Дорис. Морские рассказы

Глава третья

Утром Лавров с трудом разбудил жену. Ей на работу надо к восьми часам. Он накормил её завтраком, отвёз на работу и вернулся в офис. Сел за стол и продолжил читать папки.

В два часа Нина заканчивала работу и к двум часам Лавров поехал забрать её. Дома они вместе пообедали, а потом Лавров вновь вернулся в офис.

Только он сел за стол, как у него зазвонил телефон. По мелодии этого звонка сразу понял, что это звонит Нина. Он вынул телефон из кармана и, пытаясь говорить тихо, произнёс:

– Алё. Ниночка. Что стряслось? Чего звонишь?

В ответ услышал, чуть ли не истерический, крик жены:

– Немедленно приезжай домой! У нас потоп!

Ничего не понимая, Лавров попытался выяснить причину звонка:

– Какой потоп? – но трубка непроизвольно начинала дрожать в руке. Зная свою жену, Лавров начал понимать, что произошло что-то из рук вон выходящее.

В их квартире на первом этаже, если стояк сливной трубы забивается, то в раковине на кухне начинала булькать вода, затем заполнять её и, если вовремя не отреагировать, то переполнит мойку и начнёт течь на пол.

Нина в панике кричала:

– Вот! Не успел ты уехать из дома, а меня уже топит! Что мне потом одной делать? Приезжай немедленно, я не знаю, что мне тут делать! Я уже вычерпала два ведра, но вода не перестает идти с верхних этажей и меня тут топит!

Газаров слышал этот разговор и Лавров посмотрел в его сторону:

– Михаил Григорьевич, жена звонит – потоп дома. Мы на первом этаже. Мне надо срочно вернуться домой, – Лавров вопросительно посмотрел на Газарова.

– Конечно, поезжай, – спокойно отреагировал он на просьбу Лаврова.

В подтверждение своих слов Лавров, для убедительности, добавил:

– Но я сейчас же вернусь, когда всё сделаю.

– Да, езжай, езжай, – махнул Газаров ему рукой.

Лавров немедленно подскочил и выбежал во двор, где стояла машина.

Приехал он домой быстро, благо дороги были свободные. Это заняло минут двадцать.

Открыв дверь своим ключом, он скинул верхнюю одежду и вбежал в кухню.

Нина стояла с ковшиком в руке и отчерпывала воду из кухонной раковины. Лавров вырвал у неё ковшик и отчерпал одно ведро, затем второе. В промежутках между вёдрами он приготовил чоп и, когда раковина опустела, выдрал сливной патрубок и забил его им.

Нина со спины наблюдала за всеми его манипуляциями. Когда она увидела забитый чоп, то с ехидцей произнесла:

– Что? И это всё?!

Лавров непонимающе посмотрел на неё:

– Ну, пока все. Я же читаю инструкции у Газарова. Мне надо до завтрашнего дня их прочесть. Вода-то не течёт. Если я сейчас открою трубу, то нас уже точно затопит.

Нина дёрнула плечом, отвернулась и ушла в дальнюю комнату.

Ну, а ему что тут ещё делать? Вода не течет. Он ещё раз проверил чоп, развернулся, сел в машину и поехал обратно в офис.

Только он приехал в офис и принялся за чтение инструкции, как у него вновь зазвонил телефон. Эта была Нина. На этот раз она уже спокойно комментировала происходящие события. Голос её был чуть ли не с железным оттенком:

– Твой чоп вырвало! Вода опять льется! Нас опять топит! А я не собираюсь черпать эту пакость, – чеканила она слова, как будто забивала гвозди в трубку телефона.

Господи, Боже мой! Лавров вновь посмотрел на Газарова:

– Жена опять звонит. Наверное, я уже сегодня не вернусь, потому что уже четвертый час, – он с просьбой посмотрел на Газарова, – Поеду я, устраню потоп, про который говорит жена.

Газаров с пониманием отреагировал на его просьбу:

– Да езжай, езжай. Перед рейсом не надо жену сильно раздражать. Сделай всё, как она хочет.

Ну, понятно – старый моряк. Сам знает, что такое последние дни дома.

Лавров вновь сел в машину и вернулся домой.

Точно. Вода в кухне залила весь пол. Он вновь вставил вырванный чоп. Разделся, чуть ли не до трусов и начал собирать воду с пола. Всё убрал и попытался выяснить, что же произошло со шлангом. Благо у него имелся запасной переходник с трубы на шланг. Когда он вытаскивал шланг из трубы, то резинка на нём лопнула. Пришлось подгонять новую резинку по месту.

Для прочистки сливной трубы он давным-давно сделал 18-метровую проволоку-«змею», а сейчас засунул её в сливную трубу, чтобы пробить засор в ней.

После того, как он пробил засор в трубе и «змея» без видимых усилий вертелась в ней, он подсоединил резинку с переходником и собрал все трубы. Все! Налил воды в раковину – она свободно сливалась. Осмотрел трубы – утечек воды не было.

Нина с ним не разговаривала. Она молча сидела в большой комнате и что-то вязала. Пришлось подлизываться.

– Ну, что ты, – подхалимским тоном Лавров пытался завязать с ней разговор, – ну, мне же учиться надо.

– Я всё понимаю, – наконец-то подняла она глаза на мужа. – Но для тебя главное – твоя работа. Ты уже всё – в море! Ты уже на работе! Ты ничего не хочешь делать дома! Опять всё будет взвалено на меня, на мои плечи! И так будет продолжаться полгода!

– Ну, мамусик, успокойся, – начал уговаривать её Лавров, как можно мягче. – Всё, что нужно, только скажи, сейчас же всё сделаю. Все сальники проверю. Все краны отремонтирую. Прибью все гвозди, подклею все обои, – и он принялся устранять небольшие неполадки, которые образовались за последнее время в квартире.

Там гвоздь забить, тут провод провис, там ещё что-нибудь, тут розетка болтается. Ну, так допоздна он и занимался устранением неполадок.

Утром он снова поехал в офис и, дочитав инструкции, обратился к Газарову:

– Ну, всё – дочитал.

– Ладно, ты и так всё знаешь, – мирно проговорил он. – Смотри! В три часа у нас первичный сбор экипажа. Надо чтобы все познакомились друг с другом. Да и тебе надо обязательно там быть, – Лавров с облегчением понял, что допрос по прочитанным папкам отменяется:

– Хорошо, приеду. Сейчас жену отвезу на работу и приеду, – ответил он, стараясь побыстрее покинуть так надоевший ему офис.

Перед отъездом домой, он зашёл в кабинет Молчанова.

Секретарша неизменно находилась на месте.

Он сразу же спросил у неё:

– К Андрею Ивановичу можно?

Она подняла свои томные глазки и пропела:

– А Андрея Ивановича нет. Он утром улетел в Сингапур.

Лавров недоумевал и поэтому брякнул секретарше:

– Он должен был составить дополнительное соглашение и мы его должны были подписать сегодня.

Секретарша тут же ответила:

– Да, он оставил это соглашение. Оно у Мишина, у его зама, – она кивнула на дверь рядом, – Но и его сейчас нет. Он будет ближе к вечеру.

Опять двадцать пять! Что ж так не везёт с этими бумагами?

Делать нечего. Лавров попрощался с секретаршей и вышел.

Машина стояла во дворе офиса, он прогрел её и вернулся домой. Отвез Нину на работу (у неё сегодня приём был до восьми вечера) и к трем часам подъехал к конторе круинга.

Зашел к Василию Петровичу и поздоровался с ним.

Сбоку от его стола скромно сидели две тётеньки. Одна, как говорит зять Лаврова, «глазастая-глазастая». «Глаза» – не меньше, чем на 5-6-ой размер. Другая – как приспущенный шарик. Губы поджатые, сидит молча, уставившись в пол. Ни на кого не смотрит.

«Ну, – подумалось Лаврову, – уж очень серьёзная тётенька. Не дай Бог с ней поссориться. Бедный сам сто раз потом будешь. А кто же повар из них?»

Он подошел к женщинам и, как можно вежливее поздоровался. Они ответили на его приветствие, а полненькая «глазастая» женщина представилась:

– Меня зовут Олеся Васильевна, а это Екатерина Михайловна. Я повариха, а это будет наша буфетчица. Вот вы с ней, – поучительно обратилась она к Лаврову, – дружите. Она у вас будет каюту убирать и следить за чистотой. Поддерживайте с ней хорошие отношения, – она томно повела глазками. – Мы с Екатериной Михайловной уже не в первый рейс вместе ходим, поэтому друг друга хорошо знаем.

Ну, понятно, бывалые морячки. Екатерине Михайловне далеко за пятьдесят, а Олесе Васильевне на вид лет под сорок пять. Так потом и оказалось, когда, чуть позже, Василий Петрович дал Лаврову судовую роль с их именами. Тут стали подходить и другие члены экипажа.

Лавров заметил, что в офис зашёл представительный, неразговорчивый мужик. Уж очень суровый вид имел он. Лавров даже не мог представить себе, кто это такой.

«Ну, – подумалось ему, – наверное, это старпом».

Потому что капитан должен быть, по опыту Лаврова, совсем другим.

А за громилой заходит, даже не заходит, не вбегает, а проскальзывает – какой-то небольшого росточка – метр шестьдесят с кепкой – человечек, который сразу кинулся к шкафу, где стояли папки с личными делами, затем к Василию Петровичу. Пожал ему руку и тут перед ним все засуетились. Лавров понял – это будет его капитан.

Ботинки на высокой платформе, в высокой норковой шапке, кожаная куртка с подкладными плечами. Но и даже со всеми этими прибамбасами он был ростом ну не больше, чем на метр шестьдесят пять. Нос крючком. С первого взгляда в нём проскальзывало что-то такое, еврейское.

***

Ну, для Лаврова это никакой роли не играло. В свое время на «Тунгуске» у него тоже был примерно такой же капитанишка под названием Шаталович Борис Моисеевич. Тот тоже был метр шестьдесят с кепкой, зато жена у него превышала метр семьдесят пять и достигала килограммов девяносто с лишним. Так Шаталович был точно таким же шмындриком, как и этот просочившийся человечек.

Как Шаталович, только не дрючил Лаврова! Как он только надо ним не изгалялся, да какие только козни не устраивал! Но в течение полугода, что Лавров работал на «Тунгуске» (а Молчанов был тогда там старпомом), он всё выдержал с честью. Но больше одного рейса в «полярку» он тогда выдержать не смог и свалил в больницу. Жена ему сделала больничный лист и его тогда «срочно» положили в больницу, потому что с Шаталовичем Лавров уже не мог никак работать, от одного взгляда на него Лаврова начинало поколачивать и мелко трястись руки от ожидания очередной пакости.

***

Увидев этого небольшого, юркого, чернявенького, носатенького человечка, Лавров прикинул:

«Ну, это будет не Шаталович, но что-то похожее. Ну что ж. Что делать? Если судьба уж так свела. Может быть, второй раз не получится так, как с Шаталовичем, а пронесет? Ну, там видно будет. Что загадывать? Море покажет, кто есть кто».

Приехал Газаров. Василий Петрович собрал весь экипаж в небольшой комнате и они с Газаровым начали проводить первый инструктаж.

Вначале стали называть фамилии по судовой роли. Вызывали палубную команду, а затем очередь дошла и до машинной команды. Первый был, конечно, Лавров.

Василий Петрович называет должность:

– Старший механик.

Лавров поднимается:

– Я.

– Назовите ваше имя-отчество.

Лавров назвался и все с любопытством посмотрели в его сторону. Перед этим такая же процедура коснулась и палубной команды. Так надо. Надо с первых же шагов обозначить, кто есть кто и какую должность кто занимает. Чтобы с самого начала все соблюдали субординацию, и чтобы не было никакого панибратства.

Затем следует:

– Второй механик, – рядом с Лавровым поднялся смазливого вида мужчина. Аккуратно, со вкусом одет. Одежда до мелочей тщательно пригнана. Лавров это заметил, как только тот вошёл в офис. Своим видом он очень выделялся на фоне других членов экипажа. Сразу бросилось в глаза, что этот человек очень любит себя любимого.

– Назовите ваше имя-отчество, – продолжал Василий Петрович.

Называет.

Когда Василий Петрович дал Лаврову судовую роль, то он только вкратце ознакомился с ней и ещё не запомнил имена всех своих подчинённых. А теперь, сверяясь с ролью по памяти, он смотрел на вызываемых. Понятно – это второй механик, это третий механик, это четвертый механик. Электромеханика не было, потому что он жил не во Владивостоке, а в Преображении. Василий Петрович ещё вчера предупредил Лаврова, что электромеханик приедет только в аэропорт.

А вот этот здоровый громила, что вошёл с капитаном – оказался токарем. Сразу подумалось:

«Да, тяжеловато мне с ним будет – неразговорчивый он больно».

Руки-крюки, сильные, жилистые. Один палец – как два его. Плечи, как у молотобойца. Спина слегка ссутулена. Такому под горячую руку не попадайся – зашибёт.

«Ничего, и не с такими справлялись», – невольно подумалось Лаврову.

А сварщик – прямая противоположность ему. На вид компанейский мужичок, располагающий к себе и с которым можно было, и поговорить, и договориться.

Представили штурманов и матросов.

Второй помощник удивил Лаврова. С виду простецкого вида человечек, но глаза выдавали, что он не так-то и прост.

Одним из условий, которые Газаров зачитал перед новым экипажем – это было то, что всем им придётся оставить демократию за воротами этого офиса и что здесь начинаются правила компании, контракт с которой подписан и, согласно этим правилам, они будут жить ближайшие восемь – девять месяцев. А дальше он так и сказал:

– Так что читайте свои контракты заново от корки до корки. А кто не согласен, тот может не подписывать контракт. За порогом стоит достаточно моряков, которым очень нужна эта работа. Вот условия контракта, – он достал рабочую толстую папку и попросил каждого подписать её содержимое.

Подписывать надо было каждый лист на обороте. Листов оказалось не меньше пятидесяти. Пришлось каждому ставить по пятьдесят подписей. Бодяга с подписанием контракта затянулась ещё на час, пока моряки, не глядя в содержимое документа, что-то чиркали в нём.

Лавров тем временем попросил механиков подойти к себе:

– Механики, пожалуйста, давайте отойдем в угол, я хочу с вами поговорить, – обратился он к залу, в котором сидели его подчинённые.

Второй механик подошёл первым. Седоватый, вальяжный. Красивое, лощёное лицо. Для второго механика оно, как-то не подходило. Наверное, он был уже старшим механиком, потому что вид у него был уж очень значительный и аристократичный.

Как потом и оказалось, что он работал старшим механиком на судах, которые возили машины из Японии во Владивосток. Оборзевший, наглый, отвыкший работать руками, ничего не умеющий человек и абсолютно не знающий английского языка.

Третий механик – высокий парень Коля. Лавров сразу понял, что Коля будет пахать – и кувалдой махать, и во все дыры полезет и себя не пожалеет ради работы.

Четвертый механик – невысокого роста, щупленький, с заинтересованными глазами парень лет тридцати. Лаврову он сразу понравился. Чувствовалось, что и этот во все дыры залезет. Так потом и вышло – он самостоятельно, без всякой посторонней помощи изучил всю машину, все системы своего заведования, сделал несколько, довольно-таки толковых, рацпредложений, которые потом Лавров отослал Аверину.

***

А Аверин в одном из писем даже поблагодарил Лаврова за изобретательность.

Лавров Аверину по поводу этих внедрений даже письмо посылал, где писал:

– Уважаемый Владимир Борисович. Эти рацпредложения были предложены четвертым механиком, а я только содействовал их внедрению и оформлению.

На что тот ответил:

– Ну, ничего. Главное – что эти предложения мы внедрим на следующих балкерах, которые будут строиться в дальнейшем для нашей компании.

Компания планировала построить ещё четыре таких же балкера. Балкер, на котором работал Лавров, считался вторым в серии.

Первый балкер из этой серии спустили на воду за несколько месяцев до «Дорис» (он сейчас пошёл в Бразилию).

***

После того, как Лавров побеседовал с механиками, они подписали правила компании.

Во время его беседы с механиками особенно выделялся второй механик. Если все внимательно слушали старшего механика, так тот на каждое слово Лаврова отвечал немедленной реакцией:

– Да-да-да-да, я понимаю, это вот так и надо делать. Да-да именно так и должно быть.

Только Лавров начинаю развивать мысль, как тот тут же перебивал его:

– А был такой случай у нас…

Лавров не выдержал и одёрнул второго механика:

– Подождите, Семен Иванович, подождите. Я сейчас всё расскажу, а потом, когда мы выйдем на улицу, Вы нам расскажете все случаи Вашей жизни. У нас впереди ещё шесть месяцев рейса и будет достаточно времени, чтобы всё это прослушать.

Второй механик сразу же отреагировал на его слова, а Лавров поймал себя на мысли, что тут он прокололся:

– Почему шесть? У нас же у всех восемь, – и второй внимательно посмотрел в глаза Лаврова.

В ответ, посмотрев на такой пронзительный взгляд, тот только и смог ответить:

– Ну, значит, восемь. Не будем обсуждать это сейчас. Я с вами разговариваю совсем не поэтому поводу.

Лаврову не хотелось афишировать, что он знаком с Молчановым, что его по какому-то блату приняли в компанию, что условия контракта у него не такие, как у всех. Потому что это может вызвать зависть в русском экипаже (знал же он это), пересуды и всякие неприятности, которые могут в дальнейшем сказаться на моральном климате экипажа.

Он только продолжил:

– Газаров сказал, чтобы мы оставили всю демократию за воротами этой компании. Но я хочу вам сказать. Что это он пусть так сам думает. А я бы хотел, чтобы наоборот мы не забывали о ней. Мы будем в море долго и нудно работать. И если мы будем только работать, как написано на страницах этого контракта, то никакая работа у нас не получится. Это будет только каторга. Я бы хотел, чтобы каждый из вас это понял. И пусть каждый отнесётся ко всем делам и заботам, которые встретятся за это время так, как бы он отнёсся к ним у себя дома. Спокойно и с любовью. Пусть каждый из вас поймёт это, – он сделал небольшой паузу и посмотрел на механиков, окружающих его. – И делает всё, как будто бы он делал это для себя, для своей семьи. А в итоге труд каждого из нас – объединит нас. Ведь в итоге труд каждого из нас – это наша безопасность в море, которая сохранит нам наши жизни и позволит живыми и здоровыми вернуться к нашим семьям.

Механики притихли и смотрели на Лаврова с удивлением:

– А я сделаю всё, что от меня зависит, чтобы вы это почувствовали, – в подтверждение своих слов продолжил Лавров: – И тогда и контракт пролетит быстрее, и работа будет спориться лучше.

Механики смотрели на Лаврова с удивлением. Видимо никто из них не ожидал от нового старшего механика таких слов.

В углу, где Лавров собрал механиков, стало тихо. Наверное, каждый из них переваривал только что услышанные слова. Только Санёк (моторист, который закончил высшую мореходку и пошёл в рейс зарабатывать ценз) влез в разговор:

– А вот, вся документация будет на английском языке. Это понятно. Как же нам с этими инструкциями разбираться?

– А вы что? Не знаете английского языка? – спросил Лавров по-английски у всех.

В ответ – тишина. После продолжительной паузы до него дошло, что его вопрос никто не понял:

– Значит, не знаете английского? – уже по-русски продолжил Лавров.

– Ну, как? – это опять оказался второй механик. – Учили же мы его в школе…

– А я в школе немецкий учил, – влез в разговор Санёк.

– А я – французский, – добавил третий механик.

Тогда для интереса, Лавров задал этот же вопрос и по-немецки.

Результат оказался прежний – тишина. Тогда, видя безысходность ситуации, он всем сказал:

– Не переживайте. Все разговоры с иностранцами и документацию – я беру на себя. Если будут трудности с языком или при прочтении инструкций – сразу же обращайтесь ко мне.

«Народ» облегчённо вздохнул, а вездесущий второй механик добавил:

– Это уже легче. С этим можно будет уже жить.

Таким образом они и поговорили, а потом вышли на улицу.

Здесь уже второй механик завладел всеобщим вниманием. Подошёл токарь, этот здоровенный мужичара, но, как только он увидел выходящего капитана, то сразу же метнулся к нему и завёл с ним какой-то разговор. С места, где стоял Лавров, невозможно было расслышать, о чём они говорят.

У токаря рост был под метр восемьдесят. Но он так заглядывал в лицо капитана, что со стороны казалось, как будто, он был даже меньше его ростом и всё что-то гудел ему басом, заискивающе заглядывая в глаза капитана, которые были у него на уровне груди.

Лавров особо не прислушивался, но у токаря на лице было такое слащавое выражение, столько подхалимажа в его действиях и мимике, что Лавров понял, что это будет именно тот человек, который будет все события, – даже если кто-то и пукнет за углом где-нибудь в машинном отделении, передавать капитану.

Ему стало очень неприятно, что такое в машинном отделении уже завелось. Но что делать? Не он собирает экипаж, не его это дело.

Это психологи составляют экипажи для космолетов, а сейчас тот экипаж, который уже набран, надо было воспринимать это, как действительность.

***

Это когда Лавров работал в пароходстве, то уж там-то он приходил в отдел кадров и не говорил, а скорее требовал:

– Мне нужен вот этот моторист, а этого мне не надо, он себя не оправдал. Заберите его себе назад, а вот этого оставьте мне.

С механиками было точно так же.

Машинная команда на судах, где он работал, всегда оказывалась сплоченной и дружной. Так что многие парни в экипаже, работали вместе с Лавровым долго. Текучки не было. Если механики уходили, то только на повышение, а мотористы работали по 3—4 года.

И даже, когда он уже работал под флагом, то все, когда узнавали, что он работает под этим флагом, просились:

– Возьми нас к себе.

Но там Лавров уже ничего не мог поделать, но всегда, если это был стоящий специалист, он честно говорил им:

– Поймите, ребята. Не могу я этого сделать, но помогу, чем могу, – и отводил их к Петровичу, рекомендуя:

– Вот этот парень хочет работать и я рекомендую его как хорошего специалиста.

Петрович брал их и никогда не говорил Лаврову, что он привел ему какое-то дерьмо собачье или ещё что-нибудь в этом роде, а Лавров всегда оказывался доволен своим бывшим экипажем, когда-то им созданным.