– Да у них там вообще многое не просто, – умозаключила Фрэя.
– На самом деле «Big Father» или, как ещё по-другому их называли, «Big Daddy» – это прозвище одного передвижного модуля составной английской станции «Халли», – начал объяснять Ганс,– когда разработка программы только начиналась, Архип обратил внимание, что на фоне этих корпусов на четырёх лыжах сновигаторы выглядят, как их маленькие дети среди родителей по внешнему принципиальному сходству, оттуда и пошло это название. А позже, когда он арендовал у американцев одно из главных помещений на станции «Амундсен – Скотт» под головной офис, ему захотелось, чтобы сверху над входом было какая-нибудь фундаментальная фраза, как и положено в таких случаях у масонов и прочих сверх деятелей. Он долго выбирал из немецкого репертуара и латыни, пока американский посол не посоветовал ему очень простую и глобальную фразу, сочетающую в себе тот самый псевдоним модуля «Халли», ставший фразеологизмом и вошедший в историю программы. К тому же Архип Великий является первооснователем сновигатора, как нового типа транспортного средства, поэтому всё получилось достаточно логично.
– Ничего себе познания! – удивлённо протянул Хэлбокс.
– А почему он не захотел расположиться на отечественном «Востоке» с остальной базовой частью программы? – спросила Фрея.
– Говорят, это было своеобразным антимонопольным жестом, позицией некого аутсайдера что ли, чтобы русские не очень сильно задавались, что часто встречается среди управляющих структур. К тому же географическое положение прямо в центре Антарктики на самом деле является наиболее символичным в плане власти и управления, – ответил Ганс.
– Слушай, а почему он вообще «Великий» то? – обращаясь ко всем начал ëрничать Хэлбокс с некоторым раздражением.
– Да потому что не «Ужасный»! – пошутил Джонс и рассмеялся.
– Это ещё одна история, скорее слух о его якобы древних корнях, глубоко уходящих в дворянское сословие, приближенное к Королевскому Двору Великобритании. К тому же он начинал с псевдонима «Гросс», Архип Гросс, используя в качестве модели имена некоторых выдающихся людей в России, таких как, например, Константин Эрнст, что с немецкого буквально переводится, как Константин Серьёзный. Таким образом, он сформулировал свой псевдоним и стал Архипом Великим, хотя некоторые представители высокой ячейки до сих пор придерживаются мнения, что всё это не больше, чем намеренный пафос, связанный с особенностями его мировосприятия. Скандал в каком-то роде или намеренное желание вычурно поставить себя выше остальных, чтобы вызвать бурю негодований и смеха, – подробно объяснил Ганс.
– Подожди, Ганс, а откуда ты всё это так подробно знаешь? – спросил Джонс.
– У нас в Германии очень внимательно относятся к подробностям, – с гордостью пояснил Ганс.
– Хорошо! Убедил! – произнёс с недовольным равнодушием Хэлбокс, вставая из-за стола, – пойду спать, надоели эти виртуозные гимны Его Величеству, Король тоже мне Матиуш Первый нашёлся.
– Но, не зависимо от этого, платит он вам хорошо, должен заметить, – подчеркнул Ганс, заканчивая беседу, – позволить себе с двух вознаграждений за миссию личный дом на Крымском берегу, это привелегия не для среднего класса.
Группа разошлась по своим комнатам. В ночной тишине среди пустых коридоров станции под светом фонарей как прожекторов остался бодрствовать только один бронзовый Ленин на постаменте с вытянутой вперед кистью руки и устремленным взглядом, куда-то видимо в будущее.
ГЛАВА XXVII. ДИСТАНЦИЯ «Ленинградская – ЧАН БОГО»
На следующий день в двенадцать часов после завтрака оставшиеся пилоты вновь стартовали до станции «Чан Бого». Весь маршрут протяжённостью триста восемьдесят миль проходил по Земле Виктории вдоль побережья. Расчётный интервал времени находился в диапазоне от двух с половиной, до трех с половиной часов. Очерёдность вылета уже не имела никакого значения. На такой короткой дистанции можно было сразу рвать форсаж со старта и идти на намеренный обгон, как в принципе все и поступили. Ситуация накалялась. Для Джонса и Фрэи наступал не самый лучший момент в отношениях, к тому же было ясно, что если один из них проиграет эту гонку, то второму придётся сражаться один на один с Гансом на следующей достаточно сложной и продолжительной дистанции. Ганс явно не собирался проигрывать и в этот раз тем более, он удерживал достаточно преимущественную позицию и уверено шёл впереди. «Space Shark» Фреи хоть и был самой новой модернизированной моделью среди остальных сновигаторов, всё равно уступал по динамике и мощности разгона «Быстрому Вектору» Джонса. К тому же Джонс был профессиональным пилотом, а Фрея военным инженером строителем подземных коммуникаций.
Необходимо было особенно рационально подойти к вопросу о том, кто из них должен продолжить гонку. В то же время сделать это необходимо было ненавячиво без каких-либо заранее спланированных договоренностей, нарушающих протокол. А так же, не смотря на то, что Джонс выступал как-бы первым претендентом в этом вопросе, Фрэя обладала серьёзными лидерскими качествами и как офицер не могла просто так согласиться на поражение. Она также не имела право исключать и их общую с Джонсом победу, то есть по-сути проигрыш Ганса, так как была хорошо обучена всегда вести борьбу и, не в коем случае, не поддаваться видимым преимуществам врага, как критически опасным предубеждениям. В действительности сказывалось ещё и то, что трасса всё-таки была не известна никому и не была настолько прямолинейно ровной, как предыдущая дистанция. Этот факт не исключал риска случайного выхода с дистанции любого сновигатора и здесь ситуация становилась ещё хуже. С одной стороны, им с Джонсом вдвоем было бы лучше расслабиться и аккуратно дойти до «Чан Бого», где Джонс бы победил и продолжил более сложный заезд с Гансом уже в ожесточённой борьбе, имея явные преимущества. С другой – никаких гарантий на текущем маршруте в данный момент не было, и результат мог бы стать гораздо худшим, чем прежде спланированный. Время тем самым неумолимо шло, форсаж кончался, а случайно победить Джонса, и остаться наедине с Гансом было одним из самых плохих решений. Сговариваться между собой или скрытно планировать что-либо за спинами третьих лиц не входило в привычки обоих, оставалось только одно, а вернее ничего другого, как только дальше продолжать этот скоростной штурм, рискуя и стараясь по-настоящему изо всех сил.
– Ну и как тебе это, Фрэя?! – спросил внезапно Джонс.
– Да уж!.. Вся тяжесть наказания Архипа проявилась под конец, – ответила она ему.
– Всё так и должно быть! – заявил Ганс, – именно это и есть настоящая, честная гонка, именно так и воспитывается характер, и определяются лидеры, всё остальное – всего лишь попытки, подтасовки и фэйк.
– Будь что будет! – подумала Фрэя и выжала гашетку форсажа ещё сильнее, решив обогнать Ганса.
– Даже не пытайся! – жёстко предупредил он её и тоже ускорился.
Да, несомненно, Ганс был одним из лучших. Следуя по достаточно проблемной местности, он безупречно пилотировал на форсаже, не допуская ни одной ошибки. Сколько бы попыток не предпринимала Фрэя обойти соперника, Ганс всё равно прочно удерживал линию первенства. Джонс тоже не оставал, но и не лез вперёд, как Фрэя. Он решил отложить возможный рывок на случай, если Фрэе всё-таки удастся обогнать Ганса. В этом случае он однозначно бы пошёл на обгон. Дистанция подходила к концу, и Джонс сделав несколько приблизительных расчётов, начал предфинишную атаку обоих пилотов безвыборочно. Медленно и плавно сновигатор Фрэи начал оставаться позади, не смотря на все её усилия. Ей стало немножко обидно, что машина не позволяет развить достаточной мощности, но она не сдавалась, рассчитывая на возможную ошибку в пилотировании Ганса, и продолжала свою упорную борьбу. Гонка подходила к концу, результат был очевиден, в четырнадцать сорок пять Фрэя зашла в коридор стартового полигона «Чан Бого», завершая финишную тройку.
ГЛАВА XXVIII. СТАНЦИЯ «ЧАН БОГО»
Станция № 85 «Чан Бого» (Chan Bogo) Южная Корея 620 ю.ш. 580 з.д. была открыта 12 февраля 2014 года. Находится в Юго-Восточной части Антарктиды на Земле Виктории. Среднегодовая температура на станции около -140 С.
Одной из самых продвинутых в архитектурно дизайнерском плане была, несомненно, Южно Корейская станция «Чан Бого», которая располагалась на побережье моря Росса Тихого океана и была названа в честь корейского военноначальника девятого века. Конфигурация внешнего корпуса станции была выполнена виде трёх лучевой звезды, что делало её похожей на инопланетный космический корабль или инопланетную космическую станцию. Это в свою очередь придавало некий прогрессивно эволюционный оттенок фантастического будущего.
На станции наших пилотов встретил кореец Тхай Шин. Дальнеший план действий ничем не отличался от предыдущих расписаний. Обед, экскурсия по станции, свободное время, ужин и сон. Несомненно, внутри станция была настолько же прекрасна, как и снаружи. Корейские дизайнеры работали в современных футуристичных направлениях. Техническое оснащение постоянно модернизировалось и содержало экспериментальные новинки. Все двери на станции, например, были автоматическими. Очень часто использовались настенные сенсорные экраны информационной поддержки и управления климатом в отдельных помещениях и секторах, на которых можно было узнать всё что угодно, от погоды до обеденного меню. К примеру, в холле, в зоне отдыха, подобно тому, где Фрея общалась с Гансом и Йозефом на станции «САНАЭ IV», можно было настроить отдельные параметры температуры окружающего воздуха, интенсивность освещения и количество ионизированного кислорода в воздухе с одного такого сенсорного терминала, не зависимо от всего остального пространства.
Иллюминация на терминалах вообще настраивалась с использованием эквалайзера, что позволяло с легкостью добиться неповторимого эффекта, просто предвигая полоску на экране. Также можно было программировать свет на сопровождение, когда он загорался и гас волной вслед за идущим. Таким образом, можно было контролировать любые передвижения на станции по ночам, правда, для чего это было нужно Тхай Шин не смог конкретно объяснить, в идеологии их прогрессивного развития был заложен принцип непрерывного эксперимента. Так, например, считалось, что одним из вариантов достижения прогресса может являться возникновение нового из множества экспериментальных форм над уже существующим, не зависимо от установки конкретных целей. В итоге получалось действительно интересно, легко, комфортно и непривычно, что сильно отличало обстановку от технических и дизайнерских стандартов остальных станций. В комнатах и зонах отдыха обязательным были планшеты с доступом к высокоскоростному интернету, как и на других станциях. Отличительной особенностью являлась возможность просматривать в режиме он-лайн здание станции с прилегающей территорией снаружи с разных ракурсов. К примеру, лёжа у себя в комнате на диване можно было наблюдать, как подъезжают и паркуются сновигаторы на стартовом полигоне или у входа на станцию. Одной из камер были три полностью автоматических квадрокоптера, которые сменяли друг друга для подзарядки, использовали запрограмированный маршрут полета, включая взлёт и посадку, и поднимались вверх над станцией на высоту семидесяти метров, совершая круговой обзор, в зависимости от погодных условий.
– Ты сильно расстроилась? – спросил Джонс Фрэю после обеда.
– Да всё в порядке, я даже чувствую какое-то облегчение, – ответила она ему.
– В любом случае у нас с тобой целый день и мы можем провести его вдвоём, – продолжал Джонс.
– Мне очень приятно, что ты действительно об этом думаешь, – ответила Фрея, – интересно, сколько уйдет времени, чтобы спокойно доехать до «Амундсен-Скотт»?
– Ты о чём? – переспросил Джонс.
– Я получаюсь последняя, кого будут ждать там перед стартом на «Восток». Не люблю, когда меня ждёт много людей. К тому же, я никогда не была на Амундсене. Говорят, там очень интересные и красивые тренировочные равнины вокруг станции, хочу посмотреть и покататься. Если честно, я не отказалась бы побывать в «Big Father House», если пустят, конечно.
– Ты собираешься придти в приёмную и попросить разрешение у секретаря?
– Не знаю, а ты думаешь, это выглядит не серьёзно?
– Всё зависит от того, насколько лояльно к этому отнесётся Архип Великий. Но мне почему-то кажется, что он захочет с нами познакомиться и всех нас там соберёт. Ты вообще его видела когда-нибудь?
– Один раз, мельком, в самом начале наших полярных тренировок. Он прилетал на «Беллингаузен» посмотреть, на что похожи наши первые попытки групповых заездов.
– И как он тебе?
– Подозрительно молодо выглядит для своих лет.
– А сколько ему?
– Разменял шестой десяток, но на вид лет сорок не больше.
– Он что тогда не познакомился с вами?
– Нет, ты что! Их прилетело человек пять, один был с красивой девушкой, толи дочерью, толи подругой. Нас к ним не допускали и не знакомили.
– Почему?
– Не знаю, возможно, не были уверены, что мы справимся. Хотели подождать какого-то конкретного результата. Очень долго решался вопрос, из какого контингента набирать состав команды для миссии.
– А в чём состояла проблема?
– Нужны были военные инженеры в звании с хорошими физическими данными для перегрузок и экстренных ситуаций с навыками професионального вождения или пилотирования.
– Так набрали бы военных лётчиков, да и всё.
– Во-первых, не каждый согласится добровольно поехать в Антарктиду от семьи, рисковать здоровьем и жизнью в экспериментальном проекте. Во-вторых, необходимо было понять, сможет ли обычный человек без навыков управления машиной на высокой скорости, как лётчики авиации, освоить управление сновигатором и насколько быстро это произойдёт, так как для развития индустрии это был самый главный фактор.
– Теперь мне всё понятно, – ответил Джонс.
– Ладно, пошли – пройдёмся перед сном, – сказала Фрэя и, встав из-за стола, потянула Джонса за руку.
А за соседним столом в своей обычной позе с вытянутыми ногами сидел Ганс, медленно допивая свой кофе, и совершенно отвлечённо и задумчиво смотрел куда-то перед собой.
ГЛАВА XXIX. ДИСТАНЦИИ «Чан Бого – Амундсен Скотт»
Джонс проснулся на час раньше запланированного времени. Он ещё долго лежал и просто смотрел на спящую рядом с ним Фрэю. Его мысли о предстоящем состязании переплетались с чувствами ответственности за победу, от которой зависило не только его с Фрэей будущее, но и будущее всех членов команды. Просто получить вознаграждение за миссию было недостаточно, необходимо было однозначно придти первым, чтобы в дальнейшем иметь стопроцентную возможность участвовать в последующих проектах программы, ведь она только начала развиваться, а значит, у неё было долгое и интересное будущее. За пятнадцать минут до того, как их должны были разбудить по громкой связи в его комнате, он аккуратно встал и отключил её через управление на сенсорном мониторе «интеллектуального помощника», встроенного в стене, чтобы не разбудить Фрэю, которая продолжала мирно спать. Он оделся и осторожно поцеловал её перед выходом. Фрэя поёжилась и что-то промямлила во сне. Джонс абсолютно спокойно и собранно покинул комнату с осознанием того, что ему предстоит ещё увидется с Гансом за завтраком.
При встрече Ганс протянул ему руку и сделал лёгкий кивок головой, в качестве приветствия. Они сели как обычно за разными столами, времени было девять пятнадцать утра, до старта оставалось сорок пять минут.
– Скажите, Джонс, – обратился Ганс, – сейчас на «Амундсен-Скотт» пять, а всего вместе с вашей подругой здесь шесть человек, судьба которых полностью зависит от вас, не так ли?
– Абсолютно верно, – спокойно ответил Джонс.
– Вы испытываете какие-нибудь особые чувства по этому поводу?
– Не больше, чем просто осознание ответственности.
– Не сочтите мое любопытство назойливым, я просто хочу понять, у кого из нас сильнее обоснованность к победе.
– Зачем? – поинтересовался Джонс.
– Существует мнение, что из двух одинаково сильных соперников побеждает тот, у кого обоснование к победе сильнее.
– А какое ваше обоснование? – опять спросил Джонс.
– Хм…– задумчиво произнес Ганс, – если сегодня к финишу я приду первым, меня наградят Офицерским Крестом «Ордена за заслуги перед Федеративной Республикой Германия», – с гордостью и очень серьёзно ответил Ганс.
– Ммм-да… – подумал про себя Джонс, – у меня здесь шесть человек, плюс я, и все хотят продлить контракт, чтобы не потерять бабло, а тут всего лишь какой-то крест.
– А у вас, конечно, всё сводится к сохранению контракта, то есть высокому, стабильному материальному обеспечению с престижным социальным уровнем, не так ли? – продолжил Ганс с улыбкой на лице.
– Не скрою, это действительно так, – ответил Джонс.
– В связи с этим у меня возникает ещё один вопрос. Скажите, если бы вас сегодня ожидала аналогичная награда за победу, только естественно от вашего государства, обоснование стало бы больше или меньше?
На этом месте Джонс начал понимать, что его пытаются морально вскрыть на неприятном сравнении в вопросах собственного достоинства, причём очень каверзным способом. Но он не растерялся и спокойно ответил, не теряя ритма диалога:
– Признаюсь, после того, как возник данный вопрос, то конечно, обоснование было бы максимальным. Но должен заметить, что мы говорим о разных по своему принципу факторах ответственности. Моё командование требует от меня профессионального выполнения поставленных перед нашей миссией задач, а ваше руководство предложило вам отбить у нас линию первенства, чтобы стать основой в подборе контингента для будующих программ. Между нашими целями огромная разница.
– Я всего лишь хочу, чтобы сегодня каждый хорошо понимал, ради чего будет происходить эта схватка. Это придаст ей откровенности и остроты, она должна быть настоящей и честной, чтобы стать запоминающейся. Ведь честное поражение ничем не хуже честной победы, – закончил свою мысль Ганс с выражением некоторого внезапного порыва откровенности.
Джонс понял, что имел в виду Ганс. Его настрой открывал представление о сущности противоположной силы, заранее одновременно подготавливал к тяжёлой борьбе и давал право на гордое поражение. Чувство, которое возникало при этом, не относилось к чувствам дружелюбия, но полностью позволяло откровенно желать друг другу удачи.
Стоя перед выходом со станции пилоты ещё раз обменялись рукопожатиями и, надев гермошлемы, двинулись к своим сновигаторам.
Диспетчер незамедлительно представился после того, как захлопнулись кабины, и прошла загрузка основных бортовых систем. Практически весь маршрут в одну тысячу двести тридцать восемь и шесть десятых мили проходил через Трансантарктические горы, огибая с правой стороны шельфовый ледник Росса, и заканчивался на Полярном Плато в самом центре Антарктики. Время следования было рассчитано с большим интервалом от восьми до двенадцати с половиной часов, с поправкой на очень сложный рельеф прохождения дистанции. По погоде особых замечаний не было, кроме того, что на весь маршрут обещали пасмурное небо.
Временной интервал между стартами решено было исключить полностью, оба пилота в этот раз стартовали одновременно, полигон спокойно позволял это сделать. Таким образом, перед пилотами открывалась невесёлая перспектива десять часов подряд толкаться, обгонять и подрезать друг друга на опасных виражах в неизвестных «коридорах» среди горных хребтов. Можно было использовать сразу несколько тактик прохождения, но с учетом полнейшего отсутствия какой-либо информации о структуре ландшафта каньонов, определиться было практически не возможно, и все решения могли быть приняты только во время гонки.
Момент наступал по истине грандиозный. Два военных лётчика одинакового возраста и лётного стажа из разных стран, не одно десятилетие находящихся в тесном конкурентном сотрудничестве, на двух разных сновигаторах: первом, собранном в извесных немецких мастерских, имеющих легендарное имя в истории машиностроения и другом, выполненном в российском бюро высоких технологий по спецзаказу, являющемуся новейшей экспериментальной разработкой в сфере высокоскоростного транспорта, стояли сейчас на одной стартовой прямой с разогретыми до максимума двигателями, готовые в любой момент сорваться вперёд, для того чтобы выяснить, кто из них всё-таки сильнее, быстрее и профессиональней.
В эфире прошла команда диспетчера на первую готовность перед стартом.
Включился обратный отсчёт. И вот сновигаторы начали динамично разгоняться параллельно друг другу. Пилоты тонули в своих лётных глубоких кожаных креслах около минуты, пока машины набирали свою максимальную скорость в двести узлов по прямой. До входа в зону горных Трансантарктических хребтов они могли свободно двигаться на такой скорости ещё около десяти миль.
Пока они шли так около получаса, Ганс решил ещё кое-что сказать Джонсу:
– Ты знаешь, Джонс, что у тебя есть реальное преимущество в этой гонке передо мной.
Джонсу стало интересно:
– И какое же?
– Сейчас за тебя болеют сразу пять человек, а за меня ни одного, – ответил он.
– Но позволь, разве за тебя не болеет вся Германия, – возразил Джонс.
– Это так, но никто из них не находится сейчас конкретно на «Амундсен-Скотт».
– А разве это имеет какое-то значение? – поинтерсовался Джонс.
– Конечно! – ответил Ганс, – с точки зрения кармической энергетики и всего остального за пределами материи это просто бомба. Только представь, что в пункте «А» собралась целая куча людей, которая одновременно и очень сильно массой своего сознания искренне до глубины души желает, чтобы ты приехал к ним первый, а я вообще не приехал. Как тебе такая теория? Этот принцип определяет поведение игроков во время соревнований, когда воля толпы действует как допинг и влияет на итог игры.
– Слушай, ну ты меня только что поставил в неловкое положение, – начал Джонс, но не успел продолжить, так как Ганс перебил его.
– Да ладно я пошутил! – и Ганс от души расхохотался, – хотя это действительно так, будем считать, что я дал тебе фору.
– О.к.! – сказал Джонс.
Пилоты заходили в зону хребтов, начинались крутые виражи на затяжных поворотах с боковыми подъёмами, прыжками и уходами в короткие коридоры. «Коридорами» назывались области дистанции между склонами холмов, они были разной ширины и сложности. По-сути весь путь в этой зоне был следованием по такому коридору, который образовывался в результате естественного выбора маршрута пилотом.
Скорость резко упала, что было естественно, и теперь не превышала сто тридцать узлов. Ганс ушёл вперед, приходилось постоянно маневрировать, чтобы уходить от снежного хвоста, который оставался за его сновигатором и абсолютно снижал видимость. Он хорошо подбирал маршрут, не оставляя логического выбора для ухода по другому пути. УЗС, он же ультразвуковой сонар, очень плохо работал в такой местности, упираясь матрицей снимков в близлежащие склоны гор.
После двух часов езды по сложным ландшафтам Джонс приноровился к манёврам, свойственным для этой области и как опытный пилот начал приблизительно разрабатывать дальнейшую стратегию, исходя из оставшегося расстояния до выхода из области горных хребтов и количества форсажной смеси в баке. Всё это время он параллельно вёл машину, не снижая скорости, что серьёзно усложняло весь процесс, так как все расчёты было необходимо производить с учётом постоянного уменьшения расстояния, отвлекаясь на показания приборов и переключая масштабы навигационных карт. Иногда он едва успевал уходить в сложный вираж на очередном повороте, рискуя потерять управление и врезаться в массивы снега на склонах. Результатом его вычислений стал следующий алгоритм действий. От точки окончания области горных хребтов до конечного сектора, где находилась станция, было чуть больше двухсот миль по предположительно ровной поверхности маршрута. Это расстояние необходимо было использовать как максимально эффективное для разгона. Значит, большую часть форсажа надо было использовать именно там, а до этого постараться не сильно отстать от Ганса. Оставалось самое главное и весёлое в то же время, – дело в том, что проходить область хребтов было не обязательно, следуя в очереди одним маршрутом друг за другом. Можно было уйти в другие параллельные «коридоры», в любую сторону, и это даже значительно сняло бы напряжение в гонке. Но существовал классический для всех водителей приём пристраиваться сзади и спокойно следовать за ведущим, попутно обходя его ошибки в управлении. Каламбур заключался в том, что Гансу это также было известно, как и Джонсу и оба это хорошо понимали. Гансу наверняка бы не понравилось, если бы его соперник постоянно использовал проложенный им маршрут до точки возможного разгона и постарался бы оторваться или прибегнуть к хитрому манёвру ухода на другой коридор, чтобы остаться один. Также самостоятельный одиночный уход в другой коридор являлся как бы лотереей, ведь на дистанции с общей продолжительностью выигрывал тот, кто делал меньше маневров в поворотах и объездах, а также спусков и подъемов, так как для этого приходилось постоянно снижать скорость и разгоняться вновь. Неизвестным также оставался процент ошибок в пилотировании у Ганса, который довольно резво управлялся с препятствиями, поэтому Джонс решил большую часть горных хребтов проследовать за ним, попутно изучая манеру его езды. Затем, после половины пройденного маршрута, уйти в соседний коридор на удачу и проследовать до выхода из него как можно быстрее, максимально сконцентрировавшись. По его расчёту, к этому времени Ганс порядком бы утомился от сложных маневров, и стал бы двигаться значительно медленнее, а он бы только как раз начал усиленно работать и, как говорится, со свежими силами преодолел оставшееся расстояние.
Чтобы не выдать свой план действий и не привлекать особого внимания к своей тактике преследования, Джонс решил остаток расстояния до своего ухода в другой коридор потратить на ложные попытки периодических обгонов, тем самым давая понять, что он якобы хочет обогнать Ганса и просто уйти вперёд, создавая иллюзию какого-то постоянного действия и отвлекая внимание от настоящих целей обычного следования за Гансом по проложенному им пути. Для этого приходилось иногда очень аккуратно использовать форсаж, чтобы не потратить его слишком много. Джонс ускорялся и заходил на обгон по склонам сбоку, но умышленно не завершал манёвр, а отступал назад перед очередным поворотом, чтобы не столкнуться со сновигатором Ганса, и так каждый раз при достаточно удобной возможности. Этот способ действительно оказался успешным. Удручённый участью первопроходца, Ганс не то чтобы не предполагал тактические схемы Джонса, а вообще не мог понять, чего он добивается. К тому же уступать ему лидерство в коридоре он не был намерен исходя из общих понятий о предотвращении возможных угроз.
Гонка входила в свой миттельшпиль. Пилоты хорошо размялись, и теперь, были одним целым со своими машинами. Реакции стали быстрее, натиск и скорость потихоньку нарастали. Наконец, на шестьсот пятидесятой мили маршрута, выйдя на очередное плато, Джонс увидел уход в другой коридор с хорошим углом захода. Он не стал терять времени на раздумья и, чуть добавив форсажа, резко отклонился от прежнего курса. На форсажном разгоне по ровной поверхности с хорошим острым углом отклонения он быстро сравнялся с Гансом, и их сновигаторы практически одновременно скрылись в разных коридорах. Теперь от Джонса требовалась максимальная отдача, это был его личный маршрут и только от его внимательности, скорости и профессионализма зависило успешное его прохождение. По своей сложности, как он заметил в первые двадцать минут следования, его коридор ничем не отличался от предыдущего, где всем заправлял Ганс. Но впоследствии Джонс обратил внимание, что углы в поворотах были более тупые, а всего уходов в сложные манёвры стало меньше, и это его действительно начало радовать. Всё складывалось хорошо, хотя конечно он понимал, что у Ганса вполне могло быть гораздо лучше. На фоне происходящего, Джонса начала посещать мысль о том, что ландшафт горных хребтов имеет свойство рассеивать сложность рельефа и снижать крутизну склонов в зависимости от удаленности от его центра протяженности. Иными словами, по краям коридоры были проще, чем в центре, но он не был уверен в этом до конца, так как не обладал широкими познаниями в геологии. Оставалось только одно, – дождаться выхода из зоны хребтов и убедиться в полученном результате по факту. Это ещё больше интриговало и вызывало страсть к быстрейшему прохождению данной дистанции.
Точки на радаре, соответствующие местоположению сновигаторов в пути, как назло не отставали друг от друга. Цифры на панели навигации предупреждали о скором выходе из зоны Трансантарктических хребтов, показывая зелёным цветом математическую разницу между основным расстоянием красного цвета и фактически пройденным – синего. Наконец,
впереди начала открываться просторная свобода снежной равнины. Джонс добавил форсажа и через пять минут вылетел на неё, с невероятным облегчением оставляя за собой самую тяжёлую и сложную часть их маршрута. Девять с половиной часов постоянного напряжения в управлении сновигатором не могли остаться не замеченными. Джонс встал на курс и начал плавно набирать скорость, понемногу добавляя форсаж. Теперь всё зависило от скоростных способностей сновигаторов и количества оставшейся в баке форсажной смеси. Джонс отчётливо наблюдал сновигатор Ганса на радаре, но никак не мог его разглядеть. К слову оцифровка показаний на радарах относительно других машин давалась с достаточной погрешностью, и сновигатор Ганса мог вполне отставать на двести – триста метров, находясь в боковой дистанции от сновигатора Джонса на расстоянии мили. Начинало смеркаться, огромная распростёртая равнина превращалась на горизонте из светло-голубой в тёмно-синию. Джонс включил фары, длинные острые лучи белого света разрезали темнеющее пространство впереди как лазеры, покачиваясь вверх – вниз при прохождении сновигатором очередного вертикального препятствия.
Внезапно откуда-то сзади и слева вдалеке также показались световые лучи от фар сновигатора Ганса. Джонс резко посмотрел назад и увидел, что Ганс действительно отстал от него на небольшое расстояние и пытается на форсаже нагнать его, постепенно сужая угол с боковой дистанции по отношению к нему. Он кинул взгляд на панель навигации, – до финишной прямой оставалось двигаться около пятидесяти миль. Потом он перевёл свой взгляд на цифровой индикатор уровня форсажной смеси, её запаса хватило бы на семь, может быть восемь минут максимальной подачи. Это говорило о том, что через десять минут можно было смело включать его и двигаться так до самого конца на перегруженных форсажем нагнетателях, что несомненно предвещало победу. Однако возникала очень неприятная и сложная проблема, – что делать эти десять минут, в то время как Ганс настойчиво приближался к нему, пытаясь вырваться вперед? Прикинув время, за которое Ганс должен был с ним поравнятся, Джонс рассчитал, что резко набирать ускорение было бы не так выгодно, как удерживать дистанцию разрыва, плавно расходуя форсаж, так как остаток пути на финише в самом худшем случае можно было бы дойти и на инерции разгона. Джонс начал понемногу добавлять форсаж, его сновигатор заметно ускорялся, не давая приблизиться Гансу. Внезано он понял, что Ганс опять стал настигать его, но уже более агрессивно, что свидетельствовало о его серьёзных намерениях. Тогда Джонс ещё больше увеличил подачу. Постепенно всё перерастало в ожесточённую схватку перед самым финишем и уже через пять минут обе машины были разогнаны до предела, серьёзно подпрыгивая на малейших неровностях поверхности снежного плато. Чувства жёсткой конкуренции и эмоции азарта нахлынули внезапно как никогда. Внимание к трассе и показаниям на приборах было настолько острым, что на лбу начинал выступать пот, а глаза тяжело резало при каждом переводе взгляда от повышенного давления в капиллярах. Обстановка нагнеталась не только на психологическом, но и на физиологическом уровне. В какой-то момент Джонсу начало казаться, что он находится в другом измерении, не на Земле и не в своей обычной жизни, а в этой сумасшедшей адской обстановке внутри сновигатора или даже внутри высокоскоростного потока вокруг него. Он переживал такое чувство, как будто эта новая реальность завладела им, зациклилась и не хочет отпускать его обратно. Бортовой компьютер начал сигнализировать аномальное повышение температуры его тела и автоматически включил систему жизнеобеспечения на принудительное охлаждение лётного комбинизона. По телу прошла приятная волна свежей прохлады, в лицо внутри гермошлема задули две тонкие струйки холодого воздуха. Наконец, штурманбот сообщил о приближении к конечной фазе их маршрута.