Некоторые даже ходили к Руди, чтобы он прогнал вдову из города, но новый кохор и слышать ничего не желал. А моя мать во всеуслышание объявила, что перестанет наносить татуировки тем семьям, которые будут выступать против Лири. Учитывая, что Эка была одной из лучших в своём деле, то это возымело большой эффект.
– Лири! – я затарабанил в дверь, надеясь, что шквальный ветер не помешает ей услышать меня.
Утекло несколько минут, прежде чем дверь открылась, и соседка впустила меня к себе.
– Кецаль, да ты весь дрожишь! – она положила обе руки мне на плечи, несмотря на то, что я был значительно выше Лири.
Она сосредоточенно рассматривала моё лицо, а я и думать забыл, что успел продрогнуть за время ожидания.
– Сглупил, – улыбнулся ей. – Понадеялся, что шторм не отыщет меня.
– Негодный мальчишка! Что тебя понесло наружу? Тебе следовало…
– Мать сказала зайти, – я не видел смысла скрывать, как я здесь оказался.
– Ах, Эка… Надо будет передать ей спасибо, – после этого она наконец приподнялась на цыпочках и её язык оказался у меня во рту.
Лири была несколько старше меня. Выходит, она уже была замужней женщиной, когда меня ещё даже не зачали. Если бы не круговая татуировка, опоясывающая её лоно, то у неё, скорее всего, были бы дети моих лет.
Почему-то я постоянно думал об этом, когда входил в неё. Думала ли она об этом? Я никогда не спрашивал.
Когда мы закончили, солнце поднялось ещё на две ладони, и ветер перестал терзать наши уши. Я водил пальцами по круглой, запутанной, похожей на лабиринт татуировке на внутренней стороне бедра Лири. Такие ставили себе женщины Мюра, чтобы избавить себя от болей и обильного кровотечения во время ежемесячных циклов. Их рисовала моя мать и больше никто в целом городе.
Иногда я спрашивал себя, зачем отец вообще выходит в море? Того кварца, что зарабатывала мать, хватило бы на дюжину семей. Но всё же он уходил в открытые воды всякий раз, как океан позволял, а мать приходила на пристань провожать его.
Вдруг моего сознания краем коснулось нечто, и я почувствовал постороннее присутствие внутри головы. Едва подавив сиюминутное желание закричать от ужаса, я кинул быстрый взгляд на волоски на руках, вставшие дыбом, а после уставился на оконный проём, уже зная, что увижу там.
– Это опять она, да? – в голосе Лири прорезалась привычная ревность, но что я мог с этим сделать?
Амосикайи приходили, когда им вздумается и разрешения им не требовалось.
Нахария сидела на окне, свесив длинные пушистые ноги с когтистыми пальцами. На ней не было одежды, но вся амосикайя была покрыта ровным, плотным мехом бурого цвета с золотистым отливом. Оранжевые глаза перечёркивали чёрные вертикальные зрачки.
Это был один из любимых образов Нахарии, как она сама признавалась. Она говорила, что почерпнула его в одной из книг. Хотя, что такое «книга» я тогда так и не уловил.
– Кецаль, мой милый, тебе стоит одеться, – нежно проворковала Нахария глубоким, шершавым голосом, от которого хотело выброситься из окна. – И передай своей белокожей, чтобы тоже оделась. Она меня смущает.
– Для богини ты слишком привередлива, – я сам накинул на Лири плотный халат из побегов когори. Она вышла из комнаты, бросив на меня, одевающегося, холодный взгляд.
– Рада, что ты ещё помнишь, кто я такая, – Нахария грациозно спрыгнула в комнату, и сразу стало ощутимо светлее. Даже глаза заболели. Я позавидовал Лири, которая не могла видеть амосикайю и её способностей.
– Нахария, я бесконечно преклоняюсь перед твоей силой и да будут твои дни долгими, а улов обильным, но какого горгаля ты припёрлась?
Амосикайя закатила свои большие глаза, а после тяжко вздохнула.
– Если пришла, значит, на то была причина, глупый ты человечишко. Тебя вызывают.
– Кто? И куда?
– Все и никто. Судьба, рок, предназначение. Называй, как хочешь, Кецаль, – богиня оскалила чёрные губы и явила мне ряды длинных тонких клыков.
– Твои ответы не прибавили ясности.
– Ты должен продвинуть сюжет, Кецаль, – Нахария ударила себя лапой по лицу.
– Какой ещё сюжет? – вот тут я удивился.
– Одной славной истории, которая началась ещё задолго до тебя, и которая закончится намного позже того, как твои кости истлеют от старости. Но ты должен повернуть историю в нужном направлении. Чтобы она завершилась так, как было задумано.
За что я не любил богов, так это за это, что когда они говорят «ты должен», ты действительно оказывается должен. Отвратительно.
– А можно подробности?
– Тебе ни к чему, милый, и я итак сказала уже больше, чем следует… Вдобавок у нас вышло время.
Послышался стук в дверь. Не слишком громкий, но всё же его нельзя было спутать с проделками разбушевавшегося ветра. Лири пошла вниз открывать неожиданному гостю.
Я сел на край ложа, которое ещё не успело потерять тепло наших с Лири тел. Амосикайя безмолвно застыла рядом, бросая на меня лукавые взгляды.
В комнату вошёл кохор. На его плечах висела ободранная дерюга из чешуи роговой рыбы. Пальцы были украшены кольцами из железа, которое можно было добыть только в Малой пустыне. Длинные косы правителя города были туго сплетены в одну тугую ветвь, сплошь увитую прозрачными монетами. На поясе у кохора бренчали глиняные медальоны, расписанные традиционными мантрами на каждый случай жизни.
– Однобог поплатится за этот шторм, – сказал кохор вместо приветствия. – Из-за него я еле нашёл тебя.