Жизнь на стипендию в Питере
К моменту окончания школы, я твёрдо решил покинуть свой родной город. Целью был выбран Ленинград, в основном, потому что там жил мой дядя со своей семьёй. Блата ни у меня, ни у дяди не было и в помине, просто хорошо было иметь хоть кого-то знакомого в то неспокойное время.
История поступления в финансово-экономический институт имени Вознесенского (в просторечии – финэк), безусловно, заслуживает отдельного повествования, а здесь, как и обещано, речь пойдёт о деньгах. А именно о стипендии как источнике финансирования жизни студента.
При советской власти стипендии были не очень большие, рублей двадцать максимум. Отличники и активисты получали чуть больше, но ненамного. Однако к моменту моего поступления, советская власть уже почти закончилась, а новая пока не началась. Так что получали мы те же двадцать рублей, но уже с задержками. В 1992 инфляция разогналась до двадцати с лишком процентов в месяц, что значительно обесценило те двадцать рублей, что нам причитались. Чтобы не быть голословным – простой пример: сейчас одна поездка в питерском метро стоит 27 рублей. А тогда стоила 5 копеек. Учитывая деноминацию 1998 года, получается, что метро подорожало в пятьсот сорок тысяч раз. Это и есть инфляция.
Наш курс был последним, который был отправлен на картошку. На двери факультета, рядом со списком зачисленных, почти сразу же вывесили приказ об обязательной учебной командировке в деревню Худанки “для помощи подшефному совхозу”. Из 130 зачисленных студентов, приехали человек 80 – остальные откосили по здоровью или ещё бог знает как. По приезду, кого-то отписали работать на кухню, человек десять самых здоровых парней записались в грузчики, остальных разбили на пять бригад для полевых работ.
Предполагалось, что каждая бригада выберет своего бригадира. Когда мы отошли в сторонку, оказалось, что желающих стать бригадиром нет. Одна из девушек, весьма симпатичная Вероничка, непофеминистски заявила, что руководителем должен быть мужчина. Особых возражений не последовало. Вместо этого повисла странно-гнетущая тишина. Тут один из студентов, с кем я успел познакомится в пути, сказал как бы в шутку: “Лёха, давай ты бригадиром будешь – у тебя вон и куртка бригадирская уже есть!” Неожиданно идею поддержали. Я совсем не возражал, отчасти из-за того, что потёртая кожаная куртка комиссарского фасона, найденная в дядиной кладовке, выглядела действительно круто. Так или иначе, вскоре я отправился к начальству докладывать о своём избрании.
Это решение оказалось весьма выгодным с денежной точки зрения – в последствии за четыре недели работы нам заплатили где-то по восемьдесят рублей. А бригадирам выплатили в два раза больше. Так я в первый раз заработал, “управляя” трудом других людей.
Колхозные деньги очень быстро закончились, а стипендии тогда хватало только на покупку проездного, да пачку сигарет с фильтром. На остальное уже не оставалось. Родители, конечно, помогали как могли. Но даже это было не просто – пересылать деньги по почте было очень рискованно – однажды мне пришлось ходить за переводом в почтовое отделение каждый день в течении почти трёх недель: каждый раз я натыкался на маленькую рукописную табличку "Сегодня выплаты не производятся из-за отсутствия денег в кассе".
Чтобы избежать подобных ситуаций и уберечься от инфляции, деньги передавали со знакомыми проводниками. По телефону мама говорила какого числа прибывает поезд и в каком вагоне находится нужный проводник с ценным конвертом или даже свёртком с продуктами. А я должен был вовремя прибыть на платформу и получить передачу. Однажды я потерял бумажку с записанным координатами места встречи. Мне пришлось почти час ходить по платформе с небольшим листочком в руках, на которым было написано большими буквами “Алексей Субботин”. Не лучший момент в моей жизни, но запоминающийся!
В один из таких дней я продал свой ваучер – маленький голубоватый листочек бумаги мне выдали в паспортном столе по месту прописки. Так как мы учились в экономическом вузе дебаты о наилучшем применении внезапно свалившегося на наши головы богатства шли не шуточные. Однако, для нас как студентов вариантов использования ваучера было ровно три: отдать родителям, вложить в один из множества сомнительных чековых фондов или продать. Не спрашивая родителей, я выбрал третий вариант, показавшийся мне самым честным – в результате я получил за свою долю имущества великой страны сумму эквивалентную нескольким бутылкам водки. Впрочем, это было хоть что-то, поскольку все "продвинутые" инвесторы, отдавшие свои ваучеры в "инвестиционные" фонды не получили вообще ничего.
Помню, как на первом курсе я впервые увидел доллары. Мои соседи по комнате, двоюродные братья, которых все называли Братья Габс, занялись коммерцией – стали возить сигареты в родную деревню старшего из братьев, которая находилась где-то на дальнем Севере, в трёх днях пути от Питера. Товары понемногу закупались на рынке, потом мы всей тусовкой ездили провожать братьев до поезда, через неделю они возвращались, как правило с деньгами, и устраивали грандиозную пьянку.
Однажды они вернулись с большой пачкой новеньких рублей. Ближе к вечеру, старший из братьев заговорщицким голосом спросил у меня, знаю ли я кого-нибудь, кто смог бы обменять их на доллары. К тому времени мой круг общения был более разнообразным, чем у братьев, поэтому я обещал узнать что к чему. На следующий день, в курилке у туалета я поинтересовался возможностью обмена. Мои знакомые тут же, как заправские менялы, обозначили мне курс, который напрямую зависел от суммы денег, подлежащей обмену. На следующей перемене я донёс эту информацию до старшего из братьев – условия были подходящие, поэтому я был уполномочен организовать сделку.
В назначенный час, перед семинаром по статистике, в кабинет вошли старший Габс и мой приятель с баксами. Я представил их друг другу, ещё раз озвучил условия сделки, для уверенности пересчитав на калькуляторе нужные суммы. После этого последовал обмен купюрами и непосредственно перед звонком оба “бизнесмена” покинули аудиторию. Я занял своё место и тут же поймал на себе пристальный взгляд преподавателя.
Вечером, сидя в комнате, мы пристально рассматривали зелёные бумажки. Тёрли их пальцами, принюхивались, просвечивали на свет, складывали цифры в номерах и вчитывались в фамилии президентов и прочие метафизические надписи, которых, надо отметить, на долларовых бумажках было огромное количество.
”Вот они какие, настоящие деньги!” – звучало у меня в голове. Я понимал, что деньги не мои – но сам факт, что я держал в руках настоящую стодолларовую купюру внушал надежду. Братья лучились от счастья, строя планы по удвоению лежавшей перед ними суммы. Однако, вскоре радость сменилась тревогой: “Надо их куда-то спрятать!” – тут же спохватился младший из братьев. “Лёша! Никому ни слова!” – растерянно смотрел он в мою сторону.
“Не беспокойся!” – размеренно ответил я. Пара сотен баксов были явно недостаточны, чтобы привлечь внимание серьёзных преступников. А среди моих знакомых уже были люди, обладавшие определёнными связями среди братвы. Гена, один из моих лучших друзей, живший в общаге этажом ниже, иногда ездил на большом джипе с бригадой мордоворотов, “охраняя” какие-то торговые точки. При этом Гена не только владел чёрным поясом по карате и увлекался кикбоксингом; имея пытливый ум он также постигал “понятия” – тогдашние законы криминального мира.
По вечерам, мы с ним частенько курили у окна в коридоре, обсуждая перипетии студенческой жизни, а также сюрреалистичность происходящего вокруг нас. Долгими вечерами мой друг объяснял мне что означает быть “барыгой”, кто такие “нормальные пацаны”, чем занимается “крыша”. Что можно и что нельзя делать. Как себя вести, если попал под “наезд”. По его словам, до тех пор пока я не сделал ничего предосудительного с точки зрения “понятий” и могу разговаривать на “пацанском” языке, то мне не о чем беспокоится.
Не помню уже что конкретно на это повлияло: то ли отсутствие первоначального капитала и каналов сбыта, помноженное на понимание всех опасностей, которым подвергался любой коммерсант в те дикие годы, а может просто из-за природной лени, но в тот вечер я решил, что не буду пытаться заниматься торговым бизнесом или навязываться в компаньоны к братьям. Неизвестно откуда взявшийся внутренний голос четко сказал "нет", даже волшебные зелёные бумажки с портретами пожилых джентльменов, не смогли изменить это решение
Кстати, жизнь быстренько напомнила мне о близости теории с практикой. Той зимней сессией у нас был зачёт по статистике. В отличие от экзамена, это было довольно формальной процедурой – особенно при условии посещения лекций и семинаров. Однако в тот раз доцент, который вёл семинары по статистике, ни с того, ни с чего, начал мучать меня какими-то каверзными вопросами. В ответ на мой недоумевающий взгляд, он довольно нагло заявил, что за двадцать баксов всё закончится мгновенно.
Я аж присвистнул от неожиданности: “Откуда у меня такие деньги?!”
“А я вас тогда видел, вы доллары в классе меняли!” – не моргнув глазом заявил препод.
“Так это не мои деньги были! У меня вообще ни копейки нет, всё на билет домой потратил – так что ставьте зачёт, а то придётся нам обоим на кафедру иди!” – терять мне было нечего, а по “понятиям” я был прав.
“Тогда ладно!” – неожиданно быстро сдался “педагог” и размашисто вписал “зачет” в ведомость и мою зачётную книжку.
Вот так мы тогда и учились в Петербурге переходного периода. Город переименовали, в Москве Ельцин расстреливал парламент, Жириновский возглавил крупнейшую партию в Думе, а мы ходили на лекции, пили спирт в общаге и думали, где бы достать денег.
Устроиться на нормальную работу тогда было невозможно – в связи с полным их отсутствием. Студентов брали либо грузчиками на какие-то склады, либо ночными продавцами в ларьки. Телосложения я тогда был скорее щуплого, и грузчик из меня был, мягко выражаясь, не лучший. А в ночном ларьке вероятность увидеть в окошке ствол или фальшивые деньги была равна девяносто девяти процентам. Рисковать не хотелось.
Не помню чьей бриллиантовой идеей это было, но как-то я вместе с парой приятелей решили заняться недвижимостью. Риэлтерские конторы росли как грибы на волне расселения коммуналок. “Новые русские” хотели жить в “евроремонте” и готовы были платить за это астрономические по тем временам суммы. Нашей задачей было приходить с утра в контору, брать у секретарши заявки на расселение, созваниваться с жителями коммуналки, ехать на осмотр квартиры и выслушивать пожелания жильцов: кто сколько бы хотел получить за свою жилплощадь.
Очень быстро я выяснил, что ключевой человек в бизнесе – это секретарша, которая могла оставить самые перспективные заказы для тебя. Она где-то училась на вечернем – соответственно, я помогал ей делать математику или ещё что-то в этом роде, так как денег даже на шоколадки у меня не было. К тому же, по слухам, она сожительствовала тогда с кем-то из начальников. Так или иначе, карьера риелтора понемногу обретала очертания – хотя я не продал ни одной из таких квартир (хотя несколько раз я был близок к заключению сделки!), мы каким-то образом развели начальство на небольшую ежемесячную зарплату. Это было тем ещё достижением, учитывая, что у меня даже телефона не было. Хорошо, что мой друг имел питерскую прописку и жил с родителями – по крайней мере, какую-то деятельность мы могли осуществлять.
Но это всё было не то. Безденежно, бесперспективно, неинтересно. В начале второго курса, быстро просадив то немногое, что родители деньги смогли дать мне, я снова попытался найти выход из этого треугольника. Очередное заседание антикризисного комитета привело к суровому похмелью (дело обычное) и решению попытаться устроиться на работу в немецкую компанию (необычное). Большинство студентов тогда изучали английский, а я и ещё один из моих соседей по общежитию – немецкий. На уровне остальных студентов нашей группы мы выглядели просто суперзвёздами, поэтому мы решили, что шансы у нас есть.
Это опять же отдельная и очень любопытная история о превратностях судьбы, удаче, хорошей наглости, присущей безденежной молодости и неплохим мозгам, конвертированным в хорошие оценки в зачётке. Так или иначе, вместо работы в немецкой компании, в начале осени 1994 года я уехал учиться в Германию. Об том, как так получилось, непременно будет другой рассказ, а сейчас вернёмся к моим рассказам о деньгах. И следующий будет про студенческую жизнь в Германии.
Жизнь на стипендию в Бернбурге
Изначально предполагалось, что я и Женя – ещё один счастливчик из нашей группы – отбываем в академическую командировку сроком на один семестр. Учиться предполагалось в Бернбурге, заштатном городишке в Восточной Германии, недалеко от Магдебурга. Нам полагалось место в общежитии и стипендия в размере семисот немецких марок в месяц.
Мои родители, конечно, очень обрадовались такому повороту событий. Сказать, что возможность пожить в Германии было везением – ничего не сказать. Это было по меньшей мере сказочной удачей!
Чтоб эту сказку сделать былью, родители назанимали денег у знакомых и незнакомых людей, собрав мне в дорогу тысячу марок. Треть пришлось сразу же потратить на авиабилеты, ещё сколько-то было бездумно распраздновано в довольно длинной череде отвальных вечеринок. Так или иначе, первого октября 1994 года мы прибыли в Берлин. Я точно помню, что моя сумка весила двенадцать килограмм и помимо моих скромных пожитков содержала три блока сигарет, две бутылки водки и карманный русско-немецкий словарь.
Данная книга оказалась абсолютно незаменимой, так как тут же выяснилось, что по-немецки я ни гу-гу. С горем пополам, мы всё-таки добрались до нашего городка, где сразу же выяснились некоторые неприятные особенности немецкой жизни: во-первых, в выделенной нам на двоих комнатушке было две кровати, пара шкафов и стол. И больше ничего! Подразумевалось, что всё необходимое для жизни студенты должны привозить с собой. Перспектива покупки постельного белья, которое в нашей питерской общаге меняли раз в неделю абсолютно бесплатно, а также всяких чайников и других полезных в хозяйстве предметов, никак не улыбалась. Видя наши растерянные лица, милая фрау Фоссханс, отвечавшая за иностранных студентов, сжалилась над нами и выдала по комплекту белья из собственного дома, заодно пообещав как-то решить проблему с чайником и кастрюлями.
Во-вторых, в начале октября немцы празднуют день объединения, следствием чего был тот печальный факт, что все магазины были закрыты целых четыре дня. Абсолютно все. Для меня, привыкшего к российской анархии, было удивительно узнать, что оказывается есть закон, регулирующий время работы магазинов. Вскоре выяснилось, что еду можно купить на заправке, при которой был магазинчик, работавший круглосуточно. К сожалению, цены там отличались от обычных магазинов в разы – это мы быстро выяснили сразу же после окончания праздников.
"О сколько нам открытий чудных готовит заграницы мир!" – вертелась у меня в голове кавер-версия небезызвестных слов Александра Сергеевича.
Одним из чудес был счёт в банке. Однажды, ярким солнечным утром наша фрау отвезла нас в город, привела в "Дрезденер Банк", располагавшийся в шикарном классическом особняке на главной улице города. Там, после небольшой, но очень чинной церемонии заполнения каких-то бумаг, мне выдали маленькую светло-зелёную пластиковую карточку, на которой сразу под названием банка было написано моё имя. Возле входных дверей стояла удивительная машина, которая по мановению руки выдавала распечатку с моего личного банковского счёта.
И хотя денег на счёте не было, в тот момент я ясно почувствовал, что мои отношения с деньгами вышли на качественно новый уровень – у меня появился счёт в банке. Наверное, я был одним из первых жителей своего родного города, да что уж там – всей области, кто мог похвастаться наличием собственного счёта в немецком банке! Очень хотелось сфотографироваться с карточкой в руках на фоне массивных дверей под ярко-зелёной вывеской банка, но, к сожалению, фотоаппарата ни у меня, ни у моего приятеля тогда не было.
Через какое-то время мне перечислили стипендию. Однако вместо обещанных семисот марок на выписке значилось лишь пятьсот с небольшим. После недолгих разбирательств, выяснилось, что сто двадцать марок вычиталось за комнату в общежитии и ещё порядка пятидесяти уходило на обязательную медицинскую страховку. Ну и банк свою копеечку тоже забирал!
Ещё одним чудом заграничной цивилизации была автоматическая стиральная машина, стоявшая в небольшой кладовке рядом с кухней. В первый же день наша милая фрау быстренько объяснила нам куда закладывать бельё и где можно купить жетончики для включения машины. Но то ли я слушал в пол-уха, то ли качество моей одежды не соответствовало минимальным стандартам автоматической стирки, но после первой же попытки, почти все мой вещи раскрасились в аляповатые цвета с преобладанием какого-то нездорового синюшного оттенка.
Носить это было невозможно, поэтому, повздыхав немного над кучей мокрого скомканного тряпья, я отправился на магазинную улицу и потратил почти двести марок на новые вещи. Это нанесло существенный урон моему бюджету, но добавило мне уверенности, так как внешне я теперь почти не отличался от остальных студентов. А стиральной машине я отомстил, научившись вскрывать жетоноприёмник. Для этого потребовался всего лишь кусочек стальной проволоки, взятый от кольца для ключей – не помню, чтобы мы хоть раз после этого платили за стирку!
Ближе к концу первого месяца мы с Женей решили подвести баланс. Стартовый капитал у него был примерно таким же, как и у меня. Пару сотен мы потратили на дорогую еду с заправки в первые дни нашего пребывания в Германии и всякие любопытные штучки, которые мы, раскрыв рты в обилие скупали поначалу. Свой эпизод с одеждой я был склонен рассматривать как долгосрочное вложение. На еду уходило примерно по 5-10 марок в день на двоих, в зависимости от количества пива в рационе. Фрау Фоссханс, как и обещала, выдала нам чайник и кастрюльку, тарелки с чашками, вилками и ложками мы по-тихому "арендовали" в студенческой столовке, а утюг можно было взять у соседа-француза – в общем жизнь налаживалась.
Налаживалась настолько, что возвращаться в Питер совсем не хотелось. Мы налегли на немецкий и вскоре уже могли понимать, о чём говорят профессора на лекциях. Со студентами было сложнее, но и это довольно быстро наладилось, не без помощи одной белокурой красавицы. Поэтому решение попытаться остаться хотя бы ещё на некоторое время было вполне логичным и своевременным.
В начале девяностых, время перемен коснулось не только России. В Восточной части Германии это, возможно, было ещё более заметно – только в отличии от России, здесь перемены шли со знаком плюс. По крайней мере тогда всем так казалось. Лишь спустя годы я смог разобраться в истинных причинах, по которым профессор Зейталь, уважаемый декан нашего факультета и куратор программы по обмену студентами, согласился рассмотреть и, в конце концов одобрил, идею продолжения нашего обучения в Германии.
Всё, как обычно, упиралось в деньги: университет получал дополнительные средства от министерства образования на развития партнёрских программ, а Россия была тогда одним из ключевых направлений. Да и мы не плошали: показали более чем приличные по местным меркам знания, проявили адскую настойчивость, днюя и ночуя у дверей его кабинета. В Питере вовсю проявились и недюжинные организаторские способности Жени, когда он одними уговорами уладил все вопросы с руководством Финэка. В любом случае, я с гордостью могу сказать, что вполне оправдал надежды, возложенные на меня тогда профессором. Когда-нибудь я ещё напишу про свою жизнь и учёбу в Бернбурге, но сейчас вернёмся к рассказам о деньгах.
На кампусе тусовалось довольно много иностранцев, в том числе русских. Я хорошо помню пацанов из Тамбова, приехавшими по обмену на сельскохозяйственный факультет. Они всегда ходили втроём, шугались немцев, потому что очень плохо говорили по-немецки, вечера просиживали в холле своей общаги за просмотром телевизора, хотя и не понимали ни слова. Однажды, мы с Женей собрались в местную пивнушку, выпить с немцами из нашей группы. Я предложил тамбовским присоединиться к нам, на что они ответили вежливым отказом, мотивируя своё решение отсутствием денег.
"Вам что, стипендию не платят?" – удивлённо поинтересовался я у них.
"Платят. Только мы уже всё рассчитали – если тратить по две марки в день, то за семестр можно накопить на автомобиль!" – прозвучал чёткий ответ.
Я помню, что даже опешил немного, так как такая мысль мне никогда в голову не приходила. Как-то не ассоциировал я свою стипендию с автовладением.
"И что вы с этой машиной делать будете?" – задал я логичный вопрос.
"Домой перегоним, а там видно будет…" – деловито ответил один из тамбовцев.
"А я вот хряка немецкого хочу купить!" – мечтательно сказал другой. – "Привезу его домой в деревню, буду поросят разводить…"
"Ну, ладно… Как хотите!" – добавить к сказанному было особо нечего, и мы в раздумьях отправились в пивнушку.
Технически прожить на две марки в день было возможно. Но добровольно, в течении нескольких месяцев, есть макароны без соли, запивая их чаем без сахара, казалось подвигом, сравнимым с восхождением на Эверест, и всё ради какой-то подержанной машины?!
В тот вечер я потратил на пиво гораздо больше чем обычно, размышляя о выборе верной дороги: с одной стороны были немцы, весело болтавшие друг с другом за кружкой пива, с другой – угрюмые парни с урчащими животами и ожиданием радости от чувства превосходства и зависти, которую они увидят в глазах прохожих, проезжая на иномарке по улицам Тамбова. А может был прав тот крестьянин и не стоит тратить понапрасну внезапно свалившееся на твою голову богатство?
Изрядно выпив, я придумал свой путь – буду вкладывать деньги в себя: развиваться как личность, знакомиться с новыми людьми, идеями; при этом, не закрывая двери других возможностей, а скорее пытаясь впитать в себя какие-то ценности, вместо того чтобы окружать себя вещами и прочими условностями материального мира. Женя придерживался похожего мнения. Сколько денег, времени и здоровья было в последствии потрачено на этом пути сейчас уже сосчитать сложно. Но именно это помогло мне стать тем, кто я есть.
В общем, той осенью я жил как обычный европейский студент – днём лекции, вечером праздники. Соответственно, деньги у меня не задерживались. Стратегически всё выглядело довольно неплохо: стипендию нам обещали платить до марта, к тому же вырисовалось продолжение обучения на таких же условиях. Однако после поездки в Питер для сдачи декабрьской сессии, совмещённого с коротким визитом в Архангельск, чтобы удостоверить родителей, что я жив и здоров, в кошельке было пусто.
Надо было где-то раздобыть денег. Проблема усугублялась тем, что официально работать мы не могли, а устроиться как-то по-другому было не так-то просто. Вот тут и пригодились мои новые знакомства – однажды, субботним вечером, в полупустой пивнушке за наш столик подсел здоровенный детина со странной прической, одетый в проклёпанную мотоциклистскую куртку. До этого, я его видел на одной из вечеринок; он явно был лет на десять постарше нас и выглядел весьма устрашающе.
“Я слышал вы работу ищете?” – утвердительно произнёс он на ядрёном местном диалекте. – “Моему другу нужны рабочие, на стройке.”
“Отлично!” – не думая сказал я – “Сколько платят?”
“Сейчас он сам расскажет”, – тут же ответил байкер и махнул кому-то рукой.
К нам подсел его приятель – опрятного вида молодой человек, в очках, одетый в толстый шерстяной свитер белого цвета.
“Привет! Я Олаф. У моего отца небольшая мастерская и мы недавно получили большой заказ от одной строительной компании. Будете помогать собирать балконы. Вы по железу работать умеете?”
“Да!” – уверенно ответил я. Это было правдой – отец научил меня слесарному делу, и я довольно хорошо разбирался в инструментах.
“А сколько платят?” – мой приятель вернул разговор в актуальное для нас русло.
“Восемь марок в час, чистыми, на руки!” – торг здесь явно не предполагался.
“Мы согласны”, – думать тут действительно было не о чем.
“Отлично! Тогда в понедельник в полшестого утра я за вами заеду. Вы в какой общаге живёте?”
Так я устроился на свою первую работу в Германии. Было тяжело – приходилось каждый день вставать полшестого утра, ехать десять километров на велосипеде до окраины города, где располагалась мастерская, а затем целый день резать, сверлить, шлифовать какие-то детали, из которых мы потом собирали красивые балконные перила. Женя, проработав всего три дня уехал на каникулы в Питер, а я остался и проработал там почти три недели, заработав больше тысячи марок для весёлой студенческой жизни.
Было в Германии и много странного. Вспоминается презабавнейший случай, когда мы уже договорились о продолжении учёбы и начали оформлять соответствующие документы, в частности, разрешение на пребывание на территории Германии – то, что мы обычно называем визой. Для получения чего требовалось предъявить наличие денежного содержания, то бишь стипендии в нашем случае. Однако, тут же выяснилось, что подтверждение решения о выдаче стипендии будет выдано только после предоставления всех документов, включая визу. Профессор Зейталь развёл руками, ясно дав понять, что в нашем случае он уже превысил все мыслимые и немыслимые полномочия и решать проблему предстояло самостоятельно.
Женщина в визовом отделе сообщила мне, что альтернативным документом может быть выписка из банка, подтверждающая наличие на счету пяти тысяч марок. Даже с учётом заработанного, столько денег у меня не было. Женя, после поездки домой, тоже был практически на мели, поэтому пришлось что-то быстро соображать. Большинство наших немецких друзей были ненамного богаче нас – в основном они так же жили на стипендию, размер которой хитрым бюрократическим образом определялся в зависимости от доходов родителей. Пришлось копнуть глубже.
В конце концов, я нашел человека, обладавшего нужной суммой. С Андреасом, мы были не более чем шапочно знакомы, поэтому пришлось подтянуть всех своих друзей и подруг, чтобы убедить его доверить мне деньги на один день. Сначала Женя перевёл все свои деньги на мой счёт, потом Андреас перевел недостающую сумму, затем мы вместе проследовали в банк, где я взял выписку со своего счёта, перевёл деньги на счёт Жени, он взял свою выписку и тут же перевёл все деньги обратно. Через день я получил визу, а вскоре и стипендию.