунт, и генерал Хабалов вопреки прямому повелению Государя отказался его подавить. Генерал Хабалов, видите ли, боялся пролития крови. Это так сказать биологическое чудо: генерал, боящийся пролития крови».
В настоящее время отказ выполнить повеление Николая II о подавлении в столице хлебного бунта, относят не к боязни генерала Хабалова «пролить кровь», а к прямому неповиновению генералов-заговорщиков императору, то есть к предательству.
В те дни министр земледелия А. Риттих возникшие перебои с мукой и хлебом объяснял снежными заносами на железной дороге и тем, что 5700 вагонов застряли в пути из-за снегопадов. На обсуждении в Государственной Думе он докладывал: «Хлеба много, но до города он не доходит! Железнодорожный транспорт стоит. Морозы, снежные завалы».
Современные исследователи считают, что такое объяснение выглядит неубедительным. Известно, что зима 1915–1916 годов тоже была весьма снежной. Тогда в заносах тоже застряли тысячи вагонов с мукой. Однако это никак не сказалось на снабжении крупных городов, потому что везде имелись достаточные запасы. Теперь же недостаток хлеба начал ощущаться еще до сильных снегопадов. Так что стихия точно не была первопричиной кризиса в столице, но она, безусловно, усилила кризис и ускорила развитие событий.
У прапорщика Н. И. Лозы, наблюдавшего перед московскими лавками «хвосты», выстраивавшиеся, несмотря на сильный мороз, за хлебом и керосином, хотя других продуктов было вдоволь, создавалось впечатление, что дешевые хлеб и керосин не поступают в Москву, потому что их специально задерживают в пути, чтобы вызвать народное недовольство.
О чем-то подобном тоже в форме предположения писал в своем романе «Красный Хоровод» Ю. Галич: «…просветили меня по части, так называемых «товарных недель». Оказывается, что незадолго до печальной памяти февральских дней, по указаниям из центра, товарные составы задерживались на известных узловых пунктах.
– С какой целью?.. Может быть, для ремонта или разгрузки?..
– Ничего подобного! Никакого ремонта не требовалось. Это происходило из тонкого политического расчета. Эта мера имела целью уменьшить приток съестных припасов к столицам, создать недовольство, вызвать толпу на улицу, инсценировать революцию».
Страна увязла в бесконечной, всем надоевшей войне, которая истощила ресурсы России, особенно духовные, нравственные ресурсы общества, чему способствовали страшные потери на фронте, похоронки, обнищание и бедность. Общество не было готово к такой длительной, изнурительной и тяжелой войне. При этом массовое сознание, как образованных слоев, так и обывателей, резко радикализировалось. Все и всюду говорили о том, что так продолжаться дальше не может…
Зимой в Москве катастрофически не хватало топлива. В зимний сезон Москве нужно было ежедневно 475 тысяч пудов дров, 100 тысяч пудов каменного угля, 100 тысяч пудов нефтяных остатков и 15 тысяч пудов торфа. Между тем в январе 1917 года в Москву подвозилось ежедневно в среднем только 430 тысяч пудов дров, 60 тысяч пудов каменного угля и 75 тысяч пудов нефти. Недовоз, в переводе на дрова, составлял ежедневно 220 тысяч пудов.
С середины февраля 1917 года прибытие дров в Москву упало до 300–400 вагонов в день, а нефти и каменного угля вообще не поступало. Вследствие недостатка топлива многие предприятия Москвы, даже работающие на оборону, стали останавливаться. Дровяные склады были пусты. Выпуск продукции металлургической промышленности в Москве упал на 32 % по сравнению с концом 1916 года.
Окружное интендантское управление Московского военного округа сталкивалась с теми же проблемами заторов и задержек на железной дороге своих грузов, что и гражданские перевозчики. Несмотря на все усилия, ситуация с каждым днем ухудшалась. Железная дорога с перевозками не справлялась и не могла полностью перевезти уже заготовленный для армии фураж.
По своим служебным обязанностям прапорщик Н. И. Лоза, вплотную занимаясь проблемами, в том числе и железнодорожных перевозок, понимал, что нужно время, чтобы попытаться справиться хотя бы с частью постоянно возникающих сложностей, но времени, как оказалось, уже не было…
Грянула Февральская революция!
27 февраля 1917 года в Москве стало известно, что в Петрограде начались беспорядки, что в столице проходят митинги и стачки, что часть заводов стоит, а часть работает только до обеда, что среди рабочих распространяются листовки с лозунгом: «Долой самодержавие!»
Эти известия не произвели особого впечатления на прапорщика Н. И. Лозу. Он отнесся к ним спокойно: «Что там в Петрограде придумали? Забастовки мастеровых – еще не революция», – рассуждал он. Но все оказалось значительно серьезнее…
На следующее утро, 28 февраля по пути на службу прапорщик Лоза видел, как белая от снега Москва заполнялась морем голов, над которыми красными пятнами реяли флаги. На улицах раздавалось пение «Марсельезы»… С рыканьем проезжали автомобили, облепленные людьми с красными бантами…
На службе от сослуживцев он узнал переданные по телефону из Петрограда то ли новости, то ли слухи, что Государственная Дума в составе Временного комитета приняла всю полноту власти, что в столице беспорядки, что полиция разбежалась, что в Кронштадте бесчинствуют матросы и что с фронта на подавление беспорядков двинулись войска…
Положение было неопределенным. Где-то, что-то творилось. Слухи ходили всевозможные. Приказаний из штаба округа не было никаких. Все чего-то ждали, но чего именно никто не знал. Никто не представлял себе, что такое революция и как она будет происходить… Вся эта неопределенность, настроения у прапорщика Лозы не поднимала, но от самих событий веяло чем-то новым, необычным, революционным…
Чтобы не допустить беспорядков, командующий войсками Московского военного округа генерал И. И. Мрозовский объявил в Москве осадное положение и отдал приказ о применении оружия против демонстрантов. Мрозовский был одним из немногих высокопоставленных генералов, кто остался верен императору Николаю II, сделав все от него зависящее, чтобы не допустить революционных волнений и кровопролития в Москве.
…Февральская поземка заметала следы прежней жизни. Газеты не выходили. Обыватели получали сведения из официальных летучек и листовок, разбрасываемых из автомобилей.
1 марта 1917 года в листовках был опубликован Приказ №1 Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. То, что прапорщик Н. И. Лоза узнал после оглашения в их управлении Приказа №1, для него, офицера, как и для тысяч других офицеров огромной русской армии, было ударом!
Приказ №1 узаконивал переход власти в армии к солдатским комитетам, выборность командного состава, смену солдатами начальников, не выполняющих требования солдатских комитетов. Приказ отменял титулование офицеров и генералов «Вашим благородием» и «Вашим превосходительством», отменял отдание воинской чести, требовал взятия оружия под контроль солдатских комитетов и запрещал выдачу оружия офицерам.
«Это какая-то чертовщина и бред», – негодовал Николай. Во время войны, когда на фронте враг стреляет в тебя, травит газами, косит пулеметами… Ему, фронтовику, еще вчера бывшему солдатом-рядовым, было понятно, что приказ этот тут же породит безвластие и безразличие у уставших от войны и окопной жизни солдат, превратит солдатскую массу в дезертиров и трусов и развалит армию.
Солдаты этот приказ так и поняли: «Обезоруживай офицеров и по домам!»
Вечером 1 марта прапорщик Лоза узнал о том, что командующего Московским округом генерала Мрозовского арестовали. Вместо него временным командующим войсками Московского военного гарнизона был назначен подполковник артиллерии А. Е. Грузинов. Подполковник Грузинов содействовал переходу войск Московского гарнизона на сторону революции, за что был отмечен Московской городской думой. Он фактически руководил войсками округа со 2 марта 1917 года. Но его отставка 3 марта 1917 года была связана с ультимативным требованием к Совету рабочих депутатов об отмене Приказа №1, разлагавшим, по его мнению, армию.
Штаб Московского военного округа лихорадило… После отставки подполковника Грузинова временно исполняющим обязанности командующего Московским военным округом, по согласованию с Исполнительным комитетом Московских общественных организаций, был назначен генерал от инфантерии Н. И. Протопопов.
Выпускник Константиновского межевого института, Николаевского инженерного училища, Николаевской академии Генерального штаба Н. И. Протопопов службу начал в 1-м Кавказском саперном батальоне. Затем командовал ротой Кавказской саперной бригады, а в 1891 году занял должность старшего адъютанта штаба 37-й пехотной дивизии. В 1894–1902 годах служил военным агентом в Болгарии. В 1904 году назначен генерал-квартирмейстером штаба Виленского военного округа, а в 1907 году – помощник начальника Главного управления казачьих войск. С 1909 по 1912 год Н. И. Протопопов начальник штаба Московского военного округа. С мая 1916 года – заместитель командующего Московским военным округом.
С утра 3 марта по Москве поползли слухи об отречении государя. Позже это подтвердилось. Штаб округа получил телеграмму из Петрограда с сообщением, что 2 марта 1917 года в Пскове государь Николай II отрекся от престола в пользу своего младшего брата великого князя Михаила Александровича. Вскоре в Москве стало известно, что власть в Петрограде перешла к Временному правительству, которое поддерживал какой-то Петроградский Совет депутатов.
Отречение царя Николая II не вызвало у прапорщика Н. И. Лозы особых эмоций. Николай Игнатьевич Лоза не печалился об отречении царя… Вся эта история со старцем Распутиным в царском окружении, со сплетнями, со скабрезными слухами о похождениях Распутина не придавала уважения к царю и его семье… Газетная пропаганда сделала свое дело…
Более того, с отречением государя наступило, как думалось Николаю Лозе, даже некоторое успокоение, в том смысле что исчезала причина междоусобицы власти и нового правительства.
Много говорили о предстоящем избрании по всей стране депутатов во Всероссийское Учредительное собрание, которое волею народа установит образ правления и даст стране новую конституцию.
Через несколько дней после этих событий прапорщик Лоза держал в руках листовку с Манифестом об отречении императора Николая II от престола. В верхнем левом углу листовки стояла дата 4 марта 1917 года.
Николай читал:
МАНИФЕСТ
«Божией милостью Мы, НИКОЛАЙ ВТОРЫЙ,
Император Всероссийский, Царь Польский, Великий Князь Финляндский
и прочее и прочее…
Объявляем всем Нашим Верноподданным:
в дни великой борьбы с внешним врагом стремившимся почти три года поработить нашу родину, Господу Богу угодно было ниспослать России новое тяжелое испытание. Начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны.
Судьба России, честь геройской нашей армии, благо народа, все будущее дорого нашего Отечества требует доведение войны во что бы то ни стало до победного конца. Жестокий враг напрягает последние силы и уже близок час, когда доблестная армия наша совместно со главными союзниками нашими сможет окончательно сломить врага.
В эти решительные дни в жизни России почли Мы долгом совести облегчить народу нашему тесное единение и сплочение всех сил народных.
Не желая расстаться с любимым сыном Нашим, Мы передаем Наследие Наше Брату Нашему Великому Князю Михаилу Александровичу, благословляя Его на вступление на Престол Государства Российского, заповедуем брату нашему править делами Государственными».
Дальше было напечатано мелким шрифтом, и Николай Лоза напряг зрение:
«В полном и ненарушенном единении с представителями народа в законодательных учреждениях на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том нерушимую присягу во имя горячо любимой Родины призываем всех верных сынов Отечества к исполнению святого своего долга перед ним.
Повиновением царю в тяжелую минуту всенародных испытаний и помочь ему вместе с представителями народа вывести Государство Российское на путь победы, благоденствия и славы.
Да поможет Господь Бог России!»
Далее шрифт опять становился крупным:
«Для скорейшего достижения победы и в согласии с Государственной Думой признали Мы за благо отречься от престола Государства Российского и сложить с себя Верховную власть».
Прочитав манифест, Николай Лоза, честно говоря, не понял главного: «Что же явилось причиной отречения царя?» В тексте об этом ни слова. Да и все прочитанное им производило впечатление чего-то недосказанного…