Глава 16. «Книга мёртвых»
В последующие дни время от времени Азван выходил к ограде, за которой находился сад и дворец Анидака. Бросал внутрь свой магический посыл, который извещал его, что колдуна дома нет.
А раз уж он оказывался здесь, то Азван пользовался этим, дышал живительными ароматами цветущего кустарника, получая от этого немалое удовольствие, затем уходил.
Временами он практиковался в употреблении того или иного заклинания, которое не столь давно отзеркалил из памяти Шушлега.
В один из дней, который, возможно, мог оказаться последним из тех, что он провёл в Занзибаре, Азван оказался в бедном, но чистом квартале. У одного из домиков собралась толпа в пару десятков человек. Он уловил мысли, что там продавалось имущество какого-то недавно умершего старика. Родственников он не имел, денег у него оказалось мало, их не хватало даже на скромные похороны. Потому и вынесли его пожитки на продажу, дабы их мог купить любой желающий. Вырученные средства должны были пойти на погребение бедняка.
Азван был погружён в мысли заклинания обездвиживания, которым воспользовался против него Бародур в Азграде. Тогда он оказался не только парализованным волшебством, но и вынужден был подчиняться колдуну. Получалось, что заклинание не было односложным, а как бы составным. Юноша усиленно раздумывал над этим, пытаясь постичь сложную составную магическую формулу, но вдруг со стороны ощутил магическую эманацию. Принял её за направленную на него атаку, тут же выставил защиту. Чуть позже осознал, что природа той магии другая. Она исходила из-за спин собравшихся людей.
Приблизился к ним и понял, что эманацию источают свитки, оказавшиеся в скарбе покойного. Как раз их намеревался приобрести одутловатый толстяк в феске и просторных зелёных шароварах. Предложил сколько-то медных дирамов.
Азван выждал момент и огласил свою цену:
– Даю за все эти свитки серебряный дирам.
Все с удивлением посмотрели на молодого северянина, неожиданно включившегося в торг. Толстяк онемел, сглотнул слюну и гнусавым голосом выкрикнул:
– Серебряный и медный дирамы!
– Два серебряных дирама, – продолжил юноша.
Толстяк добавил медяк свыше, на что прозвучало:
– Три серебряных дирама.
Так и шло: толстяк повышал сумму на медный дирам, а Азван каждый раз прибавлял к оглашённой цене серебряный дирам.
А когда торг по его мнению слишком затянулся, он решительно произнёс:
– Даю за все свитки золотой дирам.
Присутствующие ахнули. Толстяк онемел, его лицо побагровело. Злыми глазами он посмотрел на соперника, отвернулся, выругался про себя, плюнул себе под ноги, повернулся и почти убежал, тряся немалым задом, напоминающий бараний курдюк.
Азван добавил к золотому дираму ещё и один медный за большой платок покойного, в который ему уложили все купленные свитки и с уважением передали новому владельцу.
По пути на постоялый двор Азван ощущал холодящую эманацию свитков, собственником коих он только что стал. С подобной он ещё не сталкивался и она сильно не нравилась ему, даже внутри у него родилась немалая опаска.
Уже в своей комнате юноша принялся разбирать свитки. Начал с самого крупного, который к тому же излучал наибольшую магию. И здесь юношу постигло сильнейшее разочарование: оказалось, что рукопись написана на языке, совершенно ему неведомом. Ни одно слово не являлось знакомым.
Принялся просматривать другие свитки, но и они были на том же самом непонятном языке.
Некоторое время он пробыл в недоумении.
Немного походил по комнате, посмотрел в окно на совершенно чистое небо, лазурь которого была окрашена жёлто-золотыми лучами солнца.
В задумчивости ощипал половину виноградной грозди, отрывая по одной сочные сладкие ягоды.
Обтёр руки и снова занялся свитками, внимательно осматривая каждый. Они были старыми, но не древними, имели хорошую сохранность. Лишь на нескольких мыши оставили следы своих острых зубов, одна страница была немного с краю надорвана, а на другой остались следы сока каких-то ягод или фруктов. Несомненно, по небрежности владельца.
Ничего другого Азван не узнал. Решил отвлечься на какое-то время от покупки, пройтись по городу, надеясь, что во время прогулки ему в голову придут какие-нибудь умные мысли. Он давно знал, что порой такое срабатывает.
Оставил свитки в комнате, снова сложив и завернув их в платок, а сам отправился в прогулку по городу, раздумывая над возникшей проблемой.
Долго, очень долго размышлял над ней, постепенно в нём крепла мысль: если кто-то знал этот язык и воспользовался им, то и кто-то другой должен был его знать. Следовало найти таких людей!..
Когда окончательно пришёл к такому убеждению, то заметил, что находится недалеко от того дома, где жил неизвестный ему старец, который написал эти свитки… Или использовал какие-то более древние рукописи, переписав их. Но он мог их и купить. Наверное, язык был ему ведом. Или он столкнулся с точно такой же проблемой, как и Азван: свитки имел, прочитать их не мог, но почему-то хранил. Если это так, то почему? Как узнать правду.
Сам дом оказался закрытым, попасть в него Азван не смог. Тогда он принялся опрашивать соседей, вручая сначала медный дирам для поощрения охоты разговаривать, а потом и добавляя монету-две. Выяснил, что старец жил одиноко, его редко кто видел. Выходил разве что за покупками, иногда выносил мусор. Но случалось сие не часто, не каждую неделю. Иногда к нему кто-то приходил. За многие годы гостей видели с десяток раз. Каждый раз другие. Лишь один являлся трижды или четырежды.
Против своего правила не вторгаться в мысли собеседника, на сей раз юноша сделал это. Рослый и мускулистый маслобой отвечал не слишком охотно, несмотря на две полученных медных монеты. Почему он ведёт себя так, Азван понял, проникнув в его мысль: маслобою собеседник казался подозрительным, потому он сдерживал себя. Помнил пословицу: «Чем язык скупее на слова, тем твоя целее голова». При этом он подавлял дурноту, испытывая боли в желудке. Это было следствием неумеренного потребления им почти каждодневно пилава – жирного риса с мясом, который он очень любил.
Из его памяти Азван извлёк облик того мужчины, который приходил к старцу чаще прочих. К своему удивлению он увидел того одутловатого толстяка, который пытался приобрести свитки, но имел при себе недостаточно наличности. Странно, зачем они ему были нужны?..
Перед расставанием с маслобоем Азван заклинанием вернул ему прежнее здоровье, вручил ещё одну монету и сказал:
– Меньше ешьте пилав, если хотите быть здоровым. Фрукты куда полезнее.
Повернулся и ушёл, оставив маслобоя с раскрытым от удивления ртом.
Отправился на базар и в писчей лавке приобрёл несколько листков бумаги, чернила и калам – заострённую палочку для письма из папируса.
В своей комнате на постоялом дворе на одном листе старательно скопировал два слова, находившихся в самом начале большого свитка. Следующую фразу он переписал с большими промежутками между словами и переставив их местами, дабы читающие не могли понять смысла, а только сообщили значение слов по отдельности. Уже после, ежели сыщется знающий неведомый язык, которым написаны свитки, юноша решит, нужно ли показывать ему свитки?..
Направился к владельцу постоялого двора Санталу и спросил: имеются ли здесь люди, знающие другие языки? Тот ответил своим вопросом на вопрос:
– А зачем? Вы хотите куда-то отправиться? Куда?
Азван сообщил Санталу, что уезжать пока не собирается, но хочет прочитать попавший ему свиток, язык которого ему неведом.
Хозяин призадумался и сказал, что один из караван-баши уже нанял толмача для посещения дальних краёв. Он оказался у себя, отдыхал в одной из комнат постоялого двора.
Азван отправился к нему, показал свой листок, но толмач оказался неграмотным. Лишь сокрушённо развёл руками: ничем помочь не могу, вот если бы вы говорили на этом зыке, то…
Затем припомнил грамотного знакомца, знающего почти десяток разных языков. Указал, где его найти.
Пришлось идти в город, в квартал москальщиков. Дома толмача не оказалось, пришлось его ждать. Когда он вернулся с базара с покупками, то за пару медных монет глянул на листок. Долго разглядывал, морщил лоб, шевелил губами, а затем развел руками:
– Понять не могу. Лишь одно, вроде бы, где-то я слышал.
Толмач указал на второе слово в заглавии списка. По его мнению оно означало нечто безжизненное, неживое, смерть.
– Нехорошее слово. Но я могу и ошибаться.
Азван добавил ещё один медяк к двум предыдущим, поблагодарил толмача и ушёл весьма разочарованным.
Когда он вернулся в гостиницу, то Сантал тут же, заметив постояльца, свёл юношу с ещё одним толмачом. Тот ничем помочь северянину не смог, но в разговоре с ним юноша узнал, что он пришёл сюда вместе с другим своим коллегой в надежде быть нанятым купцами, но после недолгого разговора те отдали предпочтение его сопернику. Азван поспешил к нему с листком бумаги, но и от него получил отрицательный ответ.
Наскоро перекусив, юноша отправился в город. Долго искал знатоков языков дальних стран. В конце концов один из мужчин посоветовал ему обратиться к каллиграфу на базаре. Принц поспешил к тому.
Каллиграф оказался человеком весьма почтенного возраста с крупным умным лицом и натруженными глазами, возле коих образовались морщины. Долгое корпение над буквами не прошло даром.
Каллиграф внимательно осмотрел написанное на листке, затем признался, что прочесть не в состоянии. Но сообщил, что очень и очень давно копировал документ с очень схожим текстом. Такой понадобился делегации, прибывшей в Занзизар из далёкой восточной страны. Сказал, заказчик документа заявил, похоже, хвастаясь, что его народ живёт очень высоко в горах, выше всех. Над ними только небо.
– А как называется эта страна?
– Не помню, давно это было.
– Как давно?
– Очень давно. С того дня новорожденные уже стали взрослыми и сами уже имеют детей.
Уходил Азван в большой грусти, размышляя: что теперь ему делать, отправиться на поиски той страны, находящейся неизвестно где?..
Заснул далеко не сразу. Несколько раз просыпался, испытывая жажду, пил воду.
Из какого-то сумрачного лилового тумана к нему вышел старец с благообразным лицом, долгой белой бородой и острым колпаком на голове. На старце был надет халат с изображением множества звёзд.
Он приблизился к Азвану, долго смотрел на него ясными глазами, проникая во все извивы мысли северянина. Затем протянул вперёд руку, раскрыл ладонь и на ней юноша увидел золотую монету. Он сразу же понял, что это та самая монета, которой он заплатил за магические свитки. Старец проникновенно сказал:
– Возвращаю вам свой долг. И вы верните мне то, что взяли.
– Я даже не прочитал ваши свитки и не знаю, что в них написано, – с горечью произнёс Азван.
– Лучше бы этого вы никогда не читали.
– А почему?
– Они не для живых. Верните свитки мне.
– Как вернуть.
– В пламени огня.
– Я верну их вам, – пообещал юноша. – Эх, так хочется прочитать то, что в них написано.
– Это вы легко сделаете, если захотите, но лучше не читайте…
– Как, как мне их прочитать?
– Прочитаете, если захотите. Для вас это легко, очень легко…
С последними словами старец расплылся в воздухе и исчез.
Азван проснулся в сильнейших чувствах. Вспоминал старца, разговор с ним.
Поднялся. Его взгляд остановился на свитках, лежащих на низком столике возле подноса с фруктами.
Взял один, другой. Слова были совершенно непонятны ему. Вздохнул:
– Как мне прочитать вас? Старец сказал, что для меня это легко, но предостерёг от чтения. Не сказав, а почему? Что в них такого опасного? Он сказал, что они не для живых!.. Эх, если бы кто-то вас прочитал, тогда бы я всё понял с помощью своего заклинания!
Тут же остановился, поражённый мыслью: а какая разница между словами сказанными и написанными? В сущности же они очень схожи, особой разницы нет. Тоже самое заклинание можно слегка изменить, и тогда оно должно сработать и для понимания написанных слов…
Сразу же проверил свою догадку. Прочитал заклинание, слегка изменив его. Взял самый большой свиток, развернул его и таинственные письмена стали ему понятными. Радостно вскрикнул и впился глазами к текст.
Сверху прочёл: «Книга мёртвых». Замер совершенно потрясённый. В прошлом он не раз слышал от своих магов-наставников про неё. Никто не знал, где она хранится. Да и вообще имелись сомнения в её существовании. Шли предостережения от желания искать «Книгу мёртвых» и читать её, ибо знания, заключённые в ней, могут принести большую беду. По преданиям, если могущественный маг возьмёт «Книг у мёртвых» в руки и воспользуется ею, то земля задрожит, небо содрогнётся и боги затрепещут…
Всем этим Азван пренебрег и принялся читать свиток. Каждое слово в нём впечатывалось в его память и оставалось, словно на поверхности несокрушимого алмаза. Он запоминал всё с первого раза.
Прочитал весь свиток весьма быстро…
И был потрясён всем тем, что узнал из неё. Новые знания ошеломили его.
«Книга мёртвых» была не только о мёртвых, о посмертном существовании, но и о жизни в самом широком смысле этого слова. В том числе, и о преодолении смерти, воскрешении мёртвых, оживлении бездушного, безжизненного. И о воплощении мысли в материальные тела, а также – о управлении ими.
Сразу же принялся за чтение других свитков: там были различные другие сведения о магии, приводились различные заклинания. Их юноша тоже запоминал крепко-накрепко, зная, что теперь не забудет никогда.
Переполненный сильнейшими чувствами, Азван покинул постоялый двор и через городские ворота вообще ушёл из Занзизара. Оказавшись один среди сыпучих барханов, он воспользовался новым заклинанием и сделал себя по-настоящему невидимым, а не мерцающим. Поднялся в воздух и полетел с такой скоростью, что словно бы затвердевший воздух срывал с него одежды, резал глаза, не позволяя смотреть вперёд.
Азван окутал себя защитным полем иной природы, о которой узнал из свитков, расположив его не вблизи своего тела, а на некотором отдалении от него. Теперь воздух не причинял ему никаких неприятных ощущений. Он смог достичь небывалой для себя скорости и несся некоторое время, пока ему это не надоело.
Внизу под ним находилась совершенно безлюдная пустыня, это показала магическая сеть, брошенная на всё пространство от горизонта до горизонта. Ни одного человека там не находилось, только животные и птицы.
Сотворил молнию и бросил вниз с оглушительным громом. И сам же поразился, насколько больше и мощней оказалась молния, а от громового раската аж заложило уши. Такого не было в предыдущие применения данного заклинания. Ещё раз Азван убедился, насколько возросла его магическая сила после чтения «Книги мёртвых».
Попробовал пустить от себя стену огня, но покатился столь внушительный бушующий пламенный вал, пожирая всё, что могло гореть и даже оплавляя песок, что юноше пришлось самому бороться с ним. Огонь он всё же укротил, но достиг этого не сразу и с немалым трудом.
Заметно возросли и стали более жаркими испускаемые магом огненные шары. Теперь он смог регулировать их скорость, огненную жгучесть и направления. Не сразу, но научился заставлять шары повисать на одном месте. Подумал, что ночью это окажется кстати, можно будет освещать окрестность.
Затем пошёл дальше в своих попытках управления огнём. Научился окутывать себя им, предварительно установив защиту для своего тела, одежды и всего того, что было в его руках. Постарался запомнить новое заклинание, которое только что сотворил для этого. Несомненно, пригодится. В каких-то обстоятельствах пламя на нём должно производить впечатление и даже пугать – это же огненный человек!..
Юноша взмыл в воздух и полетел обратно.
Недалеко от Занзизара остановился у небольшого мутного озерца. Видимо, оно образовалось после дождя, поначалу имело немалые размеры, но постепенно усохло до лужицы. В ней водились лягушки и маленькие рыбки. В воздухе над водой роились летучие насекомые.
Сначала Азван поймал муху, раздавил её, а затем, предварительно убедившись, что она действительно мертва, оживил своим заклинанием и заставил описывать в воздухе различные фигуры, какие только смог придумать.
Затем тоже самое проделал с комаром, шершнем, пауком.
В стороне от лужи заметил высохшее тельце давно умершей лягушки. Юноше не верилось, что он сможет вернуть ей жизнь… Нет, нет, не вернуть жизнь, поправил он сам себя, а заставить двигаться по воле мага. Так и произошло: заклинание заставило лягушку подняться, встать на лапки и прыгать. Она двигалась, пока он держал её в поле своего внимания, а затем снова превратилась в почти плоскую сухую лепёшку, каковой и была до вмешательства человека.
Высоко в воздухе парил орёл. Азван проник в его сознание и принялся вместе с ним – его глазами – осматривать пустыню. Ни себя, ни лужицы он не видел. Птица чуть шевельнула крылом и пошла на небольшой вираж, уходя в сторону. Юноша пожалел, что не может ею управлять. Тут же вспомнил свои недавние размышления над заклинанием, которым Бародур обездвижил его. Оно было составным, одна из частей позволяла контролировать того, кого сделали недвижимым. Его осенило, он же может употребить заклинание не полностью, а лишь то, что даёт власть над иным существом.
Попробовал применить его в отношении орла, и с ликованием осознал, что птица стала повиноваться ему. Азван направил её в свою сторону, заставил и снизиться – после чего ясно увидел себя со стороны с радостным лицом рядом с лужицей.
Потом поднял орла повыше и направил в сторону, принялся осматривать пустыню за горизонтом. Применил – и у него получилось! – заклинание дальновидения. Оказывается, это можно сделать и в отношении иных глаз.
Заметил вдали каракала песочного окраса. Магия приблизила его настолько, что он казался находящимся прямо перед орлом. Видел волоски в кисточках на ушах, но сразу забыл о них, углядев в пасти степной рыси мёртвого тушканчика. Лапки его бессильно свисали вниз, а длинный хвост волочился по земле.
Задействовал заклинание оживления. Тушканчик встрепенулся, от неожиданности каракал выпустил его, но сразу же схватил вновь за узкую шею, прокусив в ней все кости трахеи. Несмотря на это тушканчик старался освободиться из зубов хищника.
По наитию юноша применил по отношении к нему ещё и заклинание восстановления здоровья – тушканчик приобрёл такую силу, что вырвался из пасти степной рыси и набросился на неё, несмотря на страшные раны на своей шее. Его сила магия даже не удвоила, а утроила. Каракал пытался вновь схватить добычу, пуская в ход клыки и когти, но скоро оставил все попытки и бросился наутёк. Тушканчик преследовал его, пока Азван держал его в поле зрения и подпитывал магической силой. Затем свалился, покатился по склону бархана и застыл недвижимым. Степная рысь этого не видела, продолжая давать дёру от ужасного врага…
Оставив сознание орла, предоставив птице лететь по своим делам, юноша направился к городу. Было светло, потому оказалось сложным найти удобное место для снятия невидимости. Разглядел с высоты постоялый двор, окно своей комнаты и направился к нему, заглянул внутрь, а затем влетел туда. Заклинанием убрал свою невидимость.
Блюдо на столе оказалось полным свежими фруктами. Азван съел один из персиков, затем несколько абрикосов и виноград.
Увидел узел со свитками, потянулся к ним, но сразу остановился, осознав, что они ему ни к чему: в сознании встали страшные письмена «Книги мёртвых». Он их помнил все, вплоть до знаков препинания. Читать свиток снова не было надобности.
Юноша прилёг на постель, стал вспоминать свои действия, созданные им новые формулы заклинаний, осознал свои новые возможности, новые силы в себе. Теперь можно отправляться к Змияду, царь скорпионов не сможет его остановить, Азван знал это совершенно точно.
Задремал и проснулся уже в полночь полный сил и желания действовать.
Забрал с блюда пару персиков, стал невидимым и вылетел из окна. Направился к центру города, поедая их на лету. Миновал безлюдный главный базар, лишь несколько сторожей там не спали, охраняя лавки.
Огромный дворец Анидака казался тёмной громадой. Лишь кое-где светились окна в нём и хорошо были видны золотые купола, которые освещали далёкие холодные звёзды.
У ограды северянин заметил тёмную фигуру, которая ловко пробралась сквозь заросли и проникла в сад. Действия неизвестного показывали природную ловкость и приобретённую сноровку.
Юноша проник в его мысли и с изумлением понял, что знает его – это был вор Явхак, ехавший из Сахришабса в караване, который захватили разбойники. Это он ночью освободился сам и помог другим. Потом Азван имел с ним дело в оазисе, где находился бывший сотенный Шушкаш.
Прочёл в мыслях вора намерение поживиться во дворце колдуна. Покачал головой, подумав: «Небывалая дерзость!» Ему стало интересно, чем же она закончится?..
Стал наблюдать через глаза Явхака за всем, что видел тот.
Вор увидел на дереве спелый персик, к нему потянулась его рука, сорвала, другая отёрла плод и Явхак принялся его поедать, испытывая немалое удовольствие, которое ощущал и Азван.
Вор оглядывался по сторонам, хотя знал, что собак тут нет, но вдруг он ошибается?..
Персик доеден до конца, косточка отброшена в сторону. Вскоре после этого Явхак поёжился от прикосновения к магической сети. Она была невидимы, но, в отличие от вора, юноша знал, что это именно они. Пытался убрать её или хотя бы ослабить, но безуспешно. Это ему не удалось даже при недавно возросшей магической силе.
Азван вместе с вором, вернее, через него, ощущал сгущение пространства, в ушах появился нарастающий звонящий шум. Ещё несколько шагов и вот уже Явхак остановился, словно парализованный. Даже дышать ему стало трудно, несмотря на помощь северянина.
Спустя некоторое время прибыли четыре темнокожих стража, они крепко связали вора. Один из них произнёс заклинание, которое удалось расслышать и запомнить Азвану. После него пленник приобрёл способность двигаться. Его повели во дворец через главный вход, коридор, комнату, а затем в большой зал.
За всем наблюдал Азван глазами вора, который лишь мельком глянул на Анидака, сидевшего на возвышении, обложенный мягкими подушками. Под ним был богатый с высоким ворсом ковёр. Вокруг находилась группка наложниц с минимумом одежд на себе, которые с интересом разглядывали Явхака. Колдун приложился к мундштуку кальяна, набрал порцию ароматного дыма и выпустил его перед собой.
Ему сообщили про обстоятельства захвата непрошенного гостя, Анидак думал недолго, тут же указал суровым тоном:
– В темницу!
И здесь Азван допустил ошибку. Вора повели из зала, а юноше хотелось получше рассмотреть колдуна: он вышел из сознания вора, забыв, что до того глядел на всё его глазами, но остаться в зале ни в ком не сумел. Слишком сильными оказались наложенные чары. Также принц уже не смог вернуться в сознание вора, потому остался в неизвестности по поводу дальнейшей участи пленника.
В сильнейшем разочаровании вернулся на постоялый двор.