Методология социального познания. Монография

Вместе с тем инновационные и информационные процессы нельзя воспринимать абстрактно, поскольку понятно, что информация несет на себе глубокий след общественных отношений, отпечаток потребностей, интересов и ментальных черт тех общностей, преференции которых она отражает. В этом и состоит сущность социальной информации и, вероятно, всякого нового знания.

Нужно говорить также и о том, что информация и новое знание, не соответствующие внутренним закономерностям функционирования общества, его ментальной и культурной традициям, несут по отношению к нему массу деструктивных последствий. Поэтому, рассматривая данное проблемное поле, необходимо хотя бы кратко остановиться на социально-культурных последствиях и проблемах становления и развития новой высокотехнологичной социоэкономической реальности.

Итак, важнейшим результатом информационной технологизации социохозяйственной сферы и одновременно главным аргументом приверженцев данного концепта является ее мощное влияние на экономический рост. Однако сам этот рост в различных его понятийных импликациях оказывается первым вопросом на пути обсуждения поставленной проблемы.

Кажущаяся очевидность объективной потребности всякого общества и человечества в целом в непрерывном экономическом росте подкрепляется целым рядом весомых аргументов. В первую очередь это расширение возможностей человека по освоению планеты и ее ресурсов, обеспечению все большей части населения продовольствием, другими необходимыми для жизнеобеспечения средствами существования и т. д. Если Томас Мальтус в конце XVIII в. полагал, что проблема перенаселения плане-ты – это вопрос времени, ибо существует объективный закон роста населения в геометрической прогрессии, за которым не успевает рост средств жизнеобеспечения (растущих в арифметической прогрессии). В связи с этим он призывал к жесткому регулированию народонаселения. В условиях, когда общая его численность составляла менее 1 млрд. человек, то теперь специалисты достаточно спокойно воспринимают цифру 10 млрд. и более, в первую очередь апеллируя к качественно изменившимся темпам экономического роста и появлению все более совершенных технологий, способных решать этот спектр проблем.

Но необходимо подчеркнуть, что проблема экономического роста не является столь одномерной. В связи с этим не всякая современная культура демонстрирует высокие темпы экономического роста. Наиболее высокими они оказываются в развитых странах, в связи с чем их отрыв от менее развитых не сокращается, а возрастает. Это с очевидностью обостряет множество планетарных социальных проблем, в первую очередь проблем взаимоотношения между богатым севером и бедным югом. При этом корни нарастания этой диспропорции скрываются глубже – отнюдь не все культуры являются носителями самой идеологии роста, в том числе экономического, который потому и оказывается для них не органическим, а внешне обусловленным, навязанным европоцентричными культурами. Большинству неевропейских культур, как показывает история, не присуща сама парадигма развития и роста, внутренняя система мотивации и ценностей, ориентированных на рост.

Так, традиционные культуры Востока больше тяготеют к консервации сущего, а не к его трансформации, поэтому их развитие является лишь ответом на вызовы эпохи, способом самосохранения на фоне евроатлантической экспансии. Эти тенденции подтверждаются следующим очевидным фактом: большинство центрально-азиастких республик бывшего СССР, несмотря на достаточно большой исторический период приобщения к европейской культуре благодаря влиянию России, встав на путь самостоятельного развития, буквально за несколько лет вновь вернулись в допросвещенческую эпоху, все более дрейфуя в направлении исламского фундаментализма без каких-либо иллюзий самостоятельного возвращения в просвещенное культурное пространство.

В связи с этим можно уверенно утверждать, что не только разработка всеохватывающей теории экономического роста, но и само всеобщее распространение идеологии роста является невыполнимой задачей. Следовательно, экономический рост и все определяющие его факторы являются как минимум культурной принадлежностью лишь части человечества, что и является одной из крупнейших социальных проблем14.

Завершая фрагмент анализа, посвященный рассмотрению результатов информационной технологизации современного пространства экономической деятельности, подчеркнем, что новые реалии развития социохозяйственных систем, базируясь на знании и информации, науке, инновациях, имеют природу и производимый продукт, существенно отличающие этот высокотехнологичный цивилизационный тип от природы и продукта предшествующих экономических форм. При этом новая экономика предстает как реальность, включенная и взаимодействующая с иными культурными подсистемами, играя все более активную роль в эволюции социальности человеческого сообщества.

Эта новая реальность должна рассматриваться как целостный комплекс, который включает производство нового инструментального знания (информации), его внедрение в социохозяйственную практику (производство, распределение, обмен и потребление благ), специальные формы организации и управления. Являясь порождением европейской и подобной по стилю рациональности российской культуры, идеи просвещения составили актуальные основания феномена новых социохозяйственных систем. Однако они (идеи) постепенно трансформировались в Европе под воздействием буржуазной реформации, а распространяясь в страны Азии, приобрели ряд специфических черт, отразившись во всех аспектах организации и управления жизнью общества, породив спектр новых перспектив и одновременно глобальных проблем в плане развития цивилизационных процессов и человечества в целом.

Резюмируя содержание этого раздела, отметим еще и следующие, на наш взгляд, весьма актуальные аспекты рассматриваемых здесь проблем.

Во-первых, как уже было показано выше, информационная технологизация социального пространства обеспечила мощный толчок к его трансформации на базе новых целевых приоритетов, кардинально изменивших характер субъектной и ассоциированной деятельности современного человека. Эти изменения настоятельно потребовали объективного снятия неопределенности в осмыслении природы, функций, содержательной структуры социальной информации и принципов ее циркуляции и воспроизводства в обществе. Благодаря этому сформировалась и стала быстро развиваться новая интенциональность в рамках практической философии, а также и в сферах прикладного научного знания, что обусловило становление таких методологических конструктов, как теория социальной информации и коммуникации, информология, теории маркетинга, Public Relations, рекламы и др. Мощный импульс к развитию получил и интегративный инструментарий информационно-аналитической деятельности15, которая в этих условиях стала все в большей степени востребована во всех сферах общественного производства.

Во-вторых, наряду с отмеченными выше последствиями информационной технологизации современного социального пространства нельзя не заметить и то обстоятельство, что рассматриваемое нами общество знания далеко не всегда оправдывает свое название. Так, Д. Белл констатирует тот факт, что резкий рост информационных потоков не привел к соответствующему росту знаний, что вызывает серьезную тревогу16.

Разделяя эти тревожные ожидания, мы обращаем внимание также на процессы дегуманизации, столь характерные, как это было показано выше, для данного социума. Следует заметить, что такая ситуация чревата разрушением социокультурной преемственности трансляции знаний, ценностей, образцов, составляющих мировую сокровищницу культуры. При этом индивид, утопая в информационном шуме, все больше привязывается к насущной ситуации, пытаясь адаптироваться к ней. Благодаря этому формируется новый социальный тип, во многом отрешенный от интеллектуально-знаниевых ценностей, исповедующий принципы прямой рефлексии и линейного мышления, не дающих ничего, кроме ощущений включенности в тот или иной локальный коммуникационный акт.

Этому активно способствуют и различные структуры информационного общества, продуцирующие в массовом объеме мощную индустрию развлечений, построенную всецело на примитивных линейных коммуникациях, кульминирующих определенные психологические состояния субъекта, но не более того. В итоге консьюмеристские формы и механизмы коммуникации, осуществляя интеграцию субъектов в современном обществе, воссоздают уникальную по своим жизненным признакам масштабную социальную когорту – «пролетариат знания» – людей, отлученных от интеллектуальной культуры, не способных к объективному познанию мира и его гармонизации информационно-знаниевыми средствами.

В-третьих, аналогичная интеллектуальная пролетаризация, как это ни парадоксально, характерна и для современного научного сообщества. В его структуре всегда было достаточно много «шлака», но именно сегодня эти субъекты быстро размножаются, используя различные коммуникационные практики самопрезентации, имитирующие «потенциал» их социальности. Правда, эти индивиды легко фильтруются благодаря их особому поведению в процессе осуществления названных практик. Дело в том, что прожекты и преференции, о которых они вещают, адаптируясь к конъюнктуре тех или иных направлений научных изысканий, бытийствуют лишь в форме симулякров, ибо презентуют только процесс, но не результат; создавая мнимый образ научной компетенции, без каких-либо перспектив ее развития.

Такие представители околонаучной общественности, не имея возможности самоутвердиться на фоне научного Логоса, активно коммуницируют по поводу решения вопросов организации научной деятельности, определения ее направлений и выработки критериев оценки получаемых результатов. В таком коммуникативном процессе опустевшее место научной истины занимает конвенция, благодаря которой и сохраняется видимость усилий, направленных на развитие научных изысканий. В этих условиях гибнет не только научная истина, а сама возможность ее проявления. Трагизм этой ситуации отмечал еще Гассет, подчеркивая, что «…особенность нашего времени в том, что заурядные души, не обманываясь насчет собственной заурядности, безбоязненно утверждают свое право на нее и навязывают ее всем и всюду»17.

И, наконец, все представленные в этом параграфе положения отражают структуру проблемного поля современного познания. Очевидно, что рассмотренные здесь направления процесса информационной технологизации социальной среды и соответствующие им проявления новой масштабной социальности выступают в качестве чрезвычайно актуальных направлений социальных исследований, результаты которых должны обеспечить возможность создания новых технологий преобразования этой действительности, с учетом постоянно обновляемых преференций человека познающего и действующего.

§ 2. Социальная информация как источник инструментального знания

Понятие «информация», довольно часто употребляемое в современной речи, восходит к глаголу in-formare – «преобразовывать, изображать, представлять». В контексте наших изысканий, информация – это прежде всего «представление». Но сегодня особенно важным является осмысление сути этого феномена в контексте анализа его содержания, через призму понимания общей природы и социальной специфики, чтобы затем перейти к осмыслению инструментальной функции, позволяющей превратить информацию в главное средство социального управления.

Начнем с того, что в современной отечественной философской и научной традиции информация определяется как нечто объективное, выражаемое субъективными средствами. Есть и множество других форм раскрытия существа этого феномена. Но в ряду различных аспектов понимания информации и возможных ракурсов ее видения нам представляется важным выделить два подхода к рассмотрению этого феномена, которые позволяют раскрыть данное явление как социальное, вскрывая, как будет показано ниже, сущностные моменты информационных взаимодействий в обществе.

В онтологическом подходе информация рассматривается как самостоятельная сущность и особое качество бытия. Она может выделяться и как самостоятельные объект и предмет исследования, что, безусловно, предполагает множество ракурсов его научного рассмотрения. С этих же позиций можно рассматривать и современные типы функционирования информации как самостоятельной данности, позволяющей говорить об автономных информационных сущностях, которые предстают в виде предельного типа природного объекта, лишенного своего тела.

С позиций коммуникативного подхода информация выступает не столько как самостоятельный объект, сколько как способ осуществления коммуникации между различными материальными и идеальными объектами, а также их состояниями во времени. Полагается, что информации вне коммуникации не существует: то, что имманентно лишь данному объекту вне его отношений и взаимодействий с другими объектами, информацией в собственном смысле этого слова не является, а становится таковой только в процессе коммуникации объектов или объекта и субъекта (в познании и управлении).

Исследования данных процессов показали, что наиболее содержательные характеристики информации связаны с главным значением этого термина – осведомлением как формой информационного (коммуникативного) взаимодействия18. Причем участники информационного взаимодействия в процессе его осуществления могут выступать и как получатели информации, и как ее создатели, поскольку поступающее сообщение – это не просто «контейнер с готовыми данными», но еще и стимул для порождения адресатом новой информации на основе прошлого опыта и модели ситуации (а также способ управления субъектом на основе информационного воздействия).

Обобщая конструктив содержания этих методологических систем, подчеркнем, что онтологический подход представляет информацию в статусе иерархически организованной, многоуровневой целостности, причем каждый из этих уровней имеет собственную структуру.

Коммуникативный подход обосновывает двойственную природу информации. С одной стороны, она есть мера упорядоченности материальных и идеальных структур. Но, с другой стороны, на поверхность выходит и второй существенный аспект – информация, присутствуя в самом объекте, становится таковой лишь в обменном процессе. Такой подход не позволяет считать информацию ни чистым свойством объектов, ни чистым отражением. Она представляет собой синтез имманентных свойств объекта и отражения данных свойств в ином объекте. Отсюда следует, что информация рождается и существует лишь в процессе коммуникации.

Последнее утверждение может показаться слишком смелым, поскольку совершенно очевидно, что информация, будучи однажды полученной, уже отрывается от своего носителя и может существовать вне и без него. Однако это не только не опровергает, но, на наш взгляд, и подтверждает сделанный вывод, так как любая информация становится таковой только тогда, когда несет в себе сведения о каком-либо явлении (пусть уже исчезнувшем). Просто связь с объектом не утрачивается, а переходит в иное – ретроспективное – измерение.

Таким образом, мы считаем достаточно обоснованным утверждение о том, что информация, порождаясь объектом, отражая его свойства, становится и остается таковой лишь в процессе осуществления коммуникации между элементами некоей среды, актуальной или исторической. Более того, информацию можно рассматривать в статусе самой среды коммуникационного взаимодействия, которая, в свою очередь, является основой для реализации индивидом своих субъектных качеств в процессе жизнедеятельности. Аргумент, подтверждающий этот посыл, очень прост: субъект вынужден быть погруженным в сферу информационных взаимодействий, ибо только благодаря им поддерживается процесс реализации его социальности и жизнедеятельность в целом.

Вместе с тем полагаем, что последний методологический инструментарий при всей его эвристической ценности требует определенного развития и уточнения с целью его актуализации как средства понимания сути социальности современного субъекта, общности и общества в целом. Здесь необходимо отметить, что информацией является не всякое сообщение, а лишь такое, которое пробуждает критическое отношение к его содержанию, заставляя человека размышлять над его смыслом. Апеллируя к интеллекту, информация не только будирует мысль, но также пробуждает тягу к самостоятельному поиску и сбору дополнительной информации, ее систематизации, ведущей к собственным выводам и на этой основе к личному ответственному выбору. Так информация инициирует ряд сознательных действий субъекта: от формирования мотива к деятельности до реализации цели. Такая фундирующая потенция заложена в самой структуре социальной информации, включающей собственно текст, ценностный контекст и нравственный подтекст.

При этом только внешний слой информации, представленный текстом, имеет знаковое наполнение. Совокупность этих знаков дает субъекту представление о сути транслируемого сообщения. При этом знак ответственен только за презентацию идеи некоей вещи, но не более того. Поэтому чистый текст (системное средоточие знаков) не способен активировать мысль и порождать в сознании человека мотивы целедостижения. Такая возможность проявляется только тогда, когда текст обогащается контекстом, который находит свое выражение в отношении субъекта передачи информации к ее носителю, и подтекстом, фиксирующим нравственное обоснование позиции индивида.

В рамках этого процесса (обогащения текста) и осуществляется важнейший фазовый переход от системы знаков к системе символов – от презентации к репрезентации с последующим реальным или потенциальным воплощением транслируемой идеи. В силу этого и формируется будирующая интенция, подкрепленная субъектными мотивами достижения той или иной цели.

Но необходимо понимать, что одна и та же информация может восприниматься как способствующая удовлетворению определенных потребностей субъекта, так и как препятствующая их реализации. Это свойство социальной информации вытекает из природы субъект-объектных отношений, а именно из того, что на их формирование существенное влияние оказывает случайность, выступающая в форме либо частного – индивидуального, либо группового – профессионального, национального и т. д. – интереса. В связи с этим одна и та же информация может оцениваться по-разному. С другой стороны, наличие частного интереса приводит к избирательному выделению из общего информационного потока той информации, которая соответствует интересам субъекта.

В качестве инструмента социального управления информация выполняет ряд специфических функций. Во-первых, она не просто несет определенное содержание, но и отражает те стороны бытия, к которым приковано внимание социума. Во-вторых, она отражает весь спектр (или его часть) мнений по отношению к актуальным социальным проблемам. В-третьих, социальная информация содержит в себе (в явном виде или в потенциальной форме) оценку, данную различными субъектами тех или иных сторон социальной действительности. И, наконец, социальная информация является одной из главных детерминант социальных изменений.

На основе представленных выше функций социальной информации становится возможным сформулировать ее определение. По нашему мнению, социальная информация есть система совокупных данных (сведений), которые выступают одновременно целью и детерминантами социальных преобразований в той мере, в какой они (сведения) отвечают ожиданиям субъекта социального действия и содержат необходимый и достаточный материал для реализации его потребностей. Социальную информацию нужно понимать и как рациональную основу преобразовательной активности человека, выступающую как совокупность ряда процессов: оценки окружающего мира; целеполагания; выбора способов и средств достижения целей; оценки соответствия полученного результата поставленным целям19.

Перечисленные потенции субъекта информационного взаимодействия могут быть продуктивно реализованы только на основе объективно истинной информации, представленной в системе научного знания. Поэтому необходимо акцентировать внимание на признаках соответствующей формы социальной информации.

Во-первых, научная информация – это объективно-логическое знание, оно не зависит от социального положения, опыта и отношения субъекта к ней. В свою очередь, именно отношение субъекта к информации является одним из признаков, на основании которого она может быть отнесена к социальной информации. Во-вторых, свойством научной информации является ее способность адекватно отображать законы и явления окружающей действительности и мышления. В-третьих, в отличие от научной, социальная информация образуется не только в процессе познания, но и, например, в процессе воспитания, совместной деятельности людей, путем усвоения существующих традиций. И, наконец, в отличие от научной информации сущностным признаком информации социальной является то, что она возникает только в процессе субъект-объектных отношений (социальной коммуникации).

В связи с этим социальную информацию в целом можно рассматривать, в отличие от научной, лишь как потенциальное знание и понимать ее не столько как инструмент снятия неопределенности в тех или иных ситуациях, сколько в качестве средства социализации, самоидентификации и позиционирования человека в различных структурах практической деятельности.

Рассматривая указанные процессы, реализуемые на основе коммуникации со средой, необходимо подчеркнуть, что социальная информация определяет социальную практику так же, как социальная практика определяет характер социальной информации. Эти феномены не только преддетерминируют друг друга, они взаимопроникающие: чем более полно имеющаяся социальная информация, циркулирующая в обществе, отражает социальную практику во всем многообразии ее особенностей, тем больше возникает возможностей для формирования новой социальной информации, влияющей на характер предметных преобразований в обществе.

Из данного утверждения вытекает ряд требований, которым должна отвечать социальная информация. Во-первых, она должна быть доведена до субъекта. Во-вторых, социальная информация должна быть замечена субъектом и выделена им из всего потока доступной ему информации. Далее следует процесс субъектной интериоризии, т. е. истолкования с помощью накопленных ранее представлений о действительности. Наконец, социальная информация должна побуждать субъекта к социальному действию, т. е. содержать в себе (в явной или неявной форме) побудительный мотив. Последнее требование является определяющим, поскольку социальная информация с необходимостью и достаточностью реализуется только в процессе организационно-преобразующей деятельности субъекта.

Этот посыл с необходимостью предполагает тот факт, что сама социальная информация должна быть определенным образом организована. В противном случае она просто потеряет свои функции, ибо не будет актуализирована субъектом. В связи с этим ниже мы и приводим основные принципы организации социальной информации.

В качестве первого необходимо отметить принцип всеобъемлемости. Он позволяет фиксировать любые явления и модусы происходящего – формировать базу данных, служащую для человека ресурсом целеполагания.

Вторым принципом организации информации выступает ее избирательность: имея возможность в принципе отражать все вообще, социальная информация фиксирует лишь то, что попадает в поле внимания субъекта, что позволяет сконцентрировать его внимание на отдельной вещи, отделить ее от прочих данных. Здесь речь идет о реализации потребностей человека в инструменте целеполагания.

Третий принцип состоит в многомерности социальной информации, ибо ее можно представить каким угодно образом как по форме, так и по содержательной полноте. Это дает возможность рассматривать любую вещь с разных сторон и на разных уровнях познания, что позволяет изучить и ее внешнее проявление, и внутреннее устройство. Этот принцип акцентирует внимание на возможности реализации познавательного интереса человека, его когнитивного ресурса.

Четвертый принцип – иерархичность – свидетельствует о том, что значимость информации на том или ином уровне генерации различна. Но информация более высокого уровня, как правило, значима для всех микросистем.

Пятый принцип организации информации заключается в том, что она оказывает постоянное, никогда не прекращающееся воздействие на субъекта. Следовательно, ее можно использовать для оказания целенаправленного воздействия, рассматривая в качестве соответствующего инструмента.

Полагаем, что рассмотренные положения позволяют расширить представление об информации как атрибуте социальной коммуникации и принципах ее организации.

Анализируя социальную информацию в контексте предметно-преобразующей деятельности человека и кульминируя ее способность оказывать постоянное влияние на субъекта, порой изменяя его жизненные и деятельностные приоритеты, нельзя обойти вниманием такой уникальный тип социальной информации, как хронико-событийный.

Информацию хронико-событийного типа можно определить как совокупность данных о фактах, событиях, объектах, попавших в «поле зрения» человека, т. е. любую фактическую информацию, воспринятую и переработанную субъектом в присущие ему информационные формы.

Распространение современных технологий оказало на усиление социальных позиций информации хронико-событийного типа (по сравнению с регулятивной, художественно-образной и научной информацией) такое же влияние, какое в свое время оказало книгопечатание, обусловившее скачок в развитии знания посредством создания технологии его передачи из поколения в поколение. В свое время это резко сузило возможности передачи духовного опыта в иных формах с использованием иных носителей. Теперь произошедшая информационная революция может точно так же сузить (и уже сужает) возможности рационального знания в сравнении с эпистемологическим потенциалом хронико-событийной информации, которая ограничивается порой лишь рамками социального бытия, актуально концентрируя в себе все его феномены, параметры состояния и динамику их изменения.

Воздействие этого типа информации на функционирование и развитие современного общества становится настолько многоплановым и всеобъемлющим, что есть все основания исследовать ее как самостоятельный информационный феномен, имеющий глобальное социальное значение. Даже наука и светское образование с их многовековыми традициями и довольно консервативными формами и технологиями передачи информации постепенно утрачивают эффективность социального воздействия на значительные слои населения по сравнению с хронико-событийной информацией, которая оказывается все более актуальной для познающего субъекта.

Действительно, развитие современных информационных технологий чрезвычайно расширило возможности коммуникации в рамках всех существовавших форм духовной деятельности. Но это слабо повлияло на характер изменения информации первых трех типов (научную, художественно-образную и регулятивную), которые продолжают оставаться качественно тождественными себе, т. е. основываться на прежних принципах духовной деятельности20.

Но описание мира на основе хронико-событийной информации наталкивается на ряд принципиальных трудностей.

Во-первых, мир во многом неизменен в сущностях своих компонентов. Часто меняется лишь поверхностный слой, а мелькание кадров, которое фиксирует хронико-событийная информация, порой может даже мешать восприятию существенной информации. В отличие от науки, здесь акцентируется внимание не на типичном, общем, а на фиксации индивидуального, отличного от иного, оригинального, единичного, нового. Потому такая картина реальности феноменальна и часто субъективна. Именно поэтому хроникерство становится сейчас некоей субкультурой – «культурой клипа».

Во-вторых, человек в социальной жизни чаще всего имеет дело с изменяющимися объектами, что естественным образом ведет к постоянному изменению содержания информации об одном и том же явлении. В связи с этим возникает проблема снятия динамики объекта посредством работы с информацией. Но полученная картина не предстает как история изменения параметров (или составных частей) объекта, которые в данном случае есть лишь безгласные признаки. Потому, например, аутентичность снятия сведений об объекте сегодня не означает его понимания завтра21.

Таким образом, информирование и связанный с ним процесс производства, накопления, распространения и потребления информации может носить самые различные целевые установки, и далеко не все они носят характер объективного знания. Зачастую они перепутываются, смешиваются в самых разных целях – политических, педагогических, развлекательных или иных, открывая простор для использования различных способов фальсификации данных.

Мы уже упоминали о том, что информация может быть как истинной, так и ложной. Причем на уровне ее производства и распространения оба эти вида весьма диалектично сочетаются. Речь идет уже не о проблеме поиска объективной истины, а о трансформации истины вплоть до превращения ее в свою противоположность. Системное обобщение искажения информации выглядит так: информация может быть искажена в ее содержании (ложная информация), в соотнесении ее блоков (в особенности ее названия и содержания), за счет трансформации контекста ее восприятия, в процессах коммуникации.

Кратко остановимся на способах искажения социальной информации и типах ложной информации, апеллируя, в частности, к ряду работ, в которых эти явления анализируются подробно22.

Итак, первый тип такой информации – заведомо ложная, или дезинформация. Здесь все понятно и можно привести множество примеров. Особо подчеркнем, что, по мнению экспертов, откровенно ложной является до 40 % информации, размещенной в Интернете.

Второй тип ложной информации: визуальный знак, жест, образ, заголовок материала, высвечивающийся в ряду важнейших новостей, не соответствуют реальному содержанию самого материала как отражения собственно события. Этим особенно грешат СМИ.

Третий тип ложной информации – ее контекстное искажение. К нему относится также отвлекающая информация, целью которой как раз и является указанное искажение. Здесь позволим себе одно замечание. Вполне реальным информационным феноменом является социально бесполезная информация. Она существует, но никак не влияет на жизнь людей. Однако огромные масштабы такой информации создают эффект информационного шума, ведущего к размыванию понятийного контекста.

Четвертый тип ложной информации – коммуникативное искажение, моделью которой является детская игра в глухой телефон. Такое искажение осуществляется вполне осмысленно. На этот феномен обратил внимание еще Френсис Бэкон в его «Идолах рынка», а затем и другие мыслители, в частности Ги Дебор в его «Обществе спектакля»23.