Ветер дул прохожим в грудь, других подталкивал в спину, ворошил волосы и холодил руки. Навевал сырую погоду на берега. Старуха-смерть тоже боялась ветра. Он приносил ей воспоминания. Три столетия назад случилась у нее последняя любовь. А за ней пришла старость. О первой любви она старалась не вспоминать. Была та любовь, как древняя монета, со стершимся профилем, истончившимися краями, легкая, не звонкая. В те времена люди редко нуждались в смерти. Они были новые, только рожденные, и она, молодая, еще не успела обогнать их по возрасту. Тогда была и дружба, и любовь, и времени свободного было больше. И даже записывать ничего не приходилось, все смерти помнила наизусть.
И если вспоминались те годы, то глупый разум шептал, что ничего в них особенного не было, обычная юность, как у всех людей. И в том, кого она называла первой любовью, тоже не было тайны. Он был обычным. И любовь их была самой, что ни на есть простой, которая миллиарды раз на столетье повторяется. Она сердилась на себя, и старалась не вспоминать, чтобы оставить хоть чуть-чуть волшебной горечи, хоть каплю тоски по ушедшему, хоть тень, иллюзию того, что это было иначе, чем у всех. У его смертного ложа она плакала впервые в жизни. И думала, что больше никогда не полюбит. И вот, три столетия назад…
Любовь случилась вновь. Случилась, когда она, казалось, уже знала все о любви, больше, чем надо о людях и, как выяснилось, ничего о себе. Она вновь полюбила смертного. Она пришла за его женой. И приходила еще много раз. Видя, как он страдает, не могла оставить его одного. После целого дня работы, когда и ноги уже не держали, шла к нему, говорила с ним, утешала, и не заметила, как полюбила. Он просил одного, забрать его, чтобы воссоединиться с женой. Она объясняла, что там…каждый сам по себе, воссоединение не возможно. И сама боялась, что врет, ведь тот мир, он так зыбок, а она так давно там не была, может, уже все изменилось, пока Смерть живет на земле.
Сильный порыв ветра чуть не сдул ее со скамейки. Помог молодой человек. Удержал, усадил. Она лишь беглым взглядом прошлась по его лицу. Это был он. Тот, за которым она вышла на улицу. Тот, кого она ждала. Тот, что неизменно ускользал от нее во сне. Он умрет сегодня. И плаксивым, старушечьим голоском пустилась дребезжать о том, что вот они-то годы, выйти вышла, сесть села, а подняться – уже сил нет, не то, что домой вернуться. А ведь замерзла и устала, а, поди ж ты, должна сидеть, как пришитая. А ветер какой! Так и свищет, так и свищет! Говорит, а сама себе и думает, не так уж и лжет, вправду, тяжело было бы подниматься. Он, добрая душа, взялся ее проводить. Под руку подхватил, она палкой по асфальту застучала, вроде тоже идет, старается.