– Ладно, – пообещал что-то сам себе знаткой, подобрал один из камней – тяжелый и острый он холодил ладонь. Но стоило только приблизиться к телу Волемира, только коснуться корней ножом – из лаза ринулись на них злобные черти. Филипп Егорович бросил в бесов горсть соли, смешанной с какими-то травами, отрывисто выкрикивая слова заговора. Черти завопили – аж в ушах резануло, скакнули назад, но тут же ринулись на обидчика с удвоенной злобой.

– Быстрее! – рявкнул колдун, распахивая книгу, висевшую на поясе.

Огньяр отмер; размахнувшись, он рубанул со всей силы по корням, впивающимся в тело наставника – и в голове оглушительным перезвоном взорвался бой колокольчиков. Огньяр зажмурился, выронил нож, зажал уши ладонями. Когда он снова открыл глаза, он увидел, как черный туман, словно тянущийся из самой Нави, отрезал его от Филиппа Егоровича. Этот же туман ткал черный балахон, в который была одета фигура с вытянутой рожей и рогами, на которых так же, как и в видении, поблескивали золотые нити.

– Маленький звере-е-еныш, – раздался в голове голос – холодный, как руки покойного. Огньяр чуть опустил взгляд – ног у черта не было, их заменял столб из перекрученных друг с другом корней. Знаткой лихорадочно перебирал варианты действий. Бежать? Ну куда? В какой стороне лаз? Нет, бежать – не выход… Огньяр потянулся за ножом, но Козел, словно веселясь, мотнул головой, заставляя бубенцы снова залиться “мертвым” смехом. Огньяр отпрянул, выставил руку с ножом вперед.

– Не бойся меня, звере-е-еныш, – зашуршало в голове. Козел вытянул лапу, и из рукава балахона посыпались золотые монеты.

– Я хочу стать твоим дру-у-угом.

Разинув рот, знаткой глядел на монеты, поблескивающие в темноте. Только на одну из них можно было несколько коров купить, а на все эти – и целую деревню. Сквозь звон пробивался чей-то слабый голос, который что-то кричал, но Огньяр, сколько бы не прислушивался, все никак не мог разобрать, что именно.

– Ты хо-о-очешь золота? – поинтересовался мертвый шепот. – Или хочешь, чтобы тебя люби-и-или? Нужно стать моим дру-у-уом…

Огньяр понимал, что сила Козла ему не принадлежит, что он тянул ее из Волемира, но противиться не мог. Рука с ножом медленно опустилась. Такая малость – и его больше никогда не назовут никчемным. Знаткой поднялся, чтобы сделать шаг к черту, но тут воздух сотряс дикий кошачий визг.

Черный кот ринулся между Огньяром и Козлом, выгибая круглую спину и нервно дергая распушенным хвостом. Бубенцы в голове знаткого не замолчали совсем, но стихли – и этого оказалось достаточно.

– Девять проклятий тебе, а не дружба! – выпалил Огньяр, и, собрав все свои силы, рванул полуистлевшее тело Волемира на себя, выдирая его из хватки. Но как только корни выпустили его, руки, казавшиеся окостеневшими, потянулись к лицу Огньяра в попытке то ли выцарапать ему глаза, то ли вцепиться в горло. Но Огньяр был моложе, сильнее и главное – живее. Скрутив умертвие, он с силой перевернул его лицом вниз и нащупал выроненный камень. Но как только он занес его, примериваясь, на спину кинулись черти, кусая за плечи, так сильно, что чувствовалось даже сквозь одежду. Их визгам вторил кошачьи вопли; Прошка метался между Козлом и Огньяром, взрывая почву железными когтями. Закричав от злости, Огньяр с силой опустил камень на указанное Филиппом Егоровичем место. Издав невнятный звук – то ли блеяния, то ли рычания, Козел звякнул бубенцами – и истаял вместе с туманом. Наступила полная тишина.

Огньяр, стараясь не глядеть на тело перед собой, осмотрелся. Черти тоже исчезли. Филипп Егорович стоял, покачиваясь – битва забрала у него много сил. Прошка сел чуть поодаль и начал вылизывать лапы, растопыривая пальцы.

– Надо тела забрать, – язык еле ворочался. – Похоронить как положено.

– И лаз запечатать, – так же слабо отозвался Филипп Егорович.

– Вы поможете? – Огньяр нащупал нож и побрел к одному из холмов.

– Нет. Ты колдун-хранитель этих земель – тебе и заговоры такие творить, – кажется, Филипп Егорович уселся прямо на землю. Огньяр не стал спорить. Расковыряв корни, он вдруг уловил слабое дуновение. Не веря, он наклонился ниже. В темноте чуть светилось бледное, но вполне живое детское лицо. Огньяр не мог понять, кто это именно, но ребенок совершенно точно дышал.

*****

На то, чтобы высвободить все тела – живые и неживые из древесных пут ушла вся ночь. И, возвращаясь в деревню, Огньяр едва волочил ноги. Но тем не менее, он старался идти ровно, прижимая к груди бесценную ношу – сына пекарши Настасьи, худенького Войко. Личико его было измазано землей, но все равно сразу же в глаза бросалось, какое оно бледное.

– Ничего, – тихо приговаривал Огньяр, механически переставляя ноги, – сначала молока по ложечке, потом мамка хлебушка испечет с горбушкой хрустящей… А потом уже можно и пирожков с сальцем…

Рот наполнился слюной, стоило только подумать о еде. Огньяр оглянулся на Филиппа Егоровича. Колдун тоже выглядел помятым – уложенная шевелюра его совсем растрепалась, щегольское пальто и жилет оказались порванными так, что швеи должны были обладать определенным видом бытовой волшбы, чтобы привести их в порядок.

От деревенских ворот к ним уже бежала толпа: Огньяр отправил вперед Прошку и наказал сделать все возможное, чтобы привести селян. Впереди меленько перебирал ногами староста Ефрем, придерживая шапку; за ним спешила Настасья – едва одетая, без платка, но на это сейчас никто не обращал внимания. Увидев на руках знаткого сына, она упала на подмерзшую землю и завыла, протягивая к нему руки. Но ее подхватили под локти, подняли и поволокли вперед.

– Живой, мамаша, – Огньяр передал Войко в руки Настасьи. Та тихо заплакала, оглаживая ладонью щеки сына.

Из живых внизу оставались еще и дети бортника, пропавшие в тот же период, что и Войко. Но, видимо из-за того, что жизни из них вытянуло меньше, выглядели они лучше, Огньяр даже четко слышал их сердцебиение. Их пришлось оставить – ни Огньяру, ни Филиппу Егоровичу не хватило бы сил вытащить троих сразу. И поэтому, как бы они не устали, переодевшись, смыв с лиц и рук грязь и кровь – Огньяр сбился со счета, сколько раз поцарапался об обломки сухих корней, – они присоединились к группе, отправившейся вызволять детей.

И это времени заняло немало: сначала пришлось расширять лаз: худые парни могли пролезть сами, но им не хватало сил вытянуть детей, а мужчины покрупнее застревали в самом начале. Когда все были вызволены, у Огньяра уже не хватило сил оставаться и ждать, пока достанут тела для захоронения. Нужно было поспать. Тем более, что оставалось еще как минимум одно дело: нужно было запечатать логово лешего, чтобы он не утягивал больше детей. Вряд ли изничтожив источник его колдовской мощи, Огньяру удалось избавиться от нечисти. Скорее всего, та просто затаилась, чтобы зализать раны. И, чтобы больше не выползала, нужно было наложить печати, про которые рассказывал по ходу дела Филипп Егорович. Огньяр был благодарен колдуну: об этом он и не догадался бы. И кто знает, когда бы тварь снова выползла на свет божий.

Спал Огньяр так хорошо, как никогда. И, когда он снова был у кладбищенской часовни, он был преисполнен уверенности и сил. Филипп Егорович с ним не пошел – повторил про хранителя земли, напомнил слова заговора, и засобирался в обратную дорогу.

Знаткой расставил свечи, зажег. Опустившись на колени, он начертил на влажной земле, которой деревенские мужики закидали вход в подземелье, колдовскую печать. Осталось самая малость – запечатать его собственной кровью. И пока он жив, и жив его род, навья тварь с козлиной мордой не потревожит ни Крутую Горку, ни земли в тридцать верст округ. Огньяр достал нож, примерился к ладони. Краем глаза он заметил движение: Прошка уселся рядом, щуря оранжевые глаза и помахивая хвостом.

Огньяр размахнулся – и когда лезвие почти коснулось кожи, вдруг остановился. А правильно ли он все делает?.. Столько усилий – и ради чего? Прожить всю жизнь в деревеньке, где доброе слово да подарки, только если помощь нужна, а все остальное время за глаза кличут чертознаем? А может, надо было взять золото да откликнуться на предложение Козла? Подумаешь – пять человек раз в пять лет. Огньяр бы их сам отбирал. Тех, кто от хвори чах, да совсем не соображал. И тех, кто чах, но соображал – и хотел и себя, и родичей от ноши такой избавить. Вот, кто точно сгодился бы: они только и делали, что из могил упырями восставали, а так силу бы свою во благо отдали. И был бы в Крутом Яре и урожай, и благости другие всякие. А Огньяр женился бы на Ксене. С такой кучей золота жених из него баску́щий⁷ получился бы. Даже внук старосты с лисьим воротником на шубе не ровня. У него таких бы воротников сотня – нет, тыща было бы. И не только у него, у Ксени тоже… Перед внутренним взором встало румяное лицо Ксени. А приняла бы она его такого?.. Да и умрет он – и чего?.. Опять матери и отцы будут детей терять? В ушах зазвучал плач Настасьи.

7. Баску́щий, ба́ский – красивый