Tasuta

Чудо ты мое, зеленоглазое

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Старик осмотрелся. Почти весь подвал занимали фанерные ящики.

– Витька! – громко позвал Петрович. – Ты где? Витька!

За фанерными ящиками раздался шорох. Петрович прикрыл глаза ладонью от слепящего света факела. Небольшое, свободное от ящиков пространство, заканчивалось примерно в пяти шагах от выхода. Дальше начинался лабиринт…

Петрович подошел поближе. Внутри гигантской фанерной тары громоздились горы стружки, смятые листы полиэтиленовой пленки и тонкие жестяные ленты для наружной обшивки. Разные по высоте и объему ящики стояли неправильными рядами. Проходы между ними были довольно узкими и извилистыми.

За первым рядом ящиков «коридорчик» разделился надвое. Петрович повернул налево и уже через несколько шагов наткнулся на кирпичную стену. Наверху виднелось окно закрытое массивной, металлической ставней. Старик повернул назад… Вскоре ему удалось добраться до центра лабиринта. Там было небольшое свободное пространство. Петрович остановился и осмотрелся. Из шести возможных путей он выбрал тот, который вел к противоположенной выходу стене подвала.

Путь оказался совсем не из легких. Дважды Петрович попадал в тупик и ему приходилось возвращаться обратно. Несколько раз Багира начинала рычать, давая понять старику, что опасность находится у него за спиной. Петрович резко оборачивался и кошка тут же успокаивалась.

«Наверняка старухин котенок, – решил Петрович. – Ишь ты, все сзади зайти норовит… А где же этот здоровый и лохматый?»

Уже пытаясь пробраться к выходу из лабиринта, старик вдруг услышал… Это было дыхание… Там, за фанерной перегородкой.

Петрович тихо развернулся и направил ствол ружья так, что бы картечь от выстрела прошла на уроне колен.

– Витька, – тихо позвал он. – Ты здесь?

За фанерной перегородкой кто-то молча метнулся в сторону. Один за другим грохнуло два выстрела. Где-то обрушилась пирамида ящиков и снова все стихло.

Петрович взглянул на большое отверстие, пробитое картечью в фанерной стенке. Выстрел был сделан в упор и края отверстия горели.

«Пусть, – решил старик. – Пусть сгорит это гадючье гнездо к чертовой матери!»

Петрович бросил факел в гору стружки и быстро направился к выходу. На стенах и потолке подвала зашевелились розовые тени. Запахло дымом.

Выбравшись из лабиринта старик, наконец, увидел это. Оно возвышалось над ящиками, очевидно стоя на одном из них, и пыталось открыть окно. Железная ставня не поддавалась…

Лязгнул затвор и на мушку легло смутное, бесформенное пятно.

Это оглянулось.

– Дядь Коль, не стреляй! – раздался испуганный Витькин голос.

Но Петрович уже нажал спуск. В самое последнее мгновение старик рванул ствол вниз. Раздался выстрел и почти сразу же следом за ним громкое восклицание Витьки.

У Петровича похолодело под сердцем. С плеча старика, сильно оттолкнувшись задними лапами, прыгнула назад Багира. Старик оглянулся. Его кошка сцепилась с каким-то длинным, похожим на гигантскую ласку, зверем. По не загроможденной ящиками и освещенной светом разгорающегося пожара стене подвала метались четные тени. Шерсть неизвестного животного переливалась зеленым, фосфорицирующим цветом.

Кошка явно уступала в силе своему противнику. Дважды, перекатившись через спину, зверь стаскивал оседлавшую его Багиру и пытался подмять ее под себя. Его красные, огромные глаза светились бешенством. Багира отпрыгнула в сторону и упала на бок. Этот хитрый, чисто кошачий прием, когда для боя освобождаются все четыре лапы, оказался для зверя роковым. Он прыгнул на кошку сверху и получил жестокий отпор: задние лапы Багиры коснулись живота зверя. Клубок сцепившихся животных распался. Жестоко израненная кошка пыталась встать, но не могла. В шаге от нее извивался на земле зверь: из его распоротого брюха, как гадюки, вываливались черные кишки.

Петрович подбежал к племяннику. Витька лежал, привалившись спиной к стене. Его правое бедро было мокрым от крови. Больше всего старика удивила одежда племянника: на нем был вывороченный наизнанку тулуп.

– Ах, ты ж сука! – застонал Петрович. – Ты что же, щенок поганый, меня как пацана разыгрывал?!

Витька виновато скривился, изображая улыбку.

– Извини, дядь Коль, – тихо ответил племянник. – Это я тебе охоту на страх устроил…

– Что-что?!

– Прости, дядь Коль… – Витька был готов кричать от боли в ноге. – Прости меня, пожалуйста…

– Пожалуйста, говоришь? – Петрович перехватил ружье обоими руками за ствол как палку. – Сейчас тебе будет, стервец, пожалуйста!..

– Дядь Коль, ты что?! – Витька поднял руки, защищая голову. – Не надо!

Старик плюнул и опустил ружье.

– Ну, твое счастье, проходимец…

Он вытер пот и посмотрел в сторону разгорающегося пожара. Там, в центре подвала, уже поднимались к потолку высокие языки пламени.

– Куда я тебе попал? – спросил старик.

Витька поморщился.

– В задницу, дядь Коль…

– Пошути у меня еще, сукин сын!

– Да не шучу я! В правую половинку. Еще хорошо, что не весь заряд влепил, – Витька кивнул на пожар. – Дядь Коль, уходить надо.

Петрович нагнулся к племяннику.

– Хватайся за шею.

Старик помог Витьке встать. Опираясь на плечо Петровича, Витька прыгнул в сторону выхода.

– Уй, ё!.. – тут же взвыл он

– Чего орешь?

– Больно.

Шли медленно и тяжело.

– Извини, дядь Коль, – быстро говорил Витька. – Помнишь, ты мне про войну рассказывал? Ну, про ту атаку, когда вам больше терять нечего было? Вот я и подумал, что клин клином вышибают… – Витька остановился. – Стой, дядь Коль, магнитофон забыли.

– Какой еще магнитофон? – проворчал старик.

– Звуковое оформление, – Витька смутился. – С его помощью я тебя и пугал.

– Сейчас вот как дам по роже прикладом! – закричал Петрович. – Магнитофон ему! Ты меня, сучий хвост, чуть до инфаркта не довел своими дурацким «оформлением»!

Старик потянул племянника в сторону выхода.

– Дядь Коль, да я же ведь все учел, – продолжал оправдываться Витька – Все кроме Серегиного ружья и бандюги этого с ножом…

– Жирного, что ли?

– Его. Морда уголовная, – Витька презрительно сплюнул. – Леха, кстати, об его башку палец сломал.

– Значит, вместе с Лешкой меня разыгрывали?

– Ага… Правда, я думал, что ты вместе с ним, еще тем же вечером, меня разыскивать пойдешь. Леха к тебе домой сунулся, а там этот бандюга с ножом… Так что финал мне перенести пришлось.

– Где ты ночевал-то? Тут, что ли?

– Не-е-е… – Витька попытался улыбнуться – Ей-богу, жутко тут как-то… К тому же я дверь твоего дома, дядь Коль, и без ключа могу открыть.

– Так ты дома у меня был?! – удивился старик.

– Ну, а как же! – простодушно ответил Витька – За тобой же глаз да глаз нужен. Вот я и присматривал, что бы, не дай Бог, случилось чего… Спал ты долго, правда.

До выхода оставалось совсем немного.

Петрович искоса взглянул на Витьку и спросил:

– Ты про старуху знал?

– Какую старуху? – удивился Витька.

– Ну, про ту, у которой я кошку взял?

– Нет…

Сзади раздалось утробное рычание. Компаньоны оглянулись.

Оставляя за собой темный след, следом за ними полз зверь.

– А это что за чудо-юдо? – тихо спросил Витька.

Петрович поднял ружье. Целиться с одной руки было неудобно. Старик нажал на курок. Возле самых лап зверя поднялся столб пыли. Перезаряжать ружье было неудобно: мешало близкое соседство Витьки.

«Не успею!..» – мелькнуло в голове у старика.

Петрович увидел морду зверя. Она была похожа на жабью. Из скошенной на бок, не по размеру огромной пасти падали клочья темной пены. Потускневшие красные глаза светились ненавистью.

Зверь прыгнул. Он распластался в воздухе, вытянув вперед толстые, уродливые лапы.

Снизу, от земли, метнулась вверх еще одна тень. Багира ударила зверя в бок и оба рухнули вниз возле самых ног старика. Изогнутый коготь царапнул носок сапога Петровича. Багира оказалась сверху. Она рвала когтями тело врага, одновременно пытаясь добраться до его горла.

Щелкнул затвор. Старик ногой отпихнул кошку в сторону и приставив ствол к голове чудовища. Выстрел получился глухим, словно стреляли в воду. Голова зверя разлетелась на куски.

– Ну, ни фига себе!.. – растягивая слова, тихо прошептал Витька – Дядь Коль, а это что за чудище такое?

– Пошли, – грубо оборвал племянника старик. – С тобой тут, за разговорами, сгоришь к чертовой матери.

– А я все думал, кто же моему магнитофону подпевает? – продолжал размышлять вслух Витька. – Может, этот зверь свой голос подавал?

У выхода Петрович отбросил уже ненужное ружье и подтолкнул Витьку куче песка.

– Лезь. Я тебя подсажу.

– За мою простреленную задницу, да?– скривился Витька. – Лезь ты, а потом и меня вытащишь.

– Такого бугая вытащишь! – закричал старик. – Мне тебя снизу удобнее будет поддержать. Не бойся, раненую ногу не задену.

– Да?!.. А ты подумал, как я там наверху, со своим простреленным задом разворачиваться буду, чтобы тебе руку подать? – тоже закричал Витька.

– Я без тебя выберусь.

– Как же!.. Хромаешь чуть меньше меня.

– Лезь, дурак!

Витька посмотрел на ящики. Они были слишком большими, громоздкими и тяжелыми, что бы оказаться полезными в такой ситуации.

Витька презрительно плюнул.

– К чертовой матери все! Не хочешь идти первым, значит вместе гореть будем.

Глава двадцать вторая

Михаил и Света помогли Лене добраться да машины. На ходу Лена поясняла другу мужа суть происходящих событий. Тот невольно улыбнулся…

– Действительно, похоже на Витьку, – в конце концов, заключил Михаил. – Не стать ему бизнесменом.

– Убивать надо таких ночных философов! – продолжала жаловаться Лена. – Как на пороховой бочке с ним живу. Альтруист-самоучка, черт бы его побрал!

Женщины разместились на переднем сиденье вместительного «Вольво». Сзади сидели двое коротко подстриженных парня с твердыми, безразличными лицами.

 

Машина легко проходила даже крутые повороты. Света показывала дорогу.

– Ходячая шизофрения в штанах! – продолжала бушевать Лена. – Если жив останется, я сама его пристрелю.

– В такого как Витька довольно трудно попасть, – заметил Михаил. – Он хитрый, как змей.

– Не знаю как там насчет хитрости, а вот в его змеиной подколодности я не сомневаюсь! – По разгневанному лицу Лены прокатилась первая слезинка. – Ведь какое дело развалил, подлец! Сколько денег потеряли! Сегодня он у меня точно в глаз получит!

Михаил притормозил только возле спуска в овраг. Машина взяла крутой подъем и снова набрала скорость.

Света с завистью осмотрела обтянутый кремовой кожей просторный салон. В машине пахло чем-то очень дорогим и приятным.

– Хорошая машина, – сказала она. – Дорого стоит?

– Триста тысяч.

– Рублей?

Парни на заднем сиденье рассмеялись.

Возле диспетчерской Михаил резко затормозил. Из машины вышли все кроме Лены. Она попросила у Михаила сигарету. Тот протянул пачку и щелкнул зажигалкой. Рука женщины сильно дрожала. Прикурив сигарету, Лена закашлялась. Она откинулась на спинку сиденья и вытерла слезы тыльной стороной ладони.

– Иди, Миш! Спешить надо.

Михаил с парнями направился к подъезду. Из подвала донеся отчетливый звук выстрела. Спустя совсем немного времени еще один…

Парни посмотрели на Михаила.

– Разборка, что ли? – спросил тот, что повыше.

Михаил перестал улыбаться и кивнул на двери подвала.

– Придется идти без оружия. Там свои.

Парни переглянулись. Тот, что пониже почесал кончик носа и глупо усмехнулся.

– Извини, Михаил Алексеевич, но в такие игры я без «калашникова» с подствольником не играю, – сказал он и посмотрел на высокого.

– И я тоже, – подтвердил тот. – Такого уговора не было. Кстати, мы пленных брать не умеем.

Михаил пожал плечами и вошел в подъезд. Спустившись вниз по лестнице ведущей в подвал, он остановился и прислушался. Внизу кто-то спорил. Пахло древесным дымом и сгоревшим порохом.

Михаил нагнулся.

– Есть кто живой или нет? – громко крикнул он.

– Заходи, гостем будешь! – ответил веселый Витькин голос. – Мы тут как раз с Петровичем шашлык друг из друга собираемся готовить.

Михаил спрыгнул… В глубине подвала бушевал пожар. Сухая фанера горела ярко и почти без дыма. Витька лежал на куче песка и пытался прикурить измятую сигарету. Рядом стоял Петрович. Он опирался на ружье и сердито сверкал глазами.

Михаил кивнул на оружие.

– В прятки играли?

– Немножко, – согласился Витька.

Михаил улыбнулся.

– У американцев есть такая игра, пейнтбол называется. Собираются люди где-нибудь в лесу и начинают перестреливаться краской из пуливизаторов. А вы, как я посмотрю, решили в эту игру по-русски сыграть?

Петрович что-то проворчал и поднял с земли Багиру.

– Это у дяди Коли что-то типа охотничьей собачки, – пояснил Витька. – Мишка, посмотри какого она зверя завалила!

Прикрывая лицо ладонью от наступающего жара, Михаил осмотрел уродливое тело зверя и присвистнул.

– Ничего себе! Я такого никогда не видел.

– Дарю, – великодушно сказал Витька. – Жаль, что от башки почти ничего не осталось. Когда будешь делать из него чучело изобрази голову в виде жабьей морды. Очень даже похоже получиться.

– Такой и человека запросто убьет, если сзади прыгнет, – определил Михаил. – На клыки его посмотрите… Сантиметра три, не меньше.

– Хватит зубы скалить, – строго сказал Петрович. – Шутки кончились. Выбираться нужно.

– Это точно, – согласился Михаил.

Он поднял голову и громко свистнул. Витьку вытаскивали вчетвером. Михаил и Петрович поддерживали раненого Витьку снизу, парни тащили сверху.

– Пожар, это ерунда, дядь Коль, – успокаивал старика Михаил. – Сейчас двери закроем и без воздуха он задохнется. Вокруг бетон и наверх огонь не пойдет.

Михаил помог старику и следом выбрался сам.

Витьку аккуратно, боком, втиснули на заднее сиденье машины. Он внимательно посмотрел на ожидающую его там Лену и только после того, как прикрыл голову обоими руками, положил ее на женские колени. Лена безразлично смотрела в окно и молчала.

Михаил и парни суетились возле дверей подвала.

Светлана ткнулась головой в грудь отца, обняла его за плечи и заплакала.

– Ну, будет тебе! – сказал старик. – Все уже кончилось. А с таким человеком как Витька, сама понимаешь, без пожара и стрельбы обойтись никак не могло.

Витька громко вскрикнул. Петрович взглянул на машину. Сморщившись, племянник держался за глаз. Лена рассматривала свой кулачок и хищно улыбалась.

– Дядь Коль, убери от меня эту дуру! – заорал Витька.

Продолжая улыбаться, Лена взглянула на Петровича.

– Первый раз в жизни мужу в глаз дала, – пояснила женщина. – Незабываемый кайф, дядь Коль.

Михаил вытер закопченные руки и сел за руль.

– Мы в больницу сейчас поедем, – пояснил он Петровичу. – А ребята тебя до дома проводят. Ну, бывайте!

– Ленку из машины уберите! – потребовал Витька.

– Ага, жди, – возразила женщина. – Заткнись лучше, а то еще получишь.

Михаил рассмеялся и машина тронулась с места.

Старик перевязал Багиру. Кошка безразлично озиралась вокруг и только иногда, когда боль становилась нестерпимой, вздрагивала всем телом.

Всю дорогу парни шли сзади старика и его дочери. Один из них нес ружье.

Светлана часто вздыхала.

– Да не рви ты мне душу! – ворчал Петрович. – Сказано тебе, кончилось все!

– Беда ведь могла случиться, – тихо жаловалась Света.

– Ну, не случилась же!

Вошли в поселок. Дождь стих. Быстро стемнело и в окнах зажглись уютные, желтые огоньки.

Дома Петрович поставил ружье у порога и еще раз осмотрел Багиру. Старик решил сменить повязку и заботливо смазал раны кошки зеленкой. Бинта Петрович не жалел и в результате из черной кошки Багира превратилась в белую.

Света по привычке направилась на кухню.

– Я есть не хочу, – предупредил старик дочь. – Чаю, разве что приготовь.

Закончив с Багирой, Петрович долго умывался, с удовольствием подставляя пышущее жаром лицо под прохладную струю воды. Сам не зная почему, старик вдруг улыбнулся…

Потом он долго тер лицо полотенцем и, только окончательно избавившись от навязчивой улыбки, направился к столу.

– Пап, можно я у тебя останусь? – спросила Света.

– Зачем? – удивился Петрович – У тебя что, детей что ли нет?

– Господи, не на улице же они! С отцом все-таки…

Старик отхлебнул горячий чай и с интересом покосился на дочь.

– С Серегой-то у тебя как?

– Нормально, – просто ответила Света.

– Жить-то вместе будете?

– Будем.

Петрович усмехнулся и кашлянул в кулак.

– Если Серега на мои деньги рассчитывает, то зря, – твердо сказал старик. – Не дам!

Света улыбнулась.

– Ну и не давай.

– Думаешь, шучу? Сказал не дам, значит не дам.

– Да не нужны нам твои деньги.

– Тебе-то может и не нужны, а вот Сереге твоему…

– С ним я как-нибудь сама разберусь, – оборвала отца Света.

После ужина Петрович снова засобирался в дорогу.

– Ты куда, на ночь глядя? – удивилась Света.

– Тебя провожу. А потом к Витьке в больницу заеду. Проведаю, как он там. Ведь как ни крути, а я его все-таки подстрелил…

Уже выйдя за дверь дома следом за отцом, Света вдруг громко рассмеялась.

– Ты чего это? – спросил Петрович.

На секунду он отвлекся и вместо того, чтобы закрыть дверь, механически сунул ключ в карман куртки.

– Сережку вспомнила, – пояснила Света. – Господи, ну что за испуганная физиономия у него была, когда ты, пап, на него ружье наставил.

Петрович проводил дочь до самой калитки. Света попрощалась с отцом, но, взглянув ему в глаза, вдруг задержала его за рукав.

– Пап, а ты что улыбаешься?

Старик немного смущенно потер щеку.

– Да я и сам не знаю…

– Ну, а все-таки?

Петрович подумал. Его улыбка стала чуть шире…

– Наверное, потому улыбаюсь я, дочка, что все хорошо кончилось. От облегчения… На душе у меня сейчас легко. Но и пусто, правда, как в нежилой комнате.

– Почему пусто?

Петрович пожал плечами.

– Съехал оттуда один мой давний жилец, дочка. Добрался все-таки до него Витька. Ну иди домой!

Старик решительно направился к автобусной остановке.

Увидев в салоне знакомое лицо, водитель маршрутного такси согнал с лица сонное выражение.

– Скоро поедем, граждане, – сказал он и тут же пояснил: – Извините, но полупустую машину гонять туда-сюда не выгодно. Может быть, подождем еще человек пять?

Петрович молча кивнул…

Уже через полчаса старик вошел приемное отделение областной больницы. Лена сидела в кресле рядом с женщиной в белом халате. Они о чем-то весело переговаривались и смеялись.

– Короче говоря, муж у меня теперь каждый день вещи в чемодан укладывает, – болтала Елизавета Сергеевна. – А вечером прощенья просит…

Увидев Петровича, Лена кивнула на кресло рядом с собой.

Вскоре вышел молодой врач и сказал, что операцию Витьке уже делают. Потом он улыбнулся и добавил, что, судя по всему больной должен все-таки выжить. Предмет, нанесший ему травму, в силу ряда причин, напрочь исключал заражение крови.

В это время Витька действительно лежал на операционном столе. Прежде чем найти свою цель, картечь пробила не один ящик и хирургу не составляло большого труда извлекать из толстой мышцы, расположенной несколько ниже поясницы, кусочки серебра.

– Где вас подстрелили? – поинтересовался врач у раненого. – В ювелирном магазине?

Вызывающе красивая медсестра громко хихикнула. Хирург извлек очередной кусочек и внимательно осмотрел его со всех сторон.

– Если я не ошибаюсь, это часть ручки чайной ложечки, – пробормотал он. – У моей тещи есть точно такие же. Теперь, когда она выложит их на стол, я буду расценивать это как довольно прозрачный намек.

Медсестра зажала рот ладошкой и отвернулась. Витька кусал губы и помалкивал. Он страдал…

Перед операцией Лена настаивала на том, что бы хирургическое вмешательство проводили без анестезии. Измученная превратностями семейной жизни женщина искренне хотела, что бы полученный урок муж запомнил на все оставшиеся годы их совместного проживания под одной крышей. Врачи, конечно, не согласились на столь бесчеловечный эксперимент. Но и та доза обезболивающего, которую вкололи Витьке перед операцией, в связи с финансовыми трудностями, выпавшими на долю больницы, была мягко говоря, минимальной.

– Дробь на память брать будете? – наклонившись к раненому, спросила медсестра.

– Нет! – прорычал Витька, тиская могучими ладонями край медицинского ложа. – Доктор, побыстрее там можно, а?!

– Не спешите, дорогой вы наш, – многозначительно заметил хирург. – Кстати, если вы не будет брать дробь, то на моем месте было бы глупо что-нибудь пропустить.

Медсестра снова засмеялась…

Лена решила остаться в больнице. Петрович осторожно возразил. Разумеется, в какой-то степени Витьке, конечно, требовалась моральная поддержка, но исходя из прошлого опыта, племяннику вряд ли бы пошел на пользу тот длинный монолог, который Лена тщательно обдумывала сидя в приемной. Кое-какие мысли Лене подсказала Лиза. Так что, зная о решении жены, Витька скорее бы согласился на еще одну операцию без наркоза, чем на послеоперационное, ночное присутствие Лены возле своей постели.

Лена понимающе кивнула Петровичу.

– Я не перестараюсь, дядь Коль, – заверила она. – По крайней мере, в окошко Витька не выпрыгнет.

– Тогда ты его к койке привяжи, – улыбнулся старик.

Лена проводила Петровича на автобусную остановку.

– Ленк, а чего это люди на нас оглядываются? – спросил Петрович.

– А мы с тобой, дядь Коль, на одну и ту же ногу хромаем, – спокойно ответила женщина. – Если со стороны посмотреть, то довольно смешно получается.

– Дал же Бог племянничка! – вздохнул старик.

Лена дождалась автобуса и помахала Петровичу на прощанье рукой.

Старик сел у окна. Автобус тронулся…

Петрович смотрел на огни вечернего города и думал. Его мысли были удивительно спокойны и просты. Старик не хотел вспоминать прошлое, мечтать о будущем, он просто смотрел на ярко освещенные окна домов и думал о том, что там, за этими окнами живут люди. Еще он думал о том, что у этих людей свои радости, проблемы, ожидания и что эта чисто житейская суета, если она не искорежена большими, злыми чувствами, может подарить человеку ощущение огромного, всепоглощающего покоя. Не мелкого, судорожного счастья рожденного сиюминутными переживаниями, а именно покоя.

Выйдя из автобуса, Петрович направился было к Лешке, но потом передумал. Он не хотел видеть, как добродушное лицо соседа вдруг становиться виноватым и жалким. А возможно старик просто не хотел выслушивать сбивчивых, путанных объяснений и оправданий.

 

Поднимаясь по порожкам веранды, Петрович нашарил в кармане ключ и уже было протянул руку к двери, как вдруг заметил, что та открыта.

«Опять закрыть забыл, – улыбнувшись, подумал старик. – Даже деньги и те меня уму разуму не научили. Прав был Витька, когда говорил, что нараспашку я живу…»

Петрович вошел, и уже было протянул руку к выключателю, как вдруг услышал тихий плач младенца в зале. Это было похоже на удар… Старик замер. Перед его мысленным взором вдруг промелькнули двери подвала и черная бездна за ними. Петрович почти физически ощутил как там, в груди, что-то большое и теплое мгновенно сжалось в маленький и холодный комок. На лбу выступила испарина. Старик опустил вниз застывшую было руку и его пальцы наткнулись на холодную сталь ружейного ствола.

«Не взяла, значит, Светка ружье… Забыла. – Подумал старик, ощупывая ствол. – А как там, в книге было написано? «И бывает для человека того последнее хуже первого»? Что ж, сейчас посмотрим».

Через полуоткрытую дверь в комнату Петрович увидел, что на его постели лежит что-то темное и бесформенное. Это что-то шевелилось и кричало.

Оно вернулось!

Старик поднял ружье. Мушка плавно накрыла цель…

Неожиданно возле самого пола мелькнуло большое белое пятно. Это был бинт, которым еще совсем недавно старик перевязывал жестоко израненную Багиру. Кошка подошла к кровати, прыгнула на нее и обнюхала то, что лежало на ней. Плач стих…

Петрович почувствовал, что слишком сильно давит на курок. Вот-вот должен был ударить выстрел. Старик убрал палец с курка. Сердце бешено стучало. Петрович включил свет и шагнул в комнату.

На его постели лежал младенец. Он освободил одну ножку из-под жесткого, дешевого одеяльца, в которое был завернут и задумчиво сосал пальчик.

Старик чуть не уронил ружье.

«Я что, рехнулся что ли?! – подумал он. – Малец-то откуда здесь взялся?!»

Петрович посмотрел на ружье и содрогнулся. От непоправимой, страшной беды спасло только чудо.

В коридоре хлопнула входная дверь. Петрович оглянулся. Там, на пороге, стояла та самая юная мама, которую сегодня днем старик встретил на остановке. Казалось, что с того времени она плакала не переставая. Ее лицо еще больше покраснело и распухло от слез.

Девчонка упала на колени и протянула руки к Петровичу.

– Дедушка, миленький, отдайте! – прокричала она.

Петрович вытер со лба холодную испарину и ощупал ладонью левую сторону груди. Сердце не болело, но старик сомневался в том, что оно способно выдержать столько приключений за один день.

«Подкинуть ребенка захотела, стерва… – быстро оценил создавшуюся ситуацию Петрович. – Хотя может и не стерва она? Плачет же и даже на колени бухнулась…»

Чтобы еще больше не испугать и так потерявшуюся от горя девчонку, старик подошел к шкафу и спрятал ружье.

– Дедушка, миленький, отдайте! – повторила юная мама.

Она была удивительно искренна и одновременно наивна в своем огромном горе.

– Ну, а если не отдам? – строго спросил старик.

Девчонка закрыла лицо руками и зарыдала так, что Багира спрыгнула с дивана и отошла подальше в угол.

Петрович сел.

– Аг-г-гу!.. – громко сказал младенец. – Бр-р-рля!..

Старик посмотрел на ребенка.

– Понятно. Значит, есть хочешь?

– Аг-г-гу!..

Юная мама вскочила с колен и бросилась к дивану. Петрович перехватил ее руки возле самого одеяльца. Девчонка отчаянно сопротивлялась, пытаясь завладеть драгоценным свертком.

– Дедушка, я больше не буду!.. – кричала она.

– Детями, что ли, швыряться не будешь?

– Не буду!..

– И рожать больше не будешь?

– Не буду!..

– И с мужиком спать не будешь?

– Не буду!

По-прежнему удерживая девчонку за руки, старик усадил ее рядом с собой.

– Отдышись-ка маленько, а потом поговорим.

Юная мама попыталась возобновить схватку, но Петрович легко удержал ее. Гостья прерывисто дышала и часто всхлипывала.

– Чаю хочешь? – после небольшой паузы спросил старик.

– Что?!

– Чаю. Только заварки у меня нет, я с вареньем пить люблю.

Девчонка покосилась на старика.

– А ребенка отдадите?

– Отдам, – пообещал Петрович. – Но только после чая.

– Нужен мне ваш чай!

– Тогда иди отсюда и больше не приходи. А придешь – выгоню.

Гостья немного подумала и если не окончательно, то хотя бы наполовину придя в себя, согласилась остаться.

Петрович немного схитрил. Он поставил на плиту самый большой, трехлитровый чайник, доверху наполненный водой. Жиденькое пламя наполовину включенной горелки осторожно лизнуло мокрый, в капельках, бок чайника и надолго спряталось под его днищем.

Пока старик хлопотал на кухне. Девчонка покормила грудью ребенка.

Чай пили на кухне. Гостья жадно посматривала на тарелку с кусочками колбасы и сыра. Петрович улыбнулся и пододвинул тарелку поближе к молодой маме.

– Звать-то тебя как? – спросил он.

– Таня.

– А ребенка?

– Дарена, – уже с набитым ртом ответила гостья.

– Хорошее имя, – старик кивнул в сторону комнаты. – Спит девчонка?

– Угу.

– Уже легче, – Петрович отхлебнул чай. – Муж-то есть?

– Был.

– Что значит был?

– Умер. Поехал подработать денег в Москву, а там… В общем, никто толком не объяснил, что произошло. Говорят, авария… Я еще до того как Даренку родила, мужа похоронила.

Старик немного помолчал.

– Живешь-то с кем?

– Со свекровью и отчимом мужа. Тут недалеко от вас.

– Что, плохо живешь?

– Плохо. Пьют они сильно, а уйти мне некуда.

– Сама-то из каких будешь?

– Деревенская. Только меня тетка воспитывала, а у нее самой трое детей.

– Понятно. Ну, а по какой такой причине ты именно меня в приемные дедушки выбрала?

Гостья покраснела и опустила голову.

– Ну что молчишь? – старик подлил гостье чая. – Я, Танюшка, человек уже пожилой и стесняться меня нечего.

– Мне раньше… – гостья робко улыбнулась. – Мне раньше мультфильм один очень нравился. Этот… Про деда Кокованю, кошку Мурену и внучку Дарену. Хорошо они жили в лесу. Вот я подумала… Ну, что, в общем, хуже Дарене не будет. А еще, дедушка, все говорят, что вы очень богатый, потому что черных кошек продаете…

– Уже болтают, значит?! – удивился старик. – И кто же?

– Все… – Танюшка всхлипнула и неожиданно севшим голосом сказала. – Мне, дедушка, иногда жить не хочется… Тошно мне от такой моей жизни.

Петрович подавил вздох.

– Давай-ка, Танюшка, спать ложиться, – сказал он. – Утро вечера мудренее. Завтра мы посмотрим, что с тобой делать.

– Помочь хотите? – криво улыбнулась гостья. – Да кто я вам?

Старик вспомнил о той страшной беде, которая могла случиться час назад и коротко сказал:

– Считай что крестный.

Маленькую Дарену не стали будить и Танюшка легла вместе с дочкой. Петрович устроился на Витькином месте. Старик долго ворочался, вспоминая суматошный день.

«И чего только в жизни не бывает? – размышлял про себя Петрович. – И куда не посмотришь, беда за бедой… Покоя нет в людях, Господи!»

Перед тем, как уснуть старик вспомнил жену. Его мысли уже путались и в сонном полузабытьи образ Любаши получился особенно ярким. У жены было встревоженное лицо. Она что-то быстро говорила и показывала рукой за спину Петровича. Слов старик не слышал.

Он улыбнулся и спросил:

– Ты что говоришь-то?

Петрович хотел подойти поближе к жене, но вдруг натолкнулся на невидимую преграду. Она была похожа на толстое стекло.

«Нет, нет! – прочитал старик по губам жены. – Не надо!» Любаша снова показала рукой куда-то за его спину. «Туда смотри, туда!» Петрович поднял руку, протянул ее, но снова наткнулся на невидимую стену.

…Он проснулся глубокой ночью от громкого стука в дверь. Старик отбросил одеяло и сел. По полу стелился едва заметный, молочно-белый туман. Петрович протер глаза. Туман не исчез.

Входная дверь гудела от безостановочных ударов.

«Кого там черт несет? – лениво подумал старик. – Витька, что ли, из больницы сбежал?»

Он прошлепал босыми ногами в коридор, щелкнул замком, и дверь со скрипом распахнулась.

На пороге стояла старуха. Она почти не изменилась, другой была только ее одежда: мокрый, грязно-белый саван подчеркивал костлявую худобу ее тела. Глубоко запавшие глаза старухи казались мертвыми и безразличными.

– Холодно мне одной в земле лежать, – глухим голосом пожаловалась старуха. – Пустил бы погреться, хозяин?

На Петровича пахнуло ледяным, могильным холодом. Это был страх. Страх морозил кожу и обжигал лицо. Страх рвал кожу, пытаясь проникнуть туда, во внутрь, где было тепло.

– Вернулась, значит? – спросил Петрович.

Старуха кивнула.

– Вернулась, – за ее бескровными губами блеснул ряд белых, молодых зубов. – И никуда ты от меня не денешься, Горелый!

Петрович попытался закрыть дверь, но страшная гостья ее удержала.

– Ребенка мне отдай, тогда уйду, – старуха рассмеялась. – А ты поживи еще, помучайся.