Капали слёзы. Сборник стихотворений

Tekst
Loe katkendit
Märgi loetuks
Kuidas lugeda raamatut pärast ostmist
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

 Приманил разноцветьем взор,

 А застенчивый робкий глянец

 Глаз в задумчивых рощ убор.

 Приманил, будто темный омут

 В незабудковый свой обман.

 Довелось видеть мне, как тонут,

 А сегодня утоп и сам.

 Ах, погибель! Зелёная чаща

 В колыбели дрожащих ресниц

 Накрестилась душе пропащей

 Под утерянный цвет медуниц.

 Загляни мне в глаза… Смелее…

 Пол не место читать любовь.

 Те, кто в прошлом, слегка задели.

 Ну, а ты распорола в кровь.

 И теперь отступить не вправе.

 Мне без лекаря только смерть.

 Я твоими глазами ранен

 В поздней осени круговерть.

2015г.

Губы в маковую резь

Годы съедены, означена черта.

 Всё теперь сияет по-другому.

 Проявились трещины в холстах,

 Что писались сердцу молодому.

 Уж за ними маковую резь

 Божьей не зажечь в губах палитре

 В тех, что напоили мёдом здесь

 Под заветным пологом ракиты.

  Тем губам наверно невдомёк,

 Кто теперь тот опьяневший малый,

 Что забыть их цвет так и не смог -

 Непорочный цвет в улыбке алой.

 Прежнего не усмотреть ничуть,

 Я довольно сердцем поменялся.

 Волею немыслимых причуд,

 Так случилось, что поэтом стался.

 И пою я Русь, и ею плачу.

 Русское в крови саднит занозой.

 Это хоть чего-то, да и значит -

 Душу обронить в тени берёзы.

 Так что, если в маковую резь

 Губы будут у ракиты где-то,

 Пусть припомнят, как поили здесь

 Пьяным мёдом русского поэта.

2014г.

Ах, какое вчера приснилось

Ах, какое вчера приснилось!

 Как в горячечном был бреду.

 Сердце тихое колотилось,

 Что казалось, вот-вот умру.

 Не помада, не мокрый локон

 Ночь безумную запрягли,

 А берёзы весенним соком

 В душу спящую натекли.

 Оборачивал тело саван

 В изъедающий росный плен

 И, казалось, зудит от ссадин

 Кожа сбитых в борьбе колен.

 Так простите, кого обидел.

 Чьих обманом отведал ласк.

 Я помногу во снах вас видел,

 Но в другой с головой увяз;

 Топь болотная, пень замшелый,

 И задумчивая луна

 На макушках погибших елей -

 Нареченная мне жена.

 Болен я не вином, а Русью:

 Синью рек, теплотой долин,

 И озёр непонятной грустью,

 И немым колдовством осин.

 Потому, умереть любовью

 В беспокойном губительном сне,

 Усадив Русь у изголовья,

 Я согласен теперь вполне.

 И не плакать по мне, не охать…

 Впрочем, жизнь всё одно пустяк;

 Коль минул от болезни сдохнуть,

 Так загубит вином кабак.

 Потому, кто на слёзы падок,

 Грех не выплакаться и по мне,

 Что горел женским кудрям радый,

 А угасну без них во сне.

2016г.

Не обижайся

Не обижайся, женщина, не обижайся.

Мы, каждый, очень разное несём…

И в осень на ветвях листам дрожащим

Не повторить друг друга нипочём.

Не думай… Прошлым ныне не забыться.

Другие сны терзают душу мне.

От этой напасти, поверь, недолго спиться,

На горе ангелам и радость сатане.

Как ночь, так сердце, обручем сжимает.

Хмель выдувает нити на висках.

И мниться, словно тайный подступает

И будто кара за грехи близка.

Но новь есть новь. И с этим не поспоришь.

А если так, так надобно идти.

Чего в сердцах порою не напорешь

На отведённом жизненном пути…

И, пережив дурное сновиденье,

Ведомый бесшабашностью пойду

Уже с зари, наполненный волненьем,

Чтоб заживо изжариться в аду.

Пойду к другой… Не стоит обижаться,

Любая нам на этом свете ад.

Ведь и ветвям дано переплетаться

Да так, что сунься, будешь и не рад.

Спрячь слёзы женские, не плачь, не обижайся.

В другом отыщется и ласка и тепло.

А я, как лист, беспомощно кружася,

Согреюсь тем, что с ветки сорвало.

2016г.

Колдун

Где бурелом как верный пес

Охрану тайн чудесных нес,

И безымянной речки плес

В дожди шипит от мутных слез,

Да солнцу радуясь, утес

В улыбке скалит желтый лесс,

Средь искоряженных берез

Дом, почерневший, в землю врос.

Здесь вход от странника стерёг,

С времен древнейших оберёг;

Медвежий выбеленный череп,

Страша, вступившего на берег

Нечистых сил и колдовства,

Висел над дверью в этот склеп.

Был взор его глазниц нелеп,

Как в пустоши румяный хлеб,

Иль копьеносец, если слеп.

Уж спал по полуденный зной,

И солнце скрылось за горой.

Вот старый филин ухнул жутко,

А ворон огрызнулся будто.

В смятенье, к дому сам не свой,

Нарушив дьявольский покой,

Давно нехоженой тропой

Прибрел охотник молодой.

И дверь скрыпучую открыв,

Одной рукой чело прикрыв,

В другую верный нож вложив,

Не ведая, что будет дале,

Но в любопытственном запале,

Страшась внезапности все пуще,

Вступил под полог жуткой кущи.

И вырвался внезапный крик

Увиденному в этот миг:

В глаза охотнику смотрел

Обросший, сказочный старик.

В мерцании одной лучины

Над переносицей морщины

Свились как нити паутины.

Блестели серебром седины,

Сплетясь в змеиные пружины.

Медово-желтый страшный взор

Был проницателен и скор.

Всевластием лучился лик,

Настолько старец был велик.

Вдруг расступилась злая темень.

В цвету привиделись холмы

Напоминающие пламень,

Но, полыхнув, распались в камень.

Степь, прежде бархатная ткань,

Вмиг разлохматилась во рвань.

Вот дева мчится словно лань.

Глаза ее грехом полны,

А формы девицы хмельны.

Хватает юношу за длань

И тащит, тащит в глухомань.

И помыслы ее дурны.

Тяжелый давит плечи груз.

Охотник молод, но не трус,

И страхом не затронув струн

Души младой, Испуг-певун

Понять охотнику дал, лгун:

Над ним бесчинствует колдун.

Свеча беснуется как шельма,

Перед глазами чьи-то бельма…

И тут в него вцепилась ведьма.

Сгустилась снова полутьма.

Но распахнулась дверь сама

И… стаяла как дым тюрьма.

А в лунных отблесках тропа

К опушке прежней увела.

Охотник выбрался из леса,

Над памятью парит завеса,

Лишь воспаленный дивом ум

Печатает: – Колдун… Колдун…

2013г.

Одинокий курган

Здесь нет села и нет поселка

Лишь слышен вой степного волка,

Здесь коршун вьется над убитым,

Легко здесь сгинуть, быть забытым.

Полынью степь в полон взята,

Ковыль как будто клочья шерсти.

Пропавший проклял здесь места,

Здесь дух гуляет черной смерти.

Здесь, где маслины обозначив

Лагутника извив крутой,

Луч солнца ласков, но обманчив,

Роднится с траурной чертой.

Здесь у землицы нет осколка

Где горизонт степи Донской

Шалфей, тысячелистник, смолка

Бы не украсили собой.

Здесь шампиньоны встанут вдруг

В октябрь месяц непогодный

В манящий, жуткий ведьмин круг

И танец водят хороводный.

Здесь в половодье Дон широкий

Питает пресною водой

Курган могильный одинокий

Под путеводной звездой.

А в том загадочном кургане,

Упрятанном от глаз людских,

Прах Князя в каменном кармане

Давно здесь на века утих.

Он, за сожженные деревни

И за пленение селян,

Из Лыбедь-града в эти плавни

Рать славную привел славян.

И растворился ворог в степи,

Не устояв пред силой той,

Но подлые сготовил крепи

Враг хитрый с черною душой.

В честь силы Князя богатырской

На откуп шлет ему дары,

Средь них восточная девица

Необычайной красоты.

Глаза, что уголь, волос – смоль

Во взгляде слезы, даже боль…

 

Уста как сахар, гибкий стан,

Не устоять, коль славой пьян!

Объятия с девицей хмельны,

Князь русский в своих ласках рьян

И руки воина сильны,

Но в сердце девицы изъян.

Душа ее как ночь в ненастье,

А девичья рука тверда.

Беда тому, кто с ней! Несчастье.

Она воинственна, горда.

Ее любовь не мед – кинжал,

Смертельный яд налит  в бокал.

Вино, в нем вех и чемерица

И перестало сердце биться.

Так сгинул славный победитель,

Найдя в земле свою обитель.

Так ум встревожил тот далекий,

Курган могильный, одинокий.

2013г.

В монастыре

Ночь. Захрипела надсадно сипуха…

В келье колышется свет приглушенный.

Пала к иконе послушница жабой;

Кается дева, а месяц – кривуха,

Пастырь, свидетель утех потаённый

В исповедь брызжет немую отраву.

Ветер, внимая молитве вполуха,

Треплет рукой суке совокуплённой

Холку и бродит походкой вихлявой…

Ухнул удод: – Не шумите покуда!

А на горе, темнотой обрамлённой,

Сосны застыли во сне величаво.

Только бы слух дотянулся дотуда:

За облака, там, где месяц надменный

Слушает деву с ухмылкой лукавой,

Зная о тайне затворницы бедной.

Исповедь льется из уст обреченно,

Кается дева, а в чреве порочном

Плод бьёт под сердце монахине бледной.

Слезы текут. И текут ненарочно…

Смотрят с укором иконные лица;

Тянется сердце утешить блудницу…

2014г.

Рябина у окна

Не та пора и помыслы другие.

 Давно исчезла безмятежность сна.

 Свои совсем уже немолодые

 Рябина ветви греет у окна.

 Пустая гроздь слезою не намочит;

 Опавшего с ветвей не перечесть,

 Как будто перестала кровоточить

 Девичества поруганная честь.

 С любовью спор, но как всегда проспоришь;

 Любовь назло сменяет имена.

 И часом, вдруг, сквозь тюлевые шторы

 Настырно ждешь; должна пройти она.

 Пройти не та, с которою годами

 Сжав зубы чинишь тягостную нить,

 А та, что непорочными глазами

 Сумела сладким ядом опоить.

 И сердце бьёт упружистей, быстрее

 Взволнованное свежестью лица.

 Стирается, что много ты старее,

 Вполне годясь на роль её отца.

 Не удержать в груди толчки глухие,

 Не занавесишь наглухо окна…

 Не та пора. И помыслы другие.

 И лишь рябина греет ветви та…

2017г.

Не отвергай

Не отвергай сих слов пустое.

Взор чуждый утруди прочесть

Строк изложение простое,

Которым счастья не обресть.

Прости любовь мою смешную -

Забаву ложного стыда,

Вплетённого в нить голубую,

Что свесила во тьме звезда.

Прочти. На то немного надо.

Потом и выбросить не грех.

А мне достаточно награды

Над глупостью недолгой смех.

Придёт с годами исцеленье,

Растает эта пелена.

Но буду жить глазами теми,

В которых был застрелен я.

А слов моих забудь пустое.

Прости за глупую любовь;

В дверях цветы и  всё такое,

Что потревожит тайны снов.

Не отвергай сих слов пустое,

Далёкое не отвергай…

2016г.

Читайте Милостиве в честь меня

Дальневосточные закорки:

Край беглых, каторжная сторона;

Читайте сопки-богомолки

«Владыко Милостиве» в честь меня.

Я выблеван сюда судьбою.

Но под восходом та же Русь,

С такою же безмолвною луною,

Которой я из ночи причащусь.

Я выблеван, и нелюбовью…

Но любящая Русь здесь ни при чём.

Пустое изживёт себя сословье,

Укрывши прах свой траурным плащом.

А мне под тихий звон кандальный

Петь так же Русь, как тот, немногий, спел.

Пусть петь в глуши, пусть голосом опальным…

Но дорог этот роковой удел.

Удел, где шум пшеничной колыбели

Отверг влюбленные в Кавказ глаза,

И сном, порой, тревожит карамельным,

Являя хат кубанских образа.

Где след оставлю скрежетом зубовным.

Неизживаемый глубокий след,

За то, что перед Богом невиновный,

За то, что над безликими поэт.

Тому читайте сопки-богомолки

«Владыко Милостиве» в честь меня;

В дальневосточные кандальные закорки

Поэтом русским глупо брошен я.

Придавило сердце

Что-то сердце придавило шибко.

 Может долгий снег тому виной,

 Что своею грустною накидкой

 Спутал душу пряжей ледяной.

 То отпустит… Впрочем, ненадолго.

 То вдруг тюпнет, будто острогой

 Или кто цыганскою иголкой

 Пыранул невидимой рукой.

 Знаю – грешен. Этого не скроешь.

 Час настанет, я предстану сам

 Каяться, что пожил и всего лишь…

 Злым назло предстану языкам.

 Но спасения искать не буду,

 Неумеючи себя крестя,

 Что подался не любви, а блуду,

 Жизнь на ветер глупо просвистя.

 И, кто обо мне немного знали,

 Кем презрен был за своё ничто,

 В изумлении с распахнутыми ртами

 Вдруг поймут, что значил кое-что.

 Только значил их намного больше,

 От того и не напрасно жил.

 А грешил?…  Так я и плакал горше,

 Надрывая душу из всех сил.

 Страстью плакал, прогорая блудом.

 Русью плакал пьяным в кабаках.

 И в слезах гадал, как дальше буду,

 И мечтал, витая в облаках…

 Но не знал, не знал о силе гласа.

 Потому и чувственно писал…

 Плача Русью, будто кровью Спаса

 На распутьях жизни истекал.

 От того и сердце давит шибко,

 И повинен в том безмолвный снег,

 Раз своею грустною накидкой

 Осадил души беспечной бег.

2016г.

У березы

Краснокрылое утро привечу

Песнью тихою под гармонь,

У березы я ждал этой встречи

Под лимонного месяца сонь.

Вспоминал твои хрупкие плечи

И, звезду усадив на ладонь,

Лил бесцельно печальные речи,

Растеряв жениховый фасон.

Где-то там за рекою, далече,

Занемог желтохвостый дракон,

Будто в церкви венчальные свечи

Заменил восковой халцедон.

Не пришла, душу мне изувеча,

Изорвала сердечный хитон,

И вода кислоты стала едче,

Иссушив нерасцветший бутон.

И в ночной тишине богоданной

Рвал со злостью тальянке меха,

Голосил от души, окаянно,

Так, что сыпалась сверху труха.

И лишь  красное утро приветил

Песнью тихою под гармонь,

Под березой, где месяц бесцветен

И растоплена томная сонь.

2016г.

Прошлое

Молодость прошла, и не заметил…

Стал улыбкой редок, стал уныл.

Видно нанизали мне на вертел

Сердце, чтобы прошлое забыл.

Нанизали сердце, да не черти,

А к несчастью те, кого любил.

По всему, желая в тайне смерти

Или чтобы неприметен был.

Только не стереть, как жизнь бередил,

Как кудрявил баб, как водку пил.

Кажется, похожим был на ветер,

Что листву к обочинам лепил.

Как прибой облизывает камни,

Так и я ласкал беспутных дев.

Как прохладу в хатах держат ставни

Жил, в незримый лёд себя одев.

На беду я так накуролесил,

Что ослеп душою, волком взвыл…

И гнездились в сердце злые бесы

Для того, чтоб русское забыл.

Чтоб забыл налив ржаного поля,

Скрип телег и сена аромат.

Как на спор зимой купался голым

И, продрогши, жуткий сыпал мат.

Чтоб гармони тульской переливы

Не тревожили больную грудь,

Чтобы мертвые и те, кто еще живы

Не надели совести хомут.

Ну а как избавит мою душу

Грешный груз, что сдуру накопил?

Чем меня безнравственного лучше

Те, кто в сердце вертел мне всадил?

Снится прошлое, в которое так верил!

Снятся те, кому себя дарил…

Распорол, к несчастью, сердце вертел

Ненавистью тех, кого любил…

2016г.

Ручей

Когда туман, утратив силу,

Позволит солнцу заиграть

И лик гранитному утесу

Зарей багряной расписать,

Ручей, что нитью потаенной

Пугливо скачет по камням

И путь, годами проторенный,

Лесным доверил колдунам,

Внезапно все же явит миру

Воды серебряную гладь,

Чтоб перламутровые косы

Лучистым златом напитать.

Когда ж задернет шторы мрак

И грянет ливень меж ущелий,

Лес облачится в мокрый фрак

И ветер взвоет, оголтелый.

В тот миг оскалится ручей,

Все грохотом своим заглушит

И шум травы и стон ветвей,

В скалу вопьется, берег крушит.

Уста украсит белой пеной,

Звериную разверзнет пасть

И мигом власти откровенно

Насытится, тщедушный, всласть.

Вот так, ручью уподобляясь,

Душа в тени пустых обид,

Змеей меж мыслей извиваясь,

То сладко спит, то вдруг вскипит.

2014г.

***

Обнимает темнота

Бирюзу над бездной

На малиновый султан

Облако налезло.

Моет взор луна платком,

Скинутым невольно.

И, шептанием влеком,

Слух внимает волнам.

Неохватны ширь и даль!

Не объять простора!

Песню затянул дударь

Над печалью моря.

Чайка вскинула крыло,

Побронясь на ветер.

И спокойствие ушло,

Как и стаял вечер.

Затрубил грудной напев,

Пеной вздыбил воды,

И луна, оторопев,

Хает сумасброда.

Да не слышен этот гнев

В грохоте прибоя.

И, от горя посерев,

Слезы льёт крупою.

К туче-мачехе луна

Ликом приникает,

Но девицу западня

В тайну увлекает.

2015г.

Омута укрут

Словно рытый бархат в озере вода,

Обронила серьгу девица туда.

Месяцем блеснула желтая серьга,

И погасла скоро в тенях ивняка.

Девице с немногим осьмнадцать лет,

И того не слышит, что сережки нет.

Думала, мол, слезка со щеки стекла,

Иль блеснуло солнце искрой хрусталя.

Что же плачет дева, что не до серёг?

Иль ее милёнок укатил?  Далёк…

Против воли девку замуж выдают

От того и смотрит в омута укрут.

Ай, и не ухватит свадебный калач

Барич – душегубец, девичий палач!

Ой, белёну шею да косой в закрут,

И с мольбой о милом – в омута укрут.

2015г.

Пред зарею красной

 

Не к тебе ль, зазнобе,

По росе липучей

Крадучись пугливо

Под седой луной,

В кандалах озноба,

Обожжен крапивой,

Я петлял колючей,

Буйною травой?

От тебя ль, желанной,

В злобе окаянной,

Изодрав рубаху,

Плелся я долой?

От тебя ли, милой,

Кудри разлохматив,

Ветер оголтелый

Гнал меня домой?

Не к тебе ль, красивой,

С расписным букетом

Полевых соцветий

И немой мольбой,

Через палисадник

Тропкою игривой

Я, в окно со скрипом,

Залезал порой?

От тебя ль, медовой,

От шальной, бедовой

Опьяненный жаром,

Глупый и смешной

Пред зарею красной

Под луной пытливой

Я, такой счастливый,

Убегал домой?

2014г.

Коварная

Раздвило меня, расшатало

Заводное с букетом вино,

А, казалось, пьянит оно мало,

Плохо прячет бокальное дно.

Как медово тянулась гулянка

Под баяна чудной перебор,

Ах, разгульная русская пьянка:

Песни, крики, хмельной разговор!

Я «Цыганочку» с выходом в зале

Отбивал из-под свиста толпы,

И трактирную девку в запале

Зажимал у пропитой избы.

А потом, разомлев до предела,

Я, подобно развязной свинье,

На луну, что в пруду тихо млела,

Ссал, качаясь в немом забытье.

Хохотал, разбивая в осколки,

Ее трепетный мраморный лик,

И не знал, что коварна нахалка,

В этот сладостный для меня миг.

Не упомню, как двое пристали

Как избили, как плёлся домой

Помню только, что хамы те ржали,

А я кровь утирал под луной. 2015г.

Зацепился ветер

Зацепился ветер за терновый куст.

Ухватил беднягу, только слышен хруст.

Оборвал все листья, ветви изломал

И, ругаясь скверно, к роще похромал.

Обнялся с березой, причесав траву.

Оцарапав лапу, с горя сплюнул: – Тьфу.

И, утратив силы, под черемух сень

Завалился дрыхнуть, старый ерепень.

Так и я, запивши, жизнь сломал одну

И скатился, хромый, сиротой ко дну…

Повенчался сдуру с новою судьбой

И, разбивши морду, дрыхну сиротой.

2015г.

Всё случайно

Не судите строго, не судите.

Не судите, что безбожно пьян.

А настойки горькой пригубите

За неизлечимый мой изъян.

За души уютную обитель

И за боль её незримых ран,

Что хранит пропахший потом свитер,

В придорожной яме смяв бурьян.

Вы меня сегодня не поймёте,

Многие и не поймут потом

От того, что просто не живёте,

А забылись безмятежным сном.

Не корите, что моя тоскою

Над травой склонёна голова,

Что небрежно пьяною рукою

Набросал бессмертные слова.

Не читайте, если не хотите.

Что об этом раньше сожалеть…

Я случайный офицерский китель

На поэта пропил, чтобы спеть.

Как всему и мне настанет время.

И однажды на чужих  глазах,

Вдруг узнавших о моём нетленном

Навернется горькая слеза.

Не судите. Я того не стою.

Всё случайно, впрочем, что и я

Грешной и нетвёрдою рукою

Набросал бессмертные слова.

2016г.

Развалиться бы в траве

Развалится бы в траве

Да пастушью сумку

Грызть, смотря осоловев

В глубину проулка.

Пусть, качаясь, пьяный взор

Обомнёт репейник,

Ляжет на резной узор

В липовый очельник.

А тепла насобирав

Вором затаится,

Где на ласковых утрах

Виноград дымится.

Всё в том милом уголке 

Пахнет юной девкой,

И глаза на поводке

Тайный держит цепко.

Развалился бы, ан нет;

На веранде строго

Востроглазый смотрит дед

Внучку недотрогу.

Погоди, дождусь темна

И худой штакетник

Впустит хитрого вора

Под лозы оплетье. 

Девку вышепчу во двор

И под крик петуший

Поцелуем в губы вор

С милой ночь потушит.

2016г.

Где она, колхозная дорога

Где она, колхозная дорога

Вдоль посадки посреди полей,

У которой детства я немного

Выпил,  отдирая с вишен клей?

Где топил глаза в пшеничном море,

И в солому волос выжигал;

В горькую слезу ребячьей сворой

Друга на вокзале провожал.

Где нещадно на заборах в дыры

Рвал о гвозди грязные штаны,

И ревел в подвале под квартирой,

Получив по морде от шпаны.

Где судьба однажды шевельнулась,

Край подсолнечный сменивши на тайгу,

Будто на скаку шальною пулей

Прострелило сердце казаку.

Ах! не знал, как широка Россия.

Ох, не верилось в живую смерть.

Отчего такое натворила

Хвойная с пшеницей круговерть?

Пройден срок, обжил лесные дали,

В невод пихтовый вплетя глаза.

Стёрлись, кто меня в далёком знали.

Объявились новые друзья.

Но во снах: всё та, всё та дорога

Вдоль посадки посреди полей,

Выпил детства где совсем немного,

Обдирая с вишен горький клей.

2017г.

Санька

Черт бы взял чужую драку,

Пуль щелчки, разрывы, пыль,

В перестрелке у оврага

Санька первого убил.

Духота, скрипит фрамуга,

Ночь сочится через щель,

Пьяного не троньте друга,

Уработал Саньку хмель.

Словно муха в паутине

Спутан друг тяжелым сном,

Отгорожен от чужбины

Лишь облупленным окном.

Спит солдат, убив впервые,

Распластал беднягу хмель,

Где-то молятся родные,

Чтобы сын вернулся цел.

Спи, Санек, проспи похмелье,

Чтоб не мучаться с утра,

Не стонать, не клянчить зелья

На посылах у нутра.

Ох, бы взять за холку драку,

Да забросить, что есть сил,

Чтобы не было оврага,

Где дружок врага убил.

2014г.

Ещё вчера

Еще вчера обвислой ветвью тополь

На зеркало асфальта тень бросал,

Немой прохладою безмолвно шлепал

По ленте смоляной и столб кусал.

Небрежно на траву наляпал латки,

Слегка качая квелою листвой.

Он не играл с лучом коварным в прятки.

Он ринулся как гладиатор в бой.

Все замерло в молчании жестоком.

Никто не крикнул бедолаге: – Стой!

Остановись, не стоит одиноким

Бросаться в драку с силой роковой.

И дрался тополь с пеклом не на шутку,

Надежды возложив на скорый дождь.

Но дождь не шел, и было видеть жутко,

Как падал снег из жаренных ладош.

Еще вчера обвислой ветвью тополь

На зеркало асфальта тень бросал.

Сегодня час его последний пробил.

В борьбе неравной тополь проиграл.

2015г.

Для тебя

Дивный час;

Туман ползет дугою,

Опотели грузные хлеба.

Розовой застенчивой щекою

Месяц тихо ткнулся в облака.

Красный час;

Рубиновой губою

Улыбнулась озеру заря.

На березы алою фатою

Луч неслышным звоном пролился.

Ясный час;

Залито небо светом,

Золотом подернута листва.

За туманом мгла исчезла следом 

Действием немого колдовства.

Этот день – мгновение святое, 

Ценный дар, ниспосланный с небес,

Где восходит солнце золотое,

Озаряя светом спящий лес,

Этот день, как нечто дорогое -

Для тебя и без остатка, весь!

Он слегка коснется теплой лапой

Бархата изогнутых ресниц,

И прозрачной голубою шляпой

Припадет пред тобою ниц.

И сиянью взора удивляясь,

Буду я стоять как истукан,

А в твоих ресницах хмель, качаясь,

Будет улыбаться, хулиган.

2016г.

Амулет

Где царствует владыка зной

Меж тамарисков, у бархана,

Пустынною сражен змеей,

Спит крестоносец молодой.

Взгляд затуманенный, пустой.

С зажатой на груди рукой

Вояка, на века немой,

Уж не вернется в дом родной.

В отброшенной руке другой

Мерцает амулет чудной:

На старой нити кожаной

Гроздь винограда со змеей.

Пылая страстью непритворной

У дамы выманил придворной

Любовью юною, шальной

Он амулет смертельный свой.

И в чужеземье жил, нося

У сердца смерть свою. Прося

Пред тем, как разгорится бой,

Живым вернуться к даме той.

Судьбы загадочную тайну

Венчала безделушка та,

Свой умысел нося коварный -

Оплата будет высока.

Гроздь винограда – жизнь,

Змея на ней –отрада.

Не одолели хворь, болезнь,

А шрамы – храбрости награда.

Но от судьбы пощады нет.

Пред нею меркнет даже свет,

Коль зазвучит траурный бой,

Она нож всадит роковой.

Так я в груди носил тебя 

Не зная, что ждала расплата.

Так отрешенно жил любя,

И так ждала свой час утрата. 

2013г.

***

Зарей на выспевшей рябине

Уснула осень.

Ночами выцветшими стынут

Макушки сосен.

Листва опавшая кружит

В прощальном танце.

Луна – колдунья ворожит

На синем глянце.

Споткнувшись, в озеро упал

Простывший ветер.

Палитру сочную украл

Безмолвный пепел.

Замерзли чувства до весны,

Как лед на луже.

Расстались без скандала мы,

Зачем он нужен.

2013г.

Радуга

Не вчера расхохотался ветер.

Не вчера заплакала луна.

На краплёного с угла валета

Чёрной метой радуга легла.

Да не та легла, что в летний вечер

По реке расцветистой дугой,

А которая, что хищный кречет

Крылья распростёр над головой.

Ежели желала скорой смерти,

Одарила бы "ногой" не в масть…

Значит вознамерилась проверить

И поиздеваться этим всласть?

Ведь не в козыря пустила, и не в даму,

А валетом в крапе завлекла,

Будто поводырь на Валааме

Грешника под сень монастыря.

Сделай сброс, тогда пиши пропало…

Знать ва-банк ссудить здесь суждено.

Для "игры" валета слишком мало,

Видно блеф – решение одно.

Вот и пусть валет краплёный жалом

Срежет втёмную манящий кон,

Не желая соблюдать скрижалей

Писаный безгрешными закон.

Пусть хохочет в переулке ветер,

Пусть рыдает жалкая луна,

Раз уж на краплёного валета

Чёрной метой радуга легла.

2014г.

Приятель молчаливый

Что вперил взор в меня, приятель? Седой твой глаз,

 Что без прищура блеснув лучом случайный раз,

 Когда затеет солнце с тенью замысловатый па-де-грас,

 Словно загадочный топаз меня вспугнет. (Его окрас

 Как дым туманен и рассеян. Он будто ядовитый газ.)

 Что ж смотришь пристально? Молчишь?…

 Неужто стал тебе известен мой черный день?

 Представь себе: – Загадка есть, и смертью веет

 Ее заманчивая тень. Но я старательно храню

 Ту очерненную стрелу, вручил которой я судьбу.

 И раз уж ты – служитель верный, тебе наряд

 Той страшной тайны сейчас подробно опишу.

 Внимая, слушай, друг сердечный:

 – Где бант затейливый сплели Чегем и Черек, овивая

 Струями водными пяту вершины снежной Кара-Кая,

 И где таинственный хребет, полою красного кафтана

 В свинцовый Терек угодив, грозит бедою неустанно,

 Ущельями от глаз сокрыт, провал таится одинокий,

 Из бездны смотрит в небеса зрачок зеленый его ока.

 На дне его сыром, глубоком, деревья тянутся высоко,

 Дуб тяжко стонет кособокий (мол небо от него далёко).

 В отвесах скрытная тропа змеей струится меж камней

 Однажды я петлял по ней, один лишь зная цену ей.

 Тот дуб кореньями увяз в полуистлелой мешковине,

 В ней полно горя и греха, да зла чуть боле половины.

 Под древом золото зарыто и души маются там чьи-то.

 Все происшедшее в тот час не будет памятью забыто.

 Скажу, приятель, не тая: – Тот клад кровавый спрятал я.

 Нас было пятеро в гнезде разбойничьем. Везде

 Мы рыскали в горах, желая знать: – Когда же, где

 На тонконогих скакунах, увитых золотом в тюках

 пойдет беспечный караван? К Богам взывали по ночам:

 – Будь послан и дарован нам!…

 Но дни текли, мы исхудали. Давно людей мы не видали.

 Все обозлились и, в беде, руки друг другу б не подали.

 Но, милосерден Бог, поверь (им уготован был трофей).

 Вдали залился коростель: – Знать не синица – журавель!

 У каждого не сердце – зверь, мы спрятались в густой репей.

 Богач с товаром и семьей торговой следовал тропой.

 Гонимые одной мечтой – добыть подарок золотой,

 Свалили путников с коней… Взвился дурманом смертный хмель…

 (С тех пор мне часто слышен крик убитого в предсмертный миг)

 Погибших быстро схоронив, добычу честно поделили.

 Упрятались в Бандитской балке, в сырой пещере стало жарко.

 Огонь костра и камень плоский, и вкруг четыре игрока.

 В углу, почти что неприметен, полулежал в потемках я.

 Уж за полночь шагнуло время, когда легла в круг роковой,

 Счастливо вздернутой рукой «свинья», нашедшая покой

 В костях одною стороной. Один азартною игрой

 Сорвал весь банк. В миг взгляд разбойников стал злой,

 Налившись кровью. Понял я: – Реванш решила взять резня.

 Не мешкая, схватив пистоли я выстрелил… И пали двое.

 Короткой пикой был сражен, кто бросился через огонь.

 С последним накрепко сцепились мы на отточенных клинках.

 Рука дрожала, но удар врагу пришелся прямо в пах

 И, храбро дравшийся детина, был выпотрошен как рыбина.

 Забилось тело как в тисках последнего из игроков,

 Едва державшись на ногах, взяв золото, я был таков…

 Ну что, немтырь? Прознал о тайне? Так чокнемся вином, ужо!

 Бокалом стукну о стекло, в тебя я верю, как ни кто.

 (Коли услышал, не расскажешь, а коль увидел, не покажешь.)

 Ты ж просто зеркало. Ничто!

2013г.

Дорога до Губаря

Где солнце мерцает в Кубани свечой

А путника степь одурманит мечтой,

Где грозный закат разжигает зарницы,

А ветер волнами вздымает пшеницу,

Где красным мундиром Скалистый хребет

В канун предвечерья, играя на Солнце,

Искрится браслетом своих эполет

И средь облаков видно неба оконце,

Там средь паутины звериных путей

Тропа потаенная зайцем петляет.

Лишь избранный дьявола знает о ней.

Отшельника дух там теперь обитает.

Какую загадку тропа стережет?

О том лишь строптивый Тегинь

у Подгорной, где мельницы остов,

водой затопленный, сто лет уж гниет,

Тебе в час вечерний рассказ напоет.

Кровавую тайну хребет бережет.

Здесь, в дебрях Кавказа под сенью лесов

Бандитская балка скрывала воров.

Здесь замысел злобный отшельник ковал,

Он знал что, меж рек говорливых и скал

Где смерть и жестокость танцуют свой бал,

С шелками, оружием,  златом с Востока,

Араб караван свой нагруженный гнал.

Беда поджидала торговца в пути,

От пули разбойника вряд ли уйти.

Глаз острый, на сердце направлена мушка,

Гром выстрел упрятал в раскаты свои,

А дождик смыл кровь, расшумелись лягушки

Озноб бьет разбойника,  руки чужи.

Добычу  надежно припрятав от взора

Разбойник, достатка мечтой одержим,

Не зная стыда, опасаясь позора,

Ужом пробирался  к воротам своим.

На злато чужое тать мельницу строит,

Дом полная чаша и дети сыты,

Моля о прощении, тать мягко стелет,

А черная мельница мелет и мелет,

Не раз уж с деревьев слетали листы.

Забылось убийство, доходы росли

И в честь Губаря ту тропу нарекли,

Где шумной толпою, пшеницу собрав,

Крестьяне к помолу рекою текли.

Но Бог шельму метит.Здоровья бандюги

Болезнью простудной пробиты щиты,

И смерть словно вой дикой северной вьюги

Один на один стала с вором «на ты».

Вот так отплатило пробитое сердце,

Но быль неплохая, хоть верьте – не верьте.