Ветерок
Было это в те славные времена, когда большая и сильная держава с энтузиазмом строила развитой социализм, по широте душевной помогая в этом нелегком деле нескольким странам поменьше. На просторах тогда весьма дружественной Польши снимался фильм о тревожных событиях Второй Мировой войны.
Местом действия ленты был избран красивый и величественный город Краков. Съемки продвигались успешно, но одна из сцен не давала покоя маститому режиссеру, метившему, ни много ни мало, в современные гении. Дубль, в общем-то, был ерундовый: из подбитого гитлеровцами объятого пламенем советского самолета успевает выпрыгнуть с парашютом летчик. Однако надежда на спасение сменяется смертельной опасностью – летчик приземляется на одну из краковских площадей, где попадет в лапы фашистов.
Словом, камера, мотор, начали! Каскадер прыгает с парашютом раз, другой: как и полагается по сценарию, к опускающемуся с неба летчику подбегает немецкий патруль с собаками и захватывает его в плен.
Но режиссер, как истинный гений, недоволен: как-то все плавненько получается, прыгнул-приземлился-арестовали. Нет нужного градуса драматизма. Гений уходит в себя, ищет там решение. Эврика! Нужен небольшой, но сильный порыв ветра, который добавит «экшена»: летчик приземлится чуть в стороне от врага, как будто сама природа хочет помочь герою, а беготня «немцев» прибавит зрительских переживаний. Решено: ждем ветра!
Однако поляк-переводчик изрядно остудил режиссерский запал. Он обратил внимание пана на то, что ветер нужной силы в этом месте в последний раз дул лет этак четыреста назад. Прошу пана обратить внимание на высокие строения вокруг площади и ее прямоугольную форму!
Загрустившего режиссера спас от меланхолии бодрый голос чуть опоздавшего военного консультанта. Это ведь сейчас можно снимать о войне любой бред, посетивший буйную голову авторов, живьем даже винтовку Мосина не видавших. А тогда исторической достоверности придавали большое значение. Может, потому и смотрим мы по сей день фильмы той поры со слезами, а современные поделки – с кривой ухмылкой? Но вернемся к нашему рассказу.
Итак, бравый полковник-консультант, вникнув в суть проблемы, о чем-то задумался, а потом, просветлев лицом, заверил режиссера: будет ветер! Вот только нужно срочно позвонить в Москву, однокашнику. Однокашник занимал приличную должность в Генеральном Штабе, знавал и лично автора будущего шедевра. Помочь согласился без долгих уговоров, с одним условием – эпизод снять за один день, чтоб солдатики от прямых обязанностей надолго не отвлекались.
Утром следующего дня к съемочной площадке подъехал мощный военный автомобиль с тщательно укрытым брезентом огромным кузовом. Вежливый капитан поинтересовался, кто здесь будет режиссер. Здравия желаю, прибыли в ваше распоряжение. Гений радостно потер руки:
– Чего установку свою не расчехляете?
В ответ капитан сообщил, что установка не должна привлекать нездорового внимания хоть и социалистических, но все же зарубежных товарищей, а потому будет подготовлена в самый последний момент, благо и готовить особо ничего не нужно. Укажите лишь направление, в котором должен дуть ветер.
– А что, твоя машина действительно может сделать ветер? И какой силы? – пытал режиссер офицера. На это капитан отвечал, что ветер будет, а установка имеет десять градаций мощности, но для фильма вполне будет достаточно самой слабой, первой.
Гений посуровел:
– Послушай, капитан! Пойми, мне нужен не просто ветер – это должен быть всем ветрам ветер! И ты мне ерунду не говори, кто в конце концов здесь режиссер! Тебе ведь сказали: строго выполнять все мои указания? – дождавшись кивка, он продолжил: – Значит, так! Устанавливай свою машину и по моему сигналу выжми из нее все, что можно, понятно?! На самом мощном, десятом уровне, усек?
Вежливый капитан козырнул и пошел отдавать соответствующие приказания скромному экипажу из двух человек. Собственно, ему действительно приказано беспрекословно исполнять требования режиссера, а дальше не его проблемы.
Съемка очередного дубля началась. Забегая вперед, скажем, что несмотря на последовавшее после энергичное требование гения дубль этот не печатать, он все же был проявлен и переведен в позитив. И впоследствии не раз с удовольствием просмотрен членами съемочной группы, их друзьями и родственниками.
А было в том дубле вот что: на краковскую площадь плавно опускался парашютист. К месту его приземления стремглав понеслись фашисты с собаками и мотоциклом. Вот они уже почти хватают летчика за ноги. Внезапно, метра за два до земли, парашютист как бы увидел немцев. Мощным рывком отлетел от них метров на восемь к ближайшей стене, а затем мгновенно вновь вознесся вверх, туда, откуда только что спустился, и стремительно улетел за крыши домов! Вслед за ним, как будто подхваченные его воздушной волной, в облаке пыли и листьев, к стене дома, лишь изредка касаясь земли, огромным прыжками поскакали полицаи в обнимку с собаками, преследуемые громыхающим мотоциклом. Судя по выражениям полицайских лиц, выпученным глазам и непрерывно двигающимся губам, они отнюдь не восхищались собственным чудесным полетом. Увы, без парашюта взлететь у них не получилось и бедняги живописной горкой впечатались в стену, все же в последний момент увернувшись от догнавшего их мотоцикла. В заключение сцены как будто от этого мощного удара в окнах всех видимых домов вылетели стекла… Потом оказалось, что парашютисту повезло больше, чем «фашистам» – он приземлился через пару кварталов.
– Что это было? – вопросил режиссер, когда вновь обрел способность говорить. В ответ подошедший спокойный капитан поведал, что «это было» установка, предназначенная для сдувания радиоактивной пыли с техники и вооружения. И на десятом уровне мощности она легко способна сдуть все, что весит менее 10 тонн. Поскольку, как видно, она больше на съемках не понадобится, разрешите убыть в часть…
Эпизод сняли в безветренную погоду. После того, как побитые «немцы» залечили синяки и царапины. А в мастерской поправили изрядно побитый мотоцикл.
Картина вышла на экраны и режиссер получил причитающуюся порцию славы и признания. Крамольный же ролик долгое время веселил киношный люд.
Прапорщик и тайная комната
На новоселье было весело и не слишком шумно. Сам собой организовался тот праздничный уют, что присущ компаниям крепким, связанным долгими уважительно-дружескими отношениями сплоченного военного коллектива. Хозяйский кот Мейсон, ответственно выполнивший задание первым пересечь квартирный порог и накормленный за это добрым килограммом разных мясо-колбасных вкусностей, заслуженно дрых на кухне, подальше от любителей почесать-погладить-потормошить. После очередной части здравиц и тостов, завершенной лестничным перекуром, жены подсели ближе к счастливой хозяйке с твердой решимостью поделиться собственным вариантом организации домашнего очага, не забывая при этом телепатически контролировать употребление своими ненаглядными горячительных напитков. Военно-морские мужья стоически переносили такое проявление любви и заботы, вовсю отдавшись любимому делу – травле баек. Заслуженным лидером, разумеется, был наш знакомый, Артемьич.
– Вот вы, карасики, – Артемьич смущенно закхекал, – извините, товарищ командир, это я не про вас…
Кэп, улыбаясь, кивнул, и рассказчик облегченно продолжил:
– Так вот, служивые, многие из вас пришли в Вооруженные Силы уже в двухтысячных, и не то, что времена советские, а и капитальный бардак девяностых знаете смутно. И не имеете понятия о той страшной и неумолимой силе, которая была некогда в одних с нами вооруженных рядах. Называлась она «воины-строители», и представлена была легендарным теперь стройбатом. В ремесле своем были они иногда неожиданно инициативны и смелы. Вот взять эту Лехину новую квартиру: где обои нужно переклеить, где чего подкрасить. Леха вон бурчал уже, мол, строители-разгильдяи, можно было и покачественней делать. Так я на это скажу – не видали вы удивительных итогов работы военных строителей. Нет, врать не буду, спецобъекты всякие, чтоб бетоном толщиной в два метра, или еще что наподобие строили на совесть, наверное. Однако с жилыми домами бывало всякое.
Сделав многозначительную паузу, Артемьич поискал глазами драгоценную супругу. Убедившись, что внимание ее, как и всей женской половины, полностью захватил рассказ молодой хозяйки о глобальных планах сооружения дамского рая на территории отдельно взятой кухни, движением густых бровей дал знак. «За наших любимых!» – мгновенно сориентировался хозяин. Выпив вместе со всеми и примиряюще улыбнувшись в ответ на суровый, как Устав гарнизонной и караульной службы, взгляд жены, Артемьич продолжил:
– Как-то во времена службы в черноморском Севастополе пригласил меня в гости сослуживец, офицер-морпех. Тогда в Казачьей бухте, район так называется, новые дома построили. И вот: чуть припоздал я, захожу, гости уже в сборе. Ну, хозяин меня в гостиную провожает, погоди, говорит, счас из кухни табуретку принесу, присядешь. А я гляжу – так вот же табурет, у двери балконной, давай, мол, его и возьмем, а то стоит, мешает. Ага, возьмем, этак криво усмехается хозяин. Ты ж у меня в гостях впервой, не в курсе еще. Значит, слушай инструктаж: эту табуретку не брать, от двери ее не убирать, на балкон ни в коем случае не выходить! Меня любопытство заело, а что ж там у тебя такого секретного, спрашиваю? Да нет ничего, отвечает, вот сам посмотри, только осторожно.
Гляжу сквозь стекло – так и правда нет ничего, ага. То есть совсем ничего, в том числе и балкона. Просто дверь в стене. На четвертом этаже. Я потом специально с улицы сходил, полюбовался. Пятиэтажка, торцевая стена глухая. И единственная дверь в ней на четвертом этаже. Неожиданно и свежо так смотрится. Конечно, военные строили. Валерка (так хозяина звали) еще потом жаловался, что уже двоих любителей покурить едва успел за шиворот поймать, чуть не улетели. Потом, конечно, проем заложили кирпичом.
Еще один домик-пятиэтажку в том же Севастополе, только уже в другом месте построили без нескольких балконов. Что характерно, двери имелись везде. А самих балконов то ли не хватило на всех, то ли в эти безбалконные квартиры каких-нибудь отстающих в боевой и политической подготовке планировалось заселить? Своих тайн суровые военные строители не выдавали никому.
Однако, скажу я вам, – голос Артемьича приобрел некоторую торжественность, – еще один случай показал, что эти ребята могли подходить к делу и с большей долей самобытности и неординарности.
Старший мичман отпил минералки.
– Мой знакомый, Коля Бобрец, прапорщик и отличник бэпэ, в середине 90-х дослужился-таки до получения ведомственного жилья. Жена его уж к тому времени отчаялась с двумя детьми мыкаться по съемным квартирам и, имея на этой почве некоторое охлаждение с супругом, убыла с ними к месту постоянной дислокации собственной мамы. Каковым обстоятельством Семеныч был сильно опечален, поскольку тещу недолюбливал, и чувство это было крепким и взаимным. Тут вдруг, трах-бах, вызывают его и радуют: получай, прапорщик, квартиру! То ли кто отказался, то ли еще что, но только срочность какая-то возникла. На радостях Семеныч даже смотреть не стал, тем более, что точно в такой квартире этажом выше он уже бывал, в гостях у друга. То да се, позвал друзей и по совместительству помощников, мигом внесли вещи. Супруга, оповещенная телеграммой, в ответном послании, где, к радости Семеныча, употреблялось «люблю и целую», сообщила, что прибудет послезавтра. Раз так, немедленно появилось мнение, что отметить радостное событие для начала можно и нужно в чисто мужской компании. Что и привели в исполнение.
Отметили хорошо, душевно. А потому наутро у выпросившего в честь события краткосрочный отпуск Коли Бобреца наблюдалась некая повышенная томность, мешающая думать быстро. Ликвидировав следы вчерашнего праздника, он ощутил странное сомнение. Походил по новой квартире. Ну, плохо прибиты плинутсы, ну трубы отопления из пола чуть не в полуметре от стены выходят, ну батареи кривовато висят. Да ладно, руками и сноровкой не обижен, полчасти сам отремонтировал, справимся. Но червячок все гложет – что-то не то.
Вышел с бутылкой минералки во двор, проветриться и ясность в мыслях обрести. Сосед-знакомый, что выше этажом живет, из окна его окликнул: что, Семеныч, осваиваешься? Ага, отвечает Бобрец. И вдруг, знаете, посещает его дивное изумление. Вот окно, из которого выглянул сосед. Вот под ним такое же окно собственной квартиры… Но не помнит он его, хоть тресни! Изнутри – ну нет его!! Эй, кричит соседу, прозревая, у тебя ж три комнаты? Ну? А у меня тогда почему две?!
Мигом поднимается к товарищу, проводит рекогносцировку. Потом уже вдвоем – к Семенычу. Там три, а тут две. У несчастного, похоже, вот-вот радиатор вскипит от перезагрузки. А сосед вдруг останавливается у одной из стен и объявляет: «Здесь! Здесь у меня дверь в спальню. А у тебя, стало быть, нету».
Разобрались. Герои кирпича и лопаты по ошибке смастерили глухую комнатку. Причем сразу, видать, не заметили, но ведь раму со стеклами-то позже ставили, и, наверное чтоб лишних хлопот не было, промолчали, в окно лазили. Что характерно, прибывшей мадам Бобрец это даже понравилось – в стандартных квартирах дверь та не очень удачно была расположена, а тут все равно пришлось ломать, так сделали чуть в сторонке, поудобнее.
Да, а Коля Бобрец после этого с выпивкой завязал. Я говорит, как чуть переберу, так томиться начинаю и боюсь, что двери пропадать начнут. Вот как бывает, а вы тут на некрасивые обои и скрипучие двери кривитесь.
Арьемьич как бы невзначай покосился в сторону супруги, встретил в ответ бдительный суровый взгляд, виновато улыбнулся и потянулся к бутылке с минеральной водой.
– Да уж, куда там ихнему Гарри Поттеру с его тайной комнатой против наших сказочных строителей, – резюмировал самый молодой из собравшихся, Саша Рыбкин, и взрыв хохота заставил недовольно дернуть ухом сладко спящего в кухне кота Мейсона
Первоапрельский кабель
Ефрейтор Алмазбек Кирденов был в своем подразделении не последним человеком. Путем усиленных теоретических занятий и практических тренировок он обрел бесценное умение, получил соответствующую отметку в водительских правах и отныне мог управлять грозной шайтан-машиной с величественным именем «Экскаватор». На этом основании командиром строительной роты старшим лейтенантом Сытниковым познавший землеройный дзен ефрейтор вместе с механическим своим заведованием был определен на рытье траншеи.
– Гляди, сын степей, – по-отечески напутствовал воина опытный старший лейтенант, – чтоб за флажки не залез! Знаю я вас, паразитов! (В виду имелись, разумеется, флажки, что обозначали путь будущей траншеи)
Подивившись и слегка обидевшись на подобное недоверие, Алмазбек уселся за рычаги. Агрегат взревел. Старлей уехал на другой объект, работа спорилась, солнце пригревало – весна… Задумавшийся о скором и неизбежном, как рассвет, дембеле, ефрейтор Кирденов слегка ослабил контроль за железным мастодонтом и мыслями убыл на родину, в славный город Талас. А зря. Вредная техника, мерзко рыкнув, выудила ковшом из земных недр длинного червяка. Червь упирался и полностью вылезать не желал. Но разве можно побороть батыра и его стального коня? Натянутый струной, поднятый метра на четыре подземный гад не выдержал и лопнул. В этот момент Алмазбек решил вернуться в реальность и посмотреть, как там вообще.
«Там» было не очень. Ефрейтор заглушил двигатель и выбрался из кабины. Флажки, обозначающие будущую траншею, вероломно отступили вправо. А рядом с опустившимся ковшом лохматились оборванными проводами концы толстенького кабеля…
Оперативный дежурный N-ского полка глянул на часы – подошло время очередного доклада вышестоящему дежурному – и взялся за телефонную трубку. Затем удивленно поднял брови. Трубка молчала, как партизан – ни гудка, ни шороха.
– Помощник! – недовольно рявкнул оперативный. – Позвоните связистам, почему связи нет? У меня же доклад, они там совсем окобурели, что ли?!
Внутренняя линия действовала, и помощник набрал номер узла связи.
Начальник отделения связист мичман Саня Чижик маялся. Нет, он не бездельничал – заполнял формуляры, разные другие бумаги, которых на службе всегда с избытком. Но внутри него ноющей занозой сидел главный вопрос: как подколоть Братуся? Андрей Братусь, такой же мичман и коллега Чижика, был большим шутником. Неделю назад Саня к изумлению жены и тещи в сумке с пайковой картошкой приволок домой четырехкилограммовый блин от штанги. На следующий день на вопрос дежурного по части, посетившего спортуголок: «Куда блин дели?» под дружный хохот личного состава узла связи Братусь браво отрапортовал: «Шурик его с картошкой съел!» Сегодня же, 1 апреля, на утреннем построении начальник штаба внимательно поглядел на Чижика и заметил: «Уже переводитесь от нас? Ну-ну». Шурик быстро провел контрольный осмотр обмундирования и убедился, что вместо полагающегося связного «штата» на рукаве его злорадно сияет эмблема авиаторов. «Все выше и выше и выше! С первым апреля, Санек!» – вполголоса пропел стоящий рядом Братусь. Вот зараза! Нужна была «ответка», яркая и искрометная. Но с идеями у Сани было тяжеловато. Маялся.
Телефонный звонок прервал его раздумья. Коротко содержание последующего разговора можно пересказать следующим образом: помощник оперативного пожелал узнать, не появились ли еще у связистов мозоли на мягком месте от усиленного сидения и невыполнения своих обязанностей. А еще он посулил всем связистам и мичману Чижику лично расстрел через повешение, если немедленно… Ну, вы поняли.
Мичман рванулся к шкафу КРОСС. Так и есть – лампочки бодро сообщали, что связи внешней пришел кирдык. Обрыв на линии. Связь внутренняя еще держалась и Чижик набрал номер Братуся, руководившего «летучей группой бешеных связистов», как называли их острословы:
– Андрюха, ты к подвигу готов? Тогда слушай вводную: связи нет, обрыв на линии. Да не шучу я, приколист ты комнатный!
…На след напали уже ближе к вечеру. Усталая замызганная связистская «буханка» (она же «таблетка», она же УАЗ-452, скромная военная труженица, надежная, но комфортная как пустая консервная банка), надрывно гудя мотром, штурмом взяла последний скользкий холмик и остановилась над раскуроченной канавой. Пейзаж открывался грустный. Одна часть убитого экскаватором кабеля видимо вознамерилась утопиться и лежала в небольшой лужице в глубине раскопа. Другая, похоже, пыталась спастись бегством и нашлась чуть в стороне. Низкое свинцовое небо моросило мелким въедливым дождем. Если бы у связистов было лишнее время и желание прислушаться, они наверняка уловили бы до сих пор витавшие в воздухе вопли строительного старлея Сытникова, объяснявшего ефрейтору Кирденову всю глубину его заблуждений.
– Ну, воины-строители! Ну, спасибо! – плюнул в сердцах Братусь. – Кабель-то на двести пар! Вот мы влипли.
– А дураку-то повезло, – спокойно сказал Чижик. – Вон там, гляди, столбик. Копнул – и шесть киловольт выкопал. В лучшем случае ковш бы расплавился, а в худшем…
– Да, ему повезло. А нам нет. Еще и дождь, будь он неладен! Ладно, давай выгружайся, – махнул рукой Братусь выглядывавшим из «буханки» морячкам-телефонистам. – А нет, погодите! Что мы, не люди что ли? Там он много же кабеля вытянул, запас есть? Ну-ка, Петренко, подъедь-ка сюда… Так… Не-не, левее…
Вскоре под руководством Братуся «буханка» встала почти над самой траншеей.
– Во, теперь порядок! – довольно сказал мичман и подмигнул своей команде. – Чего мы под дождем мокнуть будем? Затаскивайте концы вовнутрь! Шурик, что застыл, тащи!
Матросы, чертыхаясь, выудили один конец кабеля из канавы и просунули в уазик. Чижик отошел, взялся за другой конец, посмотрел на машину… И его посетила чудо-мысль: теперь он знал, как подшутить над другом-соперником.
– Давай быстрее, Чиж, чего стоишь? – в рифму пропел Братусь, уже начавший разделывать поданный захихикавшими матросами конец. Чижик мстительно улыбнулся и затащил вторую часть кабеля в машину.
Сращивать кабель на 200 пар – это вам не ромашки нюхать. Мичман Братусь распрямил затекшие плечи и зевнул, зажмурившись, во весь рот.
– Ну вот, уже скоро. Счас муфточку… – он посмотрел на кабель и не договорил. Глаза его остекленели и лицо стало медленно наливаться каким-то лиловым цветом.
– Тащ мичман, что? – испуганно глянул на него помощник, молодой матрос Лямочкин. Заторможенно, как заржавевший Терминатор, Братусь повернул лицо к сидящему у заднего выхода Чижику, и тому вдруг почудился красный отблеск в зрачках товарища.
– С первым апреля, – жалко улыбнувшись пробормотал Саня Чижик и с места рванул на второй космической. Следом, с криком, удивительно похожим на рев рассерженного самца горной гориллы, летел отличник боевой и общественно-политической подготовки, мастер военного дела мичман Андрей Братусь, с клыков которого срывалась ядовитая пена.
Непонимающие матросики посмотрели им вслед, потом друг на друга, потом – на кабель. Постепенно дошло и до них. УАЗ-452 имеет двери в кабине. И двери салона – боковую и заднюю. Срощенный кабель заходил в дверь боковую и выходил в заднюю…
Освободить его можно было, лишь распилив уазик. Или разрезать и сращивать по новой. Чем и занимались оставшуюся часть ночи два бравых мичмана и два задолбанных матроса. Причем мичмана были похожи на рассерженных ежей – фыркали и надувались друг на друга.
Как и полагается, закончилось все хорошо. Кабель благополучно заработал и подобревший оперативный дежурный милостиво согласился не убивать связистов на месте. Братусь и Чижик через неделю все же помирились, предварительно договорившись больше не разыгрывать друг друга. И всю эту неделю часть в полном составе хохотала, слушая пересказ истории о ремонте кабеля при помощи автомобиля.
А еще через пару дней мичман Чижик снял наконец свои темные очки, которые внезапно появились у на следующий день после приключения. Любопытствующим он говорил, что глаза болят от света, но из-под очков предательски выглядывал синяк. Наверное, упал, когда по полю бегал?