Опираясь на трость, Стас снова шел хорошо знакомым маршрутом. Над дорожкой покачивались оперившиеся молодыми листочками ветви. Мужчина азиатской внешности, прислонившись к метле, что-то внимательно изучал на экране смартфона. На площадке для шашлычных мангалов сердобольная старушка кормила бродячих котов. Рядом с мостиком шумела, спотыкаясь о камни река. Все, как всегда. Не было лишь, спокойствия и умиротворения от утренней прогулки.

"Угораздило же зайти в этот Магический театр! А, может, ты и раньше жил на театральной сцене? Просто, кто-то дал команду выносить декорации, не дожидаясь конца спектакля. А ты, прислонившись к суфлерской будке, растерянно смотришь, как люди в рабочих спецовках уносят плоские изображения домов, замков, парк с фонтаном, скамейку, где мечтал о встрече с прекрасной незнакомкой…"

Однажды, Стас уже пережил крушение привычного мира. Но тогда из под ног ( при его же согласии и поддержке) выдернули лишь социальную почву. Теперь же разбирали стены мифологии, в которой жил, за которую даже в самые нелегкие времена пытался цепляться. Стас хорошо помнил, в каком восторженном настроении возвращался с митинга победителей от Белого дома. Казалось, что теперь наступит замечательная жизнь, о которой мечтали и говорили герои романов. Но уже не за горами был час, когда возвращаясь с работы после очередной задержки зарплаты, он со страхом думал, что дома продуктов только на пару дней. А денег можно попытаться занять лишь у родителей пенсионеров .

Тогда, на выходе из метро, он задержался и долго наблюдал за бойкой торговлей в коммерческой палатке. Сначала мучило голодное желание что-то купить. Неважно что: бутылку спирта "Рояль", сникерс, глянцевый журнал с сексуальной дамочкой на обложке. Но постепенно, невозможность акта приобретения, стала порождать другие мысли. Наблюдая, как деньги покупателей исчезают в окне палатки, он начал выстраивать план.

Задняя дверь, наверное из-за духоты, была приоткрыта. Парень за прилавком большой физической силой явно не отличался. Если, надев маску, ворваться туда с хорошей дубиной, то можно припугнуть, в крайнем случае, оглушить. Завладев кассой, скрыться через ту же заднюю дверь. Люди с наружи даже не поймут, что и произошло. А если и поймут, то не кинутся ловить грабителя. Не те нынче времена!

Стас понимал, что это лишь игра воображения вряд, и он вряд ли отважится, на такое. Однако, игра затягивала и начинала казаться все реалистичнее. То, что он читал и смотрел в последнее время, только подталкивало на поступок. Вопрос: " Тварь ли я дрожащая?" приобрел в новой реальности иной оттенок.

Видимо его пристальный взгляд не остался незамеченным. Вскоре поблизости припарковался джип и в палатку зашли двое крепких парней. Стас даже через стекло увидел, как продавец что-то говорит, показывая в его сторону. На счастье в это время подошел автобус, и он поспешил скрыться среди хлынувших к дверям пассажиров. Дома, узнав, что денег в ближайшее время не предвидится, жена даже не стала закатывать скандал. Отвернувшись к окну, чужим безразличным голосом произнесла:

– Доставай, ищи, где хочешь!

Снова накатили мысли об ограблении. Он даже стал подбирать из домашней утвари предмет, подходящий на роль дубины. И тут в тишину квартиры ворвался телефонный звонок. Стас почему-то сразу почувствовал, что это из какой-то иной реальности прорывается помощь. И хотя причина звонка оказалась вполне бытовой и материальной, нечто мистическое в случившемся он до сих пор видел.

Его школьный, не обремененный высшим образованием, приятель, поначалу успешно держался на плаву в бурных потоках новой жизни. В тот момент он подвизался на коммерческой ниве, торгуя сосисками гриль, водкой в разлив и всякой ходовой мелочевкой. Палатка находилось в "хлебном" месте на территории Вернисажа. Поставил Сашку на точку папик одной их общей знакомой. Человек солидный и внешне интеллигентный, по слухам, имел хорошие связи в около мафиозных кругах. Дани спонсор не взимал, а из каких-то далеко идущих соображений давал пока работать на себя. Чем Сашки и его постоянный партнер успешно пользовались. Но, как раз накануне, напарник свалился в запой и Сашке понадобился помощник.

Еще пару лет назад предложение поторговать несколько дней горячими сосисками и водкой в разлив Стас бы высокомерно отверг. Теперь же оно показалось манной небесной. На следующий день спозаранку они с Сашкой с рюкзаками уже выдвигались на оптовый рынок. Прихваченное легким весенним морозцем утро бодрило. К палатке подошли часов в девять, груженные упаковками сосисок, бутылками с кетчупом, шпротами, водкой, коробками с пакетированным кофе. К открытия Вернисажа на металлической решетке уже шипели поджаренные сосиски. Торговля с самого утра пошла бойко. Выставлявшие свою "живопись" художники и посредники от искусства с утра охотно пропускали по рюмашке под горячую сосиску. Хорошо шло и кофе. Введя напарника в курс дела, Сашка отправился куда-то вести деловые переговоры. Стасу пришлось в одиночестве осваивать новую профессию. Раньше, со стороны, занятие виделось примитивным и скучным. Но, сейчас, оказавшись в шкуре продавца, скучать не приходилось. Разливая водку, растворяя в чашках кофе, делая рыбные бутерброды, заправляя кетчупом порции сосисок, он параллельно запускал жариться новые партии, следил, чтобы в кулере не кончался кипяток, принимал деньги и выдавал сдачу. Сашка то снова исчезал, то появлялся с какими-то потенциальными партнерами. Обсуждая что-то коммерческое, иногда пропускали по рюмашке. Стас тоже принимал участие, но старался не переусердствовать, чтоб не захмелеть, а лишь поддерживать тонус. Вечером, когда Вернисаж начал быстро пустеть, угощали за счет заведения постоянных клиентам. Под рюмашку хорошо шли разговоры о современном и вечном искусстве. Сашка в живописи знал толк ( пару раз проваливался на экзамене в архитектурный), для Стаса тема тоже была не чуждой, а художники умели ее подать, особенно под бесплатную выпивку и закуску.

На следующее утро со Стасом уже здоровались. А торговавшая по соседству матрешками розовощекая девушка из Костромы, заказывая кофе, строила глазки. Входя в роль, Стас все больше ощущал себя лихим купцом коробейником. Возвращаться в свой ставший похожим на склеп НИИ совершенно не хотелось. Но все хорошее, к сожалению, быстро кончается. Прослышав, что ему подыскали замену, Сашкин напарник постарался быстрее выйти из запоя. Через три дня вечером, получив щедрый расчет, Стас ехал домой, везя в рюкзаке купленные по оптовым ценам пачку сосисок, пару баночек прибалтийских шпротов и бутылку "Амаретто". Сейчас он мог себе это позволить. За три дня в палатке удалось заработать больше чем в институте платили ( а, вернее, не платили) в месяц. С показной небрежностью протянув супруге деньги и продукты, он торжественно извлек из рюкзака ликер. И тем же вечером они устроили себе маленький праздник.

За прошедшие три дня сильно потеплело. На плоские крыши панельных коробок опускались колдовские майские сумерки. За стенкой счастливым детским сном спала маленькая дочь. А они с женой смаковали вкус красивой жизни и верили, что все наладиться. Что трудности временны и являются лишь платой за свободу. А потом обязательно придет успех и наступит жизнь, красивая, как в зарубежных фильмах…

Про то, что успех в современном мире обманка, наподобие лотереи, аргументировано с простейшими математическими выкладками доказывал товарищ Швондер. Пресловутую американскую мечту он считал одним из моральных столпов ненавистного ему мира. И методично с марксисткой последовательность старался эти опоры выбивать. Где-нибудь в начале и даже середине девяностых Стас такой «вандализм» наверняка бы гневно осудил. Теперь он уже думал иначе. И память услужливо вытаскивала истории, подтверждавшие правоту председателя домкома.

Глава 8

Сашке везло не долго. Спонсор, охладев к их общей знакомой, расстался и с коммерческой палаткой. Толи продал, толи уступил человечку из администрации, бывшему менту, связанному с контролировавшей Вернисаж бригадой. Стас хорошо запомнил этого типа. Утром на второй день его временной работы, веселый мужичок зашел с любовницей, похмелиться на дармовщину после бурной ночи. За рюмкой и шпротами на закуску, они со смехом обсуждали, что девушка на этот раз соврет мужу. Сашка, тем временем, услужливо подливал даме ликер, а представителю администрации водку. Но, не помогло. Оказавшись хозяином палатки, весельчак поставил на точку кого-то из своих.

Некоторое время Сашка еще неплохо зарабатывал, устроившись по протекции логистиком на оптовом складе. Однако, подходил критический возраст, когда начинаешь осознавать, что, либо добьешься чего-нибудь сейчас, либо уже никогда. И как-то вечером, позвонив школьному приятелю, он торжественно заявил:

– Ну что, старик, увольняйся из своей конторы, начинаем большие деньги зарабатывать!

К тому времени Стас уже устроился на новое место. Платили не много, но регулярно. И просто так, сходу менять стабильную жизнь на авантюру он опасался. И все же воспоминания о трех веселых днях на Вернисаже и еще не изжитый до конца миф о великой американской мечте не позволили отказать сразу. Но сначала хотелось прояснить для себя суть идеи. Они даже съездили на "Черкизон", где Сашкины знакомые соглашались за небольшую сумму уступить торговую точку. Крытый закуток располагался на задворках гигантского торжища. Проведя в течение пары часов хронометраж, Стас определил, что с таким "потоком" покупателей они вряд ли за год отобьют вложенные деньги. У Сашки такие подсчеты вызвали истерику. Не имея даже в общих чертах хоть какого-то бизнес-плана, он свято верил:

– Главное начать. А там пойдет!

Отказав тогда приятелю, Стас предпочел синицу с руках, гордо летящему журавлю, стабильное прозябание возможности рискнуть и выбиться в люди. Но поступил он, как показало время, правильно!

Перечитывая "Степного волка" Стас с интересом отметил рассуждения о мещанстве.:

"…мещанин пытается жить между обоими путями в золотой середине. Он никогда не отречется от себя, ни отдастся, ни опьянению, ни аскетизму. …он не стремиться ни к святости, ни к противоположности, безоговорочность, абсолютность ему не допустимы, он хочет служить Богу, хочет быть добродетельным, но хочет и пожить на земле в свое удовольствие…"

Когда-то в юности, такая характеристика, прозвучала бы, как приговор. Обычное, умеренное, повседневное вызывало не только смертельную скуку, но и страх от того, что "золотая середина" станет пожизненной позолоченной клеткой. Многое из того, что читал и видел на экране, эти настроения подогревало. В основном, правда, касались романтики личных отношений. Чаще залезать к любимым в окна советовали герои популярных фильмов. " А что сделал ты ради своей любви!" – гневно вопрошал харизматичный волшебник из "Обыкновенного чуда". Много глупых, а порой и опасных поступков, свершалось под влиянием той романтической пропаганды. А вот упорный, кропотливый труд, да еще на общее благо, как то не очень был в чести. Все произведения на производственную тему казались скучной заказухой, да в основном ею и были. Культура давно готовила почву, и когда на нее упадут семена сорняков, всходы будут обильны…

В итоге Сашка так и не отважился на авантюру с палаткой. Заняв деньги, он отправился в Польшу. Безоговорочно веря господствующей парадигме, рассчитывал, вернувшись с товаром, обогатиться. Но мир уже начал меняться. Марксизм, над которым смеялись в школе, оказался прав. Мелкая челночная торговля уступала место крупной монопольной. В итоге Сашка с товаром завис. Потом долго, перезанимая у кого можно, пытался отдать долги. А привезенные европейские шмотки, смог распродать только через пару лет, в основном друзьям и знакомым. Дальше он, забыв об американской мечте, часто менял работы, и вроде бы со своей участью смирился. Но когда случалось со школьным приятелем распить, по старой памяти, бутылочку портвейна, припоминал его отказ, утверждая, что вместе у них обязательно бы получилось.

А Стас, вспоминая их канувшую в лету дружбу, испытывал противоречивые чувства. Казалось, магический театр Санты, перенес в некую иную реальность, где он неприкаянно бродил по пустым комнатам оставленной жильцами квартиры. На полках пылились журналы, которые когда-то, зачитывая до дыр, передавали друг другу. Толстый слой пыли покрывал столы, шкафы, экран телевизора, по которому всей семьей смотрели новости перестройки. Кружившие по комнатам крупные величиной с кулак мухи искали и не находили место, где можно погрузить хоботок в сладкий сироп ностальгии. Память, тем временем, вытаскивала из старых чуланов другие истории, для тех времен, характерные.

Глава 9

Другой, уже институтский приятель Стаса, приехал в Москву из Сибирской глубинки. Поселок, где прошла юность Глеба, походил на затерянный среди бескрайних просторов не сильно обихоженный обителями остров. Деревянные бараки, тракторные колеи вместо улиц, полудикие псы на развалах помоек. А вокруг зеленое комариное море тайги, с редкими островками леспромхозов и приисков. Приезжали сюда, как правило, на время, хотя и оставались порой навсегда. И, наверное, эта временность мешала думать о создании чего-то устойчивого, долговечного, даже о простом обустройстве домашнего очага и быта. Потому и жили, как в походе, по-простому, с душой нараспашку. Судьбы земляков двигались по хорошо накатанной колее. Отслужил армию, женился на бывшей однокласснице, а дальше в леспромхоз, или, если повезет, в старатели. Тяжелый труд среди туч ненасытного комарья. По ночам сверлящий нервы храп с соседних нар, догорающий во тьме окурок, огромная луна над лесной вырубкой. Утром на губах опостылевший вкус перловки, а взгляд воровато скользит вслед прелестям поварихи – единственной женщины на сто верст вокруг. И снова комарье, соленый пот, скрежет вгрызающейся в землю драги. Зато по возвращению широкий размах российского разгула. Единственный в поселке ресторан не случайно носил прозвище "улей". Когда, завершив вахту, объявлялась очередная бригада, старенькое здание начинало гудеть в прямом и переносном смысле. Но, в отличие от обители трудолюбивых насекомых, здесь шло не кропотливое собирание меда, а процесс скорее обратный. Заработанное трудом и потом спускалось в считанные часы. И порой под действием убойных доз алкоголя из "открытых душ" выплескивалась вдруг жгучая ненависть к своему же товарищу. Так что, редкая гулянка обходилась без кровавого мордобоя.

Однако, сам Глеб по накатанной двигаться не захотел, а отправился покорять столицу. Экзамен в институт сдал на удивление успешно, и эта маленькая победа тоже легла в фундамент характера будущего бизнесмена. Потом были обычные студенческие годы: скука лекционных аудиторий, бессонные ночи перед сессиями, коммунальный быт общежития. Романы Глеб заводил там же в общаге, в основном со старшекурсницами. Почему-то именно приезжие "девушки с опытом" находили в нем что-то привлекательное. Впрочем, Глеб их устраивал только как любовник, на замужество строились совершенно другие планы. К концу третьего курса он и сам осознал, что если хочет остаться в этом городе, то должен направить свое мужское обаяние в более правильное русло…

Женившись на Кристине, коренной москвичке, причем женщине эффектной и не глупой, Глеб вроде бы сделал еще одни шаг к успеху. Но победа оказалась Пировой. Женитьба избавила от необходимости возвращаться по распределению в родные края, но с устройством на работу у приезжего парня были большие проблемы. В итоге взяли только сменным мастером на стройку, где он оказался между двух полюсов. Рабочие-лимитчики не любили его уже как москвича и человека с образованием. В кругу общения жены тоже не считали своим. Молодые интеллектуалы из ее института и представители около богемной тусовки смотрели свысока, и это раздражало еще сильнее, чем неприязнь пролетария. Но природная сибирская хватка помогала и среди рафинированных умников. Глеб уже знал, что даже в словесных баталиях побеждает не самый образованный и умный, а более наглый. Поэтому говорил много, уверенно, игнорируя словесные шпильки и ироничные взгляды. Кристину эта тактика страшно раздражала. Начались скандалы. Глебу откровенно давали понять, на чьей площади он проживает. Приходилось, сжав зубы, терпеть, давая самому себе клятву, что когда-нибудь у него в этом городе будет собственное жилье.

В свое время именно Стас познакомил приятеля с Кристиной. На правах старого друга, он частенько захаживал в однокомнатную квартирку, образовавшуюся после размена жилплощади Кристининых родителей. Семейная драма разворачивалась практически на его глазах. Когда Глеб получил окончательную отставку, Стас имел возможность из первых уст узнать версии обеих сторон. Потом Кристина с новым мужем укатила на ПМЖ в земли далекие и обетованные. Глеб в вихрях наступившего лихолетья тоже куда-то пропал. Всплыл он где-то в середине девяностых, когда его молодой бизнес набирал обороты. Узнав, что приятель поблизости снимает квартиру, Стас пригласил его к себе. Рассчитывал провести вечер в воспоминаниях о институтской молодости. Однако, просчитался. Глеб погружаться в ностальгические сопли не собирался. Разговор все время сводил на себя, на свой успех, хвастал новым автомобилем, навороченной кинокамерой , демонстрировал снимки с еще только набиравшего популярность турецкого побережья. Стаса это не то, чтобы сильно раздражало, но было не особенно интересно. А вот супруга после ухода Глеба, очень зло высказалась про бахвальство гостя. Стас даже пытался защищать приятеля, но слишком уж агрессивная реакция жены показалась тогда подозрительной. В дальнейшем он старался встречаться с Глебом в несемейной обстановке. А когда от того поступило вдруг щедрое предложение, стать помощником и правой рукой в бизнесе, Стас отказался. Нельзя сказать, что почувствовал ловушку. Просто, внутренней голос опять советовал не гоняться за журавлями, а не упускать из рук с трудом добытую синицу.

Видимо обидевшись, Глеб снова пропал. Но через несколько лет вдруг пригласил на свадьбу. Стас порадовался за приятеля и приглашение принял. Смущала только перспектива оказаться в кампании новых русских. Но опасался он зря. На свадьбе преобладали родственники со стороны жены, простые русские люди, без всяких приставок "ново". Повеселись тогда хорошо. Правда, не без курьезов. Тетушки новобрачной, видимо что-то перепутав, стали усердно сватать Стасу подружку невесты. Огонь-девицу, что во время плясок, распрыгавшись, чуть не отдавила ему ноги. Сватовство почти удалось, но вовремя вмешалась супруга…

В следующий и, как оказалась, последний раз они виделись на новоселье у Глеба. Мечта приятеля наконец-то сбылась. Заработанная собственным бизнесом новая четырехкомнатная квартира в Москве, стала вершиной его карьеры. Стас опять готов был разделить чужую радость. Но, сразу же, после дежурных приветствий почувствовал себя бедным родственником, которого позвали посмотреть "как люди живут". Среди присутствующих мужчин он сразу оказался на третьих ролях. Другой приглашенный на новоселье однокурсник, в основном крутился вокруг хозяина. Недавно перебравшись в Москву, он рассчитывал с помощью Глеба организовать свой бизнес в столице. Однако, закусь и выпивка были на высшем уровне. Стас, тогда уже старался относиться к жизни проще. И, ради такой шикарной дегустации готов был закрыть глаза на все остальное. Но вот жену отведенная их семье роль задела. И когда счастливая хозяйка водила гостью по комнатам, супруга позволила себе ряд критических замечаний. Большие их на семейные торжества не приглашали. Связь оборвалась, как рвались и другие тянувшиеся из прежнего мира нити.

Но относительно недавно, пребывая уже во втором браке, Стас вдруг встретил у метро жену Глеба. Она неожиданно очень искреннее ему обрадовалась. А на вопрос, как у бывшего приятеля дела, обреченно махнула рукой. Вопреки инородной традиции, не стала говорить, что все Окей, а излила душу. Оказалась, еще пару лет назад, не выдержав конкуренции, схлопнулась маленькая строительная фирма Глеба. Все образовавшиеся в тучные годы накопления он быстро спустил, пытаясь играть на бирже, и сейчас семья жила на скоромную зарплату жены. А Глеб пытался восстановиться после инсульта, но при этом так и не избавился от пристрастия к алкоголю. Пагубная привычка, приобретенная в годы, когда жизнь была успешной, а здоровье крепким сибирским, оказалась сильнее всех доводов разума.

Потом женщина призналась, что Глеб не звонит Стасу, потому, что боится. Это показалось странным. Правда, потом, размышляя, он понял, что причиной страха, скорее всего, стала популярная концепция об успешных людях и неудачниках. И Глеба смущало не столько теперешнее плачевное положение, сколько перспектива поменяться ролями.

Понимая, что общаться им уже вряд ли придется, Стас очень удивился, когда через несколько месяцев на смартфоне высветился телефон однокурсника. Но оказалось, что звонит жена, сообщить дату и место похорон…

В памяти осталось еще несколько историй, о тех, кто в девяностые "развернул пальцы веером". Конец, с разной степенью фатальности был примерно одинаков. Американская мечта как-то не приживалась на продуваемом ветрами российском бездорожье. А парадигма об "виннерах и лузерах" только отравляла души, порождая гордыню, несбыточные надежды и неизбежные разочарование.

А ведь художественно оформила и внедрила ее в массовое сознание именно позднесоветская интеллигенция!