Напоследок, он пообещал ей, что этот ужас больше никогда не повторится. А на вопрос, как он может это знать, с улыбкой ответил, что он маг и чародей и знает верный способ избавиться от кошмаров.
– Просто нарисуй его на листке бумаги, а потом сожги. А можешь отдать мне. Вечером я пойду на рыбалку, на речку, и сожгу его настоящем на костре.
– И всё? Так просто? – искренне удивилась Анюта.
– Да, – от души рассмеялся он. – Так просто! Магия штука не сложная, не то что физика!
– Я лучше сама сожгу, подумав, ответила Анюта.
– Хорошо, – кивнул Олег. – Только покажи мен, перед тем как сожжёшь. Мне интересно посмотреть.
Затем он занялся ремонтом лестницы на второй этаж. Домочадцам он объяснил, что верхнее крепление разболталось и подниматься по ней не безопасно. Но он всё быстро исправит. Только пользоваться ей пока что нельзя.
Он поднялся с инструментами на второй этаж и действительно укрепил верх лестницы несколькими гвоздями, а когда Анюта вышла на улицу, заколотил тайник четырьмя настоящими гвоздями. Теперь можно было ни о чём не волноваться.
Когда он задвигал стопки журналов на место, то внезапно увидел на полу несколько разноцветных бусинок. Он не сразу понял, что это, но затем вспомнил, что это бусинки от амулета дочери. Она сама сделала его некоторое время назад и надевала на ночь. Говорила, что это защита от плохих снов. Сначала он не одобрял эту затею – ему не хотелось, чтобы дочь верила во всякую чушь, пусть даже и в шутку, но затем решил, что это пустяк. «У девочек свои мысли о мире, а у мальчиков свои… Пусть пока играет… Скоро всё переменится…»
Он тщательно собрал все бусинки и оборванную нитку в ладонь, а затем отнёс в комнату Анюты и высыпал под кровать. Он не мог знать, что она уже проверяла свою комнату в поисках амулета. Как и не мог предугадать, что пока он возится в сарае после обеда, а Людмила отдыхает в гамаке, Анюта тихонько отложит свой английский и поднимется на второй этаж. Она не сразу найдёт нужную доску, ей потребуется вспомнить свой предыдущий страшный сон, но затем она её обнаружит. Правда, поднять её голыми у неё не получится, но ей покажется странным, шляпки гвоздей на ней блестят, будто их забили совсем недавно. Она спустится вниз, и опять возьмётся за учёбу, но в голове у неё буду совсем другие мысли. Перед тем, как в гости к ней придёт Алёшка, она возьмёт из сарая старый гвоздодёр и незаметно отнесёт его на второй этаж, чтобы всё узнать наверняка. В конце концов, отец был прав – она действительно была умной девочкой. И очень храброй.
Весь оставшийся день Олег провёл в сарае, делая заготовки для нового кастета. Он хотел сделать его немного легче, чтобы не сдерживать себя во время удара. Ему хотелось, чтобы его жертвы оставались живы, относительно целы и находились в сознании. Несколько поисков были не очень удачные, от того, что жертвы получали слишком сильный удар по голове. Это портило всё удовольствие: они не приходили в сознание, не могли сделать то, о чём он просил, или их рвало. Он даже начал испытывать новую технику, ударяя их не по голове, а в солнечное сплетение. Этот трюк не всегда подходил, но если возможность была, то он охотно его использовал. Особенно удобно это было с маленькими детьми, которые сразу же теряли сознание, но спустя несколько минут легко приходили в себя. За это время он успевал унести их в нужное место и как следует подготовиться. Ему нравилось наваливаться на их мягкие, податливые, будто сонные тела и чувствовать под собой их «пробуждение».
Он не знал, что делает Анюта. Он лишь слышал, что она вышла погулять, после того, как позанималась английским. Наверное опять с этим хулиганистым мальчишкой, с вечно ободранными коленями и растрёпанными волосами. Олег знал, что Лёшка, так его звали, тоже любил прятаться и играть в разведчика. Он видел его пару раз в лесу. Он смотрел на него глазами тигра и мальчишка, надо отдать ему должное, тоже замечал Олега и мгновенно скрывался с глаз, бесследно растворяясь в зелени. Но, всё же, недостаточно быстро, если бы дело шло о настоящей охоте. Если бы было нужно, Олег был в этом уверен, он смог бы перехитрить этого сорванца, хотя это было бы и не просто. К сожалению, сделать он этого не мог. Во-первых, Лёшка обитал на его неприкосновенной территории, а во вторых был слишком крупным, чтобы его заинтересовать. Впрочем, будь у него такая возможность, он бы скрал его просто так, из спортивного интереса, просто чтобы показать ему кто здесь настоящий Хозяин…
А вот некоторые подруги Анюты его живо интересовали. Особенно Алёнка – тоненькая, проворная и стройная девочка, с невинным личиком куклы. Она возбуждала его и иногда, он следил за их играми на переулке из окна второго этажа. Он намеренно требовал от Анюты не уходить дальше пожарного щита, чтобы видеть их всех. В эти дни он поднимался наверх, прося Людмилу его не беспокоить, передвигал диван так, чтобы он вставал ножкой на люк – на случай, если Людмила всё же решит неожиданно его навестить, и ставил кресло-качалку к окну. Тонкая занавеска прекрасно его скрывала, не мешая наблюдать ему за девочками. Он мог долго и спокойно мастурбировать, разглядывая Алёнку и представляя, чтобы он мог сделать с её гибким телом. Он знал, что она будет покорна и ему не потребуется много усилий, чтобы заставить её делать всё, что потребуется. У него был намётанный глаз на такие вещи…
Он ушёл после семи, прихватив с собой пару удочек и рыбацкую сумку. К тому моменту, когда верхушки деревьев порозовели он уже давно был на берегу реки. Ноги будто сами привели его сюда. Он не думал о каком-то определённом месте, когда пускался в путь. Просто хотел найти укромный уголок у воды с хорошим обзором, чтобы утопить то, что останется после сожжения.
Место ему понравилось. Змеящаяся у его ног вода дарила прохладу, а в стороне течение будто бы специально заготовило для него дрова – гору сухих ветвей которые принесло весеннее половодье. Сучья были белы как кости и походили на кладбище доисторических животных. Он вытаскивал их по одной, выбирая самые понравившиеся и костёр у него получился отличный.
Он начал с карты, а затем взял в руки Бортовой журнал. Сначала он хотел бросить его в огонь целиком, но затем, решил жечь его по одному листу, словно до последнего не желая с ним расставаться. Он вырывал страницу за страницей, напоследок бегло перечитывая её и отправлял в огонь. Пламя равнодушно поглощало чужие смерти. Огонь горел у самой воды, так что часть пепла взлетев в воздух и окончательно истлев, ложилось на чёрное зеркало воды и та неспешно уносила его вдаль.
Ему было немного грустно и, в то же время, хорошо. Он действительно чувствовал в себе перемены и обновление. Он был уже не тем молодым и жадным до крови тигром, готовым рисковать там, где этого не требовалось, надеясь на свою силу и смелость. Он превратился в матёрого хищника, не менее смелого и сильного, но гораздо более опытного и осторожного. И терпеливого. Он научился терпеть. Он научился переживать неудачи. Он научился отступать, если того требовали обстоятельства. Он знал, что часть игры. Что настоящий поиск редко бывает удачным с первой попытки. Что иногда проходится истратить уйму времени и много сил впустую, но затем, затем всё окупается сторицей.
После того как пламя поглотило обложку, в него полетели трофеи. Теперь ему было не так жалко сними расставаться. Он представлял это некой жертвой, необходимой для его метаморфозы. Обрядом освобождения от прошлого, дабы обрести новые силы для шага в будущее. Он так же представлял, что уничтожает секретный архив, который никогда не уже не достаться врагу. Словом, он был доволен и когда последние артефакты и мешок для них превратился в золу, он рассмеялся.
Сумерки как раз легли на лес, когда он закончил и встал, глядя на своё отражение в чёрном зеркале воды и на мерцающие лики пламени. Нечто жуткое было в этой картине. На мгновение, ему даже показалось, что кто то смотрит на него из под воды. Это чувство было так сильно, что он даже провёл рукой по лицу, точно снимая с него невидимую паутинку. Чужой взгляд пропал, но ощущение чьего то присутствия осталось.
Тень, как он мог забыть про неё! Она стояла в стороне, так же как он, прямо у кромки воды и тоже рассматривала своё отражение.
– Всё кончено! – крикнул ей Олег. – Слышишь! Ты проиграла! Уходи! Вон из моей жизни! Ну же, вон! Уходи!
Но тень не шелохнулась. Тогда Олег вспомнил про перстень. Он вытащил его из кармана.
– Ты это хочешь?! Это?! Так держи!
Он швырнул кастет в омут близ деревянных свай, где вода была самой черной и глубокой, а на поверхности бледнели фарфоровые кувшинки.
– А теперь прочь! – крикнул он. – Прочь! Я здесь Хозяин, я!
Он не был уверен, что ему не показалось, но едва перстень коснулся воды, как по ней словно пробежал лёгкий ветерок. Но на воде не появилось ряби. Напротив, её поверхность будто бы в застыла и выровнялась, точно это было огромное озеро чёрной ртути. Это ветерок коснулся и его и вся шерсть на нём мгновенно встала дыбом. Он попятился, нутром чуя близкую смерть, но это была ещё не она, а лишь её вестник.
Когда он вновь посмотрел на тень, она уже наполовину вошла в воду.
– Правильно – радостно крикнул ей вслед Олег. – Проваливай! Прочь! Прочь!
В азарте он подскочил к догорающему костру и стал ногами расшвыривать его остатки в воду. Дым окутал поверхность реки, а когда он рассеялся, её гладь вновь была чиста и подвижна.
– Концы в воду, – прохрипел Олег и сплюнул в реку. – Вот и всё… Вот и всё…
Он хотел было уйти, как вдруг спохватился и вытащил из кармана листок в клетку из школьной тетради. Его ему дала перед уходом Анюта. Она всё же решила, чтобы он сжёг его сам, на настоящем костре. На листке была изображена кровать, спящая девочка и какие-то расплывчатые чудища, заглядывающие в её окно с улицы. Олег усмехнулся. Ему не о чем было волноваться. Особенно теперь, когда он разобрался с тенью. Он поднял с земли уцелевши уголёк, бережно раздул его, а затем поджёг листок. Он вспыхнул и быстро превратился в пепел. Олег бросил его в воду, но он чуть не долетел и опустился на самый край берега. Олег втоптал его ногой в песок и зашагал к дому.
Он был уже далеко, когда вода чёрным студнем выползла на берег и заботливо слизала с него все остатки пепла, после чего вернулась обратно.
Глава 10
Олег проснулся рывком, точно кто то позвал его по имени. Он сел в кровати и огляделся. Людмила спала и в доме всё было тихо, но какой-то звук не давал ему покоя. Точно он стоял в темноте на берегу реки, а та негромко журчала у его ног, уносясь прочь.
Он вышел в коридор. Чёрных джунглей не было видно, хотя ему и показалось, что по потолку и стенам пробежали какие-то мимолетные тени. Но они не могли его напугать.
Он заглянул к дочери – та спала, повернувшись к стене. Рядом никого не было, а на потолке, как раз пот тем местом где был тайник проступало чёрное пятно, но оно было гораздо меньше, чем накануне.
Журчание воды усилилось, а затем к нему добавился звук капель – тихий, но чистый и звонкий. Будто бы кто то зачерпнул в ладонью воды и медленно шёл вдоль реки, а она убегала сквозь пальцы и капала…
Он тихо прошёл в гостиную, потом на веранду и выглянул в окно. Там, в призрачном свете соседского фонаря, у его калитки застыли тени – призраки убитых им детей. Он сразу узнал их, даже не вглядываясь в лица. Это были они, все до единого, хотя он видел лишь десяток. Но остальные тоже были там. Он это чувствовал. Он только не мог понять чья высокая тень кто стоит за их спинами.
Он схватил из ящика нож, включил свет на веранде и открыл замок на двери. Его руки тряслись, с губ слетала пена, но он не осознавал этого. Он выскочил на крыльцо готовый убивать, но ночная улица была пустынна. Только в воздухе отчего то витал неприятный аромат болотной гнили и разложения.
– Что случилось? – послышался за его спиной встревоженный голос Людмилы.
– Ничего… – ответил Олег, стараясь совладать с собой. – Просто показалось, что кто-то перелез через забор…
– Ты уверен, что никого нет? – спросила Людмила, и в её голосе был не просто испуг.
– Да, уверен… Да вон и Свифт не лает… – сказал Олег, закрывая дверь. – Идём спать… Ночь глухая…
– Хорошо… Только запри дверь как следует…
– Не волнуйся, запру… – ответил Олег, выключая на веранде свет и бросая последний взгляд на лужайку перед домом. – Идём… всё хорошо…
Он отвернулся и пошёл вслед за женой в спальню, а убитые дети остались стоять там, за его калиткой, а за ними маячила высокая чёрная фигура, и пока она была там, вода капала и капала в его голове, превращая ночь в нестерпимую пытку.
Он знал, что они никуда не делись, но всё же лёг в кровать, обнял жену и закрыл глаза.
«Я не боюсь вас… – повторял он про себя, пытаясь заглушить голос воды. – Никого из вас… Вы – лишь тени, но ваш хозяин я… Вам меня не запугать… Вам меня не остановить… Меня никому не остановить!.. Это мой мир… Мой, а не ваш… Мой…»
Под утро он заснул и во сне вновь брёл по бесконечному коридору полному липкой, клубящейся тьмы. Брёл и никак не мог пройти его, но он не останавливался, и когда тьма становилась непроходимой, и скользкие твари вцепились в него, проникая в глаза, уши, рот, ноздри, задний проход и становясь с ним единым целом, он продолжал кричать им в лицо «Я хозяин! Я! Я! Я, а не вы!»
Людмила лежала рядом, так и не смокнув глаз. Ей было нестерпимо страшно. Страшно, как никогда в жизни. Она вдруг поняла, что Олег совершенно другой человек, чем она думала. В нём было нечто жуткое, хищное, зловещее. Что то, что не должно быть в живом человеке. Что не должно быть в этом мире.
Её любимый дом был полон смутных голосов, а в голове тихо, но настойчиво журчала вода. А ещё, ей казалось, что на улице, прямо перед их домом, кто то ходит… Медленно, тихо, монотонно, как маятник и каждый шаг отдаётся у неё в сердце тяжёлым эхом…
Анюта тоже не спала. Когда отец шёл по коридору она легла в кровать и сделала вид, что спит, но когда он вновь лёг, она встала и опять прильнула к окну. Она не могла увидеть калитку и часть переулка перед домом, но в одном месте в стене шиповника был небольшой просвет – там несколько лет рос куст боярышника, который потом удалили. В это просвете она видела тень – будто какой-то ребёнок решил пройтись ночью по улице и почему то замер у её забора… Замер и больше не двигался, глядя на её окно, пока небо на востоке не стало светлеть…
Утром всё было как прежде, разве что Людмила была какой-то рассеянной и время от времени к чему то прислушиваясь. Когда он спросил в чём дело, она сказала, что у неё болит голова. Олег и сам чувствовал лёгкое недомогание, словно перед экзаменами и не понимая от чего это происходит. Это его беспокоило, поскольку он привык доверять своим инстинктам. Он не понимал какая опасность может ему грозить и гнал это чувство. Но оно возвращалось вновь и вновь, назойливое как муха, летающая где то под потолком. Маленькая, никчёмная, ничему не мешающая, но не дающая сосредоточится ни на чём то другом.
Только когда он вновь уединился в сарае, и полностью сосредоточился на новом перстне, тревога постепенно улетучилась. Его сердце пело и он мурлыкал себе под нос какую-то песенку, ловко орудуя ножовкой, сверлом и напильником.
Обед прошёл лучше, хотя в этот раз рассеянной выглядела Анюта. У неё болел зуб, на котором стояла пломба. С виду всё было нормально, но всё равно Олег предложил ей поехать с ним. Он как раз собирался объехать несколько стройбаз, чтобы договориться по поводу цемента для новой опалубки вокруг дома и мог бы завести её в больницу. Но Анюта отказалась, сказав, что болит несильно и она пока потерпит.
– Ты же не боишься лечить зубы, – улыбнулся он. – Поедем, прокатишься!
Но она заупрямилась и он не стал настаивать. По правде говоря, ему тоже хотелось побыть одному, чтобы собраться с мыслями. Он немного напрягся, когда Анюта, как бы невзначай, спросила у него разрешения поиграть на бильярде с Лёшкой. Это было неожиданно и непривычно, и поначалу он хотел отказать, но затем, поразмыслив, передумал.
«Пусть сыграют, – решил он. – Пусть убедится, что всё, что она видела лишь сон и мне нечего скрывать… Тайник не открыть, да и едва ли она его найдёт… А если и найдёт, то в нём ничего нет… Под каждой доской на втором этаже есть пустое место… Что с того… Пусть развеется… Пусть пригласит друга… В конце концов она растёт… Ничего не случится…»
Людмила тоже удивилась странной просьбе дочери, а когда Олег пошёл ей на встречу, подарила ему тёплый взгляд. Ей стало стыдно за свои ночные мысли. Олег был хорошим отцом и неплохим мужем, много лучше большинства её знакомых, а странности бывают у каждого. Собственно, она уже и позабыла про свои ночные переживания. Её больше беспокоило странное журчание воды, которое время от времени до неё доносилось. В конце концов она решила, что это от жары и решила сегодня ничем особо не заниматься, а спокойно почитать у себя в комнате. На ужин у неё была курица, а её готовить не сложно.
Олег обещал вернуться к восьми и сдержал слово. Он превосходно поужинал тушёной курицу с молодым картофелем и живописно рассказывал, как он объехал несколько баз и только на самой дальней, ему удалось договорился о цементе. Правда придётся ехать ещё раз, но главное было сделано. Людмила снова слушала его рассеянно и едва прикоснулась к своей порции.
А вот Анюте явно стало лучше. Её глаза лихорадочно блестели и она оживлённо рассказывала, как трижды обыграла незадачливого Лёшку. Когда она ела курицу, её руки немного тряслись, но она сказала, что кий всё ещё слишком тяжёлый для неё и она устала.
Они все рано легли спать в тот вечер, словно стремясь как можно скорее уединиться, и никто не был против, когда он сказал, что послезавтра планирует на весь день уехать на рыбалку.
Перед сном, Олег решил проведать Свифта. Старый пёс сильно сдал с начала лета. Он отказывался спать в доме. Предпочитая будку у сарая, почти не играл, не караулил редких прохожих у забора, чтобы заливисто их облаять, и мало ел. Всё чаще Олег замечал, особенно по утрам, что морда у Свифта была вся в слюне, словно она текла бесконтрольно. Одно время он даже думал не взбесился ли он, и отвёз собаку к ветеринару, но всё было норме. Просто старость пришла к нему раньше, чем ожидалось. Его только немного раздражало, что Свифт стал его избегать, а когда он его гладил, старый пёс прижимался к земле и мелко трясся. Он не доверял теперь даже Анюте, долго обнюхивая её руки, прежде чем позволить к себе прикоснуться.
Ночь прошла спокойнее, чем накануне, но лишь потому, что Олег не вставал и смотрел, что происходит на улице. Он знал, кто ждёт его там. Он чувствовал их присутствие. Всё же, он не без злорадства думал о том, что изгнал тень из дома, а ночью, на улице, за забором, они могут делать всё что захотят.
Только после полуночи он всё же поднялся, услышав какой-то странный звук в комнате дочери. Нечто вроде громкого всхлипа. Он кинулся туда, боясь вновь увидеть тень, и чёрные цветы на потолке, но в комнате никого не было, кроме Анюты, которая проснулась когда он открыл дверь.
– Я просто проверить, – сказал он. – Спи…
Анюта кивнула и её голова упала обратно на подушку. Он лёг обратно и наконец уснул. Не спали только его жена и дочь. Людмиле не давал покоя какой-то странный щёпот, а Анюта боялась пошевелиться в своей кровати, после того как ей показалось, какая-то угловатая тень скользнула в её окне. Это произошло так неожиданно, что она даже негромко вскрикнула, поспешно закрыв рот рукой. Она едва ли могла что-то разглядеть, но всё же, она готова была поклясться, что видела, как за тонкой занавеской мелькнула длинная чёрная рука, больше похожая на лапу какого-то огромного насекомого…
Это было вдвойне жутко, потому что нечто подобное она нарисовала на тетрадном листе, который отдала отцу, чтобы он его сжёг. Но это был рисунок для него. Свой настоящий рисунок, она сожгла сама. Она рисовала его долго и тщательно, как будто делала домашнее задание. На нём была изображена её кровать, она сама и кошмарное чёрное существо в изголовье её кровати, державшее в своих лапах страшную книгу, расползающуюся чернотой по её комнате. Она знала, что эта чернота уже коснулась её рук и груди. Она заметила её когда осматривала руки в зеркале, силясь понять, почему они ноют. И только одно придавало ей сил, чтобы пережить весь ужас этой ночи – её твёрдое решение рассказать завтра Лёшке всё, что она знает, поскольку хранить эту тайну в одиночестве она больше не могла. Мама обязательно бы всё рассказала отцу, а этого Анюта не хотела. В любом случае, прежде всего она хотела убедиться, она не сходит с ума и для начала опробовать свою историю на сверстнике.
После завтрака, к Олегу зашла соседка и попросила отвести её на станцию. Он легко согласился. Ему в любом случае нужно было ехать на базу, а на обратном пути он хотел залить полный бак бензина, чтобы завтра стартовать на поиск не задумываясь о заправке.
Они выехали ближе к 12, как раз в тот момент, когда к Анюте пришли её подруги, и они начали играть в прятки. Он улыбнулся, глядя на них и уехал со спокойной душой, но на станции у него внезапно ёкнуло сердце. Он явственно услышал отчаянный крик его дочери. Зверь внутри вздыбился и зарычал. Побросав все дела, он сломя голову погнал обратно, и как только повернул на свой переулок, сразу понял, что случилась беда. Он почти не слушал, что говорят девочки и жена. Он знал, как пропадают дети. Он спросил лишь одно, когда и где её видели в последний раз, а затем, схватив из сарая топор, кинулся в лес и побежал по тропинке вглубь болот, стараясь почувствовать, куда могли унести его девочку. Топор в его руках звенел, когда он, мчась напролом, задевал лезвием сухие травы, и осока пела ему свою гибельную колыбельную, а в душном болотной воздухе, стоял сладковатый аромат болотной гнили.
В какие-то мгновенья, ему казалось, что всё это сон, и это просто очередной поиск, где-то неподалёку от чужих дач, но это было неправдой. И тогда он издавал звуки, от которых кровь стыла в жилах тех, кто бежал следом. Им мерещилось, что сам незримый дух болот, безликий и вездесущий, вырвался на свободу и трубит о своём пришествии. Но затем всё стихало, и болота вновь наполнялись тем еле слышным, протяжным, с ума сводящим шорохом посеревших на солнце сухих трав и тугим гулом камыша, что опоясывал окрестные озёра. Только десятки потревоженных чаек кружили над болотами и кричали, визгливо и пронзительно, глядя на суетящихся внизу людей. Они видели, что произошло у реки, но ни с кем не собирались этим делиться.