После института Пётр Дубинин стажировался и работал в соляном управлении у Николая Ильина в Оренбурге и Илецке. Дослужился до старшего советника управления. Познакомился с дочерью Ильина Еленой, троюродной сестрой Леонарда.
После начала первой мировой войны Пётр был мобилизован и отправлен на фронт. Воевал достойно и храбро, но недолго: был ранен и в течение года восстанавливался в госпитале. После возвращения в тысяча девятьсот шестнадцатом году Пётр и Елена поженились. Николай Петрович, ранее благословивший этот брак, приехал на свадебные торжества, а сразу после них назначил сына управляющим отделением своей компании в Оренбурге и начал готовить его для работы в семейном бизнесе. Вводил в дела, знакомил с партнерами, коллегами, банкирами.
Оренбург тех лет занимал особое положение в торговых отношениях окраин и центра России. Недаром его называли предбанником Востока. В этом центре торговли собиралось много разного сорта людей: деловые и авантюристы, труженики и бездельники, отставные военные и проворовавшиеся чиновники. В среде купечества и промышленников Поволжья обманы и бесчестные поступки осуждались, плуты и мошенники презирались. За нарушенное честное слово человек уже никогда не мог вернуться в круг уважаемых предпринимателей. Считалось, что лучше самому потерять большие деньги, чем подставить партнёра. Умнее потерпеть убытки, если не можешь выполнить обещания, чем впоследствии потерять всё из-за дурной репутации.
Дубинин много и часто ездил по России, но так и не привык к жизни в больших городах. Не любил столичных изысков, манерности, угодничества, суеты и безделья. Вместе с завезенными туда с Запада новыми изобретениями, машинами, модой, культурой были ввезены и новые отношения, в которых десять заповедей не принимались за основу. Николай Петрович не был ретроградом, понимал, что жизнь не стоит на месте, и наступивший век – время новых людей, новой культуры, нового миропорядка. Но как выходец из провинции был по характеру прямолинеен, привык говорить то, что думает, а не то, что выгодно и удобно. Хитрить, ловчить и льстить в общении со столичными чиновниками он не научился, поэтому старался реже ездить в Петербург и Москву.
Днём Пётр работал с отцом, а вечера посвящал жене: театры, званые ужины, провинциальные балы, благотворительные мероприятия. В сентябре поехали знакомиться с родовым гнездом в Закаспийск. Месяц выбрали не случайно: летом жара и горячие степные ветры, зимой те же ветры, но уже ледяные. Не хотелось Петру пугать молодую жену. Осень и весна – самое подходящее время для знакомства с новой родиной.
Так и получилось. Осенний Закаспийск понравился Елене. Городок, разросшийся из небольшой старинной крепости – форпоста империи на южной окраине. Красивые каспийские пейзажи, спокойная обстановка, благожелательные люди и необычное общество – военные, рыбаки, ссыльные. Елена решила, что когда-нибудь переедет сюда окончательно и будет работать учителем в небольшой местной школе. А пока что осматривалась и знакомилась с городом, новыми родственниками и соседями.
У Дубининых новая солеварня, лодки, баркасы, самоходная баржа. В Персии пришвартован купленный недавно корабль. Пётр часто выезжает по делам в Энзели, Баку, Петровск. Елена сопровождает его. Новые встречи, знакомства, впечатления.
2023 ГОД. ИЮЛЬ. ЕКАТЕРИНБУРГ
«От кого его мать могла узнать факты из жизни разных поколений Дубининых и Ильиных? – задумался Алексей. – В тысяча девятьсот семьдесят седьмом году она вышла замуж за его отца, внука Леонарда Ильина и Марии Дубининой. К тому времени мало кто помнил историю исчезновения обоза с золотом времён Гражданской войны и тем более подробности биографий участников тех событий. Есть два варианта того, где она могла получить эту информацию. Возможно, узнала из рассказов бабушки. Леонард Ильин пропал без вести в тысяча девятьсот сорок втором году, а его жена прожила до тысяча девятьсот восемьдесят пятого. По рассказам родственников, в начале восьмидесятых годов Мария Николаевна была ещё довольно бодрой старушкой и даже успела понянчиться со своим правнуком. Как представитель обеих семей – Ильиных и Дубининых, она могла лучше других знать их историю. Ну, а второй вариант: мать всё-таки видела и читала дневники Леонарда, о которых её расспрашивал Дубинин, собравший в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году потомков двух семейств. В таком случае, где же тогда эти тетради, которые ищут тридцать с лишним лет?»
Звонок телефона вспугнул многолетнюю сонную тишину покинутого людьми дома, прервав воспоминания Алексея о матери и её рассказах.
– Привет, родственник! Наконец-то объявился! Я Максим Вознесенский. Если читал моё послание, значит, находишься в доме родителей или где-то рядом. Я ведь тебе несколько раз уже писал и только сегодня дождался ответа. Давно мы не виделись. Больше тридцати лет.
– Привет, Максим! Тридцать четыре года прошло с тех пор, как мы с тобой и Владиком на лодках по Уралу катались, а потом с родителями прямо на бахче арбузы и дыни ели.
Максим оживился:
– А он-то где теперь? Что-нибудь знаешь о нём? Мы и о тебе только недавно хоть что-то узнали, а вот о нём ничего не слышали с тех пор.
– Всё нормально у него. Жив, здоров. Окончил институт, работал на заводе. Что-то связанное с порошковой металлургией. Я точно не знаю, в подробности не вдавался. Мы с ним лет двадцать назад стали общаться, потом переписывались, созванивались. Он несколько раз приезжал в Екатеринбург: по своим заводским делам и просто на праздники. Отмечали, веселились, на гитарах играли. Хороший парень, общительный, жизнерадостный, только бесшабашный немного. Был даже свидетелем у меня на свадьбе. Потом ушёл с завода: там сокращения начались, и Владик в числе прочих «загремел под фанфары». Но сильно не расстроился: он хорошо в машинах разбирался, любил это дело и незадолго до увольнения открыл свою небольшую автомастерскую. Я ему даже предлагал переехать сюда и работать в моей компании: у нас небольшой автопарк со спецтехникой и требовался хороший мастер по машинам. Но тогда почему-то не получилось.
– Он так и живёт в Оренбурге?
– Да, и он, и его родители там. По крайней мере, года два – три назад так и было. А потом у меня всё наперекосяк пошло. Сейчас точно не знаю, где он и что с ним.
– Понятно. А ты где работаешь? Геодезист? Ну, тогда ясно, почему на письма не отвечаешь и почему тебя наш новообретённый дядюшка не нашёл. Кстати о нём. Всё остальное обсудим потом. Этот наш родственник, тоже Александр Александрович, как и его отец, хочет найти документы, оставшиеся от Леонарда Ильина. Они, возможно, были у твоей матушки. По крайней мере, на встрече в Оренбурге Дубинин настойчиво расспрашивал Валентину Леонидовну о них. Он знал, что Леонард вёл дневники, которые потом хранились в вашей семье. Да она и не отрицала этого, но сказала, что они исчезли вместе с его сыном. Дубинин, приезжавший к нам, всё-таки уверен в том, что часть дневников Леонарда осталась в вашей семье после исчезновения Анатолия. Что-то он явно знает, но утаивает. И мне это не понравилось: хочет от нас получить некую информацию, но сам рассказывает не всё, что ему известно об этой истории.
На той встрече твоя мать говорила, что Анатолий Ильин занимался поисками, куда-то время от времени ездил и даже, возможно, заезжал к кому-то из родственников. Может быть, он уже тогда контактировал с семьёй этих Дубининых, бывал у них, что-то рассказывал и даже оставил часть записей Леонарда? А иначе откуда у них такая непоколебимая уверенность в том, что у вас остались некие документы твоего прадеда.
Как бы то ни было, даже если ты не видел дневников раньше, всё-таки поищи в доме родителей или в другом месте, где они могли их хранить.
– Хорошо, – согласился Алексей. – За последние годы я здесь всё осмотрел: и в доме, и в сарае, и на чердаке. Нашёл только личные документы родителей, квитанции, фотографии. Ничего необычного, странного нигде не обнаружил. Но придётся ещё раз здесь всё проверить: я ведь хочу продать дом.
Максим забеспокоился.
– А что случилось?
– Да так, небольшие проблемы с финансами. Но я выкручусь.
– Опасно сейчас продавать, пока не найдены документы. А вдруг они где-то так спрятаны, что ты просто не можешь их найти. Допустим, закопаны в саду или во дворе. Я думаю, твоя мать понимала их ценность и могла убрать в какое-то потаённое место. Ты где учился?
– В Москве. В Екатеринбурге бывал редко: осенью, зимой, весной учеба. Да и летом не всегда приезжал: после трёх курсов у нас была летняя практика на геодезическом полигоне, а после четвёртого – производственная на Севере.
– Тогда ясно. Всё сходится! Возможно, что Валентина Леонидовна просто не успела рассказать тебе какие-то семейные тайны. А отец? Он не интересовался этой историей?
– Отец и слышать ничего об этом не хотел. Называл всё это буржуйскими небылицами и бабьими сплетнями. Поэтому и в Оренбург на встречу с родственниками тогда не поехал.
Максим удовлетворённо подытожил:
– Понятно. Теперь я на сто процентов уверен, что Дубинины из Баку были правы.
Разложим всё по пунктам:
Анатолий Ильин в тысяча девятьсот пятьдесят втором году, уезжая куда-то на юг, взял с собой часть документов, оставшихся от Леонарда. Не думаю, что он увёз с собой что-то ценное. В то время это было слишком опасно. Вполне возможно, он мог сделать копии документов, необходимых для расследования в этой поездке. Уверен, что и медальон он оставил. С собой мог взять его рисунок.
Твоя мать, скорее всего, знала, где находятся медальон, документы и, возможно, ещё какие-то вещи Леонарда, оставшиеся после отъезда и исчезновения его сына. Думаю, что она хотела всё это передать тебе, а может и рассказать ещё что-то после твоего окончательного возвращения в Екатеринбург. А до того времени, пока ты повзрослеешь, вернёшься в отчий дом и будешь готов принять эту информацию, она всё припрятала. Но «Fors omnia versas» – «Слепой случай меняет всё». … Она погибла, и теперь ты сам должен найти всё и разобраться. Если тебе не удалось отыскать дневники, это не значит, что их нет. Пока не будет стопроцентной уверенности, что на территории дома и приусадебного участка документов нет, дом продавать нельзя.
Я тебе так скажу. Мы историки по образованию: и родители, и я. Больших денег не заработали и кладов на археологических раскопках не нашли. Но помочь тебе сохранить родительский дом сможем. Ну, по крайней мере, до тех пор, пока всё не прояснится с пропавшими документами.
Как-то лет десять назад вспоминали эту историю и решили проверить сведения о семьях Дубининых и Ильиных конца девятнадцатого – начала двадцатого веков. Всё, что мы знали до этого, подтвердилось: к тысяча девятьсот семнадцатому году у них были огромные состояния. Куда они делись после революции? Непонятно. Так что история о вывозе золота Леонардом похожа на правду.
Давай сделаем так:
Я отправлю тебе информацию, которую мы смогли найти в открытых источниках: о наших семьях и о золоте, вывезенном из казанского банка в тысяча девятьсот восемнадцатом году.
Ты постарайся отыскать документы Леонарда, но если вдруг найдешь, то никому не говори и не показывай. Дубинин может снова к тебе приехать, но ты и ему пока не открывайся. Скажи, что был в отъезде и ещё не искал, но намекни, что догадываешься, где могут находиться эти бумаги. Пообещай, что сообщишь позднее, если найдешь их.
Нам с тобой надо сначала самим разобраться, что в этой истории достоверно, а что придумано и нафантазировано. А дядюшка пускай подумает, может, и расскажет нам что-то более существенное, о чём сейчас умалчивает.
Действуй, брат! Я на тебя надеюсь!
2023 ГОД. ЧЁРНЫЕ ПОЛОСЫ. БЕЛЫЕ ПОЛОСЫ
Круг жизни. Колесо Сансары: начало – конец, белая полоса – чёрная полоса. День – ночь, лето – зима, рождение – смерть.
Чёрная полоса – череда неудач, провалов и потерь. Главное не в самих проблемах, а в том, как их принять, пережить и преодолеть. А потом и осознать. За чёрной полосой обязательно последует белая.
Победа, фортуна, благополучие. Белая полоса жизни – период успехов и везений, удач и обретений – наплывает тихо, незаметно, вкрадчиво. Всё вокруг как прежде: город и река, небо и облака. Но нет, вода уже не темнеет, а серебрится, берега не нависают, а укрывают, облака не хмурятся, а стелются. И всем вдруг становится ясно, что такой и должна быть жизнь – светлой, спокойной, беспечальной. Всё в ней складывается, сопутствует, радует. Соседи улыбаются, зарплата повышается, магнитные бури утихают. Старые часы-ходики, висящие на стене в память о любимом дедушке, оживают, тикают. А ведь стояли намертво последние годы. И свободного времени вдруг становится так много, что можно посидеть в «древнем» уютном дедовском кресле под ходиками и поразмышлять о соседях и погоде, о деньгах и налогах, о времени и о себе.
«Золото. Поиски. Расследование. Какой-то странный дядя. Загадочная история вековой давности. …Что это? Легенда, вымысел, фантазия?»
Алексей с детства слышал рассказы о перевозке и исчезновении семейных сокровищ, но всерьёз не задумывался о возможности поисков. Правдивы ли слухи и разговоры, еще не известно. Но даже если правдивы, велика вероятность, что ценности за это время уже кем-то найдены: слишком много в этой истории людей, знающих о них и заинтересованных в их нахождении.
Ну а если золото до сих пор не нашли, то сделать это сейчас ещё более затруднительно: за прошедшее столетие территория поисков перепланирована в результате природных воздействий и человеческой деятельности. Трудно будет идентифицировать символы, имеющиеся, по слухам, на медальонах и в записях Леонарда, с сооружениями, постройками и предметами на местности. Большинства из них, скорее всего, уже нет, а те, что сохранились, наверняка перестроены или реконструированы.
В конце концов, если заниматься проведением масштабных поисков, нужно отправляться в Казань и для начала пройти путь по следам Леонарда с обозом. Возможно, этим исследованиям придётся посвятить многие годы, и ещё неизвестно, чем они закончатся.
«Что-то не совсем верится в эти голливудские страсти на фоне уральских берёзок, – думал Алексей, приступая к разбору многолетнего хлама, скопившегося в сарае без заботливого хозяина. – И где ещё могут быть эти документы, когда всё уже осмотрено? За последние годы он не раз устраивал здесь чистки и никогда не видел незнакомых и непонятных старых блокнотов, тетрадей, записей».
Чего только не было в этом сарае, доставшемся ему вместе с родительским домом: поленницы дров, старая мебель, разбитые велосипеды, инструменты, мешки с песком и окаменевшим цементом, высохшие кисти и краски, скорее всего, уже просроченные. Аккуратные стеллажи, верстаки и тумбочки с инструментами, собранные отцом десять – пятнадцать лет назад, заставлены старыми ненужными вещами, которые и выбросить жалко, и хранить ни к чему. Оглядевшись и расчистив путь в дальний угол, Алексей стал укладывать всё, что когда-то ещё может пригодиться ему или новым хозяевам дома, и выбрасывать за дверь всё окончательно устаревшее, заржавевшее и истлевшее за многие годы нахождения здесь.
А вот и старый бабушкин сундук, который вместе с остальным скарбом они с друзьями перенесли сюда с чердака два года назад перед ремонтом крыши дома. Тогда всё проверили и ничего интересного не нашли: старый, позеленевший от времени самовар без крана, отрезы тканей и полуистлевшие выкройки, хранившиеся бабушкой с незапамятных времён. Самовар даже не доставали для осмотра: помят, местами пробит, никакой ремонт уже не спасёт. Жена хотела оставить сундук как раритет, но передумала: слишком громоздкий для городской квартиры. Хотели выкинуть всё сразу же, да решили вывезти грузовиком на свалку позднее, вместе с остальным мусором.
«Отдам Олегу, тот сдаст как цветмет, – вспомнил Ильин непутёвого сына соседки, доставая дырявого толстяка из вороха истлевших тканей. – Точно, надо сдать. Вес приличный. Хоть какие-то деньги. – Вытащив помятый антиквариат под полуденное солнце, осмотрел его. Крышка привязана верёвкой к ручкам, труба заткнута куском тряпки, рвавшейся при попытках извлечь её оттуда. – Истлела. Давно он лежит. Дома зацеплю проволокой. Всё равно надо идти перекусить. Там термос с чаем и котлеты тёти Клавы. Часа три уже. … Медь или латунь? Тяжёлый реликт … килограммов десять, не меньше».
Поставив самовар на стол в комнате, Алексей хотел было разогреть еду, но любопытство взяло верх. Начал крючком из проволоки выковыривать истлевшую ткань из трубы самовара. Звонок телефона прервал кропотливое занятие. Посмотрел и не стал отвечать. Постоянно кто-то пытался дозвониться с незнакомого номера. Кредиторы? Налоговая? Не до них сейчас.
Алексей устало дожевал холодные котлеты, прилёг на диван, задумался: «Продам дом. Состояние неплохое, большой сад с хозяйственными постройками, туалет во дворе, но утепленный. Тысяч пятьдесят зелёных получу, не меньше. Выплачу пеню и штрафы банкам, погашу часть кредитов. Поеду к Владику в Оренбург или к себе позову. Давно не встречались. Посидим, поговорим, былое вспомним, на гитаре поиграем, «Гусаров» споём. … Надо отдохнуть, а то крыша поедет».
… Горячее солнце ласково припекало. … Он неуклюже шагал по шелковистой траве, засыпанной опилками, спотыкался, падал и вновь поднимался. Весёлые женщины, сновавшие от стола из свежеотёсаных досок к костру и обратно, время от времени подбегали к нему и накидывали на плечи невесомый платок, пытаясь хоть немного прикрыть его от солнца. Но платок вскоре снова падал на мягкие, терпко пахнущие землёй, солнцем и летом стружки, запах которых он уже отличал от множества других запахов этого незнакомого, но красивого мира. Чёрные от солнца, сильные и ловкие мужики, сидя на срубах, шумно, вразнобой стучали топорами и громко покрикивали, давая советы друг другу и остерегая проходящих внизу. Вдруг сзади что-то загрохотало, земля содрогнулась. Он оглянулся и увидел, как упавшие сверху брёвна катятся на него. Все замерли от ужаса. И только свалившийся со сруба двоюродный брат отца дядя Гриша кричал, стуча со злостью обухом топора по бревну:
– Да чтоб он пропал, паразит! Прибить его мало! … Родительский дом задумал продавать! …
Алексей подскочил на диване, вытер вспотевший лоб. Громкий продолжительный стук по оконной раме привёл его в чувство:
– Приснится же такое!
Встал, пошатываясь, подошёл к окну, протёр занавеской пыльное стекло. Из-за разросшихся кустов сирени в палисаднике перед окнами трудно было что-то разглядеть. Да и смеркалось уже. Снова постучали, теперь в ворота. Послышались голоса. Кто-то крикнул:
– Нет здесь никого. Видишь, и в доме темно. Поехали.
Стукнули двери. Машина отъехала от дома.
– Странно. Кто бы это мог быть? Никто, кроме соседей не знает, что я здесь. Может, Олег? Вряд ли. Ему теперь уже не до меня.
Ильин сел за стол, вспомнил сон, устало покачал головой:
– Да, прав дядя Гриша. Мерзопакостное дело я затеял.
Выпив остывший чай из термоса, Алексей со злостью резанул ножом по верёвке, удерживавшей крышку лежащего на столе самовара. Та упала на пол с глухим звоном. Ильин оторопел: тетради, блокноты, туго свёрнутые в рулоны листы пожелтевшей бумаги торчали из открывшегося медного чрева.
«… Это же они, … те самые документы, которые более тридцати лет ищут Дубинины! … Стоп. А как же утверждение матери в Оренбурге о том, что все бумаги пропали вместе с дедом в тысяча девятьсот пятьдесят втором году? Она ведь даже поссорилась с дядей, когда тот хотел приехать в Свердловск для их поиска. Скрывала от всех? Или сама не знала, что они где-то спрятаны …?
Точно! До встречи с родственниками, возможно, и не знала! Но после утверждений Дубинина о том, что какие-то из записей Леонарда должны были остаться в их семье, Мария Ильинична, скорее всего, занялась поисками и отыскала их. Тогда понятно, откуда она знала подробности жизни членов семей Дубининых и Ильиных. Что-то услышала от бабушки Марии Николаевны. А что-то вычитала из дневников Леонарда, найденных, вероятно, после тысяча девятьсот восемьдесят девятого года».
Что же. Получается, прав Максим. Ну, на то он и историк, чтобы выстраивать логические цепочки последовательности событий. Надо позвонить, порадовать его».
Алексей осторожно вытащил из тесного вороха когда-то солидный блокнот в твёрдом потёртом переплете. Зашелестели выцветшие страницы, исписанные мелким, аккуратным, незнакомым почерком. Вернулся к первой странице:
«Ильин Леонард Иванович.
1918 год. Оренбург – Самара – Казань – Самара»
Открыл последнюю страницу:
«1919 год.
Золото, полученное Ильиным Леонардом Ивановичем в Казанском отделении Народного банка РСФСР 21 августа 1918 года».
В потемневшей комнате стало душно и неуютно.
Алексей подошёл к окну, открыл форточку и задёрнул пыльные занавески. Вышел во двор: «Быстро день пролетел. … Что же теперь делать?» Озираясь, подошёл к воротам и, оглядев пустую улицу, проверил, всё ли надёжно закрыто. Торопливо вернулся в дом и подбежал к столу.
«1919 год.
Золото, полученное Ильиным Леонардом Ивановичем в Казанском отделении Народного банка РСФСР 21 августа 1918 года.
Золото семьи Ильиных на сумму 2.580.000,0 (два миллиона пятьсот восемьдесят тысяч) рублей.
Золото семьи Дубининых на сумму 1.400.000,0 (один миллион четыреста тысяч) рублей.
Золото руководства КОМУЧ для финансирования деятельности комитета на сумму 1.100.000,0 (один миллион сто тысяч) рублей.
Золото для А. М. (оплата поставок и эвакуаций) на сумму 1.460.000,0 (один миллион четыреста шестьдесят тысяч) рублей.
Всего 5624,4 кг (пять тысяч шестьсот двадцать четыре килограмма четыреста граммов) золотых монет в 109 ящиках на сумму 6.540.000,0 (шесть миллионов пятьсот сорок тысяч) рублей.
Вес золотых монет в стандартном банковском ящике – 51,6 кг.
Банковский стандарт – 60 (шестьдесят) тысяч золотых рублей в ящике.
В одном ящике 6 (шесть) тысяч монет достоинством по 10 (десять) рублей.
При передаче/ получении присутствовали:
Марьин Петр Александрович – Управляющий Казанским отделением Народного банка РСФСР.
Фортунатов Борис Константинович – представитель Комитета членов Учредительного собрания (КОМУЧ).
Лебедев Владимир Иванович – член Военного штаба КОМУЧ.
Ильин Николай Сергеевич – промышленник».
Сколько просидел Алексей, перечитывая короткую запись и рассматривая лист блокнота с обеих сторон? Трудно сказать.
«Пять с половиной тонн! … Это же десятки или сотни миллионов долларов! … — Ильин даже не решился посчитать. Разболелась голова. Наверняка поднялось давление. А каптоприл он положил в аптечку два-три года назад, и тот, скорее всего, уже просрочен.
В голове не укладывалось, как такое количество золота могло исчезнуть без следа. Очевидно, что отец и сын Дубинины тридцать четыре года назад и недавно при встрече с Максимом говорили именно о нём. Ну что же, теперь есть более конкретное свидетельство правдивости истории столетней давности. Вот эта запись. Известно, что Анатолий получил тетради и блокноты от матери в тысяча девятьсот сорок восьмом году, а в начале пятидесятых занялся поисками: куда-то ездил и даже, возможно, общался с кем-то из родственников. Какие-то документы он взял с собой в последнюю поездку, из которой уже не вернулся. Вероятнее всего, забрал бумаги, в которых были самые ценные сведения для поисков пропавшего золота. Похоже, что именно из-за этих записей он и пропал. Так что слишком сильно надеяться на решение старой семейной загадки после изучения найденных документов не стоит. Ну а вдруг …? По крайней мере, ни у кого из двух семей, кроме воспоминаний бабушек и дедушек, кажется, ничего больше не осталось. А у него теперь есть! Надо обстоятельно изучить эти бумаги, а потом решать, что делать дальше».
Тихое постукивание по наличнику заставило вздрогнуть и прийти в себя. Ильин, не шевелясь, смотрел на занавеску, прикрывающую окно: «Да что же такое? До этого никому не нужен был полгода, а теперь очередь выстроилась, чтобы ко мне постучаться. … А может, показалось? … Или голуби, … ветер?»
Громкий, продолжительный, звенящий стук по дребезжащему в старой раме стеклу дал понять, что ни птицы, ни стихия здесь не при чём.
ГЛАВА ВТОРАЯ
1918 ГОД. ОРЕНБУРГ
Неожиданный стук в окно поздним вечером, громкий и настойчивый, растревожит любого, даже не пугливого человека. Но за тёмными стёклами окон, залепленных мокрым весенним снегом, не было заметно беспокойства. Никто не выглянул на стук, ни в одном из окон не загорелся свет. Может, и нет никого в доме?
Промозглым мартовским вечером, пробравшись по непролазной грязи, смешанной с липким снежным месивом, Леонард безуспешно пытался достучаться в окна родительского дома. Девять лет он не был в Оренбурге и сейчас, в снеженых сумерках, с трудом нашёл знакомую с детства улицу и свой дом. На первом этаже каменного особняка за высокими зарешеченными окнами когда-то размещалась контора филиала компании Ильиных. Рядом, в одной из комнат, жил его друг Кенжегали, назначенный Иваном Леонидовичем управляющим хозяйством в Оренбурге за особые заслуги перед семьёй и обосновавшийся здесь незадолго до отъезда младшего Ильина в Москву. Постучав ещё раз по наличнику, Леонард понял: или его не слышат, или в доме никого нет.
Уставший после долгого путешествия, Бакун молча наблюдал за осторожными действиями товарища и осматривал особняк солепромышленников. Массивное основательное двухэтажное здание на высоком фундаменте с мансардами под двускатной крышей. За каменным забором темнели деревья со склонившимися под тяжестью мокрого снега ветвями.
Друзья так долго добирались из сибирской ссылки в Оренбург, что перспектива ещё какое-то время стоять в грязи под мокрым снегом привела в неистовство закоченевшего Бакуна. Поняв, что надо самому браться за дело, он снял походный рюкзак, подошёл к окнам и, громко выругавшись, забарабанил подобранной палкой по стёклам и наличникам.
В доме послышались испуганные голоса, замелькали огоньки свечей и тени на занавесках. Встревоженные домочадцы тщетно пытались рассмотреть нежданных гостей через залепленные снегом стёкла окон. За арочными воротами бесновались собаки, гремя цепями и хрипя от беспрерывного лая. Наконец за оградой послышался скрип открываемой двери. Кто-то шикнул на разъярённых псов, осторожно подошёл к воротам и тихо спросил:
– Кто здесь?
– Кенжегали! – узнал голос давнего приятеля Леонард и вздохнул с облегчением. – Это я, Леон.
1902 ГОД. ЗАКАСПИЙСК
Они познакомились и подружились в небольшом приморском городке, где Леонард часто бывал с родителями в далёкие безмятежные годы на стыке веков.
В тысяча девятьсот втором году он в очередной раз приехал с отцом и дядей в Закаспийск к Николаю Петровичу Дубинину, с которым Ильиных связывали не только родственные, но и деловые отношения. Семьи укрепляли сотрудничество между своими предприятиями. Расширяли производственную и коммерческую деятельность: строили дома, склады, пристани, перерабатывающие комбинаты. Поставляли продукцию не только по всей России, но и отправляли через Каспий в Баку и Персию. Оттуда привозили мануфактуру, ковры, специи.
Компаньоны старались чаще встречаться, вместе ездили не только на подписание контрактов, но и приезжали с семьями друг к другу в гости.
Вот и в этот раз братья Ильины после деловых встреч в Закаспийске собирались отправиться с Дубининым в Баку, а оттуда в персидский город Энзели, куда их давно приглашали местные предприниматели. Там они планировали купить землю под выращивание хлопка и участки под строительство домов и складов.
Леонард на это время оставался в Закаспийске в семье Дубининых. Не скоро получится вновь приехать сюда: после окончания гимназии он собирался поступать в Императорское Московское техническое училище. Николай Сергеевич Ильин, окончивший ИМТУ, пообещал перед отъездом научить его работать с геодезическими инструментами и картами. Так что эта поездка в Закаспийск была для Леонарда не только развлекательной, но и познавательной.
Дядя, понимая, что два летних месяца племяннику и его старшему сыну надо будет чем-то заняться, придумал, как обучение можно превратить в игру. Показав основные приёмы работы с инструментами, поручил подросткам с их помощью решить предложенную задачу. Нужно найти в городе тайники, спрятанные в зданиях, сооружениях, памятниках, обозначенных на оставленной карте символами: круг с точкой в центре, дубовый лист, полумесяц, крест. Для большей загадочности и заинтересованности в поисках дядя, любивший головоломки и шарады, спрятал в этих потайных местах коробки со сладостями – клады, как он их назвал.
После отъезда Ильиных и Дубинина их дети с друзьями были заняты поисками. Для начала пытались догадаться, какие сооружения или памятники на местности могли быть закодированы символами, отмеченными на карте. По указанным направлениям определили, что знаками крест и полумесяц были обозначены церковь и мечеть, а знаком дубовый лист отмечен дом Дубининых. А вот с символом круг вышла заминка: одни считали, что это водонапорная башня, другие указывали на старинный колодец неподалёку от неё. Разногласия возникли оттого, что оба сооружения находились в створе по указанному на карте направлению – возле дороги, ведущей на мыс Карелина.
Первые три тайника подростки обнаружили там, где и определили. Тем более что на воротах в дом Дубинина, в церковь и мечеть они увидели оставленные подсказки – нарисованные мелом символы. Коробки со сладостями им передали сторожа, предупреждённые об их появлении. Но последний из схронов юные «кладоискатели» так и не смогли найти: не хватило знаний, опыта, упорства. Ни на водонапорной башне, ни у древнего колодца никто их не встретил, и пометок на этих сооружениях не было. Лето подходило к концу, и игра всем изрядно уже наскучила. Компания поисковиков распалась: одни уехали, другие занялись домашними делами. Только Леонард и его новый знакомый, сын рыбака Кенжегали, с которым Леон, помимо всего, занимался грамотой, не отступали и старались отыскать тайник, обозначенный на карте символом круг.
Младшему Ильину необходимо было доказать отцу и дяде, что он может довести до конца любую порученную работу и сделать её хорошо. Ведь в скором времени ему предстояло покинуть семью и отправиться на учёбу в далёкую, незнакомую, пугающую Москву. А его новый друг, который был старше и гораздо опытнее Леонарда, не мог оставить юного родственника Дубинина без помощи в чужом для него городе.
Проверив всю выполненную работу, друзья поняли, что изначально неверно предположили, какое сооружение могло быть обозначено на карте символом круг, а позднее допустили ошибку в измерениях. Кенжегали догадался, что тайник мог быть устроен в том же направлении, где они искали, но немного дальше, за территорией поселения. Возможно, на маяке, построенном несколько лет назад на мысе Карелина. И действительно, выполнив заново измерения, друзья выяснили, что неточно определили направление на символ. Исправив ошибку, нашли тайник, спрятанный на маяке.