28. День двадцать третий. Ллойд
Любовь совсем не сахарный пирог. Она вообще не имеет ничего общего с тем, как её представляют. К этому выводу Ллойд пришёл уже пару недель тому назад и теперь каждый день находил ему подтверждение. Поцелуи, нежности и полные страсти слова совсем потерялись на фоне хмурой повседневности, в которой Беатрис постоянно что-то требовала от него, то и дело на что-то намекала, поминутно спрашивала совета по любому пустяку.
Зачем? Зачем это всё? Разве не могут два человека просто любить друг друга, не отвлекаясь на всякую чепуху, не вспоминая о том, что мешает им жить и может разрушить сладкую сказку? Не превращая отношения в дверь, в которую входишь, поворачивая влево, а вернуться можешь, только повернув вправо. Разве любовь не достойна того, чтобы проживать её, не думая о том, зачем и ради чего?
Профессор Локк утверждал, что чувства к женщине – это то единственное, что может излечить Ллойда. А может и погубить его. "Зависит от того, какую женщину вы полюбите, – добавлял Заратустра. – Но не пугайтесь Ллойд, ибо то же самое я могу сказать любому мужчине, не только вам; так что вы ни в чём не ущемлены. Вы точно так же можете быть погублены женщиной, как и любой другой мужчина. И точно так же можете взойти на вершину Олимпа".
Женщины правят этим миром. Это было бы не так уж плохо само по себе, если бы они не требовали порой слишком многого.
Беатрис – женщина. Значит, она точно такая же лестница, как и сонм других.
Самая страшная, самая коварная разновидность лестниц – винтовая. К счастью Беатрис не такая. Она больше похожа не лестницу высоченной заводской трубы.
Нет, это, пожалуй, плохая аналогия. Беатрис – его лестница в рай. Да, вот так будет точней…
Они все собрались в комнате Гленды. После того, как хозяина не стало, они, наконец, вышли из своих чёрных углов и заняли свободные комнаты. Ллойд не пошёл на похороны, как ни уговаривала его Беатрис. Он был благодарен хозяину за всё, но стоять над могилой – это было выше его сил. Теперь у Ллойда тоже были свои апартаменты, с чудесными углами, в которые почти не попадал свет от чахлой свечи, которую он зажигал. При этом замечательном свете он даже снова стал писать стихи. Но они у него не получались, как и раньше…
Гленда стала совсем плоха. Она со вчерашнего дня вообще не встаёт, а только всё лежит и лежит, с рукой на животе. Это невыносимо! Беатрис не отходит от Гленды, она совсем забыла о Ллойде, и те скупые, быстрые и сухие поцелуи, которые она иногда бросает ему, совсем не похожи на поцелуи любящей женщины. Неужели она не понимает, что он скучает по ней, что ему нужна её поддержка?!
"Скорей бы уж Гленда… Ой, нет! Что это я… Нельзя так говорить. Гленда хорошая. Хорошая девушка, весёлая такая. Нет, не надо ей умирать, пусть живёт. Но я не могу больше выносить. Мне так жалко её! И Беатрис. Она всё время грустная и почти не разговаривает со мной. Ни о любви, ни о нашем будущем. Только "Ллойд, принеси", "Ллойд, подай, пожалуйста", "Ллойд, помоги"… Она такая серьёзная стала, что… что мне неуютно с ней. Даже… даже страшно, да. И всё время хочется есть. И радио не работает. И все ходят такие мрачные, не хотят разговаривать, не хотят играть ни в домино, ни в вист. Молчат и молчат, или говорят только о том, как всё плохо. А что плохого-то? Совсем не так уж всё и плохо, как они говорят. Единственно, что есть очень хочется постоянно. И зубы болят иногда. Не сильно. Это плохо, конечно, но это потому, наверное, что не хватает витаминов из-за недоедания. И голова болит. Ну и что… Всё будет хорошо, сказала Беатрис. Всё будет хорошо. Только Гленду жалко. Надеюсь, она тоже не умрёт…"
– Я приготовил л-лэ-э-лодку, – оборвал Деллахи его мысли. Он сидел у окна, выходившего на Скомер и задумчиво смотрел на маяк, силуэт которого сегодня был смутно различим. С утра поднялся сильный, почти ураганный, ветер – он разогнал привычный жёлто-серый туман, и башня маяка теперь едва-едва проступала в слоистом полумраке. Света на маяке не было.
– Лодку? – Липси оторвался от чтения своей записной книжки, удивлённо посмотрел на Деллахи.
– Вы бросаете нас? – слабо произнесла Гленда.
– Н-нет. Нам н-нэ-э-нужна помощь. Еда. Воды п-почти не осталось. И вам, Гленда, н-нэ-э-нужен врач.
– Вода отравлена. Воздух отравлен. Радиация, – Липси захлопнул книжку, сунул её в карман. – Вы погибнете, Деллахи.
– Б-без еды и воды мы т-тэ-э-тоже п-погибнем… Мне н-нужны все де-е-деньги, которые у вас есть. Ц-це-е-цены там сейчас б-бешеные.
– Это безумие, Деллахи, – покачала головой Беатрис. – Я понимаю, что выхода нет, но и это не выход. Это безумие.
– Все деньги? – с нажимом и сомнением переспросил Липси.
– Липси, что вы имеете в виду? – Гленда перевела на него вопросительный взгляд.
– Да ничего, – смутился тот. – Я просто… просто спросил.
– Все, – кивнул Деллахи. – Н-не думаю, что здесь они вам ещё п-пэ-э-понадобятся. Хозяина у этого отеля б-бэ-э-больше нет.
– Есть! – оживился Ллойд.
– Что – есть? – Деллахи дёрнул бровью
Ллойд достал из кармана завещание, переданное ему хозяином. Он в тот же день завернул листок в полиэтилен, оставшийся от упаковки с петардами, и держал его при себе.
– Хозяин есть, – пояснил он. – Я.
– Ты о чём милый? – Беатрис тревожно заглянула ему в глаза. И даже за руку взяла.
Он неспешно развернул завещание, положил в центр журнального столика, стоящего у кровати Гленды.
– Вот. Этот отель теперь – мой. Хозяин здесь – я.
– Что за бред? – нервно произнёс Липси. – Ллойд, ну вы уж совсем…
– Завещание? – Беатрис взяла листок, побежала глазами по неровным строчкам, написанным крупным размашистым почерком Маклахена.
– Завещание, – кивнул Ллойд. – Хозяин оставил отель и все свои средства – мне.
– Б-беатрис? – Деллахи перевёл вопросительный взгляд с Ллойда на неё.
– Одну секунду, – отозвалась та. И через минуту общего тугого молчания: – Да. Всё правда.
– Н-ну что ж… – Деллахи пожал плечами так, словно вообще ничего не произошло.
Кажется, они не поняли, не понимают. У отеля есть хозяин. Это – он, Ллойд. Почему же никто не выражает ни удивления, ни радости? Ведь Ллойд – не Маклахен, он будет хорошим и порядочным хозяином отеля. Он не собирается никого разгонять из комнат обратно по чуланам и прачечным.
– Осталось у-узнать, где он п-пэ-э-прятал деньги. Я у него нич-чего не нашёл, – сказал Деллахи, поглядывая на Ллойда.
– Вы что, обыскивали его комнату? – покривился Липси.
– Я не б-бэ-э-брезглив, – усмехнулся Деллахи.
– Деньги у меня, – сказал Ллойд
– У тебя? – Беатрис недоверчиво поджала губы.
– Да, – улыбнулся Ллойд. – Он отдал их мне. Все.
– Как всё это странно, – Гленда закашлялась, не договорив. – Как это всё… Я думала о Маклахене хуже.
– Вы могли думать о нём сколь угодно плохо, Гленда, – сказала Беатрис, – и всё равно это было бы мало.
– О мёртвых или хорошо или ничего, – напомнил Липси.
– Нет уж, извините, – Беатрис даже покраснела при воспоминании о хозяине пансиона. – Об этом человеке я не могу сказать ничего хорошего. Пусть он горит в аду.
Гленда вздрогнула и повела плечами, будто по спине пробежал стремительный озноб:
– Беатрис… Всё же это как-то…
– М-мы ушли от те-те-е-мы, – напомнил Деллахи. – Деньги. Ллойд, где они?
– У меня, – отозвался Ллойд. – Но-о… Но я не думаю, что…
"Началось! – подумал он. – А ведь хозяин предупреждал меня, что так будет! Язык мой – враг мой".
Беатрис наклонилась к нему, провела рукой по щеке, заглянула в глаза:
– Милый? Что ты хочешь сказать?
– Я хочу сказать, что… – неуверенно произнёс он. – Мне не кажется необходимостью использовать… кхм… В общем, я не дам деньги.
– Ты не дашь де… – Беатрис откинулась на спинку стула, её удивлённый взгляд замер на лице Ллойда.
– Вот так дела! – хмыкнул Липси.
– Ллойд? – Гленда нахмурилась и покачала головой, словно разгоняя дурман.
– А что вы на меня так смотрите? – Ллойд обвёл их всех взглядом. – Беатрис… Дорогая, скажи им, что это наши деньги.
– Милый? Ты… Ты что сейчас говоришь?
– Совсем свихнулся! – пробормотал Липси себе под нос, но слышали, конечно, все.
– Липси! – Гленда бросила в него гневный взгляд. – Вы становитесь злым и жестоким! Вы таким не были.
– Мы все были другими, – опустил глаза Липси.
– Я ч-чего-то не понимаю? – спокойно произнёс Деллахи. – Ллойд?
– Ну что, что?! – испуганно и неуверенно вспылил он. – Хозяин завещал мне свой бизнес. Он предупреждал меня, что вы попытаетесь обмануть, выманить у меня эти деньги. Беатрис!.. Зачем, зачем я про них сказал?!
– Ллойд… Я не узнаю тебя, – холодно отозвалась Беатрис.
– Ты не понимаешь, милая, – попытался он объяснить. – Там много, очень много денег. Несколько тысяч фунтов. Как я могу отдать их этому… как я могу отдать их совершенно незнакомому человеку? Ясно же, что он не вернётся. Ни он, ни деньги.
В комнате повисло тяжкое молчание. Ллойду стало совсем неуютно от этой мрачной и напряжённой тишины.
– Ллойд, – в этой полной тишине произнесла Беатрис. – Если ты… если ты не отдашь деньги Деллахи…
– Что? – вздрогнул Ллойд. – Что тогда? Ты перестанешь меня любить, да? Хозяин предупреждал, говорил, что…
– Тогда мы просто умрём с голоду, – перебила Беатрис. – Ты, Липси, я, ребёнок Гленды… Ты этого хочешь?
– Ты пугаешь меня, – кривился Ллойд.
Конечно, за то время, что они вместе, Беатрис хорошо изучила все его слабые стороны, все двери и лестницы, и теперь пользуется ими без зазрения совести. И всё это ради денег! Так ли уж ей нужен сам Ллойд? Конечно, ради денег женщина сделает что угодно, а уж женское предательство давно стало притчей во языцех!
– Ты специально пугаешь меня, – добавил он, – чтобы я отдал деньги. Но я не отдам их!
Неужели она сговорилась с этим Деллахи?!
Нет, не может быть. Его Беатрис совсем не такая.
– Ллойд! – Беатрис резко поднялась. Взгляд её стал пугающим в своей холодности и… и даже презрении, да. – Я не думала… не думала, что на самом деле ты вот такой!
– Какой? Это мой отель. Это мои деньги.
– Деллахи, – повернулась любимая к хромому, – я поплыву с вами.
Деллахи покачал головой:
– Л-лучше я у-убью его.
– Что?! – встрепенулся Ллойд. – Кого? Меня?! Хозяин предупреждал, что вам, Деллахи, убить человека – что вошь раздавить. Но я… я…
– Ты мне противен, Ллойд! – жёстко произнесла Беатрис.
– И мне, – кивнул Липси.
– Ну зачем вы так на него! – вмешалась Гленда. – Не давите. Он же… Бедный Ллойд!
– Я не бедный, – возразил он. – Теперь я не бедный.
– Бог мой! – покачала головой Беатрис. – И этим человеком я…
– Бог – общий, уверяю тебя, милая, – вставил он.
– Я вам не "милая", сэр! – отстранилась Беатрис от его ласково протянутой руки. – И перестаньте долдонить одни и те же идиотские шуточки. Не смешно! Давно уже не смешно!
– Мы что, ссоримся? – неуверенно спросил он.
– Да! Ссоримся, если хочешь! Ты мне противен, Ллойд!
– Милая… Пожалуйста не кричи на меня… Прошу…
– Ты мне противен, противен! – не унималась она. – Если бы я раньше знала, какой ты… какой ты…
Ллойд закрыл лицо руками. Из глаз потекли слёзы. Он знал, что эта дурацкая привычка плакать искажает присущий ему образ спокойного и даже сурового мужчины, но не мог ничего с собой поделать. Особенно когда на него кричали. А уж Беатрис…
– Беатрис! – простонал он. – Нет! Пожалуйста, нет! Я не могу! Боже, боже, как у меня болит голова! Голова! Она сейчас лопнет! Беатрис!
Милая замерла, испуганно глядя на него. Несколько секунд она оставалась непреклонной в своём гневе, потом вдруг порывисто опустилась на стул рядом с Ллойдом, обняла и принялась гладить по голове.
– Тише, тише, мой хороший, – прошептала она. – Голова болит, да? Прости, прости меня… Ну, тише, тише, мой мальчик, сейчас всё пройдёт.
– У меня не много денег, Деллахи, увы, – сказала Гленда. – Но хоть сколько-то. Если вы подадите мне мою сумочку, она стоит вон там… да, эта, спасибо.
– Я поплыву с вами, Деллахи, – неожиданно произнёс Липси.
– Я рад, Л-липси, – не удивился солдат. – Ч-честно г-гэ-э-говоря, очень не х-хотелось одному.
– Понимаю, – кивнул Липси. – Не думаю, что мы доберёмся до большого берега, но… но и здесь сидеть и ждать смерти – ничуть не лучше.
– Вы п-пэ-э-равы.
– Я дам, дам денег, – сказал Ллойд, понемногу успокаиваясь. – Не все, конечно, но…
Беатрис взяла его лицо в руки, заглянула в глаза:
– Ллойд! Ты же не такой! Ты же совсем не такой, мой милый, я знаю.
– Но-о… – он опустил глаза, чтобы избежать её вопросительного и такого грустного взгляда, который проникал до самой души, тревожил и заставлял попытаться понять, что происходит. Но Ллойд совсем не хотел этого понимать! – Но должно же что-то остаться нам, – неуверенно произнёс он. – На первое время. Когда война кончится, мы…
– Милый, – не дослушала Беатрис, – ты отдашь Деллахи деньги. Все. Хорошо?
– Хорошо, – с сомнением выдавил он. – Хорошо, пусть так… Если ты с ними заодно, значит… значит, так тому и быть. Хозяин предуп…
– Ллойд! – осадила она.
– Нет! – покорно замотал он головой. – Нет, конечно, я знаю: ты любишь меня и желаешь мне только добра. Ты не предашь. Ведь не предашь?
– Бедный, бедный! – прошептала она со слезами на глазах. Как он тебя!..
– Хотела бы я тоже с вами, – обратилась Гленда к Деллахи. – Но ведь вы меня не возьмёте, я знаю. Да и толку от меня не будет никакого, только лишние заботы вам, понимаю.
– Мы в-вэ-э-вернёмся, Гленда, – ответил Деллахи. – Обещаю. И привезём доктора.
– Да, да, да, я вам верю, Деллахи, – закивала Гленда. – Я нисколько не сомневаюсь, что у вас всё получится. Мы будем ждать вас. Мы очень будем вас ждать! И Маленький будет ждать своего крёстного, правда, Остин? – она погладила ладонью живот, поморщилась. В глазах её стояли слёзы, но она не дала им воли. Добавила упавшим голосом: – Приводите помощь поскорее.
29. День двадцать третий. Нид Липси
Жизнь продолжается даже на острие копья. Даже когда копьё противника вошло тебе в живот и движется к позвоночнику, разрывая кишки, выворачивая селезёнку или разделяя надвое печень, даже тогда ты продолжаешь жить – бороться, надеяться и сопротивляться. И когда твой меч пронзает горло убившего тебя, ты издаёшь победный предсмертный клич. Ты радуешься тому, что остался непобеждённым – твой враг умер, и даже на минуту раньше тебя.
Нид Липси в своё время много читал, поэтому знал твёрдо, что жизнь тем слаще, чем очевидней близкая смерть. У него не было возможности убедиться в этом на собственном опыте. Пока не началась эта война. Пока он не оказался на этом острове смерти и умирающих. Теперь он мог с уверенностью сказать: да, книги не врут, оно действительно так и есть.
После самоубийства Маклахена он вдруг настолько остро осознал безысходность положения, что душу защипало, она задёргалась от боли и страха, забилась куда-то под солнечное сплетение и там дрожала – мелко и часто. А потом, когда они с Деллахи обнаружили давно убитую хозяином корову, ему всё стало ясно. Маклахен своим поступком и своим уходом давал понять Липси, им всем, что они не должны сидеть на этом острове в ожидании смерти. Они должны бежать отсюда, искать возможность выжить, пытаться не дать безнадежности просто взять и свести себя в могилу.
Беатрис говорила, что Маклахен повесился из-за маяка, потому, дескать, что маяк угас. Глупости. Он давно уже погас. Нет, хозяин просто пожертвовал своей жизнью и жизнью коровы ради них, чтобы подтолкнуть их к борьбе за выживание, заставить их следовать тому извечному инстинкту, о котором они почему-то забыли. И Липси внял призыву Маклахена.
Когда Деллахи собрался на материк, Липси нисколько не сомневался поначалу, что хромой тоже понял поступок хозяина. Но из последующего разговора один на один стало ясно, что безумец Деллахи и в самом деле намерен вернуться на остров. Ну что ж… Это его дело. А Липси возвращаться не собирался. Там, на материке, он либо сгорит в пекле войны, как тысячи и миллионы других, либо выживет, как сотни и тысячи сумевших выжить. По крайней мере, он сделает всё возможное для своего выживания, а не будет тоскливо ожидать смерти.
Ллойд помог им с Деллахи спустить лодку, перенести в неё и установить мотор.
– Осторожно! – поминутно призывал хромой, пока они спускали лодку на воду. – Осторожно с мэ-э-морем. Н-не намочите ног!
И это было правильно. Море выглядело совсем не той ласковой стихией, в которой так приятно было выкупаться когда-то. Та зловонная пена, которая покрывала тёмную воду, не сулила ничего хорошего, если её коснуться.
Беатрис и Ллойд стояли на берегу рядом, провожая их взглядами. Гленда не смогла выйти из комнаты, но её бледное лицо было видно в окне. Бедняжка! Девочка наверняка умрёт со дня на день, она не дождётся возвращения своего любимого папы Деллахи.
Уже когда они готовы были скрыться в тумане, Беатрис медленно подняла руку, махнула. Следом яростно замахал рукой этот безумец. Ему всё нипочём! Кажется, он не понимает, что обречён. Счастливчик.
Беатрис что-то крикнула, её слабый голос не смог пробиться через плотную завесу смога. Впрочем, можно было догадаться, что она крикнула. Это было "прощайте" или "возвращайтесь".
"Да, прощайте, Беатрис. Больше мы никогда не увидимся".
Они никогда больше не увидятся, потому что Липси и под страхом немедленной казни не вернётся сюда.
Отведя лодку ещё на пару десятков метров от берега, Деллахи дёрнул стартер. Дигатель попыхтел, но не проснулся. Деллахи дёрнул ещё раз. И ещё. Мотор наконец вздрогнул, заревел, выдыхая синеватый дым. Деллахи кивнул и уселся на скамейку в корме.
Он вёл лодку самым медленным ходом. В густом зловонном тумане, стоящем над морем, ориентиров не было никаких, так что хромой то и дело поглядывал на маленький компас в часах. Он бросил Липси брезентовую скатку:
– Н-накройтесь, Липси.
Липси послушно накрылся провонявшим горелой химией и плесенью полотном.
За бортом поднималась шапками рыжей пены тёмная, почти чёрная, вода. Там и тут попадались полусгнившие рыбьи туши и птичьи тела с распластанными крыльями, изъеденные то ли тленом, то ли химическим морем. Где-то через полчаса пути проплыла совсем рядом зловонная коровья туша – почернелая, безобразно раздувшаяся, с как будто обгрызенными рогами. При виде её Деллахи нахмурился, многозначительно покачал головой.
– Вы в самом деле собираетесь вернуться на остров? – спросил Липси.
– Судя п-по вашему в-вэ-э-вопросу, вы лично не с-собираетесь, – отозвался Деллахи.
– Конечно нет, – качнул головой Липси.
Деллахи кивнул, в очередной раз посмотрел на компас. Ничего не сказал.
– Вас это не смущает? – на всякий случай поинтересовался Липси.
– А п-почему это д-должно меня смущать? – пожал плечами хромой. – Вы м-можете распоряжаться с-сэ-э-своей жизнью, к-как вам угодно.
– Признаться, я поначалу думал, что вы просто хотите бежать с острова.
– Х-хочу, – снова кивнул Деллахи. – Он мне осточертел, п-признаться.
– Вот и славно! – обрадовался Липси. – Вдвоём нам будет гораздо проще извернуться. Много у нас денег?
– У вас – не знаю, – усмехнулся хромой.
– То есть? – опешил Липси. – Вы что же, решили прибрать себе всё?
– Д-да, – просто ответил хромой. – В-вэ-э-вам ничего н-не обломится.
– Но позвольте!..
– Н-на всякий случай… – перебил Деллахи. – В кармане у м-ме-е-меня пистолет.
Липси оторопел.
А ведь такой поворот событий надо было предвидеть! Он с самого начала знал, что этот рыжий совсем не прост. И тусклые намёки Маклахена Липси тоже не пропустил мимо ушей, он их запомнил.
И что теперь делать? Этот хромой наверняка ограбит его, и хорошо ещё, если не убьёт.
Ему очень живо представилось, как он плывёт по морю, подобно той корове – почерневший, раздувшийся, мёртвый, с изъеденным кислотой багрово-чёрным лицом.
Ну уж нет, на это он не согласен!
– Н-не бойтесь, Л-лэ-э… Л-лэ-э…
– Липси.
Этот мерзавец специально каждый раз спотыкается на его фамилии, Липси давно это понял. Форма издевательства, своеобразная месть.
– Липси, – кивнул Деллахи. – Не б-бойтесь, я не п-пэ-э-причиню вам никакого вреда, е-если вы будете в-вэ-э-вести себя разумно.
– Разумно? Что значит "разумно"?
– Т-то и значит. Мне п-пэ-э-плевать, собираетесь вы вернуться, или н-нет. Но если вы х-хэ-э-хотите дожить до б-берега, с-сидите на месте спокойно и н-не де-е-делайте глупостей.
Откуда-то потянуло гарью. Дышать и до этого было тяжело, почти невозможно из-за тяжёлого и плотного воздуха с кисло-жгучим вкусом. А теперь, когда поднявшийся ветерок принёс смрад то ли горелой резины, то ли пластика, Липси едва не задохнулся, а глаза его заслезились. Кружилась голова. Так кружилась, что он вцепился в борта лодки, боясь потерять сознание и вывалиться.
– Шторма не будет, как думаете? – спросил он, кое-как откашлявшись, едва ворочая языком. – Ветер поднялся.
– Ч-чёрт знает, – бросил Деллахи, даже не взглянув на небо.
– А когда мы будем на материке?
– Чёрт зэ-э-знает, – повторил Деллахи.
Говорить было больше не о чем. Липси знобило. Он получше завернулся в брезент, ссутулился, чтобы было не так холодно. Взгляд его упал на весло, лежащее вдоль борта. Оно было чёрное от воды, на нём медленно высыхали жёлто-серые разводы от осевшей на дереве пены.
Этим веслом вполне можно разнести кому-нибудь голову. Или сломать шею. Например, этому бандиту, что сидит у руля, щурясь в туман и то и дело поглядывая на компас.
Тут, правда, есть два "но". Во-первых, Липси совершенно не уверен, что сумеет улучить момент и в последний момент не струсит или не промахнётся. А во-вторых, даже если всё получится, и Деллахи окажется за бортом, то как Липси доберётся до большой земли? У него нет компаса и он совершенно не умеет управляться с лодочным мотором. А на вёслах он будет добираться бог весть сколько и неизвестно, доберётся ли когда-нибудь, или море задушит его.
– Можно хотя бы плыть побыстрей? – спросил он. – Дышать нечем. И очень холодно.
Деллахи бросил на него равнодушный взгляд, покачал головой:
– Н-нельзя. Если на п-пути попадётся что-нибудь н-нэ-э-наподобие бревна… Вы ведь не х-хотите к-ку-у-купаться, а, Липси?
Бандит рассмеялся. Потом достал из кармана сигару. Сигара оказалась поломанной. Деллахи долго смотрел на неё с сожалением.
– П-пэ-э-последняя, – произнёс он, глянув на Липси.
Аккуратно отделил поломавшуюся часть, положил её в карман. Щёлкнул зажигалкой, раскуривая остаток.
Над вонючим смертоносным морем поплыл сладкий аромат "Упманна".