Войска красных, деморализованные предательством главкома Муравьёва и стремительным продвижением отрядов Каппеля и чехов, отступали. Двадцать первого июля белые подошли к Симбирску и на следующий день беспрепятственно заняли его. Ночью советское руководство покинуло город. Двадцать шестого июля там встретились Каппель, члены КОМУЧ Лебедев и Фортунатов и прибывший из Казани представитель Савинкова штабс-капитан Григорьев. Он рассказал о положении в городе, о многочисленном офицерском подполье, о том, что обещанное подкрепление к красным ещё не прибыло и сейчас самое подходящее время для наступления. Подступы со стороны Волги никем не прикрыты, можно высаживать десант. Тут же был разработан план захвата Казани.
К началу Первой мировой войны золотой запас Российской империи был самым крупным в Европе и составлял один миллиард шестьсот девяносто пять миллионов рублей, или тысяча триста одиннадцать тонн золота. За время войны он значительно уменьшился. В итоге ко времени захвата власти большевиками остаток золотого запаса составлял один миллиард сто один миллион рублей с учётом золота, добытого во время войны, или восемьсот пятьдесят две с половиной тонны золота.
Во время войны встал вопрос о сохранности золотого запаса. Было решено перевезти часть его подальше от границы, в Нижний Новгород и Казань. Эти города на Волге занимали удобное географическое положение и имели прямое железнодорожное сообщение с центром страны. Эвакуация сокровищ началась в тысяча девятьсот пятнадцатом году. В обширные кладовые Казанского отделения Народного банка с новейшими защитными системами хранения ценностей перевезли золото из Петербурга, Москвы и других российских губернских центров. Сюда же доставили драгоценности Монетного двора, Главной палаты мер и весов и Горного института. К июню тысяча девятьсот восемнадцатого года в местном отделении банка оказалось более половины золотого запаса Российской империи – примерно четыреста девяносто тонн золота в слитках и монетах на сумму немногим более шестисот миллионов рублей.
После захвата Самары в июле тысяча девятьсот восемнадцатого года власть в городе перешла к Комитету членов Учредительного собрания, объявившему о свержении советской власти. Народная армия КОМУЧ и части взбунтовавшегося Чехословацкого корпуса, стремительно захватив несколько городов, планировали наступление на Казань.
Двадцать седьмого июля Наркомат финансов РСФСР, обеспокоенный ситуацией в Поволжье, принял решение об эвакуации золотого запаса из Казани. Об этом был информирован управляющий Казанским отделением Народного банка Петр Марьин. Двадцать восьмого июля прибыла эвакуационная экспедиция с несколькими баржами и пароходами. На них предполагалось вывозить золото в Нижний Новгород.
Прибывшие из Москвы финансовые работники вместе с сотрудниками Казанского отделения банка занялись подготовкой золота к эвакуации. Проводился частичный пересчёт ценностей и упаковка в ящики и мешки. Прокладывались подъездные пути от банка до пристани. Работы завершились к началу августа, но стремительное наступление белочехов и Народной армии помешало отправке золота в установленные сроки.
Сообщение о подготовке вывоза золота обеспокоило КОМУЧ. Было решено остановить эвакуацию. Первого августа вооруженные пушками пароходы с войсками Комитета направились к Казани и в устье Камы разгромили противостоящую им красную флотилию.
Второго августа КОМУЧ отправил в Казань группу боевиков для помощи подпольщикам, решившим заблокировать транспортировку золотого запаса. Вместе с этой группой на барже Ильиных, перевозившей очередную партию соли, отправился Леонард, которого дядя по просьбе Фортунатова уговорил на сотрудничество с Комитетом. Старший Ильин и подумать не мог, что сын его непутёвого брата пользуется уважением у занимающихся большой политикой людей из столицы. Он убедил Леонарда, что тот нужен КОМУЧ как опытный специалист по экспроприациям на случай, если придётся противостоять вывозу золота из банка силовыми методами. Для этого уже установлена связь с казанскими подпольщиками и необходима координация совместных действий с ними. Фортунатов же, в свою очередь, обещал выяснить, что случилось с его друзьями, выехавшими ранее в Казань, и помочь им в случае необходимости.
Николай Сергеевич, вручив племяннику сопроводительные документы к руководству Казанского отделения Народного банка, поручил договориться о расчетах за последние поставки и заодно постараться узнать, есть ли возможность вывести из-под ареста ценности и золото семей Ильиных и Дубининых.
Фортунатов дал задание выяснить, есть ли у большевиков реальная возможность эвакуировать золотой запас в ближайшее время, и выведать, как, когда и куда они намереваются его вывозить.
Леон догадывался, что главная задача, для выполнения которой его отправляют в Казань, состоит не в противодействии вывозу золотого запаса. Этим будут заниматься совсем другие люди из подпольных групп Самары и Казани. Ильин старший уверен, что большевики в ближайшее время оставят Казань. Тогда, согласно приказу КОМУЧ №16 от 25 июня 1918 г. об отмене национализации предприятий, банков, торговли, он сможет забрать из банка хранящиеся там с дореволюционных времен ценности семьи, выплату за реквизицию предприятий, а также «…захваченных материалов и полуфабрикатов, происшедших от порчи машин и прочего имущества предприятия». И, наконец, Ильин сможет получить деньги, которые отдал КОМУЧ по договору о финансировании его деятельности.
Главная задача Леонарда – получение и вывоз семейных ценностей и золота из Казанского банка после захвата города силами белочехов и Народной армии.
Былого не вернуть. Дом и семья разрушены, друзья пропали. Найти их и помочь им он сможет, только выполнив поручение. Выход один – надо отправляться в Казань, сделать там всё, что от него требуется. А потом найти Дубининых, узнать, что случилось с Бакуниным, и уехать всем вместе из Советской России.
Проводить племянника пришёл возбуждённый и ликующий Николай Ильин. Размахивая какими-то бумагами, торжествующе закричал:
– Дождались, Леонард! Не подвели твои однопартийцы, выполнили свои обещания. Вот последние постановления КОМУЧ: «…все вклады в банках и сберегательных кассах объявляются неприкосновенными. Произведенные распоряжением большевистских комиссаров списывания с текущих счетов будут уничтожены, захваченные ценности и имущество возвращены обратно, … аннулирование займов отменяется». И о денационализации предприятий: «Возмещается владельцу стоимость захваченных материалов, фабрикатов и полуфабрикатов, имевшихся налицо к моменту захвата, по рыночным ценам, существовавшим к моменту захвата, а равно по определению Комиссии возмещаются убытки, происшедшие от порчи машин и прочего имущества предприятия, по ценам, существующим в период ликвидации захвата».
Николай Сергеевич взволнованно рассказывал, как на прошедшей встрече промышленники и купцы, фабриканты и заводчики, воодушевлённые пламенными речами, щедрыми обещаниями и клятвенными заверениями лидеров КОМУЧ о скором наступлении по всему Поволжью, договорились об экстренном финансировании Народной армии.
Дядюшка убеждал уже почувствовавшего надвигающуюся беду племянника: «Поддержка антисоветских сил Поволжья приведёт не только к возврату захваченных ценностей семьи, но и к скорому освобождению отца Марии».
А Леонард холодел от недоброго предчувствия:
– Что-то мне стало не по себе от ваших слов. … Застывшие слёзы Богов?! … Неужели вы это сделали?
Николай Сергеевич опустил голову и растерянно развёл руками:
– Не мог же я остаться в стороне. Сдал в фонд поддержки КОМУЧ двести пятьдесят тысяч рублей, полученные накануне от одного из финансистов Самары за бриллианты твоего отца.
2023 ГОД. СЕНТЯБРЬ. ЕКАТЕРИНБУРГ
– Застывшие слёзы Богов! … Невероятно! Да ещё где?! Не в Москве, не в Петербурге. В Свердловске!
Племянник профессора Альтмана, известный московский специалист по драгоценным камням и металлам Давид Александрович Эйдельштейн, приехавший в Екатеринбург по совету дяди, до сих пор не мог привыкнуть к старо-новому имени столицы Урала. А может, просто не хотел. И ему больше нравилось название, данное почти сто лет назад в честь его единоверца, «злого демона революции» Якова Михайловича (Моисеевича) Свердлова.
– Это о чём вы с таким восхищением говорите, Давид Александрович? О золоте или о самоцветах?
– Уважаемый Алексей! Разве может человек с фамилией Эйдельштейн говорить так о презренном, как всем известно, металле? Человек с фамилией, переводимой с идиш как «драгоценный камень», и к тому же диамантер по призванию, может так восхищаться только бриллиантами.
– Диамантер! … Звучит красиво. Я так понимаю, от слова диамант – бриллиант, алмаз.
– Верной дорогой идёте, товарищ Ильин. Diamonds expert – бриллиантовый байер. Оцениваю и покупаю бриллианты для моих клиентов.
Алмаз, бриллиант или адамас, диамант, что на древнегреческом означает «непобедимый». Греки и римляне верили, что они могут быть осколками падающих звезд, и называли застывшими слезами Богов.
– Изящно! Древние эллины – мастера ярких метафор. А вы это серьёзно? Настоящие бриллианты? Я говорю о камнях, которые нашёл дома.
– Серьёзнее и быть не может. Самые что ни на есть настоящие! Серьёзнее может быть только один вопрос: чистые ли они? И это не в смысле качества, здесь сомнений нет. Чистые по происхождению и истории. Мы с Юрием Моисеевичем криминал обходим стороной и по возможности как можно дальше. Благодаря чему живём и работаем без особых проблем уже довольно долго. Ну, по крайней мере, с тех пор, как я покинул нашу благословенную альма-матер и сменил сферу деятельности. Я ведь там же учился, где и вы, только на другом факультете.
– Знаю, помню вас. Да и Альтман упомянул об этом, когда я рассказал ему о своей находке и просил рекомендовать надёжного специалиста по оценке и продаже. Он обещал, что вы скоро приедете, и предупредил о строгих правилах вашей компании при работе с клиентами. Вы не работаете с товаром, имеющим криминальную предысторию, и с товаром, не прошедшим предварительную проверку. Но я не перекупщик и не посредник. Думаю, что мои камни и золото не нуждаются в проверках такого рода. Я наследник, и они достались мне от прадедов – солепромышленников Ильиных.
Алексей подумал и добавил с улыбкой:
– Заодно успокою вас: я не фармазон и предлагать вам фальшивые цацки не собираюсь.
Гость с удивлением повернулся к Алексею, и тот, засмеявшись, отрицательно покачал головой.
– Нет, я не из приблатнённых. Просто немного застал то время, когда в Свердловске в некоторых кругах так говорили. Да и в экспедициях на Севере немало поработал. А там контингент самый разнообразный. Кстати о криминале, который вы стороной обходите.
Эйдельштейн оторвался от приборов, через которые увлечённо изучал камни, и вопросительно посмотрел на Ильина. Тот продолжил:
– Вы сказали, что придерживаетесь определённых принципов в своей деятельности и криминалитет стороной обходите. Но приехали ко мне в сопровождении людей Седова. А ведь это далеко не самые законопослушные жители Ебурга, как они называют наш славный город. Ну, по крайней мере, были такими в недалёком прошлом.
– Видите ли, Алексей. Мы знаем таких людей здесь и в других городах, но не связаны с ними как партнёры по нашему бизнесу. Заказываем только услуги сопровождения и охраны. Они выполняют всё чётко, качественно и, главное, без лишних разговоров и вопросов. А что нам к ним ещё надо?!
А теперь перейдём непосредственно к делу. Бриллианты старинные, это видно по ручной огранке. Где их гранили, не знаете?
– Я в этом не разбираюсь, и прадед, от которого они остались, вряд ли разбирался. В его дневниках об этом ничего не сказано. Знаю только, что их привезли в Российскую Империю из Персии в начале двадцатого века.
Алексей показал коробку и несколько тетрадей, найденных в родительском доме.
Гость понимающе кивнул и пояснил:
– Огранка – "на глаз". Сейчас так не работают. Поэтому и блеск старинных бриллиантов слабее, чем современных. Но камни таких цветов и чистоты теперь редко где можно увидеть. Если только в музее или антикварных магазинах иногда. Надо показать их нашему ювелиру. Он сделает окончательную оценку. Для нас самое главное, чтобы за ними криминальных хвостов не было. А как и куда их пристроить, мы уже знаем.
Эйдельштейн открыл один из своих блокнотов.
– По поводу происхождения ценностей. Думаю, что особых проблем не будет. В статье 233 Гражданского кодекса о кладах указано:
«… зарытые в земле или сокрытые иным способом деньги или ценные предметы, собственник которых не может быть установлен либо в силу закона утратил на них право, поступает в собственность лица, которому принадлежит имущество (земельный участок, строение и т.п.), где клад был сокрыт, и лица, обнаружившего клад, в равных долях».
Я уверен, что найденные монеты и камни культурно-исторической ценности не представляют. И если отнести их в полицию для получения официального заключения, то это подтвердится. Но всё будет долго, нудно и не известно, когда и чем закончится.
Вы, как я понимаю, владелец участка, где были найдены ценности, и вы же лицо, обнаружившее их. К тому же вы наследник людей, сокрывших ценности. Значит, всё найденное ваше. Поздравляю. Монеты и четыре отложенных камня я сейчас заберу, с вами расплачусь, а за остальными приеду после консультации с одним из авторитетных ювелиров. – Давид Александрович посчитал на калькуляторе, сверяясь с записями в блокноте, открыл портфель, строго посмотрел на Ильина и повторил: – Имейте в виду, обязательно приеду!
– И где мне теперь хранить оставшиеся камни.
– Не гоните волну, Алексей. Вы хотите сказать, что после нашей встречи полгорода будут знать, что мы здесь разглядывали и о чём говорили?
– Нет, извините, я не про вас, а про ваших сопровождающих.
– Слушайте сюда. Сопровождающие, как вы выразились, получают такие деньги, что им абсолютно всё равно, играем ли мы здесь в шахматы или беседуем о Лагранже и методах разложения пертурбационной функции. Так что живите спокойно до следующей нашей встречи и далее, насколько возможно. Главное – сами ни с кем больше не говорите ни о своей находке, ни о нашей встрече.
А камни спрятать легко. Это не золото и не мешок с деньгами, которые легко можно обнаружить. Если прикопаете где-то поглубже, то никто и никогда их больше не найдёт. Сами только не потеряйте.
Оплату, как предполагаю, возьмёте наличными? – на столе перед Алексеем росла гора из пачек долларов, а Эйдельштейн продолжал: – Извините, деньги поганые, заморские, но наши родные пришлось бы укладывать в несколько чемоданов.
Давид Александрович вырвал из блокнота и положил на стол лист с расчётами:
Золотые червонцы Николая 2 – 92 шт. = 500 $ х 92 = 46 000 $;
Бриллиант 10 (десять) карат – 1 шт. = 90 000 $;
Бриллианты 5 (пять) карат – 3 шт. = 40 000 $ х 3 = 120 000 $.
Итого: 256 000 $
– Всё в ажуре? Если посчитаете, что мои расчёты неверны или найдёте где-то более выгодные курсы продажи золота и камней, скажете мне при следующей встрече. Но уверяю вас, больше никто не предложит. Да и опасно, можете на аферистов нарваться или представителей каких-либо органов. И ещё не известно, кто из них опаснее. А мы с хорошими клиентами дружим и друг друга не обижаем.
1918 ГОД. АВГУСТ. КАЗАНЬ
Я только верной пули жду,
Я только верной пули жду,
Что утолит печаль мою
И пресечёт нашу вражду.
Голова гудела, болела, во рту пересохло. Яркие круги под закрытыми веками, звон в ушах, тошнота и унылое пение где-то неподалёку заставили Леонарда протереть глаза и приподняться. Где это он?
Тёмная ободранная каморка с грязными стенами. Свет от фонаря еле пробивался сквозь пыльные потрескавшиеся стёкла зарешёченного окна. Единственный вход в тесное помещение закрывала массивная железная дверь.
Леон сел и осмотрелся. Что это? Тюрьма? Из мебели – грубо сколоченные нары в два яруса вдоль стен. Как в сибирской ссылке. Закралось пугающее предположение. «Неужели я до сих пор там – в Сибири, а всё, что случилось после неё, мне только приснилось».
За дверью тянулось бесконечно тоскливое:
Но только смерть не для меня,
Да, видно, смерть не для меня,
И снова конь мой вороной
Меня выносит из огня.
– Про смертушку всё поёшь? Беду чуешь, Егорыч?– кто-то вошёл в соседнюю комнату, громыхнув дверью, и прервал заунывное пение. – Очнулся после встречи с тобой наш гость или уже не очнётся, как те два офицера при весенней облаве?
Леонард понял, что всё случившееся с ним – не сон: он узнал этот голос.
В ответ на слова вошедшего прерванный малоискусный певун, которого, очевидно, и звали Егорычем, забасил поволжским говором:
– Рассказали вам уже? Да тогда они шибко уж выкобенивались, вот и пришлось их контузить маненько. Только вот лишканул я немного. … А здесь-то хотел осторожно. Но когда он булгачить начал, пришлось успокоить чуток. Вы же приказали доставить во что бы ни стало.
– Смотри, если он успокоился на веки вечные, как те подпольщики золотопогонные, товарищ Вера сама приговор вынесет и сама его исполнит. Ты же знаешь, она скорая, если что не по ней.
– Да знаю уж. Бают, скольких врагов в расход пустила. И своих – тех, что оступились или слабину дали. А накой вы про смертушку-то помянули, Степан Михалыч? Он что, особый какой, этот гость наш ералашный?
– Похоже, что особенный. Из эсеров он, когда-то вместе с большевиками с царским режимом боролся. С Верой Петровной в сибирской ссылке по соседству на поселении срок отбывал. Недавно освободился, в родные места вернулся, а здесь его по башке шандарахнули. … Ты на фронте, я слышал, геройствовал? Так здесь же не война, аккуратнее надо.
Егорыч закашлялся и после недолгого молчания упавшим голосом обратился к собеседнику:
– Нашего гостя я в порядок приведу, не сумлевайтесь. Пускай только отдохнёт маненько, а то он надысь квёлый был. А вы уж, товарищ Фомин, пособите мне, замолвите словечко перед товарищем Верой. Нам таперича под вашим началом верой и правдой Советской власти служить. Вы знайте, если что случится, я не подведу.
«Фомин. Значит, не ошибся. Похоже, я в КазГубЧК? … А Вера Петровна? Это не Брауде ли?» – Леонард устало закрыл глаза.
1918 ГОД. ДЗЕРЖИНСКИЙ И БРАУДЕ
Сразу после создания в Самаре Комитета членов Всероссийского Учредительного собрания казанские чекисты внедрили в его ряды своих информаторов. От них стало известно о предстоящей отправке агентов КОМУЧ в Казань для срыва плана по вывозу золотого запаса из Казанского отделения Народного банка РСФСР.
В начале августа тысяча девятьсот восемнадцатого года стало ясно, что Казань большевикам не удержать. В банке готовились к срочной эвакуации. Во избежание хищений при подготовке и во время перевозки золота заместитель председателя Казанской ГубЧК Вера Брауде приказала установить наружное наблюдение за банком. Среди обслуживающего персонала были её осведомители. Информация обо всех подозрительных работниках и клиентах сразу же доводились до Брауде. Особенно неблагонадёжных задерживали и доставляли к ней для проверки.
Вера Брауде. Фанатичная революционерка. Семья и всё личное на втором плане. С юности участвовала в борьбе: митинги, демонстрации, забастовки, экспроприации. Также постоянно: аресты, репрессии, ссылки. Впоследствии её однопартийцы отзывались о ней так: «Человеческого в ней не осталось ровно ничего. Это машина, делающая свое дело холодно и бездушно, ровно и спокойно.… И временами приходилось недоумевать, что это – особая разновидность женщины-садистки или просто совершенно обездушенная человекомашина». Сама Брауде писала о себе: «Я всегда считала, что с врагами все средства хороши, и по моим распоряжениям … применялись активные методы следствия: конвейер и методы физического воздействия …. Применялись эти меры только к действительным врагам, которые после этого расстреливались…».
По одной из версий, Брауде вступила в партию эсеров по заданию Дзержинского. С помощью внедренных в ряды ПСР агентов «железный Феликс» решил добиваться развала и ликвидации левоэсеровского движения изнутри. После разделения эсеров на правых и левых в апреле тысяча девятьсот семнадцатого года Брауде была выбрана секретарём Казанской организации Партии эсеров-интернационалистов и максималистов.
Её очередная встреча с Дзержинским произошла во время Второго Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов. С ноября тысяча девятьсот семнадцатого по январь тысяча девятьсот восемнадцатого года она работала в Отделе по борьбе с контрреволюцией Следственной комиссии Казанского губернского Революционного Трибунала. После левоэсеровского восстания Брауде вышла из партии левых эсеров. С июля работала заместителем председателя Казанской губернской Чрезвычайной комиссии.
Весна и начало лета тысяча девятьсот восемнадцатого года принесли тяжелые испытания большевикам: белые один за другим захватывали города Поволжья.
Дзержинский вызвал Брауде и дал указание установить наблюдение за Казанским отделением Народного банка, его работниками и посторонними лицами, появляющимися в банке и контактирующими с руководством, служащими и обслуживающим персоналом.
– Скорее всего, золотой запас не удастся эвакуировать, хотя сейчас принимаются все возможные меры для его вывоза. Мы предполагаем, что в случае захвата Казани белочехами и КОМУЧ золото будет вывозиться ими на восток, к Колчаку. Как? Пароходами по Волге и далее поездами. Будем отслеживать и по возможности препятствовать вывозу золота: армия, ВЧК, добровольческие отряды по мере продвижения поездов будут противодействовать всеми возможными методами и средствами.
Но с вами, товарищ Брауде, я хочу поговорить о другом.
Нам будет труднее контролировать вывоз и вынос малых партий золота из банка во время боёв за город. А то, что эти хищения будут, я уверен: при смене власти в прифронтовой полосе неизбежны беспорядки, хаос, сумятица. Перемещение огромных масс военных формирований и гражданского населения, сбои в движении транспорта создают возможности бандитам и мародёрам для разбоя, хищений. В таких условиях вывезти и укрыть похищенные ценности гораздо проще.
Выявлением этих преступлений будут заниматься группы наших подпольщиков в оставленных городах. Ваша задача: внедрить агентов во все структуры, близкие к Казанскому отделению Народного банка. Все должны быть под контролем: руководящие работники, простые служащие, уборщики. Но этого мало. Никто не знает, как все эти люди, даже самые надежные и лояльные к советской власти, поведут себя при новом режиме. Вам нужно уже теперь убедить их, что власть белых будет временна и преходяща. Чтобы не было и тени сомнений, что советская власть вернётся и беспощадно покарает всех предавших её, помогавших и даже сочувствовавших белым. Как убедить? По обстоятельствам: силой, обманом, лестью, подкупом.
Следующая задача. Необходимо отслеживать весь транспорт, вывозящий что-либо из банка. Ваши люди должны быть везде: среди грузчиков и охраны, среди сопровождающих при перевозках. Вы должны знать адреса или хотя бы примерное направление и расстояние до места доставки перевозимых грузов. При возможности необходимо создавать препятствия, засады, теракты.
Всё отследить, конечно, не удастся. Ни нам, ни вам. … Увы. Хитёр русский народ, обязательно придумает что-нибудь такое, что и представить сейчас невозможно. Вывезут, вынесут и спрячут. Но золото не может долго лежать в тайниках. Для того его и крадут, чтобы оно работало. Будут переправлять дальше.
Когда? – Как можно раньше, пока Советская власть не вернулась. Куда? – Только на юг! Там у белых ещё есть надежда с помощью интервентов удержать власть и, собрав силы, перейти в контрнаступление. Их заботы – составлять планы. Ваше дело – выставить кордоны из проверенных людей на дорогах в южном направлении, а также в Гурьеве и Астрахани, откуда возможна перевозка золота на западный берег Каспия – в Петровск и далее – в Баку или Крым. В Гурьеве находится английская миссия, занимающаяся приёмом, распределением и отправкой поступающих от интервентов грузов. Они превратили этот прикаспийский город в свой опорный пункт. Вывоз похищенных ценностей возможен через Гурьев с помощью англичан. Необходимо как можно быстрее выставить там наблюдательные посты: в порту, на складских территориях, возле постоялых дворов и, особенно у английской миссии. Вы должны знать всё, что происходит в городе, о чем говорят, шепчутся и даже думают. Делайте что хотите, но вы ответственны за результат.
Теперь о старых знакомых. Многие ваши бывшие однопартийцы после мятежа левых эсеров перебрались в Поволжье. Так называемый КОМУЧ, созданный ими в Самаре, пытается свергнуть советскую власть в других городах с помощью мятежного чехословацкого корпуса и подпольных офицерских организаций. И кое-где им это удалось. Поэтому в Поволжье и стекаются все недовольные Советами. Здесь и лидеры эсеров, и монархисты, и авантюристы вроде Савинкова.
В Самаре, кстати, объявились и ваши хорошие знакомые. Не знаю, порадует ли это вас.
– Интересно. Кто же?
– Эсер-максималист Леонард Ильин и анархист Александр Бакун.
– Как же, конечно, помню. Шестнадцатый год. Манзурка, – улыбнулась настороженно Вера.
– Много таких на Волгу съезжается. Но эти двое очень уж неоднозначные личности, – покачал головой Дзержинский. – Одно только участие в нападении на общество взаимного кредита чего стоит. И в Петербурге они прославились громкими акциями, и в Москве, и даже в сибирской ссылке, я слышал, тоже нашумели.
– Ну, это наши политические с уголовниками разбирались, – улыбнулась Вера. – Очень уж похабно те себя вели.
– Знаю, знаю. … Понаблюдайте за ними. Ильин, по моим сведениям, уроженец Оренбурга, а вот Бакунин не местный. Выясните их намерения, с какой целью в Самару прибыли, чем планируют заниматься, собираются остаться или уезжать.
1918 ГОД. ЛЕОНАРД
«Значит, я в ЧК. Ну что же, ехал сюда для того, чтобы найти Фомина и узнать, где Мария. А теперь его и искать не надо, – поморщился Леон, прикоснувшись к голове. – Надо только отлежаться немного, прийти в себя, вспомнить, что случилось с ним, а потом действовать по обстановке. … И поспать, ещё поспать. В сон клонит …».
Он приехал в Казань четвёртого августа. Когда началась разгрузка баржи, отправился в банк для встречи с Марьиным. И почти сразу же заметил похожего на бездомного бродягу человека, вышедшего вслед за ним. Вскоре понял, что тот не отстаёт, пытаясь сделать это незаметно. Ильин не удивился, знал, что не останется без внимания органов КазГубЧК. Фортанов предупреждал, что всех прибывающих из мятежной Самары проверяют сразу или устраивают за ними наблюдение.
В бурные студенческие годы Леонард осваивал навыки ухода из-под наблюдения. Опытные товарищи учили начинающих подпольщиков искусству конспирации: как определять слежку и отрываться от неё, как незамеченным приходить на условленное место встречи. Он привык обращать внимание на незнакомцев, проявляющих к нему необъяснимый интерес или находившихся неподалёку продолжительное время. Научился сбрасывать «хвост» резко развернувшись на филёра и вводя того в замешательство, что позволяло прекратить преследование. Обычно преследование ведёт не один человек, следящих несколько, и при смене направления движения они могут меняться. А если поймут, что замечены, то следить будут уже несколько таких же. Так что лучше не предпринимать резких шагов, вести себя спокойно, ввести наблюдателей в заблуждение и найти возможность избавиться от них. Например, заговорить с кем-то, смешаться с толпой, скрыться в людном месте. И ни в коем случае не идти сразу домой, чтобы не вывести преследователей на него. Они могут ворваться в дом сразу же или попытаться позже скрытно проникнуть туда.
Решив проверить, не ошибся ли он, Леонард ускорил шаги, перешёл на другую сторону улицы и заметил, как незнакомец, перебегая вслед за ним, махнул кому-то рукой. В чужом городе трудно скрыться от слежки. Но Леон не собирался чрезмерно маскироваться и путать следы. Если наблюдение ведётся в порту, то у банка наверняка не меньше шпионящих за посетителями «топтунов». Всё равно, появившись в банке в такое неспокойное время, он привлечёт внимание ведущих надзор за клиентами комитетчиков.
Так и случилось. Подходя к банку, заметил, что подозрительный тип, неуклюже преследовавший его, подскочил к стоящему неподалёку от входа грузовику. Поговорив с кем-то, сидевшим в машине, он кивнул головой в сторону Леона и скрылся под тентом в кузове. Из кабины выпрыгнул подтянутый крепыш в кожаной куртке и фуражке, надвинутой на глаза, огляделся по сторонам и не спеша пошёл вслед за Леонардом.
«Где-то я его уже видел. … Или показалось? – подумал Леонард, заметив выправку и лёгкость шагавшего за ним человека. – Из военных или из таких же перелётных птиц, как мы с Бакуниным»?
В банке шум, неразбериха, суета и растерянность. Поступило указание о срочной эвакуации золотого запаса, но город уже окружен войсками белых, и все понимают, что вывезти ценности, вероятно, не удастся.
После проверки документов хмурый охранник в полувоенной форме проводил Леона на второй этаж. Спустя несколько минут приковылял запыхавшийся управляющий Казанским отделением Народного банка РСФСР Пётр Марьин. Прочитав сопроводительное письмо от Николая Ильина, с которым он был знаком ещё с тысяча девятьсот пятнадцатого года, исподлобья насторожено глянул на Леонарда:
– Родственник Николая Сергеевича?
– Племянник.
– Похож, – покачал головой Марьин. – Давно мы с дядюшкой вашим знакомы. – И, немного помолчав, тихо добавил. – Но сейчас ничем помочь не могу. Не до расчётов теперь. Видите, что у нас здесь творится. – Потом и вовсе перешёл на шёпот. – Готовимся к эвакуации. Всё секретно, а весь город уже об этом знает. Пропадёт всё! – управляющий горестно вздохнул, показав пальцем вниз на подземные хранилища. – Я ещё весной неоднократно обращался к правительству с петициями об эвакуации в Нижний Новгород. А сейчас поздно: город окружён, поездов нет. Пароходы были, но, говорят, уже ушли вверх по реке. Есть только четыре грузовика. Куда увозить, на чём, с кем? Утопят, разбомбят, растащат, разворуют.
«Поздно?» – Леонард понял, что задуманный с дядей план по отъезду в тёплые персидские края не до конца ещё провален.
– Может, вам чем-то помочь? Если уж я приехал сюда, то буду рад хоть как-то посодействовать, – участливо обратился он к подавленному мрачному управляющему.
Тот неожиданно резко вскинул вверх руки и замахал, будто отгоняя нечистую силу: