Пентюх

Глава 10. Как труп откапывали…

Разуменская гостиница поражала своим комфортом и уютом. Кровать оказалась несколькими широкими досками, застеленными дерюжкой. Я спросил обед, и баба – которая назвалась Марфой, принесла мне миску с варёной картошкой. Осмотрелась, куда поставить, и сунула в руку. А рядом на кровать положила деревянную ложку, вытерев её о передник. Я посмотрел на сероватую картошку, на грязную ложку и решил не рисковать своим здоровьем. Спросил, сколько стоит сей обед, услышал, что двадцать копеек. Покачал головой, но спорить не стал. Отдал два гривенника, а потом демонстративно вышел с картошкой во двор и поставил миску перед Тварью:

– Кушай, моя хорошая!

Марфа, которая вышла за мной, поджала губы, глядя, как я кормлю животинку. А когда Тварь сожрала картошку с аппетитом, я протянул миску хозяйке. Та молча выхватила посудину и ушла в гостиницу, громко хлопнув дверью. Я пожал плечами и зашёл следом. Прошёл в комнату, лёг на кровать и стал смотреть в потолок. Марфа гремела чем-то на кухне, а потом открыла дверь ко мне в комнату, втиснула своё туловище и произнесла обидчиво:

– Ежели ты моей едой собак кормить удумал…

– Это не еда, – я обычно вообще старался вести себя тихо и незаметно, но события последних двух дней совсем выбили меня из колеи: – И дверь закройте с той стороны! Мало того, что замка нету, так ещё и врываетесь без спросу! А если я тут голый бы был?

– А ты голый разговаривать не умеешь? – опять поджала губы Марфа.

– Слушай, – вдруг разозлился я, – Ты деньги за два дня получила? Теперь на два дня это МОЯ комната! А ну, выйди отсюда!

– Ты это скандалить удумал? – завизжала баба, – Да я таких скандалистов знаешь, как успокаиваю?

– Едой своей кормишь? – я рывком сел на кровати, и вдруг неожиданно даже для себя сказал: – А ну, возвращай деньги! Я лучше на улице переночую, чем в этом гадюшнике!

Марфа сразу попятилась и заговорила примиряюще:

– Ну чего скандалить? Я вечером мяса наварю! И колбаска есть хорошая! Хлеб! И посуда чистая найдётся! Мы для гостей рады расстараться!

Баба аккуратно прикрыла дверь, а я вновь лёг на кровать. В животе урчало от голода, но идти искать еду я не захотел. Так и заснул на голодный желудок.

Староста пришёл за мной ближе к вечеру. Посопел и проговорил:

– Выкопали, господин Пентюх, убиенного! Гроб открывать не стали. Решили с вами.

Мы пошагали к сельскому погосту. Тварь вертелась рядом и с умилением смотрела на лающих на неё деревенских собак. Я показал ей кулак и подошёл к небольшой группе мужиков, хмуро стоящих с лопатами. Возле выкопанной могилы стоял гроб, больше напоминающий ящик, потому как сколочен он был наспех из плохоньких досок. Я подошёл, достал из сумки блокнот, карандаш, и скомандовал:

– Открывайте!

Староста ткнул пальцем в невысокого бородатого мужика с носом, похожим на картошку:

– Открывай, Гаврила!

– А чего я? – шмыгнул носом-картошкой Гаврила, но староста нахмурился:

– В свидетели захотел? Або в эти, как его? – Владимир Пантелеевич глянул на меня, и я сказал зловещим голосом:

– В понятые!

Гаврила вздрогнул, схватил ломик металлический и быстренько сорвал крышку. Мужики невольно подались вперёд, я тоже заглянул в гроб-ящик. И вздрогнул. Там, уткнув остренькую бородку в небо, лежал труп молодого по виду мужика. На мужике был мундир с действительно «блескучими» пуговицами. Вот только чей это мундир – сказать сложно. На континенте было много всяческих стран. Ну, как много. Лично я только про семь штук слышал. Если с нашей страной брать. Я, к стыду своему, в местной географии разбирался слабо. Больше мне нравилось про чудовищ всяческих читать. Тем более, страна, в которую я попал, называлась Рось. А столица… Москва. Ну, тут, видимо, постарались попаданцы из моего мира. Они же помогали язык сохранить. Потому как даже письменность от нашей не отличалась особо. С востока у нас были три страны, населённые нечеловеческими расами: Альфия, Гмурия и Грылия. Соответственно, жили в них альфилы, гмуры и грыли. Альфилы – высокие, тощие, с длинными, по колено руками. Лица их были как у мумий – обтянуты синеватой кожей. И сама раса эта была надменной и наглой. Они считали себя коренными обитателями этого мира, а нас нахлебниками и захватчиками. Хотя первые попаданцы-люди стали проваливаться сюда многие века назад.

Гмуры были невысокими, но крепкими. Рожи имели страшненькие, похожие на печёную картошку, причём, как цветом, так и видом. Эти заносчивостью не обладали. Были хорошими мастеровыми. Жили себе спокойно. Так же спокойно время от времени конфликтовали с соседями, а потом мирились. Спокойно жили во всех государствах и странах, при всех расах.

Грыли были невысокими, как и гмуры, но худощавыми на вид. И более всего из нечеловеческих рас похожи на людей. Только отличались отменными силой и выносливостью. Тоже жили везде, где можно, и их с удовольствием брали работниками, потому как неутомимые грыли хоть и не отличались умом и сообразительностью, зато были исполнительными и трудолюбивыми.

А вот с запада и севера от нас обитали всяческие людские страны. Правда, я знал только три, граничащие с Росью – Дарчия, Гексания и Турсия. Но как уж там жили, кто в тех странах и откуда попадали – не знаю! Мне Бирюля хватало и чудовищ, его окружающих. Честно сказать, страны жили более-менее в мире, потому уж разучивать язык неприятеля смысла не было. А, тем более, мундиры их знать. Но то, что мундир был не наш – сто процентов! Наши я все видел! У исправников и приставов они были белыми. У солдат – красными и больше похожими на одежду стрельцов каких-нибудь. У чиновников – синие. А тут – зелёный мундир, да ещё и с кружевными рюшками по рукавам и воротнику. Блестящая пряжка с выгравированным солнцем. А слева – где должен быть «блестящий орден» – вырванный клок. Вид у трупа был не совсем уж и страшным. Ну, посиневший немножечко. Вернее, посиневший с землянистым цветом. Но в трупах я разбирался ещё хуже, чем в странах, потому, каким он должен быть – не знал. Ну, и запах неприятный, тут никуда не денешься. Впрочем, меня волновал не он. Я спросил у старосты максимально спокойно:

– Господин Корюх, а где… орден убиенного?

Староста отвёл глаза и проговорил тихо:

– Может, когда хоронили закатился куда-то?

Я покивал и сообщил:

– Если не выкатится – вся деревня понятыми пойдёт! И что ещё у него было?

Староста переступил с ноги на ногу и проговорил:

– Сумка кожаная была. Лежит в избе у меня, – посмотрел испуганно и добавил: – Ничего не трогали из неё!

– Ладно, – вздохнул я, – Раздевайте труп!

Староста строго глянул на мужиков и приказал максимально грозно:

– Раздевайте ужо!

Пока мужики доставали тело и снимали с него одежду, я отошёл подальше и закурил. Как раз успел папиросу выкурить, когда Владимир Пантелеевич позвал:

– Готово, господин Пентюх!

Я подошёл и посмотрел на голого покойника. Тут же увидел на брюхе справа, чуть ниже рёбер, небольшую дырочку, будто от пули. Открыл блокнот, тщательно записал, померил линейкой расстояние от ключицы до раны, внёс цифры. А потом, на всякий случай, ещё и зарисовал, как умел, тело и рану. Посмотрел, не пропустил ли чего и скомандовал:

– Переворачиваем!

Когда тело перевернули, я увидел на спине и выходное отверстие. Пуля, получается, прошла насквозь. И вышла выше, где-то в районе лопатки. Тщательно записал местоположение, характер раны и опять зарисовал всё. Спрятал карандаш и скомандовал:

– Зарываем назад! – и пошагал вместе со старостой в центр села…

Глава 11. Нежданная встреча

Когда пришли в контору (так здесь назывались избы, где размещались староста и становые приставы с писарем), Корюх полез в деревянный шкаф, покряхтел и достал оттуда красивый кожаный чемоданчик. Писарь Федос, сидящий за столом в дальнем углу комнаты, посопел носом, и принялся что-то старательно выводить в большой амбарной тетради. Староста покряхтел ещё, глянул на Федоса и со словами:

– Пропажа нашлась! – положил на деревянный стол орден.

Орден этот тоже изображал солнце, только на перекрестье мечей. Я повертел его и так, и эдак. Отметил, что сделан он красиво. Может, даже из драгоценных металлов. По крайней мере, на шестиугольном солнце на краях каждого лучика были какие-то камни. Я достал опять блокнот, карандаш, тщательно описал орден, а потом бережно положил в сумку. Потянулся к чемодану, аккуратно открыл и посмотрел внутрь. Там лежали бумаги какие-то, табакерка, трубка и пачка денег. А ещё… документ.

– Владимир Пантелеевич, а гражданина этого, убиенного, в селе раньше кто-нибудь видел?

– Неа, – замотал головой Корюх, – Всё село посмотрело – никто не видел его.

– А как он в село попал? Кто нашёл? – я взял карандаш и приготовился записывать. Вывел вверху странички: «Показания старосты села Разумное В.П. Корюха!»

– Как попал – энтого не знаю, – староста переминался перед столом с ноги на ногу, – Нашёл с утра Федос! Как раз на службу шёл и обнаружил!

– Дальше? – я старательно записывал за старостой.

– Дальше он заорал, ровно кабанчик, которого резать собрались! – забубнил староста.

– Кто заорал? – поднял я глаза, – Убиенный?

– Какой убиенный? – выпучился староста: – Как убиенный заорать-то мог?

– Я-то откуда знаю? – я пожал плечами: – Вы сами сказали: – Заорал как кабанчик!

– Так Федос заорал! – староста глянул на меня удивлённо.

– Понял, – кивнул я и принялся записывать: – Дальше…

– Ну, сбежались мужики. И я прибежал со всеми. Глядь, а на земле убиенный лежит!

– Как лежал? В каком положении?

Староста диковато на меня посмотрел. Покряхтел и лёг на пол, откинув левую ногу и оттопырив руки в стороны.

– Полежите минуточку! – попросил я, и спросил Федоса: – Так убиенный лежал?

Сельский писарь испуганно кивнул, и я принялся писать, проговаривая вслух:

– Убиенный лежал на спине, лицом кверху, – я быстро подточил карандаш и спросил старосту: – Глаза закрыты были?

– У кого? – прошептал с пола Владимир Пантелеевич.

– У убиенного, конечно, – я взял наизготовку карандаш и приготовился писать.

– Закрытые, господин Пентюх!

– Закрытые, – записал я, и начал конспектировать дальше: – Руки раскинуты в стороны, левая нога оттопырена!

Когда переписал позу, продолжил опрос:

– Итак, убиенный в неизвестном мундире…

– Почему неизвестном? – Корюх глянул на меня удивлённо: – Это мундир Дарчии!

– Ага! – я от изумления вытаращил глаза: – А вы откуда знаете?

– Так служил на западной границе пять лет! В Дарчии в таких мундирах ходят!

– Это меняет дело, – я вновь принялся писать, но остановился: – А как правильно? Дарчиец, дарчиянин или дарчианец?

Староста моргнул и признался:

– Не знаю, мы их дрочерами называли.

– Дроче… – принялся писать я и плюнул: – Владимир Пантелеевич! Не могу я такое в официальном документе прописывать!

Я подумал и нашёл выход. Написал: «мужчина в мундире Дарчии». Закончил опрос старосты. Потом опросил Федоса. Но тот мало что смог добавить. Шёл, увидел. Закричал. Прибежали.

– А откуда убиенный идти-то мог, Владимир Пантелеевич? – спросил я у Корюха, – Почтовая карета в тот день была в селе?

– Была-с! Я с каретой и отправил письмо исправнику, что убиенного нашли!

– А перед этим?

Староста задумался и кивнул:

– И перед этим была.

– То есть, мог на карете приехать и остаться?

– А зачем оставаться ему? – староста посмотрел на меня с удивлением.

– Откуда ж я знаю? – я развёл руками, – У вас из Дарчии никого не живёт? Может, в гости к кому заехал?

– Да я кареты встречаю, не было никого! – Владимир Пантелеевич помотал головой: – И из Дарчии нету никого у нас.

– Ну, и ладно! – я махнул рукой: – Я всё описал, вас опросил, а дальше пусть уже сыщики разбираются! Карета на Бирюль завтра?

– Завтра-с. В полдень приходит.

Когда я вышел на улицу, уже темнело. Тварь подбежала ко мне и ласково завиляла уродливым хвостом. Я подумал немного и наклонился, чтобы погладить животину. И вздрогнул от знакомого девичьего голоса:

– Кто это тут у нас?

Распрямился резко и увидел Ирину. Покраснел густо, но, надеюсь, в темноте этого не видно было и спросил невпопад:

– А ты откуда здесь?

– Как откуда? – засмеялась девушка, – Приехала с командой своей!

– С командой? – тупо переспросил я, припоминая, что Ирина действительно рассказывала что-то про команду. И про то, что они изыскания проводят какие-то в нашем уезде. Правда, я плохо помнил, что за изыскания. Дело в том, что когда девушка это всё рассказывала, она сидела рядом со мной на травке, изредка касаясь меня своей… округлостью. Ну, той самой, которая между шеей и солнечным сплетением. А я ведь говорил уже, что с девушками у меня… не сильно ладилось. Потому, когда чувствовал прикосновения эти, всё плыло, как в тумане. И забывал обо всём. Вот и помню совсем смутно, что да, точно, команда какая-то была. В разговоре. А вот что за команда… Впрочем, Ирина быстро сама всё рассказала:

– Со мной мои помощники – гмур Дырн и тырк Бобо. Вон они, лошадей распрягают!

– Гмур и тырк? – опять тупо переспросил я. Те и другие были представителями нечеловеческих рас, населяющих эту планету. Про гмуров, их низкий рост, мастеровитость и кряжистость я уже рассказывал. Но вот если они были похожи на невысоких людей, то тырки на людей походили мало. И хотя руки у них были, и племя это являлось прямоходящим, ноги у тырков заканчивались копытами. А на голове были натуральные рожки. Не очень большие, конечно, но имелись. Ну, и рожа волосатая, как у обезьян, только вытянута, а нос широкий, будто у коров каких. Тырки отличались могучей силищей, невероятной выносливостью и… кажущейся тупостью. Многие думали, что интеллект тырков равнялся интеллекту первоклассника, а то и вовсе детсадовца. Тут уж как повезёт. Говорить они умели, но лавры Цицерона не снискали бы. Но на самом деле тырки были не только могучими, но и очень даже сообразительными. И те, кто общался с представителями этой расы точно не назвал бы их глупыми.

Ирина же, выслушав мои ответы, внимательно посмотрела и рассмеялась:

– С тобой всё в порядке? Такое ощущение, что тебя по голове чем-то хорошо приложили.

– Да! – ответил я.

– Да, в порядке? Или да, приложили? – изыскательница явно веселилась, рассматривая моё, наверное, донельзя тупое лицо.

– Да, в порядке, – я вздохнул и проговорил: – Позволь пригласить тебя на ужин? Только я не знаю, где тут покушать можно, сам с утра голодный…

Глава 12. Неожиданное предложение

Ирина посмотрела на меня и звонко засмеялась:

– Можешь пригласить меня поужинать к моей телеге. Уверена, Дырн уже приготовил чудесный ужин. Такой в этой дыре точно никто не приготовит!

Действительно, от костра, разведённого возле телеги, распространялся безумно аппетитный аромат чего-то мясного и наверняка очень вкусного. Я сглотнул слюну и проговорил:

– Если это будет удобно…

– Тогда, ведите меня, кавалер! – Ирина подхватила меня под руку, и я действительно повёл её к костру.

Тырк сидел возле костра и камнем точил огроменный меч. Не знаю, смог бы я поднять этот клинок даже двумя руками, но Бобо спокойно держал его левой лапищей, а правой вжикал туда-сюда камнем. Тырк, не отвлекаясь от своего занятия, кинул на нас короткий взгляд и продолжил точить громадину. А вот гмур, переворачивающий рёбрышки, посмотрел пристально и недружелюбно. И спросил хрипло у Ирины, полностью меня игнорируя:

– Это что за хмырь?

– А это тот самый господин Пентюх, Семён Петрович, – улыбнулась гмуру девушка, и коротышка преобразился. Вытаращил глаза, чуть не уронив в костёр рёбрышки. Потом быстро положил их на поднос, вытер о штанину руку и подошёл, протягивая ладонь:

– Дырн Арух Грызл! Рад встрече.

– Взаимно! – я аккуратно пожал протянутую руку и с удивлением посмотрел на девушку. Чтобы гмур, народ которого отличался сварливым и зачастую грубым характером сказал вдруг слово «рад»… Но всё объяснил тырк. Он аккуратно засунул огромный меч в ножны, встал, тоже вытер руки и протянул мне свою огромную лапищу:

– Бобо! Дрын не любил Эдди. Ты убил Эдди. Дрын любит того, кто убил того, кого он не любил!

– Сам ты дрын! – завопил гмур, – Дрын и дубина! А я Дырн! Сколько раз повторять?

– Мальчики, может, покушаем? – мило улыбнулась Ирина, и её подельники, или как уж там они себя называли, сразу успокоились. Мы расселись перед костром, и я, наконец, не просто нормально, а восхитительно поел. Дырн Арух Грызл оказался действительно шикарным кулинаром. Я давно не ел настолько вкусные, сочные и невероятно пахучие свиные рёбрышки, заедая их печёной картошкой и салатом. Мы довольно быстро нашли общий язык, Дырн Архуз Грызл великодушно разрешил называть его Дырном, а Бобо изначально представился одним именем, а не тремя. Я же сказал, что буду рад, если меня будут называть Семёном. Я рассказал, зачем я здесь, а изыскатели внимательно слушали. Тут я вдруг заметил, что на телеге их нет рун, отгоняющих монстров. И очень этому удивился.

– А чего их отпугивать? – пожал плечами гмур, и хлопнул по огромному ружью рядом с собой: – Двенадцатый калибр любую нечисть остановит! А что не остановит он – остановит Бобо своим мечом. Мозгами его, конечно, природа обделила, зато силушкой наделила богатырской!

– Самого тебя природа обделила, – ничуть не обидевшись, ответил тырк, и я понял, что такие шуточки у них постоянно.

– Это чем же? – спросил гмур, доставая трубку и раскуривая её.

– Размером! – захохотал Бобо, а гмур выдохнул дым и изрёк:

– Дубина ты!

Потом мы долго болтали, и распрощались уже за полночь если и не друзьями, то уж приятелями точно. Я поплёлся в гостиницу, оставив изыскателей у телеги. А с утра меня разбудил лично староста, чуть не повизгивая от счастья:

– Господин Пентюх! Господин Пентюх! К нам прибыли-с сами господин Железный! Мерлен Петрович требуют вас прийти к нему на доклад!

Я сел на досках, которые по недоразумению здесь называли кроватью, и на которых я за ночь себе все бока отлежал. Потянулся, зевнул и стал напяливать штаны. Староста переминался с ноги на ногу, а я не торопясь вышел во двор, и стал умываться из кадушки. Потом неторопливо стал чистить зубы. Тварь весело прыгала рядом, а староста стоял истуканом. Наконец не выдержал:

– Там Мерлен Петрович ждут-с! На доклад!

Я удивлённо повернулся к старосте:

– Мне доклад Игорю Фёдоровичу везти. Он меня отправлял. А вашего Мерлена Петровича я знать не знаю. Отчего я ему должен докладывать? Он мне не начальник! Вы мне лучше скажите, когда почтовая карета на Бирюль едет?

Я кинул взгляд на стоянку изыскателей, и увидел, что ни телеги, ни самих изыскателей уже нет. Вздохнул тяжело и пошёл в комнату одеваться. Староста в это время, онемевший от моих слов, вдруг выдохнул и затараторил:

– Это как же вы Мерлена Петровича не знаете? – Корюх аж задохнулся от обиды: – Про него на прошлой неделе «Ведомости» писали! И на позапрошлой! И месяц назад была статья, как он раскрыл запутанное дело в соседнем уезде! У нас в конторе все заметки про него хранятся в сундуке!

– Я рад за ваш сундук, господин Корюх, – сухо ответил я, – Но я подчиняюсь господину председателю земской управы! У меня чёткое распоряжение – написать отчёт и привезти ему.

– Ну, знаете ли, – выпалил староста, развернулся и выбежал вон.

Я успел одеться и даже позавтракать. Вышел на крылечко гостиницы, присел на нижнюю ступеньку и закурил, поглядывая на площадь, куда должна была подъехать почтовая карета. В это время и появился Мерлен Петрович Железный. Сыщик, известный не то что у нас в уезде – по всей Роси. Личностью он действительно был не просто известной – легендарной. И моё нежелание идти к нему на доклад основывалось на непонятном мне самому упрямстве. Мерлен Петрович был высок, строен и черноволос. Под его ровным, греческим носом были щегольские, закрученные вверх тоненькие усики. Глаза – стального, серого цвета. Щегольский сюртук. И сразу две кобуры с револьверами. Но револьверы его были не такими, какой мне выдал председатель, а огромными, красивыми. И даже из кобуры видно было, что рукоятки инкрустированы костью какой-то. И сапожки на Мерлене Петровиче щегольские были. Коричневые, с вышивкой. В общем, весь он был щегольский, успешный. А не то, что я…

– Семён Петрович? – сыщик остановился передо мной и сверху вниз дружелюбно посмотрел, как я докуриваю папироску. Я встал неловко, пожал протянутую руку и кивнул молча. Стыдно стало, что отказал известному человеку. И отказал-то, по сути, из зависти. Знал же, что исправнику опись нужна была как раз для Мерлена Петровича. Впрочем, сам сыщик продолжал дружелюбно улыбаться и проговорил, будто был хоть один человек в нашем уезде, кто его не знал: – Я Железный Мерлен Петрович! Рад знакомству!

– Пентюх, Семён Петрович, – ляпнул я, забыв, что сыщик итак назвал меня по имени отчеству, оттого знает, кто я.

– Семён Петрович, ваш председатель сказал, что вы должны быть здесь, и просил передать отчёт об убитом мне! И если вы не против…

– Конечно, – засуетился я. Залез в сумку и вытащил блокнот, а к нему и орден убиенного: – Пожалуйста!

Мерлен Петрович кивнул благосклонно, орден осмотрел внимательно и тут же спрятал. Открыл блокнот и стал читать. При этом брови его лезли вверх всё выше и выше. И я даже в какой-то момент испугался, что они уткнутся в волосы. Потом он посмотрел на меня и спросил с удивлением:

– Это вы написали?

– Так точно-с, – испуганно ответил я, – Что-то не так?

– Как раз-таки всё великолепно! Клянусь вам, предыдущий полицейский писарь втрое хуже описывал и подмечал разные тонкости! Вы будто рождены, чтобы делать эту работу!

Я с подозрением посмотрел на сыщика, но тот, вроде, даже не думал шутить. Прищурился и сказал вдруг:

– Слушайте, сколько вы получаете в земской управе? Рублей восемьдесят? Сто? Давайте к нам в полицейское управление! Обещаю двести рублей!