Неумолимый рок духа времени

5. Первая петля времени

Как показалось Олегу, всего мгновение спустя он открыл глаза, но увидел перед собой уже не пляшущие радуги, а свои родные звуковые колонки, висевшие на прежнем месте на стене его квартиры. Однако привычного темного пятна между ними не было. Машинально приглядевшись повнимательней, Олег определил, что и сами обои были несколько другого оттенка, и их рисунок был совершенно непохож на прежний. Ничего не понимая и продолжая неосознанно оглядываться, он нагнул голову и посмотрел на диван, на котором он сидел. Форму и обивку дивана он тоже видел впервые. Пораженный увиденным, он откинулся на спинку дивана и на некоторое время застыл в полном оцепенении. Просидев в таком состоянии неопределенное время, он вдруг соскочил с дивана и бросился на кухню, где у него над кухонным столом обычно висел постер-календарь. Крупными цифрами на календаре значился 2010 год, но картинка на постере была совсем другой: вместо броского горного пейзажа на ней красовалась Спасская башня Кремля с рубиновой пятиконечной звездой. Как зачарованный он смотрел на кремлевскую звезду и ничего не понимал. В этот момент вдруг проснулся дверной звонок и настойчиво замурлыкал. Олег кинулся в коридор и, не спрашивая, распахнул входную дверь. На пороге, улыбаясь, как ни в чем не бывало, стоял Андрей. Олег ошалело на него посмотрел и с трудом выдавил из себя приветствие.

– Привет-привет, – скороговоркой ответил Андрей и, не разуваясь, без приглашения прошел в комнату. Олег машинально последовал за ним. Смачно усевшись на диван, Андрей, продолжая приветливо улыбаться, спросил: – Ну рассказывай, как живешь?

У Олега голова шла кругом. Наконец он попытался собрать в кучку скачущие мысли и, не отвечая на вопрос Андрея, сам спросил первое, что пришло ему на ум:

– Ты меня на лекцию пришел пригласить?

Теперь наступила очередь удивляться Андрею:

– Какую лекцию? С чего ты взял?

В глазах Андрея и в его тоне звучало неподдельное удивление, и Олег сразу все понял. Оглядевшись, он притянул к себе стул и медленно опустился на него. Какое-то время старые товарищи молча смотрели друг на друга, не произнеся ни слова. Наконец первым заговорил Андрей.

– Ну да, в общем-то, я пришел, чтобы тебя пригласить, но не на лекцию, как ты того хочешь, а в субботу на пикник, который имеет быть состояться на нашей дачке. Придешь?

– Спасибо, – принужденно выдавил из себя Олег и снова надолго замолчал.

– Что-то ты странный какой-то сегодня. Что случилось? – уже озабоченно спросил Андрей.

Олег не сразу нашелся, что ответить. Немного подумав, он неуверенно произнес:

– Ты знаешь, сегодня с утра я себя нехорошо чувствую, что-то с головой…

– Вот тебе раз! – удивился Андрей. – Ты что, вчера крепко перебрал?

– Ну нет, конечно, – поморщился Олег и, наигранно посерьезнев, решительно добавил: – Все гораздо хуже, наблюдаются какие-то критические провалы в памяти.

– Это что, как у доцента в «Джентльменах удачи»: тут помню, тут не помню? – пытаясь свести слова Олега к шутке, насмешливо спросил Андрей.

– Ну да, навроде того, – утвердительно и так же нарочито-обреченно закивал головой Олег.

– Интересно, и что это ты успел за ночь подзабыть? – настойчиво продолжал допрос Андрей.

– Ну, к примеру – какое количество народа проживает сейчас у нас в стране? – осторожно задал вопрос Олег и испытующе взглянул на Андрея.

Тот удивленно пожал плечами и ответил:

– Да я и сам этого не знаю, но по последней переписи 2008 года в СССР проживало триста двадцать миллионов человек.

При этих словах Андрея у Олега непроизвольно отвисла челюсть, и он откинулся на спинку стула. Затем он вдруг вздрогнул и, ни слова не говоря, бросился к своему секретеру. Раскрыв его, он выдвинул заветный ящичек и вынул из него жидкую пачку купюр. На красных червонцах и сиреневых четвертных гордо красовался профиль вождя мирового пролетариата. Олег задумчиво положил деньги обратно в ящичек, закрыл секретер и вернулся на место. Андрей все это время с любопытством за ним наблюдал.

– И это все, что ты позабыл? – снова усмехнувшись, спросил Андрей и хотел было снова поинтересоваться мнением хозяина квартиры по поводу его приглашения на пикник, но Олег перебил неожиданного гостя новым вопросом:

– А сколько народу проживает теперь в первопрестольной – небось, миллионов тридцать?

Андрей уже с нескрываемым интересом посмотрел на друга и осторожно, с откуда-то неожиданно появившимися нотками из репертуара психотерапевтов медленно и нараспев начал подробно излагать проблематику жизни в мегаполисах. Для начала он заявил, что всякий урбанизм имеет свои пределы и, по расчетам специалистов, оптимальное число жителей в городе не должно превышать полмиллиона. Переступив эту границу, жизнь в городе начинает дорожать в геометрической прогрессии, одновременно перегружая природу плодами своей активной жизнедеятельности и погружая психику человека в постоянный стресс.

– Сложность воздвигаемой в этом случае инфраструктуры, интенсивность ее износа, включая покрытия дорог, растут неимоверно. Горы отходов, потоки химических реагентов, изливаемые на те же сотни километров улиц, невозможно уловить и в надлежащем порядке утилизировать. Окружающая природа при этом неизбежно губится и в конечном итоге гибнет, цветущая прежде земля за короткий срок превращается в безжизненную, пропитанную насквозь и источающую яд пустыню, где живому существу находиться опасно. Для полного восстановления от испытанного шока природе потребуются сотни, а то и тысячи лет, и человек, чтобы элементарно выжить, вынужден покидать отравленную им самим местность в поисках нового, подходящего для его жизни региона. Таким образом, человек двадцать первого века, якобы взобравшийся на вершины интеллектуального могущества, на самом деле рухнул в первобытные времена кочевников, имевших обыкновение после окончательного загаживания места своего пребывания отправляться на поиски новых, еще не загаженных краев и областей. Однако земной шарик, как мы знаем, не бесконечен, поэтому практика строительства многомиллионных городов является вредной глупостью, и с ней, слава богу, у нас давно покончено, – заключил свою речь Андрей. Но тут же извиняющимся тоном добавил: – Но сам понимаешь, ошибки прошлого нельзя быстро исправить, поэтому в Москве сейчас что-то около шести миллионов жителей, а в Ленинграде – около трех.

При слове «Ленинград» Олег встрепенулся и задал следующий вопрос:

– А кто у нас в данный момент является руководителем страны?

Андрей уже озабоченно взглянул на Олега, но невозмутимым тоном назвал несколько фамилий руководителей, которые Олегу ничего не говорили.

– Собственно, руководителя как такового нет, есть сбалансированное коллегиальное управление страной, – спокойно и непрерывно глядя на Олега, проговорил Андрей, – и я тебе назвал фамилии так, навскидку. Руководители часто меняются, и очень мало таких людей, которые стараются запоминать имена больших начальников.

– А Горбачёв, Ельцин, Рыжков – тебе такие фамилии известны? – волнуясь, спросил Олег.

Андрей пожал плечами и уверенно ответил:

– Нет, не слышал.

«Стало быть, комбайнер так и сгинул где-то в борозде, а всенародно избранный на этот раз не так удачно треснул молотком по гранате, и она вместе с двумя пальцами безжалостно прихватила и его буйную голову», – подумал Олег, а вслух, скорее обращаясь к самому себе, сказал:

– Выходит, что ни ускорения, ни перестройки у вас не было, а идиотский клич «Доведем хозрасчет до каждого рабочего места!» у вас никогда не звучал.

– Почему у «вас»? – уже настороженно спросил Андрей.

– Хорошо, у нас, – тут же примирительно сказал Олег и снова спросил: – А как себя чувствуют партия и правительство?

– Да нормально себя чувствуют, – продолжая внимательно приглядываться к другу, как-то не совсем уверенно произнес Андрей и тут же твердо добавил: – Партия перестала быть руководящей и направляющей, а преобразилась в некий идейно-философский, аналитический мозговой центр, имеющий отделения по всему Союзу. Народные депутаты низового уровня избираются из трудовых коллективов, далее из самых достойных из них формируются высшие органы власти. Вместе с идейным центром они формируют правительство, ставят перед ним задачи и контролируют исполнение…

– А как у вас… сорри, у нас, с коррупцией и взяточничеством? – не дав договорить Андрею, перебил его следующим вопросом Олег.

– Полный порядок, за полным отсутствием таковых, – ответил Андрей.

– Поясни, – попросил Олег.

– Пожалуйста, – с готовностью ответил Андрей, продолжая пристально смотреть на Олега. – Во-первых, все безналичные деньги имеют электронную метку, и их путь при желании можно проследить вплоть до окна выдачи зарплаты. По сути дела, вместо хождения огромных сумм по стране в ней повсеместно используется клиринг – система безналичных взаимозачетов, – при этом подлинными свойствами денег обладает только зарплата. В результате рубль стал самой стабильной мировой валютой, а экономика устойчиво развивается без всяких финансовых пузырей, спекуляций, кризисов и инфляций. Во-вторых, армия чиновников является полувоенным образованием с произнесением торжественной клятвы, за нарушение которой чиновник сразу становится клятвопреступником и без долгих судебных разбирательств моментально лишается всех своих немалых прав и доходов. И это помимо уголовной ответственности. А в-третьих, постоянная ротация чиновников, переезд их через каждые четыре года на место нового назначения, которое определяется по жребию, надежно препятствуют образованию преступных сговоров и преступных групп.

– Так что же, у вас тут натуральная красная Шамбала образовалась, и капитализма нет и в помине? – настойчиво продолжал свои расспросы Олег.

– Ну почему же, в разумных пределах и это есть, – увлекшись, как ему казалось, предложенной Олегом занимательной игрой, уверенно ответил Андрей, – финансы, системы жизнеобеспечения, транспорт, добывающие, стратегические отрасли находятся в руках государства, а в отраслях группы Б помимо государственного имеется и частный сектор…

– Так-так, – перебил Олег и задумчиво, обращаясь в пространство, продолжил: – Стало быть, на самом деле именно сознание руководителей определяет бытие народа, а не наоборот, как нас тому учили в школе.

– Ошибаешься, дружище, – с вызовом в голосе ответил Андрей, – нас в школе и в институте учили не догмам и не метафизике, а диалектике, по которой качества и свойства материальных и духовных предметов неизбежно меняются в зависимости от условий. Никто тебя не заставлял зубрить догмы и безголово следовать им. Тебя учили прежде всего работать собственной головой, опираясь на проверенные знания, руководствуясь настоящим моментом, ну и учитывая кое-какие аксиомы, конечно, – не без того.

Олег хотел было возразить, что он-то как раз менее подвержен догмам и даже более инициативен, чем сам Андрей, и это наглядно доказывают хотя бы его резкий уход из института и своевольное обращение в челнока, правда, потерпевшего на этой увлекательной стезе сокрушительный крах. Раскрыв было рот для возражения, Олег все же успел вовремя прикусить себе язык. Он находился в данный момент в другом времени, где его жизнь, очевидно, сложились иначе, и теперь, в условиях процветающего государства, экономики и науки, Олег должен был оставаться в институте и сделать при этом головокружительную карьеру, может быть, даже лучшую, чем та, которая удалась Андрею. Однако, мельком оглядев комнату еще раз, никаких признаков высокого социального положения обитателя этой квартиры он не обнаружил. Комната, в которой они находились с Андреем, скорее напоминала приют неудачника, холостяка-отшельника, чем выдающегося светила прикладной науки. Не дав себе времени поразмыслить над этим несоответствием, Олег продолжил беседу.

– Хорошо, по части диалектики согласен, – одобрительно закивал головой Олег и тут же снова спросил: – А что у нас с международным положением?

– Тоже полный порядок, – невозмутимо продолжил Андрей, – СССР в тесном экономическом союзе с Китаем и Индией являются общепризнанными мировыми лидерами, на которых равняются все развивающиеся страны. США постоянно пыжатся, пытаясь изобразить из себя сверхдержаву, но это у них плохо получается после того, как доллар перестал быть резервной валютой. Старушка Европа, потеряв всякое политическое значение и политическую самостоятельность, а заодно и экономический вес, превратилась в мировые задворки и нынче имеет значение только как музей под открытым небом, куда народ ездит для поедания жареных сосисок и запивания их баварским пивом. Хотя это можно успешно делать и дома.

– Но если доллара нет, то как осуществляется мировая торговля? – неутомимо продолжал пытать Андрея Олег.

– С помощью экю, – пожав плечами, но уже с некоторым раздражением ответил Андрей – ему эта игра в вопросы и ответы уже начинала надоедать. Но он, взяв себя в руки, невозмутимо ответил и на этот раз: – Экю – это такой условный эталон, средство расчета в торговых операциях между разными странами. Раз в полгода национальные валюты стран, желающих торговать на международных рынках, приводятся к экю с учетом покупательной способности местной валюты, состояния экономики, валового продукта и прочего.

Выдержав небольшую паузу и не услышав новых вопросов, Андрей сказал:

– Надеюсь, на этом допрос закончен и наконец-то я услышу ответ на свой скромный вопрос.

Олег очнулся от задумчивости и вопросительно уставился на Андрея. В этот момент терпение у Андрея лопнуло:

– Ну, хватит дурачиться, Олег, еще раз спрашиваю: пойдешь ты к нам в субботу на дачу или нет?

– Я не знаю, – растерянно сказал Олег и взглянул на стену, на которой висела фотография жены с дочкой, почему-то взятая в черную рамку. Задумчиво посмотрев на фотографию, он неуверенно произнес: – Может быть, жену надо спросить, отпустит ли она со мной дочь?

У Андрея округлились глаза, и он медленно откинулся на спинку дивана, совершенно потрясенный услышанным. Поймав ошалелый взгляд Андрея, Олег снова взглянул на фотографию на стене. Он хорошо помнил эту фотографию – ее он сделал в 2002 году, когда дочери исполнилось 14 лет. Андрей продолжал подавленно молчать. Наконец он твердо произнес:

– Да, на дачу ты точно не пойдешь, а пойдешь к психиатру, и немедленно.

Стараясь отогнать страшную догадку, Олег запальчиво спросил:

– А в чем дело, дружище?

Не скрывая гневного негодования, Андрей встал с дивана и вплотную подошел к сидящему на стуле Олегу.

– Дело в том, что твои жена и дочь погибли в Пхукете во время страшного цунами 2004 года, и ты сам их туда отправил на отдых, – рассерженно отчеканил свой приговор Андрей.

Несколько мгновений Олег непрерывно смотрел в переполненные возмущением глаза Андрея, затем он отвел свой взгляд в сторону, и его голова сама собой медленно опустилась на грудь.

После долгой паузы он тихо сказал:

– Знаешь Андрей, прямо сейчас я не смогу пойти к врачу…

– К психиатру, – раздраженно поправил друга Андрей.

– Да, к психиатру, – так же тихо и безропотно согласился Олег, – мне нужно побыть сейчас одному, пойми правильно. А завтра я обязательно туда пойду.

– Только без глупостей, – наконец смягчившись, сказал Андрей и дружески похлопал старого товарища по плечу.

– Да-да, конечно, – глухо отозвался Олег и встал со стула. Друзья снова посмотрели друг на друга.

– Хочешь, я пойду с тобой? – спросил Андрей.

– Нет, не нужно, спасибо, я сам, – уже тверже ответил Олег.

– Ну давай, сам так сам. – И еще раз хлопнув друга по плечу, Андрей направился к выходной двери, но тут же повернувшись, добавил: – Но как побываешь у психиатра, обязательно мне позвони.

Олег несколько раз утвердительно кивнул головой, и они расстались. Закрыв за Андреем дверь, Олег вернулся в комнату, снял фотографию со стены, подошел к окну и стал ее внимательно рассматривать. Фотография была очень похожа на ту, что он сделал восемь лет назад, но была снята в другом месте, прически и наряды женщин тоже несколько отличались от тех, что помнил Олег. Постояв у окна, он прошел к дивану и сел на него, не выпуская фотографию из рук.

Он понимал, что его окружал другой мир, и мир гораздо более счастливый, чем тот, который он покинул. Но при всей соблазнительной прелести и манящей привлекательности этого мира он почти физически почувствовал, что не может принять этот мир. Сверлящая мысль о том, что самых близких ему людей здесь больше нет и он сам был тому виной, погружала его сознание в беспросветный мрак и страдание. Олегу вдруг стало трудно дышать и больно думать о чем-то другом, чем о том, что здесь он задыхается и чем дольше он здесь находится, тем больше теряет смысл его жизнь. Отчетливо осознав, что он ни минуты не может далее находиться ни в этой квартире, ни в этом мире, Олег аккуратно повесил фотографию на место и прошел к секретеру, где переложил половину денег во внутренний карман своей куртки. Затем быстро прошел в коридор, открыл входную дверь и вышел из квартиры. Сбежав по лестнице и ни разу не обернувшись, он выскочил из дома и направился к вокзалу.

Он плохо помнил, как добрался до Бийска, и только тогда, когда он вошел в магазин, чтобы купить необходимое для похода снаряжение, он начал понемногу приходить в себя.

Дорога до Улагана на этот раз заняла намного меньше времени и тоже обошлась без приключений. Выбравшись поздним вечером из комфортабельного автобуса, Олег заночевал на одной из многочисленных туристических баз. Наутро, еще до восхода солнца, он уже был на ногах и поднимался на первый хребет. Весь день он ни о чем не думал и только упрямо и без устали шел к единственной цели – ко второму горному хребту. Погода этому способствовала: солнце не вылезало из-за тяжелых туч, но дождя, даже мелкого, не пролилось ни капли. К отрогу второго хребта Олег подошел чуть раньше запланированного времени и хотел было сходу броситься на его штурм, но, немного поразмыслив, выбрал сухое место под огромным кедром, достал палатку и сосредоточенно начал ее устанавливать.

Ночь прошла спокойно, но пару раз принимался моросить мелкий дождик, и крупные капли, скатывавшиеся одна за другой с тяжелых ветвей кедра, громко ударяли по крыше палатки. Сырость следующего утра подхлестнула Олега, и он, без привалов и только время от времени меняя ритм движения, вышел вскоре после обеда на овальное плато. При приближении к хрустальному провалу его вдруг охватило быстро нараставшее волнение, тесно переплетавшееся с чувством приближающегося освобождения от давившей его тяжести безвозвратной утраты.

Выйдя на самый край провала, он внимательно огляделся. Ничего нового и необычного он не заметил. Он заглянул в провал. Многочисленные ручьи как ни в чем не бывало продолжали щедро одаривать своими нескончаемыми потоками кристально чистой воды ненасытное круглое озеро. Еще раз оглядевшись, Олег выбрал ствол самого могучего кедра, бросил возле него рюкзак с палаткой и присел на сырую траву, прижавшись к стволу кедра спиной. Затем он закрыл глаза и по всем правилам светлой йоги приступил к активной медитации.

II. 1393–1404: Пленник Тимуридов

6. Обитель мира

Оглушительный звериный храп и резкий толчок в спину внезапно вывели Олега из трансцендентного состояния. Он мгновенно открыл глаза и в ту же секунду увидел мертвящий взгляд огромной черной королевской кобры, блестящая плоская головка которой медленно покачивалась прямо перед его носом. Инстинктивно, как от удара электротоком, Олег молниеносно отпрянул от жуткого видения. И эта чуждая ему обычно проворность стала его спасением – последовавший тут же резкий кивок кобры в его сторону опоздал на долю секунды. От неожиданного прыжка назад Олег откинулся навзничь, растянувшись во весь рост на твердой, каменистой земле, но тут же приподнялся, опершись на нее локтями, и быстро подтянул под себя ноги. В следующее мгновение пространство вокруг Олега заполнил взрыв человеческого хохота всех диапазонов – от высоко заливистого до хриплого, густо перемешанного с тяжелым туберкулезным кашлем. Продолжая непрерывно коситься на кобру, Олег осторожно огляделся.

Его, беспомощно лежащего на пыльной базарной площади, со всех сторон окружала моментально набежавшая толпа людей со смуглыми лицами, судорожно хватавшихся за животы и презрительно показывавших на него корявыми грязными пальцами. В перекошенных от непрерывного хохота ртах хорошие зубы были большой редкостью; чаще всего вместо зубов торчали гнилые редкие пеньки, криво выпирающие из воспаленных десен, изуродованных болезнями и непосильным жвачным трудом. Над гогочущей толпой горделиво возвышалось несколько невозмутимых морд флегматичных верблюдов, косивших одним глазом на Олега. Люди были одеты в разноцветные полосатые халаты, подпоясанные широкими матерчатыми кушаками, легкие цветные накидки и широкие шаровары. Их головы были украшены разнообразными тюрбанами, фесками, куфиями с черными обручами. Некоторые головы были просто повязаны головными платками на пиратский манер. В толпе имелись и женские головки в платках, хиджабах, чадре и парандже, которые звонче других потешались над неуклюжим броском Олега. Женщины хохотали с полной самоотдачей, намного превосходя разноцветные тюрбаны в восторженном злорадстве.

Олег как можно медленней, избегая при этом резких движений, осторожно отодвинулся на безопасное расстояние от круглой корзины с продолжавшей угрожающе раскачиваться коброй. Этот маневр Олега вызвал еще больший прилив хохота в толпе, и к нему добавился лающий хор ядовитых комментариев, смысл которых, к своему несказанному удивлению, Олег очень хорошо понимал.

– Этот факир сам уснул от звуков своей флейты, и кобре пришлось его разбудить!

– Нет, он просто плохо делился с коброй вином, и она решила ему отомстить!

– Да нет же, он перепутал концы флейты и дунул не в ту дырку!

После каждого комментария, понравившегося окружавшему Олега разношерстному сборищу людей, происходил очередной взрыв непрекращавшегося хохота, временами переходившего в ржание с икотой и воем. Олег опустил голову и с откровенным удивлением осмотрел себя. У самой корзины с коброй на земле валялись два странных, изрядно стоптанных шлепанца с остатками бисера на заношенном до невозможности синем бархате и с острыми, загнутыми наверх носами. В эти шлепанцы, видимо, мгновение назад, до его резвого прыжка, были обуты его босые, удивительно худые ноги, смуглая кожа которых была щедро покрыта слоем густой высохшей пыли. Рядом с ним на земле валялась, очевидно, принадлежавшая ему чалма, сорвавшаяся с его головы при его удачном приземлении. В его правой руке была зажата какая-то трубочка. Одет он был в полосатые короткие шаровары тонкого сукна, а на голом, почти черном от загара торсе была накинута расшитая расписными узорами короткая безрукавка-распашонка. Несказанное изумление от созерцания самого себя не осталось незамеченным толпой, и радостная публика, окружавшая растерянного Олега, загоготала еще пуще.

– Да он не только кобру, он и самого себя от страха узнать не может!

И снова все закатились безудержным лающим и воющим хохотом.

Кобра, которая все это время озабоченно покручивала своей любопытной головкой в разные стороны, наконец, потеряла всякий интерес к происходящему и тихо опустилась в корзину. Тут же какой-то проворный малый, выскочивший из толпы, ловко накинул на корзину лежавший рядом грязный темный платок. Главная опасность миновала, и Олег решил оставаться неподвижным до тех пор, пока толпа утратит к нему интерес. Это случилось довольно быстро – плотно окружавшая Олега людская масса быстро рассосалась, приступив к своим прерванным занятиям. И хотя вокруг сновало множество людей, на Олега уже мало кто обращал внимание. Неожиданно сбоку к Олегу подскочил тот самый малый, который умело прикрыл корзину с коброй. Он оказался сухим, поджарым, мускулистым и очень бойким молодым человеком с желтой кожей, без усов и бороды.

– Досточтимый чужеземец, – начал он, – не мог бы ты мне недорого уступить свою дрессированную змею? Я дам тебе за нее приличную цену!

Олег посмотрел в глаза юноши – в них горела неугасимым страстным пламенем безмерная жажда наживы, густо перемешанная с отчаянной надеждой на удачную сделку.

– Забирай даром, – машинально ответил Олег и тут же снова безмерно удивился тому, что из его собственного рта раздалась совершенно незнакомая ему речь. Но особенно он удивился легкости, с которой эта фраза вылетела из его уст. Прищуренные глаза незнакомца распахнулись в радостном изумлении, и он, не веря своим ушам, осторожно спросил:

– Можно вместе с корзиной?

– Да, конечно, – кивнул головой Олег и опять поразился своим уникальным лингвистическим дарованиям.

– Возблагодарит тебя всемилостивый Аллах за такую щедрость, чужеземец! – И с этими словами молодой человек в два прыжка оказался перед корзиной, расправил платок и плотно им обернул верх корзины, затем аккуратно ее поднял и тут же скрылся в непрерывно снующей вокруг толпе.

К Олегу понемногу стала возвращаться способность здраво мыслить. Он поднял голову и медленно осмотрелся. Вокруг, насколько хватало взгляда, простиралась территория какого-то огромного восточного базара, границ которого, находясь в полулежащем положении, он не мог определить. Над базаром стоял непрерывный гвалт людских криков, хрипения верблюдов, икания ослов, скрипа телег. В разлитом по базару нестерпимом зное, без намека на малейший порыв ветерка, причудливо смешивались крепкие запахи специй, жареной рыбы и конского навоза.

Несколько проходивших мимо него людей едва о него не запнулись, обдав его крепким запахом человеческого пота. Олег поневоле поднялся, подобрал шлепанцы, чалму и инстинктивно побрел в направлении ближайшей, видневшейся перед ним высокой стены без окон, продолжая в правой руке крепко сжимать тонкую трубку.

Вдоль стены тянулись бесконечной лентой крытые столы-прилавки, ломившиеся от всевозможных фруктов, овощей, пряностей, дразнящий запах которых с каждым шагом приближавшегося к ним Олега становился все гуще и навязчивей. Раскаленная солнцем земля больно жгла подошвы ступней, поэтому Олег быстро натянул шлепанцы, которые оказались ему впору, и решительнее двинулся вдоль нескончаемых рядов лавок в поисках места, где бы он мог сесть и обдумать случившийся с ним непредвиденный кошмарный сюрприз. Наконец он нашел такое место в углу ряда, где продавались гончарные товары. Между горами горшков и прочей глиняной утвари оказалось небольшое пространство возле самой стены, свободное от горшечных пирамид и даже частично укрытое падающей на него от ближайшего навеса тенью. Олег, оглядевшись, осторожно пробрался к свободной стене и, не услышав предостерегающих окриков, так же осторожно уселся на теплую пыльную землю, сложив ноги калачиком и опершись спиной на стену.

От стены Олегу передалась приятная прохлада, которая окончательно привела его в чувство. Было ясно, что его вторая попытка покорения времени и пространства завела его слишком далеко, но причину произошедшего, и в особенности никак не ожидаемого, но очевидного совпадения его сознания с сознанием средневекового заклинателя змей он никак не мог постичь. Видимо, теория профессора Успенского во многом остается недоработанной. Он еще раз с надеждой утопающего взглянул вокруг себя, пытаясь обнаружить хоть какие-то признаки современной цивилизации – рекламу кока-колы, электрическое освещение, припаркованные автомобильные прицепы или хоть что-то в этом роде, – но ничего подобного его взгляд не находил. Да, это был типичный средневековый восточный базар необъятных размеров, располагавшийся, вероятнее всего, за крепостной стеной огромного города. Олегу приходилось бывать на восточных базарах в Бухаре и Самарканде, но базаров таких огромных размеров прежде он никогда не видел.

Устав от бессильных попыток понять и осознать происходящее, Олег переключился на анализ собственного сознания и физического состояния. Вне всякого сомнения, его новое тело было чужим для него. Он еще раз внимательно осмотрел свои смуглые, почти черные и необычайно худые руки и ноги с тонкими длинными пальцами, пощупал свои короткие, жесткие, смолянисто-черные волосы. Его новое тело явно принадлежало какому-то индусу неопределенного возраста. Видимо, тот кивок кобры, от которого Олег так удачно увернулся, был для индуса последним мгновением жизни. Олег начал копаться в глубинах своего сознания, инспектировать все наличные мысли и чувства, но никаких признаков посторонней интеллектуальной деятельности в собственном мозгу он не обнаружил. Все мысли и эмоции были его собственные – никаких следов чужого ума или скрытых до сих пор желаний и страстей он не заметил. Олег облегченно вздохнул, но тут же его сознание обожгла мысль, что он пару минут назад свободно разговаривал и понимал сказанное ему на неизвестном ему языке, и он даже не знал каком: арабском, персидском или тюркском. Олег снова задумался и тут же вспомнил, что на своей лекции профессор Успенский предупреждал о возможности этого феномена, который таится в свойствах скрытой, неосознанной памяти человека.

Олег задумчиво посмотрел на трубку, которую он по-прежнему сжимал в руке. Это была флейта, изготовленная с несомненным мастерством из неизвестной Олегу породы дерева. И у него тут же мелькнула ужасная догадка о причине зловещего слияния его сознания с сознанием средневекового заклинателя змей. Видимо, помимо схожести интегралов сознания, совпадения геномов, происходивших, очевидно, из единого индоевропейского корня, в этом случае сыграли решающую роль его навыки игры на флейте и его прежняя одержимость восточной мистикой.

Однако это открытие никоим образом не могло успокоить начавшего впадать в отчаяние Олега, находившегося в сотнях, а может быть, в тысячах километров от спасительного лифта времени – алтайской хрустальной чаши. Он плотнее прижался спиной к прохладной крепостной стене, и отяжелевшие от безрадостных дум веки его глаз сами собой опустились.

Вдруг сквозь вековечный, неумолкаемый гул базарной жизни он услышал торопливый, приглушенный разговор, доносившийся от лавки ближайшего горшечника. Олег слегка приоткрыл глаза и максимально напряг свой слух, стараясь не пропустить ни одного слова. Скороговоркой, захлебываясь от волнения, говорил низкорослый, желтолицый азиат, обращаясь к небольшой разношерстной группе слушателей, стихийно собравшейся вокруг горшечника.

– … пыль, которая поднимается от копыт лошадей его неисчислимого войска, застилает солнце, и день превращается в ночь!

– О Аллах милосердный, за какие наши грехи ты посылаешь на жителей Багдада это ужасное несчастье? – воскликнул один из внимательных слушателей, обладатель тонкого высокого голоса. Другие слушатели тут же на него громко зашипели.