Васютка посмотрел на Порфирия и брезгливо оттопырил губы.
– Порфирь, ведь это конторщик к себе ее ведет? Тьфу, ты, проклятая, ровно на смех к мужу с полюбовником катит! – Васька даже плюнул и сердито свел брови.
– Порфирь, а Порфирь, – заговорил он через минуту, тронув за рукав старшего пастуха, – проводи ты их отселева арапником, чтоб неповадно было? А?
Порфирий улыбнулся застенчиво и робко.
– Мал ты, Васютка, не понимаешь всего!
Пастухи замолкли настороженные, и тогда послышались поспешные шаги; к костру подошли двое: мужчина и женщина. Это были конторщик и жена Порфирия, Стеша. Конторщик приподнял картуз с жирно напомаженной головы и произнес с широкой улыбкой:
– Наше вам нижайшее с кисточкой!
По виду конторщик был молодой человек, безбородый и белокурый, толстолицый и некрасивый, но сильный и франтовски одетый. Люстриновый пиджак, шитая белая сорочка и высокие бутылками сапоги, – все выглядело на нем новым и щеголеватым. Он, очевидно, был выпивши, его узенькие серые глазки маслились и поминутно подмигивали кому-то.
Стеша стояла рядом с конторщиком и пристально в упор глядела на Порфирия. Её тонкий стан, туго стянутый ременным кушаком, был строен и гибок; множество бус позвякивало на её высокой груди. Лицо её было бы красиво, если бы его не портило нахальное и вызывающее выражение больных, выпуклых глаз.
Порфирий сидел потупясь. Несколько минут длилось молчание. Вокруг было тихо. С озера тянуло холодком, жеребята более не резвились по лугам и боязливо жались к матерям; звезды разгорались ярче, но месяц все еще не показывался; темные тучи тихо передвигались на востоке; порой они собирались в тесные группы, словно совещаясь о чем-то в высшей степени важном. Долгое отсутствие месяца, очевидно, беспокоило их. Наконец Стеша придвинулась к мужу; тот поднял на нее глаза.
– Вот что, Порфирий, я к тебе деньжонок попросить, – сказала она холодно и нагловато. – Сегодня мне срок за фатеру платить, а у меня денег-то нет, и Кириллу Ивановичу до жалованья далеко! – Стеша кивнула на конторщика.